ример.
   - А, по-моему, вполне удачный, - уперся Саша. - И это  еще  не  самая
сложная ситуация.
   - Вот уж действительно -  не  самая!  Я  бы  даже  сказал:  ситуация,
доведенная в своей простоте до абсурда!
   - Мне кажется, мы друг друга не совсем понимаем, - предположил Саша.
   - Мне тоже так кажется!  Иначе  зачем  вы  приводили  столь  дурацкий
пример?
   - Да почему же дурацкий?! - крикнул Саша.
   Ох, приятель,  ты  меня  сейчас  выведешь,  я  не  посмотрю,  что  ты
разговаривать умеешь, - возьму за горлышко и тресну об стенку!
   - Да потому что не может такого быть! Чтобы один человек такое сказал
другому: "Вася, дай мне, пожалуйста, носки"!
   - Еще как может! - И Саша тут же очень живо представил  себе  утро  в
общаге числа, например, девятого марта. И Мишку Шестакова,  лежащего  на
Сашиной кровати. Как всегда, полностью одетого, но без  носков,  которые
аккуратно висят на спинке кровати.  Есть  у  Мишки  такая  привычка:  по
большой пьянке укладываться спать, раздевшись именно до  такой  степени.
Самочувствие у всех - сильно ниже  среднего,  но  Шестакову  хуже  всех,
потому что он вчера заканчивал пивом. Встать он категорически не  может,
но желание привести себя в порядок имеет. Он протягивает слабую руку  по
направлению к родным носкам и слабым  голосом  умирающего,  объявляющего
свою последнюю волю, говорит: "Сашка (или Вася, что в данном  случае  не
принципиально), дай мне, пожалуйста, носки..." - Очень даже может!
   - Хорошо, - удовлетворенно сказал кувшин. - Но говорить-то зачем? Что
этот ваш, с позволения сказать, Вася,  сам  НЕ  ЗНАЕТ,  что  нужно  дать
Шестакову утром девятого марта?
   - Конечно, нет, - ответил Саша и так  и  остался  стоять  с  открытым
ртом. - А... вы знаете Шестакоза?
   - Не имею чести, - сухо ответил кувшин. - И искренне  надеюсь  впредь
избежать  знакомства  со  столь  вульгарным   субъектом,   заканчивающим
празднества пивом.
   - Тогда откуда вы все это знаете?
   - Как - откуда? Вы сами только что о нем подумали.  Должен  заметить,
кстати, что у вас получилась  очень  яркая  внутренняя  картина.  Вы  не
пробовали себя в качестве имажин-художника? Могу составить  вам  хорошую
протекцию.
   - Для начала я хотел бы выяснить,  где  очутился  и  что  мне  дальше
делать, - с нажимом ответил Саша. Говорливый кувшин начинал  действовать
ему на нервы.
   - Простите, я, кажется, увлекся. Если  не  возражаете,  мы  могли  бы
продолжить наш спор как-нибудь в другой раз.
   - С удовольствием, - саркастически сказал Саша.
   - А пока, исключительно для вашего  удобства,  можете  называть  меня
Пематангсиантар.
   - Как-как?
   - Пематангсиантар. Вам не нравится? Ну, тогда -  Панкалпинанг.  Может
быть, вам больше подойдет Телукбетунг?
   - Вы опять издеваетесь, - укоризненно заметил Саша.
   - Отнюдь. И попрошу вас аккуратней  выбирать  слова,  характеризующие
мои действия, - строго сказал кувшин. - Во-первых, не издеваюсь, так как
в принципе не имею такой привычки. А,  во-вторых,  не  "опять",  как  вы
изволили выразиться.  Слово  "опять"  в  вашем  контексте  указывает  на
повторение действия. А я, как замечено выше, такой привычки не  имею.  -
Кувшин обиженно замолчал, и если бы не полная симметричность формы, Саша
был готов поклясться, что тот отвернулся.
   - Мне просто такое не выговорить, - объяснил  Саша.  -  Вы  выбираете
очень сложные имена.
   - Вы считаете, что "Панкалпинанг" труднее выговорить, чем "Вася"?
   - Да.
   - Вы меня окончательно сбили с  толку,  -  признался  кувшин.  -  Но,
впрочем, ладно. Сделаем так: выбирайте сами.
   - Ну-у, давайте, я буду звать вас... ммм... - Саша растерялся.
   - Ну-ну, смелее, не стесняйтесь. Мне абсолютно все равно, - подбодрил
ехидный кувшин.
   - Я не знаю. Мне трудно подобрать вам подходящее имя.
   - Вот видите!
   Где-то далеко послышался звук гонга.
   - Ужин, - пояснил кувшин. - Нам пора.
   - Почему ужин? Пятница ведь началась совсем недавно, - удивился Саша.
   - А какая связь между пятницей и ужином? - в  свою  очередь  удивился
кувшин.
   - Никакой, кроме того, что вначале дня обычно идет завтрак.
   - Что вы говорите! Любопытно, любопытно. Я постараюсь это запомнить.
   - Ничего любопытного. Я, кстати, хотел спросить: этот  гонг  на  ужин
меня случайно не касается?
   - Касается, касается! Мы как раз сейчас направляемся в  столовую.  Вы
голодны?
   - Я бы поел, - признался Саша.
   - Искренне за вас рад. Не забывайте только, что сегодня пятница.
   Как ты меня достал со своей пятницей, черт бы тебя подрал!
   - А почему мне не следует об этом забывать?
   - Потому что, боюсь, сегодня процесс поглощения пищи не вызовет у вас
адекватных вкусовых ощущений.
   - Не понял. Что значит - адекватных? У  вас  что  -  рыба  со  вкусом
мяса?
   - Не старайтесь сбить меня с толку своей казуистикой. Если вы  хотели
тонко пошутить, вам это не удалось.
   - Я не хотел шутить.
   - Тогда прошу вас следовать за мной.
   И Саша последовал. Но  перед  самым  выходом  не  смог  удержаться  -
подошел к торшеру и резко его поднял. Как и следовало  ожидать,  никаких
проводов, уходящих в пол, он там не обнаружил. Лампочка весело светилась
сама по себе.
   - Что-то не так? - озабоченно спросил кувшин.
   -  Да  как  вам  сказать...  Просто  я  привык  к  несколько   другой
конструкции.
   - Пустяки, - заверил его кувшин. - Так гораздо удобней.
   Путь в столовую занял не более пяти минут, так  как  теперь  коридоры
были  хорошо  освещены.  Единственной  неприятной  деталью  опять  стало
поведение кувшина. Который пустился в  дорогу,  приняв  вид  студенистой
капли, двигавшейся конвульсивными рывками примерно  на  уровне  Сашиного
лица. Не забывая при этом трепаться без умолку.
   - Переизбыток информации. Вот главная  проблема  любого  мало-мальски
динамично  развивающегося  сообщества.  Опыт   показывает,   что   самые
совершенные системы гибнут именно от переизбытка информации!
   -  Ну-ну,  -  хохотнул  Саша,  опасливо  проходя   мимо   комнаты   с
бронированной дверью,  -  динозавры,  например.  Книжек  перечитались  и
повымерли все.
   - Динозавры? - Зеленая капля притормозила, задумавшись. - Вы имеете в
виду этих  крупных  пресмыкающихся,  страдающих  замедленностью  нервных
импульсов?
   - Почему "этих"? - удивился Саша. - Как  раз  очень  даже  "тех".  Не
припомню точно, когда с ними приключилась такая неприятность, но точно -
о-очень давно. Поэтому они уже ничем не страдают.
   - Да, да... - Рассеянно согласился проводник. - Ничем. А  вот  пример
вы привели неудачный. Я говорил о динамически развивающемся  сообществе.
А ваши динозавры, простите, никуда не развивались.
   - Тьфу, да почему же они мои? - совершенно развеселился Саша.
   - Ну не мои же! - очень убежденно  отреагировала  капля,  поворачивая
направо. - А вот и столовая. Милости прошу.
   Столовая  представляла  собой  длинную  мрачную  комнату   с   низким
деревянным потолком и огромным  камином.  Саша  сел  перед  единственным
столовым прибором, чувствуя себя  настолько  же  неловко,  как  если  бы
уселся перекусить на краю футбольного  поля.  Студенистая  капля  -  его
назойливый  собеседник  -  непринужденно  устроился  прямо   на   столе,
изображая на этот раз вазу с цветами. Никто Саше не  прислуживал,  блюда
появлялись сами собой и так же исчезали.
   Проклятие! Теперь я, наконец, понял  смысл  той  дурацкой  фразы  про
адекватность (или неадекватность?) моих вкусовых ощущений. Какая тут,  к
дьяволу, адекватность! - вкуса просто не было! То есть -  абсолютно!  Та
самая жареная рыба, и тушеные почки, и салат из морковки  с  чесноком  -
все это пахло, пахло, пахло, но  на  вкус...  Промокашка.  Вот  как  это
называется. Хорошо вымоченная промокашка.
   Саша,  который  набросился  было  на  еду,  буквально  через   минуту
озадаченного жевания повернулся к говорящему букету:
   - А где у этой еды вкус?
   - Вкус-то на месте, уважаемый гость. Но вы, видимо, забыли, и я вновь
напоминаю вам, что сегодня - пятница!
   - Вот что, говорливый  ты  мой  гербарий,  -  угрожающе  начал  Саша,
переходя на "ты", - а ну-ка, немедленно объясни мне, что у  вас  тут  за
заморочки с днями недели и как это все отражается  на  качестве  пищевых
продуктов!
   - Объясняю, - торопливо согласился "гербарий". -  В  соответствии  со
строгим недельным  распорядком,  по  пятницам  единственным  отключенным
чувством является чувство вкуса.
   - Так, - задумчиво произнес Саша. - Я, кажется, начинаю понимать... В
четверг не было света. Значит...
   - Вы на правильном пути, -  подбодрил  его  букет.  -  У  вас  хорошо
развито логическое мышление. Я не премину сообщить об этом начальству.
   - Значит, по четвергам у вас отключают зрение?
   - И зрение, - поправил букет.
   - То есть... - Саша быстро прикинул про себя, - в понедельник  у  вас
тут вообще ничего не видно, не слышно и не вкусно?
   - Совершенно верно! Понедельник - день  отды  ха.  Зрение,  обоняние,
осязание, слух, вкус - все чувства отдыхают.
   - А во вторник? С чего начинаете врубать?
   - Простите?
   - С какого чувства начинаете?
   - С осязания.
   Саша мысленно порадовался за себя, что очутился  в  этом  специальном
мире к концу четверга.
   - Попробуйте вино, - гостеприимно предложил букет.
   - Спасибо. Я лучше  водички  попью.  Все  равно  никакой  разницы,  -
отказался Саша.
   - Напрасно, напрасно, у нас великолепная коллекция вин. И, скажу  вам
по секрету, я лично считаю, что виноделие - одна  из  самых  полезных  и
перспективных отраслей человечества.
   Нашел секрет! Саша криво улыбнулся букету  и  взял  высокий  бокал  с
красным  вином.  Ну  и  что?  Одно  расстройство.   Вода,   подкрашенная
чернилами. Хоть с градусами, надеюсь, они здесь ничего не сотворили?
   Да нет,  похоже,  что  нет.  В  животе  приятно  потеплело,  а  после
пяти-шести глотков и настроение стало повышаться.
   - Надеюсь, завтра я смогу насладиться вашими винами в полной мере,  -
заметил он, любезно улыбаясь букету.
   - Завтра?
   - Следуя вашей логике, завтра  все  мои  чувства  будут  при  мне?  -
расширил свой вопрос Саша.
   Букет в замешательстве поерзал по столу и даже потерял  форму,  снова
став каплей.
   - К сожалению, на данный момент я не  уполномочен  обсуждать  с  вами
ваше ближайшее будущее...
   - А ЧТО вы уполномочены обсуждать? - поинтересовался Саша.  Логичней,
кстати, было бы спросить: КЕМ уполномочен?
   - Ну-у... Ваши привязанности, способности, гм, гм, притязания...
   - Что, что? Какие это еще притязания?
   - В частности, я должен был выяснить ваше отношение к подвигу.
   - Положительное, - доверительно сообщил Саша, откидываясь  на  стуле.
Никакого удовольствия прием пищи ему  не  доставил,  но  чувство  голода
исчезло.
   - Какой  вид  подвига  предпочитаете?  Героический  Одномоментный?  С
жертвами? Без? Протяженный Дискретный?  Протяженный  Единовременный?  За
Идею? Немотивированный? Во имя кого-либо? Анонимный?
   Саша совершенно растерялся  от  вываленной  на  него  внезапно  столь
необычной классификации подвигов.
   - Я... немножко не понял... Как, как вы сказали? Протяженная идея?
   - Я не говорил: протяженная идея! - строго осадил его букет.  И  тихо
добавил про себя:
   - Предупреждали же меня - вин до еды не подавать...
   - Не могли бы вы рассказать поподробней? - попросил  Саша,  пропуская
мимо ушей замечание насчет вина.
   - Хорошо. Давайте подробней. -  Букет  покачал  цветами  и  заговорил
тоном учительницы, которая уже час бьется с тупым учеником:
   -  Итак.  Подвиги,  как  известно,   делятся   на   одномоментные   и
протяженные. К одномоментным относятся героические деяния,  совершаемые,
как следует из названия, в один момент. И, как  правило,  под  действием
сильного душевного порыва. К  таким  подвигам  относятся,  в  частности:
падение на  амбразуру,  забегание  в  горящий  дом  и  вынесение  оттуда
младенцев, спасение утопающих...
   - Вы что - лекции в жэках читаете? - поинтересовался Саша.
   - Почему вы так решили?
   - Меня после второй вашей фразы в сон потянуло.
   - Я могу и не рассказывать, - обиделся букет. - Вы сами попросили.
   - Все, все, извините, я постараюсь больше не перебивать, -  извинился
Саша и постарался устроиться максимально неудобно, чтобы не засыпать. Он
внимательно  прослушал  все,  что   касалось   подвигов   одномоментных,
заинтересовался    протяженными    дискретными    подвигами,    но    на
немотивированных его таки сморил сон.
   - ...Таким образом, - профессионально повышая голос, закончил  букет,
- вы можете выбрать себе любой из вышеперечисленных видов подвигов!
   - Спасибо, - поблагодарил Саша, стараясь подавить зевок. -  Но  я  не
понял, какое это все имеет отношение ко мне?
   - Как это - какое? - Ввиду отсутствия рук букету пришлось  всплеснуть
цветами. - А зачем вы сюда, собственно, пришли? Почему я  вожусь  тут  с
вами второй день? Объясняю, растолковываю! Я уже мозоль  себе  набил  на
языке!
   - Ну уж, ну уж! Насчет мозоли это вы преувеличиваете...  -  попытался
было возразить Саша, но букет уже разошелся не на шутку.
   - Присылают кого ни попадя! Ни подготовки, ни воспитания! Сами толком
не знают, чего хотят! А я тут с ними возись! Все! Ухожу!
   - В монастырь? - подсказал Саша, живо припоминая нервного  короля  из
отечественного варианта "Золушки".
   От неожиданности букет на мгновение замолчал, но тут же  взорвался  с
новой силой:
   - Вот! Он еще и издевается! Меня  -  в  монастырь!  Меня!  Средоточие
порока и невоздержанности! Какое кощунство!
   -  Средоточие  чего?  -  переспросил  Саша,   поражаясь   неожиданной
самокритичности букета.
   - Все, - сказал букет, внезапно успокаиваясь. -  Я  умываю  руки.  Вы
закончили прием пищи?
   - Да, спасибо.
   - Тогда прошу вас следовать  за  мной.  -  И  прозвучало  это  весьма
зловеще.
   Саша покорно встал  из-за  стола  и  повернулся  к  выходу.  То  есть
повернулся-то он к той единственной, насколько удалось заметить,  двери,
через которую вошел. А вот и фигушки! Вместо тяжелой  дубовой  двери  на
стене теперь красовался потертый гобелен. Где на  выцветшей  от  времени
травке не меньше  дюжины  молоденьких  пастушек  предавались  повальному
греху с волосатоногими фавнами. А, впрочем, я могу и ошибаться. Может, и
не пастушки. И, может, и не с фавнами. Черт  их  разберет.  Но  зрелище,
доложу я вам, весьма бойкое.
   -  Интересуетесь?  -  язвительно  проскрипели  сзади.  -  Пожалуйста,
пожалуйста, я подожду.
   - Нет, просто выход ищу, - краснея, ответил Саша.
   - Здесь? - удивился букет, приплясывая около низенькой дверцы  справа
от камина. В  его  голосе  звучало  нетерпеливое  снисхождение  ребенка,
папаша которого, вместо того, чтобы топать с сыном на рыбалку, уже битый
час наблюдает голые ляжки соседки, пропалывающей огород.
   - У нас, - с нажимом заметил Саша, - принято  выходить  через  ту  же
дверь, что и вошел.
   - Ну уж, ну уж! -  Букет  с  гадким  хлюпаньем  снова  превратился  в
зеленую каплю. - Вы будете отрицать,  что  это  не  ваши  изобретения  -
"выхода нет!", "проход закрыт!" и "вход с обратной стороны!"?
   Саша громко откашлялся, но  ответить  было  нечего.  Тоже  мне,  уел,
гербарий хренов.
   - Если вам так нравится, можете  и  вслух  называть  меня  "гербарием
хреновым", - заметила зеленая капля, вылетая в дверь. - Хотя  даже  моих
скромных знаний в  ботанике  хватает,  чтобы  понять,  насколько  лишено
смысла это выражение.
   Саша молча шел по коридору. Он  был  зол.  У  его  спутника,  похоже,
настроение  было  не  лучше.  Видимо,  стараясь  специально   для   Саши
разнообразить общение, студенистая капля не  летела  рядом.  Теперь  она
перешла на прыжки. И совершенно напрасно. Каждый раз, натужно  отрываясь
от пола, она оставляла за собой склизкий след,  пролетала  около  метра,
болтая в воздухе ложноножками, и тяжело  плюхалась  вниз,  словно  кусок
подтаявшего  студня.  Зрелище  было  преомер-зительное.   Каждый   такой
мини-спектакль заставлял прогуляться  вверх-вниз  безвкусное  содержимое
Сашиного желудка.
   В тот момент, когда Саша уже  был  совсем-совсем  готов  как  следует
наподдать ногой своему любезному провожатому, коридор  внезапно  свернул
направо и уперся в казенного вида дверь, обитую дерматином.
   Саша решительно вошел и тут же остановился.
   В небольшой комнатке стояли два кресла и журнальный столик.  Одно  из
кресел было свободно. Во втором сидел, закинув ногу на  ногу,  маленький
человечек. Почти карлик. Саша сразу узнал и истертые войлочные шлепанцы,
и застиранные брюки-галифе,  и  черный  пиджак,  под  которым  виднелась
застегнутая на все пуговицы белая  рубашка  без  галстука.  Вот  черного
котелка на этот раз у Алексея Ивановича не оказалось.
   - А где же ваша шляпа? -  не  пытаясь  сострить,  а  только  лишь  от
растерянности спросил Саша.
   Карлик с удовольствием рассмеялся, показывая мелкие гнилые зубы.
   - Со свиданьицем, Александр Юрьевич! - весело сказал он, не  вставая,
покачивая шлепанцем. - Вы, я вижу, чувство юмора не теряете?
   - А чего ж его терять? - пожимая плечами, ответил Саша  с  интонацией
простецкого парня. - Чего имеем...
   - Ох, прибедняетесь, ох, прибедняетесь, Александр Юрьевич!  -  Карлик
игриво погрозил ему пальчиком. - Имеете, имеете. Что, разве не  за  этим
сюда пришли?
   - За чем? - Саша спросил совершенно искренне.
   - Не доверяете. Презираете. - Алексей Иванович обидчиво сложил  губки
бантиком. Бантик у него при этом получился сухой и мятый.
   - Ну, если вспомнить, при каких обстоятельствах мы с вами  расстались
в прошлый раз, наверное, не странно, что я не кидаюсь к вам в объятия. -
Саша снова пожал плечами и сразу вспомнил Дрягина. Вот кого бы сюда...
   - Валерия Ирбисовича? - живо откликнулся Алексей Иванович  на  Сашину
мысль. - С нашим удовольствием! Желаете прямо сейчас пригласить?
   - Я думаю,  не  стоит,  -  промямлил  Саша  тоном  ученика,  которому
директор школы предлагает немедленно вызвать родителей.
   - Как скажете.
   "Ну ты и гнида, - подумал Саша, радуясь возможности мысленно  отвести
душу, - мерзкий старик! Это ж надо - такую рожу гнусную придумать! И  во
рту - помойка".
   - В данном случае, уважаемый Александр  Юрьевич,  абсолютно  неважно,
что у меня во рту, - ядовито ухмыльнулся карлик. - И на ваше  негативное
ко мне отношение ничуть не повлияла бы самая голливудская улыбка.  -  Он
раздвинул свои тонкие губы еще шире, и Саша, содрогнувшись,  увидел  два
идеально ровных ряда сверкающих зубов.
   Точно. Так, пожалуй, еще гаже.
   - Вот видите!
   И откуда ты вообще взялся на мою голову?
   -  Неточное  выражение.  -  Алексей  Иванович  таки  докачался  своим
шлепанцем,  что  тот  свалился  на  пол.  Карлик,  кряхтя,   наклонился,
продолжая говорить:
   - Не "на" вашу голову, а "из" вашей  головы!  Я  -  ничто  иное,  как
порождение вашей фантазии. - Он развел своими цыплячьими лапками. -  Вам
хотелось видеть врага таким. Максимально противным и жалким, так,  чтобы
в случае чего и придушить одной рукой.  Пожалуйста.  Вот  он  я.  Можете
начинать прямо сейчас. -  Алексей  Иванович  с  готовностью  вытянул  из
воротника желтую морщинистую шею.
   Вот еще. Охота была руки пачкать.
   - Боитесь? - с любопытством спросил карлик.
   - Нет. Просто не пойму, зачем это мне вас душить?
   А вообще-то мысль неплохая. Да вот только - чего я этим добьюсь?
   - Верно, - одобрил ход Сашиных мыслей Алексей Иванович. -  Ничего.  А
посему я предлагаю: сесть, так сказать, за стол переговоров, покончив на
время с оскорблениями. Даже и мысленными.
   - Вот тут ничего не могу вам обещать, - искренне признался Саша. - Но
постараюсь сдерживаться.
   - И на том спасибо. Присаживайтесь, - карлик указал рукой  на  второе
кресло. - Ну-с, - обратился он куда-то в сторону, - что мы имеем?
   Саша еще не успел сообразить, что происходит, а  знакомый  голос  его
проводника уж