не заставит их пресмыкаться и угодничать.
   Верно, бог слышит их мысли, потому что одобрительно улыбается.
   - Здравствуйте, воины, - произносит он. - Я к вам за помощью.  Правду  ли
слышал  я  сейчас,  когда  вы  говорили  о  своей  любви  к  Богине  Истины?
Действительно ли хотите вы, чтобы ваши души вечно оберегали  ее,  ваша  сила
всегда ее защищала и вы вечно были вместе? Готовы ли вы  ради  этого  отдать
жизнь? Вопрос мой не празден. Я давно наблюдаю за воинами Интагейя Сангасойи
и давно уже отметил вас. Мне кажется, что  вы  действительно  преданы  своей
госпоже  и  ваша  любовь  способна  на  жертву.  Если  я  не  ошибся  и  это
действительно так, то я сделаю вам подарок...
   Братья горды и счастливы. Хотя боги Арнемвенда не так уж и редко посещают
Сонандан, все  же  немногие  люди  могут  похвастать  тем,  что  говорили  с
непобедимым Траэтаоной - хранителем мира и покоя этой планеты. И  уж  совсем
немногие вправе сказать, что привлекли его внимание.
   - Да, Великий, - наконец отвечает Такахай.
   А Тайяскарон лишь кивает головой, подтверждая: конечно, это правда.
   Да и кто из прирожденных воинов,  упивающихся  звуками  битвы,  хотел  бы
умереть от старости в своей постели. Это удел мудрецов и женщин. Воин должен
погибнуть во имя победы. Только, проигрывая, он не имеет права умирать.
   - Я предлагаю вам обоим уйти из жизни, - говорит между тем бог. -  Но  не
зря.  Выражаясь  абсолютно  точно,  вы  уйдете  только  из  своей   телесной
человеческой оболочки. Я дам вам взамен другие, бессмертные  тела  -  и  эти
тела всегда будут находиться при Интагейя Сангасойе, защищая и оберегая  ее.
Но вы должны уразуметь, что это будет длиться вечно. Так ли несокрушима ваша
любовь,  чтобы  пожертвовать  радостями,  которые  может   дать   жизнь,   и
избавлением, даруемым смертью, и принять на  себя  ответственность  за  вашу
повелительницу?
   - Да, о Траэтаона, - отвечает Тайяскарон.
   - Мы согласны, Вечный Воин, - склоняет голову Такахай. - Не мог бы ты так
же помочь нашему брату, Эагру?
   - Нет. Даже если бы он этого захотел, нет в нем стальной  непоколебимости
ваших душ. И я ничего не могу сделать для него. Решайте же!
   - Мы давно все решили, - произносят братья почти в один голос.
   Траэтаона  переводит  внимательный  взгляд  с  одного  на  другого.   Они
удивительно похожи - закованные в латы, опоясанные мечами, могучие воины.  И
их трудно отличить друг от друга.
   - Тогда едем к Курдалагону, - произносит  бог,  и  все  существо  братьев
наполняется ликованием.
   Курдалагон - небесный кузнец - славится тем, что создает великое  оружие,
предназначенное для бессмертных. Его мечи верно служат и Верховному  Владыке
Барахою, и Траэтаоне, и Тиермесу. Это он выковал огненное копье солнцеликому
Аэ Кэбоалану и для него  же  создал  золотую  колесницу,  на  которой  можно
путешествовать через пространства. Он подарил Йабарданаю - Повелителю Водной
Стихии - диковинное оружие: не то изогнутый меч на древке,  не  то  копье  с
двумя остриями. Морской бог больше не расстается с ним. Это он сделал лук  и
стрелы для Повелителя Лесов  -  Эко  Экхенда.  С  тех  пор  никто  не  может
сравниться с Лесным богом в искусстве стрельбы.
   Курдалагон, в отличие  от  прочих  бессмертных,  практически  никогда  не
появляется вне своей обители, ибо у него всегда много работы. Самые смутные,
самые неясные и загадочные легенды ходят о Кузнеце. Кто считает его чудаком,
а кто - одним из самых могущественных владык. И то и  другое  -  совершенная
правда. Могущества Курдалагона хватило  бы  на  многое,  но  его  интересуют
только те невероятные изделия, которые он  может  создать.  Власть,  сила  и
возможность править этим прекрасным миром его не  привлекают.  Он  оставляет
подобные забавы другим, считая их несерьезными. Грохот грома и молний жители
Арнемвенда иногда называют работой Курдалагона. Он не отказывает и  людям  в
помощи и участии. Но нужно добраться до него и суметь убедить в том, что его
содействие действительно необходимо. А это очень трудно, потому что никто из
смертных не знает, где живет небесный Кузнец.
   Никогда  и  никому  не  смогут  рассказать  братья  об  этом  потрясающем
путешествии. Драконоподобный конь Траэтаоны ведет их через миры - иначе  как
объяснить сменяющие друг друга ежеминутно лето и зиму, день и ночь,  зной  и
ливень. Меняются вокруг цвета, запахи, тело  чувствует  то  адский  жар,  то
смертельный холод. А когда голова у  воинов  начинает  идти  кругом  и  ноги
подкашиваются (но они молчат, потому что воины не  жалуются  на  трудности),
Траэтаона приводит их к хижине, сложенной из массивных валунов.
   Камни закопчены и покрыты мхом, земля перед хижиной  утоптана  и  опалена
огнем. Дверей в этом жилище нет, и сквозь входное  отверстие  видны  вспышки
пламени. А  грохот,  доносящийся  из  кузницы  Курдалагона,  может  оглушить
обычного человека.
   Братья бледнеют, но только шире расставляют ноги и крепче упираются ими в
землю. Они не умеют бояться смерти, опасностей или боли. Единственное,  чего
они страшатся по-настоящему, это потерять свою богиню и прожить  жизнь  зря,
не подарив возлюбленной всей своей души.
   А еще их удивляет  обиталище  бога.  Сами  они  всегда  представляли  дом
Курдалагона как дворец - весь из золота и драгоценных  камней.  Они  ожидали
увидеть сверкание алмазов и блеск  благородных  металлов,  они  были  готовы
встретиться лицом к лицу с подавляющей роскошью и богатством. И  их  радует,
что они ошиблись.  За  один  короткий  миг  созерцания  божественный  кузнец
становится им ближе и понятнее. Такого бога они способны уважать  и  любить.
Братья не замечают, как одобрительно улыбается их мыслям Вечный Воин.
   И ладно, что не замечают...
   - Я пришел, Кузнец! - весело кричит Траэтаона, и  люди  поражаются  тому,
какой веселый и молодой голос у грозного бога.
   - Здравствуй  тогда,  -  доносится  из  кузницы  громоподобный  рокот,  и
Курдалагон появляется на пороге.
   Он похож на глыбастую скалу - смуглый  и  белозубый,  с  пышной  смоляной
бородой по пояс. На могучие руки,  напоминающие  кряжистые  дубовые  стволы,
надеты  золотые  браслеты  невиданной  красоты.  Мускулистый  торс   затянут
металлическим поясом. Ноги его босы. Бог-кузнец по пояс  обнажен  -  на  нем
только кожаные штаны и передник.  Длинные  вьющиеся  волосы  падают  буйными
прядями, и на них надет  золотой  обруч,  украшенный  драгоценными  камнями,
которые вспыхивают каплями солнечного света. В громадных ручищах  он  держит
исполинский молот.
   - А это что за молодцы? - спрашивает он.
   - Это две души, которые мы искали, - отвечает Траэтаона, спешиваясь.
   - Воины? - спрашивает Кузнец. - Настоящие?
   Такахай и Тайяскарон вспыхивают от гнева. Еще никто не  сомневался  в  их
воинской доблести и силе. И плевать на то, что перед ними стоит  бог.  Издав
тихое рычание, старший брат приближается к Курдалагону.
   - Ты смотри, он разгневался! - грохочет исполин. - Это хорошо. Это  очень
хорошо, воин. А теперь скажи мне, брат, эти  люди  знают,  чего  мы  от  них
хотим?
   - Еще нет, - говорит Вечный Воин. - Но зато  эти  люди  прекрасно  знают,
чего они хотят от нас. И должен тебе сказать, брат, что это почти одно и  то
же.
   Смертные переглядываются. Короткий разговор двух богов  смущает  их  умы.
Они не боятся, но недоумевают. Наконец Такахай решается:
   - Мы не отступим от своего слова, мы готовы отдать за Интагейя  Сангасойю
и жизни, и души наши. Но скажи, что делать.
   - Сейчас, - откликается Траэтаона.
   И Курдалагон приглашает всех  следовать  за  собой.  С  обратной  стороны
хижины стоит на открытом воздухе, в сени могучих деревьев,  длинный  дубовый
стол. Он потемнел от времени и весь иссечен, он хранит следы многих пиров  -
бессмертные любят пить мед со своим братом-кузнецом.
   Двое людей и двое богов усаживаются  за  него,  и  Курдалагон  выставляет
бочонок с хмельным напитком и четыре громадных золотых кубка.
   - Выпьем за успех, - предлагает Траэтаона.
   Люди редко удостаиваются такой чести, и Такахай и Тайяскарон  с  радостью
принимают приглашение Вечного Воина. Они пьют и  оглядываются  по  сторонам.
Место, где живет божественный кузнец,  изумляет  их  с  каждой  минутой  все
сильнее. Поначалу им кажется, что их собственная страна -  Сонандан  -  куда
красочнее и диковиннее, и немудрено: ведь она связана  с  обожаемой  Богиней
Истины. Но постепенно выясняется, что здесь все не  так  уж  и  обычно,  как
кажется на первый взгляд.

***

   Они находятся в мире вечного рассвета,  потому  что  божественный  кузнец
любит  работать  на  восходе   солнца.   Прямо   перед   ними   расстилается
девственно-зеленый луг, на котором пасутся  белоснежные  быки.  За  лугом  -
дубрава, кроны деревьев вызолочены лучами  восходящего  светила.  Розовые  и
золотые взлохмаченные облака мчатся по  зелено-голубому  небу,  как  скакуны
бессмертных властителей Арнемвенда. Звонко поет  ручей,  дающий  прохладу  и
живительную влагу, и  серебряными  тенями  мечется  в  нем  быстрая  форель.
Сиреневые холмы возносятся к  облакам,  их  крутые  склоны  покрыты  коврами
нежных цветов. А в высоком небе парят могучие, гордые птицы.
   - Как здесь хорошо, -  говорит  Тайяскарон.  -  Почти  как  в  Сонандане.
Странно - я думал, здесь должен быть неприступный замок или пышный дворец  и
полные подземелья твоих сокровищ, Кузнец.
   - Зачем мне то, что я и сам могу создать? -  спрашивает  его  Курдалагон,
прихлебывая из кубка. - Мне дорого то, что живет без меня, рождается, растет
и хорошеет по своим собственным законам. Вот попробуйте здешнего  ветра,  он
пьянит, как молодое вино. Его подарил мне мой брат, Астерион.
   Такахай и Тайяскарон были в свите Кахатанны, когда ее навещал Бог  Ветров
Астерион. Легконогий и быстрый, в плаще, сотканном из тумана,  он  прибыл  к
ней в гости всего  на  день.  Сама  его  суть  была  такой  же  подвижной  и
непоседливой, как подвластная ему стихия. И он просто  не  в  состоянии  был
долго оставаться на одном месте. Оба воина помнят, как стремительной  птицей
Астерион порхал по парку, веселясь и радуясь уже тому, что просто существует
на свете. На прощание он оставил Сонандану теплый, ласковый и нежный  ветер,
чтобы тот в его отсутствие оберегал Интагейя Сангасойю.
   Некоторое время они просто пьют, словно старые друзья собрались  посидеть
вместе и повспоминать былое. Однако вскоре бог-кузнец приступает к  существу
дела:
   - Думаю, нужно объяснить вам, воины, для чего вас привели сюда.  У  нашей
возлюбленной богини скоро день рождения. И мы долго решали, что  за  подарок
ей преподнести. Согласитесь, что нелепо давать всемогущей то, что она  может
дать себе и сама. Зачем ей еще сокровища? Что  ей  обычные  подношения?  Наш
подарок должен остаться с  ней  на  всю  жизнь.  Я  говорю  так  потому  что
бесконечно люблю эту девочку и хочу сделать ей сюрприз, какого не делал  еще
никому. Мы с Траэтаоной посвящаем вас в эту тайну только потому, что любовь,
которую вы испытываете к Кахатанне, настолько сильна, что  видна  даже  нам,
суровым и грубым воинам.
   Курдалагон хлопает в ладоши, и на его зов со всех ног  спешат  слуги.  Их
вид тоже поражает людей. Небесному кузнецу служат горные гномы,  кентавры  и
титаны - это известно всем. Но одно дело знать понаслышке, а совсем другое -
столкнуться с титаном лицом к лицу. Они торопятся на зов своего хозяина, они
шагают по лугу,  одолевая  каждым  шагом  недоступное  человеку  расстояние.
Наконец останавливаются невдалеке  и  почтительно  кладут  на  пышную  траву
нечто, завернутое в яркий щелк. В огромных руках сверток кажется маленьким и
незаметным.
   - Не буду подзывать их ближе, - бурчит Кузнец. - Неуклюжие они,  запросто
могут дом перевернуть.
   Он подымается и сам идет за принесенной вещью. Возвратившись,  Курдалагон
кладет на стол перед воинами  и  Траэтаоной  довольно  увесистый  длинный  и
плоский  сверток.  В  нем  что-то  отчетливо  звякает.  Кузнец   неторопливо
разворачивает  легкую  цветастую  ткань,  и  из  груди  воинов  одновременно
вырывается восторженный стон. Перед ними лежат два  прекрасных  меча.  Более
изысканного, совершенного и красивого оружия они  никогда  не  видели  и  не
представляли, что оно вообще может существовать в этом мире.
   Зеркальные клинки полыхают ледяным огнем - и  проплывающие  над  головами
людей розовые облака отражаются в них, как в спокойной глади  воды.  Длинные
рукояти обернуты мягкой и теплой на вид кожей. Изумительной красоты гарды  в
виде драконов обвивают их, надежно защищая руку, которая будет сжимать  этот
клинок. Мечи легкие, длинные и  прямые.  И  воины  непроизвольно  тянутся  к
волшебному оружию, мечтая хотя бы ненадолго взять его, подержать, полелеять,
как долгожданного ребенка. И Такахай, и Тайяскарон, затаив дыхание, любуются
произведением Кузнеца.
   - Нравится? - спрашивает бог и сам же отвечает:
   - Вижу, что нравится. Мне тоже кажется, что хорошо вышло.
   - Прекрасно, - говорит Траэтаона странным голосом.
   - Да, прекрасно, - соглашается Кузнец. - Никогда еще такого не делал. Ну,
вот что. Вы уже поняли, что это оружие и будет подарком Интагейя  Сангасойе.
Но в нем нет одной, смертельно важной вещи.  Я  сделал  эти  мечи  настолько
прекрасными, настолько живыми, что им уже не хватает  той  души,  которую  я
обычно вдыхаю в созданные мною предметы. Вам ясно, о чем я говорю?
   - Конечно, - соглашается Такахай. - Даже человек ощущает,  что  эти  мечи
уже не просто вещи. Они живые. Но они мертвые живые, правильно?
   Боги переглядываются.
   - Вы все поняли и вы согласны? - спрашивает братьев Вечный Воин.
   - Они всегда будут с ней и будут защищать ее,  -  торжествующе  улыбается
Такахай.
   - Мы всегда будем с ней и будем защищать  и  оберегать  ее  до  последней
капли своей души, - вторит ему Тайяскарон.
   И Небесный Кузнец, бессмертный Курдалагон, приступает к самой странной  и
непостижимой части того таинства, во  время  которого  и  рождаются  наконец
новые клинки...

***

   Каэтана рассеянно поглаживала мечи Гоффаннона, и они отвечали  ей  легким
звоном.
   - Вот оно что, - потрясение огляделся вокруг Нингишзида.  -  Значит,  это
люди...
   - Странно, - сказал Тхагаледжа, - у меня такое впечатление, что я  грезил
наяву или видел сон, не засыпая.
   - Так оно и было, - согласился Барнаба. - Мы побывали в гостях у Кузнеца.
Я хотел, чтобы вы своими глазами увидели, как все обстояло. А теперь  вы  не
хуже нас знаете, что два воина всегда сопровождают госпожу Каэтану  во  всех
ее странствиях. И им все  равно  -  богиня  она  или  нет.  Потому  что  они
по-прежнему любят ее.
   - Неужели это и есть та самая вечная любовь, о которой так мечтают  люди?
- спросил татхагатха.
   - Наверное, - сказал толстяк.
   - Что ты собираешься делать теперь, о Суть Сути? - решил внести некоторую
ясность в свои запутанные мысли верховный жрец.
   - Сейчас все объясню. Очень скоро, надеюсь,  мы  с  Барнабой  двинемся  в
путь. Больше никого с собой брать не буду. О том, куда я отправлюсь в первую
очередь, я скажу вам перед самым выходом - сегодня мне еще нужно кое  с  кем
посоветоваться. Беда наша в том, Нингишзида, что все мои знания  расплывчаты
и обрывочны. Я знаю, что враг у нас есть, но не знаю, где он и кто  он.  Мне
нужно отыскать моих родичей, а я даже не знаю, что  с  ними  случилось.  Мне
нужно собрать огромную армию, а я все еще не представляю себе,  как  убедить
людей, что час решающей битвы стремительно приближается... Но  я  справлюсь.
Должна справиться. Вот сегодня еще побеседую с монахами... - Каэ  не  успела
договорить.
   - Так они есть? - возопил Нингишзида, хватаясь за голову.
   - Нет, - терпеливо разъяснила она. - Их нет, но ты их видел, и я их  вижу
и говорить с ними собираюсь.
   - Иногда мне кажется, что я сошел с ума, - признался Нингишзида.
   - И что в этом страшного? - лучезарно улыбнулась Каэтана. - По-моему,  ты
плохо представляешь себе разницу между помешательством  и  сумасшествием.  В
первом случае действительно горе: в голове  все  смешалось,  мешает  жить  и
дышать. Так и называется - помешательство. А во втором - ты сошел с мощеной,
проторенной людьми дороги и неожиданно оказался на поляне, в лесу. И в глубь
чащи уводит неведомая тропка. Кто знает, может, там, в лесу, тебя ждет чудо?
Не бойся сходить с ума.
   Тхагаледжа низко поклонился богине:
   - Что ты изволишь приказать мне?
   - Приказать - ничего. А  вот  попросить  тебя  собрать  армию  я  должна.
Знаешь, я подумала, что сначала сама разузнаю все про эти странные смерти, а
потом  уже  покину  страну,  когда  буду  уверена,  что  хоть  здесь  все  в
относительном порядке.
   Нингишзида облегченно перевел дух. Это решение  означало,  что  Кахатанна
задержится в Сонандане еще на какое-то время. Он  не  хотел  признаваться  в
этом даже самому себе, но с тех пор, как она вернулась к своему народу,  все
испытали огромное облегчение. И хотя жрец то и дело сетовал на неразбериху и
чудеса, которые постоянно творились вокруг Богини Истины, в глубине души  он
был все это время счастлив. Нингишзида не представлял себе, как теперь будет
жить в стране, опустевшей без своей повелительницы.
   Барнаба, о котором забыли за тревожными мыслями, подал голос:
   - Мне хотелось бы лечь отдохнуть. Я устал быть материальным. Оказывается,
быть человеком - тяжкий труд.
   - Может, развоплотишься? - предложила Каэтана.
   - Ну уж нет, - запротестовало Время, - ни за что, ни за какие коврижки! Я
целую вечность мечтал  об  этом  -  и  опять  назад?  Нет-нет.  Ведите  меня
отдыхать.
   - Я думал, что богам не нужно отдыхать, - шепнул татхагатха жрецу, улучив
мгновение. - И обедать тоже нет надобности. Странные они у нас.
   - Вы у нас не менее странные, - негромко ответила Каэтана. - В  сущности,
мы все мало чем отличаемся.
   - Конечно, - скептически заметил Нингишзида.
   Каэ проследила за его взглядом: жрец во все глаза  смотрел,  как  Барнаба
пытается оторвать от себя лишний нос.

***

   Настроение у Джоу Лахатала  было  прескверное.  Впрочем,  вполне  обычное
после памятной битвы на Шангайской равнине. С тех пор как  Кахатанна  сумела
пройти за хребет Онодонги и добралась до своего  храма,  Змеебог  чувствовал
себя очень неуютно. Самым неприятным для него была  шаткость  его  нынешнего
положения, а также неопределенность в судьбе его братьев.
   Несомненно,  что  власть  Интагейя  Сангасойи  упрочилась  не  только   в
Сонандане и не только на Варде, но  и  на  всем  Арнемвенде.  А  Новые  боги
оказались  в  непривычной  для  себя  ситуации,   когда   конкретно   ничего
неизвестно. Некоторые из Древних богов стали все чаще  навещать  Воплощенную
Истину, но не требовали у Джоу Лахатала, чтобы он уступил им  власть.  Таким
образом, формально Змеебог оставался  повелителем  Арнемвенда,  но  сам  мир
окончательно  перестал  признавать  в  нем  своего  владыку.   Видимо,   так
подействовало возвращение Барахоя.
   Вот почему Джоу Лахатал был раздражен и не  знал,  на  ком  сорвать  свою
злость. Было и еще кое-что: многие мелочи, которые так или иначе становились
известны Новым богам, свидетельствовали о том, что  Кахатанна  все  же  была
права. Некто неизвестный и до сих пор невидимый  укреплял  свою  власть  над
Арнемвендом. Странные дела творились во взбесившемся мире, и не к кому  было
пойти, чтобы спросить совета и помощи. Конечно, Древние боги  не  откажут  -
само их поведение свидетельствует о том, что они  не  хотят  новой  войны  и
будут рады всякой попытке достичь  взаимопонимания.  Но  ложная  гордость  и
ущемленное самолюбие побежденного не позволяют Змеебогу сделать первый  шаг.
Древние тоже молчат.
   В тот день вся семья была в сборе. Наконец решились поговорить о делах  и
принять хоть какое-нибудь решение. Тронный  зал  дворца  Джоу  Лахатала  был
заполнен бессмертными и их слугами. А-Лахатал, га-Мавет и Арескои; Шул