, который с Крисанией на руках вышел  из  серебряной  рамы
ворот. Горячие, соленые слезы выступили на  глазах  Рейстлина.  Как  же  ему
хотелось последовать за Карамоном, хотя бы  просто  для  того,  чтобы  Танис
прикоснулся к его руке, чтобы поднять на руки Крисанию и прижать к груди...И
он сделал маленький шаг вперед.
   Карамон повернулся к нему лицом и поднял магический посох.
   Гигант смотрел внутрь Врат - на Рейстлина и мимо Рейстлина...Маг  увидел,
как глаза брата расширились от ужаса и отвращения.
   Ему не нужно было оборачиваться, он и так знал, что увидел за его  спиной
Карамон. Сама Такхизис - Властительница Тьмы - припала к земле позади  него,
приготовившись к прыжку. Пронизывающий холод  ящероподобного  тела  пробирал
Рейстлина  до  костей  и  развевал  изорванную  мантию.  Он  чувствовал   ее
присутствие, но мысли Темной  Королевы  сосредоточились  не  на  нем  -  она
увидела, что Врата еще открыты...
   - Замкни Врата! - закричал маг.
   Поток огня опалил  тело  Рейстлина.  Чудовищная  лапа  с  серпами  когтей
ударила его в спину, и маг, не устояв на ногах, упал на колени.  Он  увидел,
что Карамон, лицо которого стало таким, словно изогнутые когти вонзились ему
в сердце, шагнул вперед, к нему!..
   - Закрой Врата, дурак! - завизжал Рейстлин, сжимая кулаки. - Оставь  меня
в покое. Ты не нужен мне, не нужен!!!
   И тут свет исчез - Врата  закрылись.  Тьма  навалилась  на  Рейстлина  со
свирепой яростью; чудовищные когти  разрывали  его  плоть,  клыки  рассекали
мускулы и дробили кости. Изо рта мага хлынула кровь, но он знал,  что  жизнь
еще долго не покинет его тело.
   Он не выдержал и вскрикнул, зная, что отныне будет только кричать от боли
и ужаса, кричать бесконечно...
   Что-то коснулось его плеча...рука. Рука слегка встряхнула его, и Рейстлин
изо всех сил вцепился в нее.
   - Эй, Рейст! - окликнул его голос. - Проснись! Это  был  только  сон.  Не
бойся, я никому не дам обидеть тебя. А теперь смотри,  я  покажу  тебе  одну
штуку...Вот увидишь, это очень смешно...
   Тугие кольца драконьего тела стиснули Рейстлина,  круша  ребра  и  сминая
легкие. Черные блестящие клыки кромсали его внутренние органы, они вырвали и
пожрали его сердце и, разрывая тело, проникали все глубже  -  в  самую  душу
мага.
   Сильная рука крепко обняла его за плечи. Рейстлин  поднял  вверх  ладонь,
освещенную лунным светом,  и  начал  создавать  в  ночном  воздухе  забавные
детские иллюзии. Едва слышный голос прошептал над самым его ухом:
   - Вот это да, Рейст! Смотри, кролики...
   Маг улыбнулся. Карамон был рядом, и он больше ничего не боялся.
   Боль успокоилась, дурной сон рассеялся, как туман под  лучами  солнца,  и
лишь из-за горизонта донесся протяжный вой, полный горького разочарования  и
страха.
   Но это уже было не важно. Ничто на свете больше не имело значения.
   Рейстлин чувствовал лишь уютное тепло и бесконечную усталость.
   Опустив  голову  на  плечо  брата,  Рейстлин  закрыл  глаза  и   медленно
погрузился в спокойный, бесконечный сон без сновидений.

Глава 11

   Танису казалось, что капли воды в  водяных  часах  падают  прямо  на  его
обнаженные нервы, равномерно и неумолимо. Звук падающих капель звонким  эхом
отражался от каменных  стен  лаборатории,  и  полуэльф  морщился,  время  от
времени протирая слезящиеся от напряжения глаза.
   Наконец он не выдержал напряжения и,  отвернувшись  от  Врат,  подошел  к
окну.
   К его огромному удивлению, день еще не кончился и до вечера было довольно
далеко. Между тем за то непродолжительное время,  прошедшее  с  сегодняшнего
утра, Танис столько всего пережил, что ничуть не удивился бы, обнаружив, что
весна давно прошла, лето пролетело, а осень понемногу вступает в свои права.
   Плотный дым больше не поднимался над городом и не  застилал  окно  Башни;
огонь,  поглотив  все,  что  способно  было  гореть,  сам  по  себе   потух.
Сражающиеся драконы - злые и светлые - тоже куда-то исчезли с небес, и Танис
прислушался.
   Из города не доносилось ни  звука.  Руины,  лежащие  вокруг  Башни,  были
укрыты  туманной  дымкой,  казавшейся  еще  мрачней  из-за   тени,   которую
отбрасывала  на  окрестности  Шойканова  Роща.  Небо  продолжало   клубиться
грозовыми облаками.
   "Битва закончилась, -  тупо  подумал  Танис.  -  Все  закончилось,  и  мы
победили. Пустая, никчемная, никому не нужная победа..."
   Неожиданно внимание его привлекло какое-то ярко-голубое пятно, трепещущее
в сером небе над городом. Танис высунулся в окно и ахнул.
   Воздушная Цитадель внезапно появилась в его поле зрения, выйдя из плотных
серых облаков, и, весело кренясь то в  одну,  то  в  другую  сторону,  стала
описывать круги над  развалинами.  На  башне  Цитадели  трепетало  по  ветру
блестящее  шелковое  знамя  сочного  голубого  цвета,  и  Танис   всмотрелся
пристальнее, так как ему показалось, что он узнает не  только  знамя,  но  и
элегантный шпиль, который торчал под каким-то странным углом.
   Покачав головой, Танис не сдержал улыбки. Ну конечно - и шпиль, и голубой
вымпел украшали некогда крышу дворца правителя Амозуса.
   Облокотившись на подоконник, Танис беспечно наблюдал за маневрами летучей
крепости, как будто за его спиной не решалась в эти минуты дальнейшая судьба
мира. Он увидел, что Цитадель, в качестве  почетного  эскорта,  сопровождает
могучий бронзовый дракон, грациозно парящий  чуть  ниже  голубого  стяга,  и
узнал Хирсаха. Крепость и дракон как будто  танцевали  в  воздухе,  легко  и
свободно кружа над городом, и Танис почувствовал,  как  его  горе  и  страхи
успокаиваются и спадает чудовищное напряжение  последних  нескольких  часов.
Что бы ни происходило там, в других планах бытия, кое-что - и кендеры прежде
всего - никогда не меняется.
   С почти мечтательным выражением в глазах Танис наблюдал  за  Цитаделью  и
вдруг с удивлением увидел, что летучая крепость остановилась над  бухтой  и,
перевернувшись фундаментом кверху, пьяно закачалась.
   - Что это Тас делает?.. - пробормотал он.  И  вдруг  он  понял.  Цитадель
задергалась,  затряслась,  как  трясут  полупустую  солонку  над  блюдом   с
картофелем, и из ее окон и дверей  посыпались  маленькие  черные  фигурки  с
коротенькими крыльями. Чем сильнее тряслась Цитадель, тем больше  драконидов
вываливалось в море, и Танис ухмыльнулся. Тассельхоф  довольно  оригинальным
способом избавлялся от остатков вражеского гарнизона.
   Когда с драконидами было покончено. Цитадель снова  вернулась  в  прежнее
положение и понеслась над морем по широкой дуге, плавно набирая скорость,  и
полуэльф услышал, как трещит и хлопает на ветру длинное голубое полотнище.
   И вдруг... - Танис  ахнул  -  летучий  остров  круто  спикировал  вниз  и
неуклюже плюхнулся прямо в воду.
   Полуэльф почувствовал, как у него перехватило дыхание, но уже в следующее
мгновение Цитадель выпрыгнула из воды,  словно  игривый  молодой  дельфин  с
голубой ленточкой на плавнике,  и,  разбрызгивая  на  лету  во  все  стороны
морскую воду, которая выливалась из каждой щели и бойницы, взмыла в  небо  и
исчезла за облаками.
   Танис укоризненно покачал головой,  улыбнулся  и  обернулся  к  Даламару,
который указал пальцем на Врата.
   - Я снова вижу его. Карамон вернулся на прежнее место.
   Полуэльф быстро пересек лабораторию и встал,  опершись  рукой  на  спинку
кресла  Даламара.  Он  тоже  рассмотрел  Карамона  -  крошечную  фигурку   в
сверкающих доспехах. Гигант нес кого-то на руках.
   - Это Рейстлин? - с некоторым недоумением спросил Танис.
   - Госпожа Крисания, - пояснил Даламар.
   - Может быть, она еще жива! - вырвалось у Таниса.
   - Для нее лучше было бы умереть, - сухо прокомментировал темный эльф.
   Затем на его лице появилось непреклонное выражение, и  он  закончил  свою
мысль более решительно:
   - Лучше для всех нас, полуэльф. Теперь Карамону предстоит трудный выбор.
   - Что ты хочешь сказать?
   - Ему непременно придет в голову, что он  сумеет  спасти  Крисанию,  если
перенесет ее в наш мир. Из-за этого опрометчивого поступка Карамона  мы  все
окажемся в зависимости либо от желания Властительницы Тьмы, либо от  прихоти
его братца. А возможно - от милосердия их обоих...
   Танис молча следил  за  Карамоном.  Гигант  действительно  приближался  к
Вратам, держа на руках молодую женщину в белом платье.
   - Что ты знаешь о нем? - внезапно спросил темный эльф. - Какое решение он
примет? В последний раз, когда  мы  с  Карамоном  встречались  в  Вайретской
Башне, я увидел перед собой шута-пропойцу, однако, насколько  мне  известно,
он сильно изменился...Вернее, его изменили события, которые с ним произошли.
   - Не знаю, - озабоченно ответил Танис, обращаясь больше  к  самому  себе,
чем к Даламару. - Карамон, которого я когда-то  знал,  лишь  наполовину  был
самостоятельной личностью. Вторая половина Карамона всегда принадлежала  его
брату. Теперь это другой человек, он действительно изменился...  -  Полуэльф
поскреб бороду и нахмурился. - Бедняга...Нет, я и в самом деле не знаю.
   - Похоже, что выбор сделали за него! - перебил Даламар с облегчением.
   Танис поднял голову и увидел рядом с Карамоном Рейстлина.  С  напряженным
вниманием он стал наблюдать за последней встречей близнецов...
   Танис никогда и никому не рассказывал об этой  сцене  даже  спустя  много
лет.
   Все, что он увидел и услышал, навсегда врезалось в его память, но он ни с
кем не мог об этом говорить. Ему казалось, что стоит облечь эту  трагедию  в
слова, и событие потеряет свою высокую  значимость  и  большую  часть  своей
жуткой красоты.
   И все же, когда Танису случалось  бывать  в  подавленном  настроении  или
грустить, он всегда вспоминал последний дар  этой  навеки  погрузившейся  во
мрак души и, закрывая глаза, благодарил богов за их великую щедрость.
   Карамон вынес Крисанию из Врат.  Танис,  с  удивлением  заметив  в  руках
гиганта все еще сияющий ярким белым огнем магический посох, бросился к  нему
на помощь и взял молодую женщину на руки.
   - Побудь с ней, Танис, - сказал Карамон. - Я должен закрыть Врата.
   - Скорее! - услышал полуэльф резкий  голос  Даламара,  который  с  ужасом
уставился на что-то за пределами страшной границы. - Скорее замкни Врата!
   Танис заглянул в лицо молодой женщины и понял, что она  умирает.  Дыхание
ее было неглубоким  и  частым,  гладкая  кожа  посерела,  а  губы  приобрели
синеватый оттенок. Но он бессилен был что-либо сделать для  Крисании,  разве
только уложить ее в безопасном месте. В безопасном? Он огляделся по сторонам
и уперся взглядом в темный угол лаборатории, где еще недавно  лежала  другая
умирающая женщина. И все же это была самая удаленная от Врат часть комнаты.
   "Там Крисании ничто не будет угрожать, впрочем,  как  и  в  любом  другом
месте", - подумал он печально. Уложив жрицу на пол, он устроил ее  поудобнее
и поспешно вернулся к двери, ведущей в пустоту.
   И вдруг остановился, загипнотизированный тем, что открылось его взору.
   Тень зла  заволокла  Врата,  и  обрамляющие  их  головы  драконов  издали
торжествующий вой. Между тем живые головы Пятиглавой Такхизис уже терзали  и
грызли тело великого мага,  которое  Властительница  Тьмы  держала  в  своих
когтях.
   - Рейстлин...Нет! - Карамон, вне себя от горя, шагнул к Вратам.
   - Стой! - в ярости крикнул ему Даламар. - Останови  его,  полуэльф!  Убей
его, если потребуется, но закрой их!
   Перед  Вратами  появилась   огромная   женская   рука,   которая   быстро
приближалась  к  ним.  Танис,  потрясенный  и  парализованный  ужасом,  лишь
беспомощно смотрел, как эта  рука  на  его  глазах  превращается  в  могучую
драконью лапу с изогнутыми длинными когтями, испачканными в  крови.  Десница
Властительницы подбиралась все ближе и ближе к Вратам, намереваясь  помешать
Карамону закрыть их: Темная Воительница стремилась войти в ту дверь, которая
позволила бы ей снова попасть из Бездны в мир живых.
   - Карамон! - громко закричал  Танис  и,  справившись  с  ужасом,  прыгнул
вперед, но что он мог сделать? Ему просто не  хватило  бы  физической  силы,
чтобы противостоять гиганту.
   "Он пойдет туда, - в отчаянии подумал Танис. - Он не  даст  своему  брату
умереть..."
   "Нет, - раздался вдруг у него в голове странно знакомый голос.  -  Он  не
пойдет назад, и в этом - спасение мира..."
   Карамон остановился, зачарованный видом огромной руки, с которой  стекала
кровь Рейстлина. Громадные когти дракона были уже совсем близко от его лица,
а чуть дальше сверкали во  мраке  торжествующие,  безжалостные  и  бездонные
глаза.
   С трудом  преодолевая  их  гипнотическое  воздействие,  Карамон  медленно
поднял посох.
   И ничего не случилось. Только оглушительно расхохоталась  Властительница,
а драконьи головы вокруг Врат победно затрубили, возвещая  о  приходе  своей
повелительницы.
   И тут рядом с Карамоном возникла расплывающаяся  темная  тень.  Рейстлин,
одетый в черную мантию, по капюшону которой рассыпались  его  седые  волосы,
поднял руку, и его смугло-золотистые  пальцы  легли  на  древко  магического
посоха рядом с рукой брата.
   Хрустальный шар вспыхнул чистым серебристым огнем.
   Многоцветная радуга внутри Врат закружилась, завертелась,  разбежалась  в
стороны, стараясь укрыться от сияния посоха, навершие которого  горело,  как
Вечерняя Звезда, однако поток  ослепительного  света  настигал  ее  всюду  и
вбирал в себя.
   Врата закрылись.
   Драконьи  головы  замолчали  так  неожиданно,  что  от  тишины  у  Таниса
зазвенело в ушах. Внутри Врат снова возникла пустота, в которой не  было  ни
движения, ни покоя, ни света, ни темноты. Ничего...
   Карамон  стоял  перед  Вратами  один,  с  магическим  посохом   в   руке.
Хрустальный шар на его вершине еще некоторое время продолжал ярко светиться.
   Потом он замигал...
   И наконец погас...
   Лаборатория  погрузилась  во  тьму,  точнее,  в  мирную,   благословенную
темноту, столь приятную для глаз, истерзанных ослепительным светом.
   - Прощай, брат мой... - раздался в темноте тихий шепот Карамона.

Глава 12

   Астинус  Палантасский  сидел  за  столом  в  своем  кабинете  в   Большой
Библиотеке и делал записи разборчивым твердым почерком, каким была  записана
вся история Кринна с самого первого дня, когда боги  впервые  обратили  свое
внимание на эту землю. Этой же рукой будет записана история  последних  дней
мира - до самого конца - когда придет  время  поставить  последнюю  точку  и
навсегда закрыть тяжелый том. Даже сейчас  Астинус  продолжал  работать,  не
обращая внимания на царивший вокруг хаос, или, если быть  более  точным,  то
природа этого человека была такова, что никакой хаос не мог  коснуться  его.
Прошло всего два дня с  того  события,  которое  Астинус  окрестил  в  своих
"Хрониках" "Испытанием близнецов" (но  все  остальные  называли  "Битвой  за
Палантас"). Город лежал в руинах.
   Единственными  уцелевшими  зданиями  были  Башня  Высшего  Волшебства   и
Палантасская Библиотека, сохранившаяся в значительной степени неповрежденной
главным образом благодаря героизму Эстетиков.
   Последние, руководимые тучным  Бертремом  -  который,  как  говорят,  был
обязан  своим  неслыханным  мужеством   какому-то   безвестному   дракониду,
ухитрившемуся пробраться в хранилище и наложить лапу на одну из  драгоценных
книг, - атаковали врага с такой самоотверженностью и фанатизмом,  что  почти
никто из драконидов, осаждавших Библиотеку, не уцелел.
   Однако, как и другие  горожане,  Эстетики  дорого  заплатили  за  победу.
Больше половины их погибло, и теперь братья по Ордену оплакивали их, а  прах
героев был помещен на полки рядом с книгами, которые они  защищали  не  щадя
живота.
   Доблестный Бертрем не погиб. Он был только легко ранен,  а  наградой  ему
стало то, что он увидел свое имя, вписанное твердой рукой в одну из  великих
книг рядом с именами других героев Битвы за Палантас. Иной  награды  в  этой
жизни он не мог и желать. Книгу поставили на полку, но с тех пор Бертрем  не
мог пройти мимо, чтобы не остановиться,  открыть  тяжелый  том  на  заветной
странице и насладиться воспоминаниями о тех славных днях.
   Прекрасный город Палантас тоже  превратился  в  грустное  воспоминание  и
удостоился всего лишь нескольких слов в  "Хрониках".  Дворцы  и  дома  знати
превратились в груды обожженных камней. Склады и лавки с их  многочисленными
бочками с крепким изысканным вином и элем, запасами хлопка и тонкой  шерсти,
сундуками, в которых  хранились  чудесные  вещицы  со  всех  концов  Кринна,
превратились в груды углей. Выгоревшие остовы кораблей  медленно  дрейфовали
по забитой пеплом поверхности гавани.
   Жители, как кроты, копались на пепелище в поисках уцелевшего имущества.
   Целые  семьи,  обливаясь  слезами,  разглядывали  руины  своих  домов   и
возносили благодарственные молитвы богам, которые помогли им спастись.
   Но тех, кто погиб, было гораздо больше. Рыцари, защищавшие город, полегли
почти в полном составе, пытаясь помешать Соту и его  отряду  бессмертных,  а
одним из первых пал доблестный Маркхэм. Верный  своей  клятве,  он  не  стал
нападать на Сота, а собрал конных рыцарей и повел их  в  атаку  на  банши  и
оживших мертвецов, которые  ворвались  в  город  вместе  с  Рыцарем  Смерти.
Несмотря  на  многочисленные  раны,  он  снова  и  снова  вел  в  бой  своих
изможденных,  окровавленных  людей  и  продолжал  отвлекать  основные   силы
нападающих до тех пор, пока не упал замертво под копыта своего коня.  Именно
мужество Маркхэма и его рыцарей спасло множество жителей Палантаса,  которые
иначе неминуемо погибли бы от холодных ледяных клинков армии бессмертных  (а
армия эта, по свидетельству очевидцев, таинственно исчезла, как только среди
них появился Сот с закутанным в плащ телом на руках).
   Погибших рыцарей оплакали  их  оставшиеся  в  живых  соратники,  а  потом
перевезли тела в Башню Верховного Жреца, где их должны были замуровать в той
же усыпальнице, в которой  находилось  тело  Героя  Копья  -  рыцаря  Стурма
Светлого Меча.
   Вскрыв усыпальницу, которую никто не  тревожил  со  дня  Битвы  за  Башню
Жреца, рыцари с удивлением обнаружили, что тело Стурма  не  тронуло  тление,
хотя прошло уже больше двух лет. Это чудо легко нашло  свое  объяснение:  на
груди  героя  блестело  какое-то  украшение  эльфийской  работы  с   крупным
драгоценным камнем, и каждый, кто входил в тот  день  в  усыпальницу,  чтобы
попрощаться с мертвыми, глядел на бриллиант и чувствовал,  как  в  душе  его
воцаряется мир, побеждающий тоску и печаль.
   Но не только рыцари оплакивали своих героев. Весь Палантас надел траур  в
память о своих родных и близких.  Многие  рядовые  граждане  Палантаса  тоже
погибли в тот трагический день: мужчины - отстаивая город и  свои  семьи,  а
женщины - защищая дома и детей. В соответствии с древними традициями  павших
следовало предать огню, а прах развеять над морем, где он мог бы смешаться с
пеплом сожженного города.
   Астинус записывал события по мере того, как они происходили, и в  той  же
последовательности. Эстетики с благоговением передавали друг другу  слухи  о
том, что летописец не прекратил писать  даже  тогда,  когда  в  его  кабинет
проник какой-то ретивый драконид, которого Бертрем насмерть  забил  кочергой
буквально в двух шагах от резного стола летописца.
   Вот и сейчас Мастер работал, не обращая  внимания  на  возню,  сопение  и
шаркающие шаги в  коридоре,  и  оторвался  от  летописи  лишь  тогда,  когда
Бертрем, вошедший в кабинет, загородил ему свет.
   Лишь тогда Астинус поднял голову и нахмурился.
   И Бертрем, который,  не  дрогнув,  одолел  вооруженного  до  зубов  врага
практически голыми  руками,  побледнел  и  попятился,  не  прекращая  своего
отступления до тех пор, пока луч солнца снова не упал на лист пергамента.
   Астинус как ни в чем не бывало снова склонился над книгой.
   - В чем дело? - сухо осведомился он, не поднимая головы.
   - К тебе - Карамон Маджере и  с  ним