дешь, Ричард?
 -- Нет, сегодня нет.
 Однако  ему все же пришлось отправиться  на какую-то встречу, о которой
мать напомнила сыну тотчас же после обеда.
 Труди  рассматривала  альбом  с фотографиями, затем слушала пространные
рассказы о том, как миссис Ситон познакомилась с отцом Ричарда в Швейцарии и
что он носил в те времена.
 В половине седьмого  начался  ужин.  Присутствовало  трое дам,  включая
Гвен. Одна, ее звали Грейс, была  довольно смазлива, с  ее личика не сходила
удивленная  мина. Другая, по имени Айрис, выглядела аж лет  на сорок.  У нее
была подчеркнуто грубоватая повадка.
 -- И где же его носит, нашего свинтуса Ричарда? -- спросила она.
 -- Откуда мне знать, -- со вздохом сказала мать Ричарда. -- Раз-
 ве могу я у него спрашивать?
 -- Не  судите  его  строго.  Он  много  работал  на  этой  неделе,  наш
непревзойденный  милый  учитель,  --  сказала  Грейс  со   своей  удивленной
гримаской.
 -- Весьма посредственный, должна вам заметить, -- вставила Гвен.
 --  А  мне кажется, --  заспорила Грейс,  --  что  в  школе  он  просто
великолепен.
 -- Этот шекспировский тип действительно бывает великолепен, но только в
самом конце весеннего семестра, перед отпуском,  -- проворчала Айрис. -- Жму
ему за это лапу, старому свинтусу.
 -- Замечательно, Айрис, -- воскликнула мать свинтуса. -- Ты тоже должна
признать, Гвен...
 -- Очень дурной актеришко, если уж поминать Шекспира, -- отре-
 зала Гвен.
 --  Возможно, ты и права, но  ведь его ученики -- всего  лишь дети. Для
них достаточно и тех способностей, которыми он наделен, -- печаль-
 но промолвила миссис Ситон.
 --  Я обожаю  Ричарда, --  сказала Грейс, -- когда он напускает на себя
такой деловой, такой важный вид.
 --  О да,  --  согласилась Айрис.  --  Ричард  просто  прелесть,  когда
начинает корчить из себя важную особу.
 -- Да, да, это  так, --  с благоговейным обожанием сказала его мать. --
Знаете, это было в самом начале его учительской карьеры, однажды он...
 Когда все расходились, миссис Ситон сказала Труди:
 --  Вы  придете  на следующей неделе,  не правда  ли? Я хочу, чтобы  вы
чувствовали себя здесь  совсем своей. Будут еще двое подруг Ричарда, я хочу,
чтобы вы и с ними познакомились. Старые добрые друзья...
 По дороге к автобусной остановке Труди спросила Гвен:
 -- Ты не находишь, что это как-то глупо -- бывать у миссис Ситон каждое
воскресенье?
 -- И да, мое юное  создание, и нет. Время от времени видишь там  свежие
лица. А это уже какое-никакое развлечение.
 -- Ричард когда-нибудь бывает с вами?
 -- Нет, обычно он где-то пропадает. Да, впрочем, ты  прекрасно  знаешь,
где. Остаемся только мы и миссис Ситон.
 Труди вдруг остановилась посреди мостовой.
 -- А эти женщины, они кто? -- спросила она.
 -- О, это старые подруги Ричарда.
 -- И часто они видятся с ним?
 -- Теперь уже нет, милая. Теперь они просто члены семьи.

 Перевел с англ. А. Шаров (harov@otma.ru)






Ричард Диминг. Парк детских увеселений


 coy Ричард Диминг
 coy Перевел с английского А. Шаров (harov@otma.ru)


 Маленькая  тщедушная  девочка  выглядела  лет на  двенадцать,  хотя  ей
вот-вот должно было сравняться пятнадцать. Но ее спутник тянул на  все сорок
пять, и в облике его было нечто вороватое, отталкивающее, хотя наружность он
имел вполне приличную. Его тонкая бледная рука  по-хозяйски сжимала запястье
девочки, и  это казалось немного неестественным.  Девочка  вяло  плелась  за
мужчиной и с отсутствующим видом мусолила подаренную им шоколадку. Посмотрев
на  своего  предводителя, она  заметила  на  его  лице  выражение  странного
нетерпения, но это нимало не озадачило и не испугало ее.
 По лесопарку Сент-Луиса тут и там разбросаны ларьки с  прохладительными
напитками,  но до сих пор девочка шествовала мимо них совершенно безучастно.
Теперь же, когда они уже почти миновали последний киоск и направились было к
аллее для верховой езды, она вдруг  уперлась, причем вовсе не потому, что не
хотела  идти  с  мужчиной дальше. По-видимому, ее  просто привлекла  россыпь
всевозможных лакомств в витрине ларька. Мужчина  же все норовил утащить юную
спутницу прочь  оттуда, но  в конце концов  остановился и  с  трудом выдавил
вымученную полуулыбку,  когда девочка вдруг сказала на  диво зычным голосом,
который наверняка услышали все покупатели:
 -- Мистер, я пить хочу. Можно мне глоточек содовой?
 У ларька собралось человек  двадцать, если  не больше: супружеские пары
всех возрастов, стайки хихикающих девушек, ватаги юношей, которые оценивающе
посматривали  не  хохотушек несколько  покупателей, похоже, пришли  сюда по
одиночке.  Заслышав голос  девочки,  человек  пять  обернулись  и  принялись
разглядывать ее и ее спутника.
 Один  из  них  --  крепко  сбитый  солдат-десантник  лет  девятнадцати,
чистенький  и  опрятный,  в  лихо  заломленном на стриженый затылок  берете,
перевел взгляд с девочки на мужчину и насупился. Мужчина с застывшей улыбкой
повернулся к спутнице и сказал так тихо, что его услышала она одна:
 -- Потом. Потерпи немножко, и я куплю тебе сколько угодно этой содовой,
а сейчас идем.
 -- Но я пить хочу, мистер, -- пробубнила девочка.
 Уже несколько человек хмуро разглядывали мужчину,  у  киоска воцарилась
мертвая тишина, на  лице  десантника появилось смешанное выражение  злобы  и
нерешительности.
 Мужчина смотрел только на девочку.
 -- Жди  здесь, --  раздраженно бросил он, выпустил  ее руку,  подошел к
ларьку, положил на прилавок десятицентовик и попросил бутылку содовой.
 -- Какой? -- тоном страдальца спросил  затырканный продавец, не заметив
ни девочку, ни мужчину, ни внезапного безмолвия в очереди.
 -- Любой, -- ответил мужчина.
 Передернув  плечами,  продавец откупорил бутылку  апельсиновой шипучки,
поставил ее на прилавок и взял монету. Мужчина поспешно подхватил бутылку  и
отнес девочке.
 -- Ну, теперь пошли, -- сказал он и шагнул к аллее.
 -- Соломинку забыли! -- громогласно возвестило дитя.
 Мужчина  уставился  на  девочку с таким  видом, словно с  удовольствием
оттаскал  бы  ее  за  уши,  но  потом  опять вымученно  усмехнулся.  Избегая
растерянно-враждебных   взглядов,   он   вернулся  к  прилавку,  вытащил  из
стеклянного стакана соломинку и вручил ее девочке.
 -- Спасибо, мистер, -- громко сказала  та, сунула соломинку в бутылку и
снова доверчиво подала мужчине руку. Он судорожно схватил ее и так торопливо
зашагал  к аллее, что  девочке пришлось едва  ли не бежать за  ним на  своих
тоненьких ножках.  Покупатели  все как один смотрели вслед странной парочке.
Угрюмо-растерянная мина  на лице юного десантника вдруг сменилась выражением
решимости. Он отошел от прилавка и проговорил, ни к кому не обращаясь:
 --  Девчонка видит этого  парня  впервые в жизни. Если  хотите,  можете
стоять тут и шевелить мозгами хоть целый день, а я разберусь, в чем дело.
 С этими словами он бросился догонять мужчину и девочку. Почти тотчас за
ним  последовали еще  трое  парней, потом --  одинокий мужчина, а  вскоре  и
остальные покупатели потянулись вслед за десантником.
 Мужчина  бросил  встревоженный взгляд  через  плечо,  увидел,  что  его
нагоняют два  десятка  человек, и  резко остановился,  охваченный ужасом. Он
попытался  высвободить пальцы  из  ладони девочки,  но  та  от удивления еще
крепче  ухватилась за руку  спутника, и теперь ему пришлось бы тащить ее  за
собой, вздумай  он  спасаться бегством.  Мужчина в страхе  ударил девочку по
запястью и, наконец, освободился, но десантник уже настиг их.
 Мужчина попятился, прижался спиной  к дереву и,  подняв руки, попытался
изобразить  нечто  вроде примирительной  улыбки, но  вместо  нее  получилась
испуганная гримаса.
 Десантник загнал свою жертву в угол  и теперь не знал, как ему быть. Он
молча стоял перед оробевшим мужчиной, сжав кулаки и злобно
 сверкая  глазами.   Спутник  девочки   по-прежнему   силился   выдавить
примирительную улыбку. Но тут  подоспели покупатели и выстроились вокруг них
полукругом.
 Какая-то пожилая женщина с золотыми коронками, сопровождаемая кротким с
виду  мужчиной  в  летах, решила  отобрать инициативу  у  десантника и резко
спросила девочку:
 -- Ты знаешь этого человека, милая?
 Девочка  с  любопытством  смотрела  на   внезапно  собравшуюся   толпу
казалось, происходящее нимало не  тревожит ее. Услышав вопрос, она взглянула
на яркозубую даму и вежливо ответила:
 -- Нет, мадам, но это добрый дядя, он купил мне шоколадку.
 Женщина зыркнула  на "доброго  дядю",  и ноздри ее раздулись. Потом она
опять  посмотрела  на  девочку  и  изобразила  на  лице  улыбку,  призванную
завоевать доверие ребенка.
 -- Значит, ты только сегодня познакомилась с ним, дорогая?
 -- Да, мадам, в павильоне возде туалета.
 Женщина  снова повернулась  к спутнику девочки,  на  лице  ее появилось
выражение едва ли не первобытной ярости.
 -- Стало быть, вы отирались возле женского туалета? Поджидали  невинное
дитя, которое  еще  не  знает,  что нельзя вступать в беседу с незнакомцами,
так? Куда вы хотели ее отвести? В кусты?
 -- Послушайте, -- проблеял мужчина, -- я ничего не сделал. Почему вы на
меня взъелись?
 --  Куда вы ее  ведете? -- не сулящим  ничего хорошего тоном  повторила
женщина. -- В той аллее ничего нет, одни укромные уголки.
 -- Мы просто прогуливаемся, -- с  подвыванием ответил мужчина. -- Закон
не запрещает угощать детей шоколадом, а я люблю детей.
 -- Охотно верю, -- фыркнула золотозубая дама.
 Мужчина лихорадочно оглядел враждебные лица. Надеяться было почти не на
что.  Он  дважды  сглотнул  слюну,  прежде  чем  сумел  выговорить, едва  не
сорвавшись на истерический визг:
 -- Вы не вправе допрашивать меня. Я ничего плохого не сделал.
 Но голос,  лицо и  повадка выдавали  его  с головой. Толпа рассвирепела
пуще  прежнего.  Стоявший  перед мужчиной десантник ни на  миг  не  разжимал
кулаки. Наконец он дал волю своему гневу.
 -- Ты, поганый растлитель! -- взревел парень и с размаху ударил мужчину
по лицу. Тот врезался спиной в дерево, предпринял робкую попытку защититься,
но у него не было ни единого шанса. Крепкий молодчик размеренно,  расчетливо
и  почти  бесстрастно  принялся  избивать  свою  жертву,  пока  лицо  ее  не
превратилось  в  кровавое месиво,  а  туловище --  в  содрогающийся  куль  с
костями.  Мужчина попытался  было  опуститься  на  землю  и прикрыть  голову
руками, чтобы прекратить  неравный  бой, но  десантник рывком поднял  его на
ноги, опять  прижал  к  дереву и, придерживая одной рукой,  принялся осыпать
новыми ударами.
 Безмолвная  толпа с мрачным одобрением взирала на это  действо. Судя по
лицам, никто не испытывал  ничего  похожего на ужас. Девочка тоже наблюдала.
После  первого удара  безучастная  мина  на  ее  лице  сменилась  выражением
нездорового любопытства,  а  по мере  того,  как  десантник входил во  вкус,
девчонка возбуждалась  все сильнее и сильнее, пока,  наконец, в ее глазах не
появился лихорадочный блеск. Но вот десантник начал уставать, и  возбуждение
юной зрительницы пошло на убыль. Она тихонько попятилась назад и смешалась с
толпой,  слишком поглощенной созерцанием побоища,  чтобы заметить ее уход, а
потом неспешно двинулась к  ларьку и  скрылась за ним. Когда  бесчувственная
жертва медленно опустилась наземь, девочка была  уже далеко.  Теперь она шла
быстрым шагом, почти бежала.
 Час  спустя девочка  вернулась домой. Отец храпел на диване в гостиной,
мать изучала  колонку  светских новостей. Когда дочь вошла в парадную дверь,
мать рассеянно подняла глаза и сказала:
 --Ты уже вернулась из парка, Донна? Хорошо повеселилась?
 -- Да, мадам, -- вежливо ответила Донна.
 -- И  что ты только  находишь в  этом парке?  -- молвила мать. --  Я-то
думала, тамошних увеселений хватит на два-три воскресенья отсилы, а  ты туда
все лето бегаешь, если не ошибаюсь?
 Но  этот вопрос  был  не  более чем  выражением праздного родительского
любопытства, и ответа на него никто не ждал. Мать уткнулась в газету, прежде
чем девочка успела открыть рот.
 В следующее воскресенье Донна, по обыкновению, пришла к павильону ровно
в два пополудни,  уселась на скамейку напротив мужского туалета, привалилась
спиной к стене и стала терпеливо ждать.
 Донна была смышленой и не  по годам начитанной девочкой, но выбор места
определялся скорее  собственным  житейским  опытом,  нежели  почерпнутой  из
книжек  премудростью.  В  любом учебнике  психиатрии  можно  прочитать,  что
уличные  туалеты  --  излюбленные  охотничьи  угодья  всякого  рода  половых
извращенцев. Но Донна просто  знала: если посидеть на  этой скамье подольше,
рано  или  поздно  дичь для  ее  воскресных  игрищ  непременно  появится. Со
временем  у  девочки  развилось  чутье на  таких  типов, поэтому большинство
входивших в  туалет  мужчин она удостаивала лишь  беглого  взгляда.  Однажды
Донна для пробы улыбнулась какому-то нервному человеку  лет шестидесяти,  но
тот только радушно улыбнулся в ответ и бросил на ходу:
 -- Приветствую вас, юная леди.
 Около половины четвертого девочка,  наконец,  нашла того,  кто  был  ей
нужен,  -- небрежно одетого краснолицего человечка  лет пятидесяти  пяти,  с
бегающими  глазками,  опясанными багровыми ободками. Он посмотрел на Донну и
пошел было дальше, в туалет, но резко остановился, когда она одарила его его
лучезарной улыбкой.  Мужчина  тускло  улыбнулся в  ответ,  но  не  так,  как
взрослые  обычно улыбаются детям,  а совсем по-другому, --  оценивающе.  Его
глаза медленно оглядели худенькую девочку с ног до головы.
 -- Папу ждешь, малышка? -- с надеждой спросил он.
 -- Нет, отдыхаю просто. Я одна пришла.
 Красноглазый заметно обрадывался и воровато заозирался по сторонам.
 -- Не хочешь сходить в зоопарк, посмотреть на медведей?
 -- Эка невидаль, -- ответила девочка. -- Мне бы лучше шоколадку.
 Мужчина снова опасливо огляделся, убедился, что  никто  не обращает  на
них ни малейшего внимания, и спросил:
 -- А с какой стати я  должен покупать маленьким девочкам шоколадки? Что
мне за это будет?
 -- Что хотите, -- невозмутимо ответила Донна, посмотрев ему в глаза.
 Человечек явно  удивился. Он еще раз пытливо оглядел девочку,  и зрачки
его подернулись тонкой поволокой.
 -- Как это, что хотите?
 -- Сами знаете.  Купите мне шоколадку, а потом мы поиграем в любую игру
по вашему желанию. Я пойду с вами смотреть на медведей, или просто погулять.
Что вам будет угодно.
 Мужчина облизал губы.
 -- Погулять? А где?
 -- Где вам нравится. Я знаю  одну дорожку для всадников, туда редко кто
заглядывает.
 На лице мужчины появилось смешанное выражение надежды и изумления.
 -- А ты, видать, опытна не по годам. Сколько тебе лет?
 -- Двенадцать, -- соврала Донна.
 Он снова окинул взглядом ее худенькое тело.
 -- Ты уже ходила в эту аллею с мужчинами?
 -- Конечно. Если они покупали мне шоколадку.
 Мужчина опять заозирался, на сей раз еще более воровато.
 -- Они вон там продаются, -- сообщила Донна, указывая на  ларек посреди
павильона. -- Я люблю с орехами.
 -- Ладно, -- сказал мужчина, -- подожди здесь.
 Он быстро сбегал к ларьку и принес девочке шоколадку.
 --  Спасибо,  --  вежливо  проговорила Донна  и,  поднявшись со скамьи,
привычным движением вложила руку в ладонь  мужчины. --  До  этой аллеи  путь
неблизкий, -- предупредила она. -- Надо идти почти через весь парк. Я покажу
дорогу.
 Аллей для  верховой езды в парке  было предостаточно, и девочка  повела
своего  спутника в сторону,  противоположную той, в которую  шла  в  прошлое
воскресенье. Они преодолели почти полмили и миновали по пу-
 ти два ларька, пока, наконец,  добрались до цели  своего похода.  Здесь
то-
 же стоял ларек, прямо на перекрестке аллеи и дороги. Его окружала обы-
 чная разношерстная толпа -- мужчины и женщины всех возрастов, неско-
 лько ребятишек. Приблизившись, Донна оглядела лица покупателей и об-
 ратила  внимание  на  молоденького матроса в темно-синей  форме,  почти
трещавшей по швам на широких плечах.
 Проходя мимо матроса, девочка вдруг уперлась и громко произнесла:
 -- Мистер, я пить хочу. Можно мне глоточек содовой?
 Человечек остановился, его красное лицо сделалось и вовсе пунцо-
 вым, глаза тревожно  забегали. Он еще не знал, как отреагируют на слова
девочки окружающие. Матрос медленно  обернулся и хмуро взглянул на девочку и
мужчину. Остальные тоже смотрели на них во все глаза.
 Выпустив руку Донны, краснолицый  принялся неловко рыться по карманам в
поисках монетки. Девочка невозмутимо  смотрела  на него,  но  спокойствие ее
черт  лишь скрывало  растущее  волнение от  предвкушения того,  что  вот-вот
должно было произойти. Волнение, замешенное  на  ненависти ко всем мужчинам,
которые покупали шоколадки маленьким девочкам.
 Мстительная ненависть наполняла тщедушную грудь  подобно  смертоносному
змеиному  яду,  но ни единой нотки  этого чувства  не  прозвучало  в  голосе
девочки, когда она снова открыла рот и зычно протрубила:
 -- Пожалуйста, мистер, купите мне содовой.

 Перевел с англ. А. Шаров (harov@otma.ru)



Джон Нельсон. Все из-за Диккенса...


 coy Джон Нельсон
 coy перевели с англ. Л. Соколова, А. Шаров (harov@otma.ru)


 Я  хоть и был  новичком в полиции, но работал с Аланом Хайтом, оп-ытным
патрульным с десятилетним стажем и весьма необычной личнос-тью. Низкорослый,
с выцветшими карими глазами и русой шевелюрой, состоявшей из трех вихров, он
ни  разу не причесался и не посмотрел в  зеркало за  те две  недели,  что мы
проработали  в  паре. Алан  всегда  носил свежие  сорочки, но все  остальные
предметы  его одежды  пребывали в  ужасном  состоянии.  Он  редко  общался с
сослуживцами в участке, и они, похоже, не обращали на него внимания. Но если
уж  кому-то  случалось  заговорить  с  ним,  то не  иначе  как на  удивление
почтительно.
 Почти каждый  день мы  с Аланом  по несколько раз  выезжали на вы-зовы.
Чаще всего  приходилось разбираться  с дорожными происшествия-ми,  семейными
ссорами, заявлениями о кражах и так далее. Таковы уж будни  полицейского. По
пути к потерпевшим  Алан неизменно разглаголь-ствовал о книгах:  от новейших
детективов,  которые  он  считал  неимоверно  тоскливыми,  до  трактатов  по
новейшим  теориям  эволюции  живой приро-ды.  Почему-то его  особенно тянуло
именно на них.
 Однажды нас вызвали на происшествие,  о котором  и пойдет речь. Это был
первый смертельный случай за время моей службы.
 В одной из квартир большого дома в  небогатом районе  раздался выстрел.
На шум прибежал сосед  и  долго колотил в дверь, но никто  не открыл. Вскоре
появился  домовладелец,  тоже услышавший  выстрел, и  открыл дверь  запасным
ключом. В мягком кресле посреди комнаты сидел обитатель  квартиры. На голове
его  зияла рана, неподалеку  валялся пис-толет  двадцать  второго калибра. В
ожидании  нашего приезда домовладе-лец  и  сосед, как могли,  отбивались  от
любопытных, норовивших загля-нуть в квартиру. Дабы не возбуждать нездорового
интереса, на голову и плечи покойного набросили пальто.
 Мы с Аланом насилу протиснулись сквозь толпу. Ни слова не гово-ря, Алан
шагнул к  жертве,  сорвал  пальто и  принялся  дотошно осматри-вать труп.  Я
взглянул  на окровавленную  голову  и  отвернулся. И как  это  Алану удается
сохранять равнодушие,  не выказывая  ровным счетом ни-каких чувств? Впрочем,
тогда я  еще  многого  не  понимал.  И  мало знал  Алана. Пока он осматривал
квартиру,  я  очищал  коридор от  зевак, а  потом  вернулся  и,  наконец-то,
спокойно окинул взглядом  комнату. Тесная гости-ная со стеклянной дверью  на
балкон. Слева крошечный обеденный стол, за ним  --  узкий  альков, служивший
кухней. Коридор справа вел в спальню -- во всяком случае, я так предполагал.
Меня удивило книжное изобилие на стеллажах вдоль стен. Почти никакой  другой
мебели  в  доме  не  было,  только кресло,  в  котором  сидел  покойный,  да
письменный  стол,  завален-ный  всякой  всячиной. На одном  краю  возвышался
небольшой  бюст   Чарл-за   Диккенса,  посередине  стояла  пишущая  машинка.
Остальное  простран-ство занимали  стопки бу