йти решение?
 - Ну, есть способы, Фин. Есть способы.
 - О'Нейл был в районе Сиэтл-Такома, - сказал Доэни. - И после того  как
поисковая бригада покинула его дом, они разожгли Панический Огонь во  всем
районе. Нет даже числа жертв, и никакой возможности идентифицировать тела.
 - Фин, я говорю тебе, что весь этот прекрасный  остров  -  это  большой
плавучий гроб. И я видел доказательство этого.
 Доэни наполнила такая злость, какой он никогда  не  ощущал  прежде.  Он
едва смог спросить:
 - Какое доказательство?
 - Всему свое время, Фин, всему свое время.
 Доэни сделал движение, будто пытаясь встать, но Кевин положил  руку  на
пистолет.
 - Все эти смерти, - сказал Доэни.  -  Ни  один  настоящий  ирландец  не
захочет, чтобы они были впустую!
 - Какие смерти? - спросил Кевин, не снимая руки с пистолета. - Те, кого
убили англичане и ольстерцы?
 - Да, они тоже.  -  Доэни,  глядя  на  руку,  застывшую  на  пистолете,
неожиданно понял: он собирается убить меня. Почему?
 - Значит, они тоже? - спросил Кевин тоном  недоверчивости.  С  безумным
огоньком в глазах он глядел через стол на Доэни.
 "Он сумасшедший, - думал Доэни. - Он действительно сумасшедший".
 - Ни одна смерть во имя Ирландии не может быть забыта  нами,  -  сказал
Доэни. - Именно поэтому Пирд, и я, и все наши люди  работаем  так  упорно,
чтобы...
 - Эта болтовня ничего не объясняет, Фин! Я знаю, почему  это  проклятье
пало на нас. Это потому, что мы не простили Дайрмат ту женщину, которую он
украл у Тернана О'Рорка.
 - Боже мой, опомнись!  -  Доэни  потряс  головой.  -  Это  было  больше
восьмисот лет назад!
 - А они все еще бродят по  Ирландии,  Фин.  Проклятие  Брефни.  Они  не
найдут себе места и не соединятся, пока хоть один ирландец не простит  их.
Это те двое в камере в Киллале, ожившие Дайрмат и  Деводжилла!  Мы  должны
просить их, Фин.
 Доэни сделал два глубоких вдоха.
 - Конечно, если ты так говоришь, Кевин.
 - Разве я не говорил это  только  что?  -  Кевин  положил  пистолет  на
колени, поглаживая его одной рукой. - Каждый наш брат, убитый англичанами,
должен быть отомщен, но Дайрмат  и  его  женщина  должны  наконец  обрести
покой.
 - Без той работы, которую делаем мы с Пирдом, у Ирландии нет  будущего,
- сказал Доэни.
 - Ты слышал, Фин, о толпе безголовых женщин в Вейл-оф-Авоке?  Некоторые
говорят, что они слышат их плач по ночам.
 - Ты веришь этому? - спросил Доэни.
 - Чепуха! Как они могут плакать, если у них нет голов?
 "Я  должен  развеселить  его,  -  думал  Доэни.  С  сумасшедшим  нельзя
разговаривать разумно".
 Когда Доэни не ответил, Кевин сказал:
 - Сейчас есть новый вид американских поминок  для  тех,  кого  посылают
умирать назад в Ирландию. Ты слышал, Фин?
 Пистолет снова на столе, но рука Кевина остается на нем.
 - Я не слышал.
 - Они раздают яд тем, кто не хочет садиться на корабли.
 Доэни просто помотал головой.
 - Мы прослушивали твои телефонные разговоры с Англией,  Фин,  -  сказал
Кевин. Он поднял пистолет и навел его на грудь Доэни.
 У Доэни пересохло во рту и в горле.
 Кевин сказал:
 - Ты забыл, Фин, что мы не можем доверять галлам. Никогда.
 - Хаддерсфилдский центр помогает нам, - сказал Доэни с ноткой  отчаяния
в голосе.
 -  Теперь  уже  помогает?  И  этот  отличный   парень,   доктор   Дадли
Викомб-Финч, он уже и не англичанин?
 -  Ты  знаешь,  что  он  англичанин,  но  у   него   одно   из   лучших
исследовательских учреждений в мире.  И  они  только  что  получили  новые
материалы из Америки.
 - О, как это благородно, - сказал Кевин. -  У  нас  есть  магнитофонные
записи твоих разговоров. Фин. Ты будешь отрицать, что совершил измену?
 Палец Кевина начал сжиматься на пусковом крючке.
 В отчаянии Доэни сказал:
 - Ты простил  Дайрмата  и  его  женщину,  а  не  хочешь  выслушать  мои
объяснения?
 - Я слушаю, - сказал Кевин.
 - Все, что сообщил нам Викомб-Финч, было проверено в нашей лаборатории.
Каждый кусок информации оказался правдивым. Он не лгал нам.
 - Я провел много часов, слушая эти ленты, - сказал Кевин. - Этот акцент
из британской публичной школы, я много раз слышал его раньше у  таких  же,
как этот твой британский друг.
 - Но никогда в таких условиях, - сказал Доэни. - Они  сейчас  попали  в
тот же навоз, что и мы!
 - Тщательно культивированный звук сладкого благоразумия в их голосах, -
сказал  Кевин,  -  даже  когда  они   выставляют   самые   неблагоразумные
требования.
 - Ты можешь не верить мне на слово о том, что  он  дал  нам,  -  сказал
Доэни. - Спроси Пирда.
 - О, я спросил. Проблема с этим акцентом, Фин, в том, что  они  склонны
верить самому акценту и не слишком задумываться над словами,  которые  при
этом говорятся.
 - Что сказал Пирд?
 - То же самое, что и ты, Фин. И он очень сожалел, если разочаровал нас.
Он не хотел никого обидеть.
 - Ты... ты не нанес ему вреда?
 - О нет! Он все еще здесь, в Киллалу, работает в поте лица  над  своими
маленькими пробирками. Все это достаточно безвредно. - Кевин с  сожалением
покивал головой. - Но ты, ты. Фин. Ты ведь общался  с  галлом.  Ты,  а  не
Пирд. - Кевин поднимал пистолет до тех пор, пока  Доэни  не  стал  глядеть
прямо в ствол.
 - Когда ты убьешь меня, что ты собираешься делать с Пирдом и остальными
людьми в лаборатории? - спросил Доэни.
 - Я оставлю их живыми и здоровыми до  того  дня,  когда  я  захочу  эту
женщину в барокамере, - сказал Кевин.
 Доэни кивнул, решившись на отчаянную ложь.
 - Мы так и думали, - сказал он. - Поэтому мы приготовились к тому, чтоб
распространить известие об этом по всей Ирландии.
 - Известие о чем? - задал вопрос Кевин.
 - Известие об этой женщине и твоих видах на нее, - сказал Доэни.  -  Ты
увидишь, как толпы бросятся, чтобы вырвать у тебя сердце голыми руками.  У
тебя не хватит пуль, чтобы остановить их всех.
 - Ты этого не сделал! - Однако пистолет слегка опустился.
 - Мы это сделали, Кевин. И никаким способом в этом мире  ты  не  можешь
остановить это.
 Кевин вернул пистолет на колени. Некоторое время он  пристально  изучал
Доэни.
 - Что ж, хорошая штучка!
 - Давай, застрели меня, если хочешь, - сказал Доэни. - И  потом  можешь
всадить следующую пулю себе в голову.
 - Тебе бы это понравилось, Фин?
 - Ты умрешь медленно или быстро, так или иначе.
 - Больше не будет телефонных разговоров с англичанами, Фин.
 Разозленный выше всякой способности оценить последствия Доэни сказал:
 - Будут, черт тебя побери! И я позвоню американцам,  или  русским,  или
китайцам! Пусть найдется кто угодно, кто может помочь  нам,  и  я  позвоню
ему! - Доэни вытер губы рукой. - А ты можешь слушать каждое слово, которое
я скажу!
 Кевин поднял пистолет, потом опустил его.
 - Держись подальше от того, что ты  не  понимаешь,  Кевин  О'Доннел!  -
сказал Доэни. - Если ты хочешь, чтобы мы нашли средство от чумы!
 - Какие высокие слова, Фин! - голос Кевина  звучал  обиженно.  -  Тогда
найди это средство, если можешь. Это твоя работа, и я желаю  тебе  успеха.
Но когда ты найдешь лекарство, это будет уже моя  работа,  так  же  как  и
твоя. Ты понимаешь? - Кевин положил пистолет назад в боковой карман.
 Доэни смотрел на него, неожиданно понимая, что Кевин рассматривает чуму
просто как еще одно оружие. Имея лекарство,  он  захочет  использовать  ее
против всех вне Ирландии. Он будет играть в Безумца, и весь мир будет  его
мишенью!
 - Ты будешь распространять это безумие? - прошептал Доэни.
 - В Ирландии  снова  появятся  короли,  -  сказал  Кевин.  -  А  теперь
отправляйся в свою лабораторию и благодари Кевина О'Доннела за то, что  он
сохранил тебе жизнь.
 Доэни, пошатываясь, поднялся на ноги и покинул камеру, покачнувшись  на
пороге и с каждым шагом ожидая пулю в спину. Он не верил,  что  остался  в
живых, пока не попал во внутренний двор и охранник не открыл  ему  ворота.
Улица Инчикор-роуд выглядела до безумия повседневно, даже поток  машин  на
ней. Доэни повернул направо и, выйдя из поля зрения ворот,  прислонился  к
старой килмейнхемской стене. В ногах его было такое ощущение, будто с  них
содрали все мускулы, оставив только кости и слабую плоть.
 Что  можно  поделать  с  Кевином  О'Доннелом?  Этот  человек  такой  же
сумасшедший, как и  бедный  О'Нейл.  Доэни  чувствовал,  главным  образом,
жалость к Кевину, однако что-то же должно  быть  сделано.  Избежать  этого
было нельзя. Доэни взглянул сквозь  покрытое  листвой  дерево  на  небо  с
рваными пятнами голубизны.
 - Ирландия, Ирландия, - прошептал он. - До чего дошли твои сыны!
 Он хорошо понимал Кевина - вся эта борьба и смерть с тобой  рядом.  Это
зажигало огонь в каждом ирландце. Это длится так долго, столько  поколений
это пережило, что тягостное, неугасимое пламя стало непременным  спутником
ирландской  души.  Оно  укрепилось  там  связью  притеснений  и  голода  и
поддерживается в каждом новом поколении при помощи историй, рассказываемых
ночью у  очага  -  о  жестокости  тиранов  и  агонии  предков.  Вызывающая
содрогание действительность о тяжелом труде в  Ирландии  никогда  не  была
дальше от ирландца, чем рассказы о его собственной семье.
 Доэни взглянул налево, где из Килмейнхема появилась группа  вооруженных
боевиков  Финна  Садала.   Они   не   обращали   внимания   на   человека,
прислонившегося к стене.
 "Вот идет огонь грядущий", - думал Доэни.
 Ирландское  прошлое  -  это  угрюмые  тлеющие  угли,   всегда   готовые
разгореться. Уныние  приходит  сразу,  как  только  исчезает  ярость.  Эта
ненависть к английскому именно она являлась осью их жизни.  Каждый  новый
ирландец требовал, чтобы тысячи лет жестокости были отомщены. Это было то,
чего так жаждала ирландская душа.
 "Это источник нашей страсти, мрачный подтекст каждой  шутки.  А  объект
нашей ненависти никогда не был дальше от нас, чем  шестьдесят  миль  через
Ирландское море".
 "О, Кевина легко понять, но труднее остановить".
 Доэни оттолкнулся от холодной стены Килмейнхемской тюрьмы. Пот  холодил
его кожу. Он повернулся и пошел в направлении Королевской больницы.
 Я должен немедленно позвонить Адриану".



 Первородный грех? Ах, отец Майкл, какой это  прекрасный
 вопрос для меня, человека, который  так  хорошо  знаком  с
 ним! Первородный грех - это означает родиться ирландцем. И
 это достаточный грех для любого Бога!
 Джозеф Херити

 Кети О'Хара сидела за маленьким, вделанным в  стену  столиком  в  своем
новом помещении, записывая в дневник слова, которые она не  могла  сказать
Стивену. Она знала, что уже  больше  10:30  вечера,  так  как  только  что
слышала, как Мун Колам и Хью Стайлс заступили  на  пост  во  дворе  замка,
который, думала она, уже должен быть полностью заложен кирпичом  и  накрыт
крышей. Дневной свет померк и стал значительно тусклее, чем  тогда,  когда
они переместились сюда.
 Она записывала в дневнике:
 "Мне не нравится Адриан Пирд. Он слишком любит чувствовать себя в  роли
начальника".
 По справедливости сказать, она знала, почему Стивен так восхищался этим
человеком. Нельзя отрицать, что Пирд великолепно владеет делом, однако  он
требует, чтобы это признавали на каждом шагу. "В нем чего-то не хватает, -
думала она. - От Пирда не исходит солидная надежность, как от  Стивена.  Я
веду себя неблагодарно".
 Все сделанное здесь было частью проекта по удержанию  чумы  за  порогом
всего лишь для одной  женщины  -  ее  самой.  Все  было  предусмотрено  до
мелочей, так они уверяли ее, чтобы она была довольна в  этом  затянувшемся
заключении. Всего лишь через одиннадцать дней после того, как Стивен почти
силой затолкал ее в герметичную цистерну, явилась огромная толпа  людей  с
грузовиком, и кранами, и большими механизмами. К ночи они уже были  готовы
перевезти цистерну с ней и Стивеном внутри, как с двумя бобами  в  горшке.
Все вокруг было оцеплено солдатами -  бронированные  машины,  мотоциклы  и
винтовки. Воздушные насосы и большой дизельный генератор  перевозились  на
грузовике вместе с цистерной. Их шум, раздававшийся так близко, встревожил
ее, и она прижалась к Стивену.
 - А что, если цистерна сломается?
 - Она стальная и очень прочная, дорогая. - Прижав ухо к его груди,  она
слышала, как гулко отдается здесь его голос и равномерно и  сильно  стучит
сердце. И этот звук больше самих слов успокоил ее.
 В какой-то момент она  поглядела  через  иллюминаторы  и  увидела  огни
города, сияющие в ночи вдалеке за полями. Когда они спустились  в  долину,
на отдаленном холме появились огни, а однажды стрельба остановила конвой у
моста, где поблизости в текущей воде отражались звезды. Она  свернулась  в
клубок, прижавшись к Стивену, пока грузовик снова не начал двигаться.
 Наконец они прибыли  на  этот  двор,  освещенный  яркими  прожекторами,
установленными на высоких наружных стенах. Через иллюминаторы Кети увидела
вокруг лежащие грудами камни и кирпичи, штабеля цемента в мешках. Во дворе
потрескивали голубоватые огни сварки, люди работали над большими стальными
листами.
 - Они строят нам жилье побольше, дорогая, -  объяснил  Стивен.  -  Шлюз
камеры будет подогнан ко входу в другое помещение.
 - Это безопасно?
 Источник ее страха был понятен.  Рассказы  об  умирающих  женщинах  (по
радио и от других людей) наполняли ее ужасом.
 - Адриан стерилизует это место и все внутри него, - успокоил ее Стивен.
 Все равно ей не хотелось выползать через шлюз в соседние комнаты, когда
рабочие закончили их.  Стивен  сообщил,  что  в  этой  новой  камере  есть
телевизор, отдельный туалет и даже ванная.
 Для Кети туалет был самой неприятной частью жизни в маленькой цистерне.
И это несмотря  на  ее  опыт  работы  медсестрой  и  понимание  физических
отправлений тела. Маленькая барокамера имела  вместо  туалета  герметичную
емкость, которая к тому же находилась на  открытом  месте  напротив  окна.
Фекалии  поступали   по   трубе   в   стерильный   контейнер,   специально
сконструированный таким образом, чтобы можно  было  получать  образцы  для
медицинского исследования. Она заставляла  Стивена  отворачиваться,  когда
пользовалась этими "удобствами", однако любой, кто пожелает, мог заглянуть
снаружи... хотя она должна была признать, что никогда  не  видела  ничьего
лица в окошке, пока сидела на этом проклятом унитазе.
 И еще запах. За один день это замкнутое помещение насквозь  пропиталось
вонью отхожего места.
 Другой ее жалобой были консервы.
 "Холодные консервы!"
 Эти два слова, произносимые с отвращением, раздражающе  действовали  на
Стивена. Она знала это, но не могла заставить себя не произносить их.
 А вода в стерильных бутылках! Она была совершенно безвкусной.
 Новое помещение имело вертикальные стены и плоский стальной потолок. На
полу даже был линолеум с бело-коричневым  узором,  а  на  скамье  рядом  с
небольшой  герметичной  раковиной  стояла  двойная  электроплитка.  Ничего
такого  грандиозного,  как  кухня  в  коттедже  у  Пирда,  но  еду   можно
разогревать. Еда продолжала поступать в виде консервов, тем  не  менее.  И
вода, безвкусная  вода  в  стерильных  бутылках!  Хотя  теперь  им  иногда
перепадала бутылка гиннессовского пива, если оно было произведено до чумы.
 Они все еще  спали  в  старой  барокамере,  однако  уже  на  стерильном
матрасе, который им оставили в новом помещении. Несмотря  на  то,  что  он
покоился  на  большом  листе  фанеры,  подпертом   посредине   деревянными
брусьями, матрас немного прогибался к середине из-за  того,  что  цистерна
имела  круглую  форму.  У  этих  брусьев  была  тенденция  подпрыгивать  и
барабанить по стенке, когда они со Стивеном занимались любовью.
 - Мы, как животные, в зоопарке! - жаловалась  она,  думая  о  том,  как
мужчины снаружи слышат этот шум.
 - Зато ты жива, Кети!
 Она не могла объяснить, почему это приводило ее  в  ужас,  вместо  того
чтобы успокаивать.
 "Я жива".
 Однако страшные новости, поступающие снаружи, а некоторые из них теперь
можно  было  даже  увидеть  по  телевизору,   делали   ее   продолжающееся
существование  более  тревожным.  Она  чувствовала  себя  хрупкой   вещью,
подверженной ужасным ударам зловредной судьбы.
 В своем  дневнике  она  нарисовала  грубую  карту  и  отмечала  на  ней
неумолимое распространение  чумы  -  Бретань,  Северная  Африка,  Сицилия,
"носок сапога" Италии, затем и сам Рим, цитадель ее веры. Она  закрашивала
чернилами на своей карте каждое новое зачумленное место и чувствовала, что
будто вычеркивает эти регионы из своего мира. Эти чумные пятна были похожи
на места, отмеченные на античных картах, - терра инкогнита. Их надо  будет
заново открывать... если кто-нибудь выживет.
 Она знала, что она  не  единственная  женщина,  оставшаяся  в  живых  в
Ирландии. Ей были слышны разговоры снаружи, и они отвечали на ее  вопросы,
когда она спрашивала. Были изолированные женщины  в  старых  шахтах  около
Маунтмелика и около Кестлблейни. Говорили, что другая группа женщин  живет
в большом доме на своей собственной земле около Клонмеля с сумасшедшим  по
имени Маккрей. Слухи и толки говорили о маленьких группах  там  и  тут  по
всей стране, каждая из них под защитой отчаянных мужчин.
 Ее собственное положение, тем не менее, было уникальным.
 В своей хладнокровной манере Пирд  позволил  ей  подслушать,  когда  он
обсуждал ситуацию со Стивеном.
 - Большинство  других  женщин  наверняка  пропадет,  когда  их  мужчины
заразятся при поисках пищи.
 Она стояла у окна, глядя на Пирда,  пока  он  говорил  со  Стивеном  по
телефону. Пирд был маленьким человечком с унылым лицом, не более  полутора
метров в высоту, с  холодными  голубыми  глазами  и  тонкогубым  ртом,  на
котором Кети никогда не видела  улыбки.  У  него  были  соломенного  цвета
волосы, которые он стриг очень коротко или полностью сбривал, как и многие
мужчины, которых она  видела  в  иллюминаторы.  Кожа  Пирда  была  покрыта
загаром, а брови изогнуты хмурыми морщинами.
 - Мы можем сделать что-нибудь для этих женщин? - спросил Стивен.
 - Мы доставляем стерилизованные продукты, но все  мужчины  относятся  к
нам с подозрением и не принимают ни наши  медицинские  советы,  ни  что-то
другое. Мы думали о том, чтобы захватить некоторых из них  силой,  но  это
было бы смертельно  для  женщин.  Пусть  все  идет  само  собой,  и  будем
надеяться на лучшее.
 - А что с женщинами, которых выслали из-за границы? - спросил Стивен.
 - Немногие из них добираются сюда живыми. А те, кому это  удается...  -
лицо Пирда приобрело сердитый и задумчивый взгляд. - ...что ж, мы пытались
изолировать некоторых из  них,  но  безуспешно.  И  еще  Пляжные  Мальчики
контролируют  все  побережье.  Они  не  хотят  сотрудничать  с  нами.  Нам
приходится мириться с этим, или пойти на риск гражданской войны... что нам
может еще и придется сделать, хотя Фин говорит...  -  Пирд  молча  помотал
головой, не сообщая, что же сказал Фин.
 Она знала, что Фин - это Финтан Доэни, могущественный человек в верхних
эшелонах власти.
 - Что слышно в Англии? - голос Стивена звучал сломленно, безнадежно.
 -  Хуже  чем  здесь,  как  нам  сообщили.  По  каким-то  причинам   она
распространяется там быстрей. Валлийцы говорят, что у них  есть  несколько
женщин в угольных копях, однако проблемы  с  едой  чудовищные.  И  вода...
Какие-то  шотландцы  держат  в  изоляции  тридцать  две  женщины  в  замке
Стирлинг, но в Эдинбурге разгул насилия и на улицах толпы. Последнее,  что
мы слышали, - это что  люди  в  замке  голодают,  а  какой-то  религиозный
безумец стоит с толпой фанатиков у ворот.
 - Но мы, конечно, решим проблему с  чумой  до  того,  как  все  женщины
умрут, - запротестовал Стивен.
 - Мы работаем над этим. Можешь быть спокоен.
 Слова Пирда, произнесенные в его холодной и бесстрастной манере,  вовсе
не придали ей уверенности.
 Она начала плакать, глубоко и мучительно  всхлипывая.  Ее  бедная  мать
умерла! И не было даже похорон и священника, чтобы помолиться за нее.  Все
женщины Корка умерли, кроме нее. И  что  же  она  такое  в  этой  стальной
комнате? Морская свинка! Она слышала это в голосе Пирда, видела это в  его
м