умная,
однако я надеюсь, что окажусь права. Только мне необходимо  побыть  одной  в
своем храме.
   С этими словами она легко поднялась из-за стола и вышла из трапезной. Уже
в дверях обернулась и приказала:
   - Если появится Тиермес, немедленно ко мне. А еще я очень рассчитываю  на
твоих грифонов, Солнцеликий! Так что позаботься о них.
   Когда Каэ скрылась из виду, ошарашенный Барнаба произнес:
   - Редко удается видеть ее такой грозной. Большие события грядут и большие
потрясения.

***

   В Храме Истины было тепло и  уютно.  Зеленое  пламя  на  каменном  алтаре
ворчало и мурлыкало,  словно  домашний  кот,  пригревшийся  на  руках  своей
хозяйки.  Двери,  многажды  смазанные  и  вычищенные,  тем  не  менее   тихо
поскрипывали,  поддерживая  беседу  с  госпожой.  Мягко  плескалась  вода  в
прямоугольном бассейне с изумрудным дном.
   Каэтана сидела на полу у ног своего собственного изображения, которое так
часто вынуждено было исполнять вместо нее обязанности  владычицы  сангасоев.
Изваяние  вышло  у  скульптора  довольно  похожим  на   настоящую   Интагейя
Сангасойю, только более грозным, величественным и важным, нежели она была  в
жизни. Впрочем, с изваяниями всегда так - и тут уж ничего не поделаешь.
   - Как ты считаешь, это мне не снилось, не грезилось? Я ведь  правда  могу
дышать под водой?
   Пламя потрескивало, соглашаясь.
   Когда-то давно расщедрившийся Йабарданай, зная о том, как  страстно,  как
неистово  Кахатанна  любит  его  родную  стихию,  преподнес  ей  подарок   -
способность  не  просто  опускаться  под  воду,   как   умели   делать   его
многочисленные родственники, но и жить там - что было доступно  ему  одному.
Но дабы остальные не попросили того же и не обиделись,  получив  решительный
отказ (не терпел Морской бог никого в своем лазурном  королевстве),  подарок
этот просил сохранить в глубокой тайне.  Каэ  тогда  клятвенно  пообещала  и
клятву свою исполнила. Да так хорошо, что теперь не  было  ни  единой  живой
либо  бессмертной  души,  которая  могла  бы  подтвердить   сам   факт   его
существования. А беда заключалась в том, что теперь она не помнила - было ли
это на самом деле или являлось плодом ее воображения.  Правда,  до  сих  пор
почти все ее озарения соответствовали действительности,  но  вот  это  самое
"почти" немного угнетало Богиню Истины - пару раз она все же промахнулась. И
ей  вовсе  не  хотелось  погибнуть  из-за  какой-то   неточности   в   своих
воспоминаниях. Тем более что Шеола  находилась  слишком  глубоко,  чтобы  ее
домыслы можно было проверить опытным путем.
   Вот Каэ и взывала сейчас к своей божественной душе, пытаясь  получить  от
нее многострадальной ответ на этот жизненно важный теперь вопрос.
   - Это сущая правда,  повелительница,  -  сказал  кто-то  тяжелым  мужским
голосом.
   Как бы ни многогранна была  Интагейя  Сангасойя,  но  таким  голосом  она
отродясь не разговаривала и потому ни на секунду не приняла его за  свой.  А
пружиной взвилась на ноги, еще в прыжке успев выхватить свои верные мечи.
   - Браво, - сказал Аннораттха. - Вы  можете  гордиться.  Сам  Вечный  Воин
редко делает такие прыжки.
   - Спасибо за комплимент. Но позволь узнать, что ты здесь делаешь в  такой
час?
   - Ничего особенного. Просто стараюсь  полностью  осветить  волнующий  вас
вопрос. Помогаю разобраться досконально, если вы, конечно, позволите.
   Каэтана внимательно разглядывала позднего гостя. Странная улыбка блуждала
по ее лицу, и ресницы лукаво трепетали.
   - Удивительное дело...
   - Что? - встрепенулся Аннораттха.
   - Удивительное дело, говорю. Последнее время в  Салмакиде  происходят  не
просто чудеса, что еще как-то объяснимо, но чудеса, которые пытаются  скрыть
от меня. А это уже противоречит всем писаным  и  неписаным  законам  -  ведь
хозяйка здесь пока что еще я. И мне эта скрытность не совсем приятна.
   - А если чудеса тебе же на благо, великая богиня?
   - Неважно. Помимо благодеяний существуют правила  приличия.  И  иногда  -
запомни это, Аннораттха, - потребность в том, чтобы твое  достоинство  блюли
выше потребности в помощи и милости, оказанной тем,  кто  относится  к  тебе
свысока. Я ясно выразилась?
   - Более чем ясно, госпожа. Рад, что ты осталась верна себе. Искренне рад.
   - Я тоже рада, странный ты человек.  А  что,  сиреневые  моря  и  зеленые
закаты тебя уже больше не привлекают?
   Аннораттха удивленно на нее взглянул:
   - Так ты все знаешь?
   - Всего не знает никто. А вот ты второй раз во мне  ошибаешься.  Конечно,
отец, было бы странно, если бы я тебя не узнала с первого взгляда. К тому же
ты так старательно избегал встречи со мной, что я поневоле  заинтересовалась
таким таинственным персонажем.
   Барахой, великий Древний бог, уселся на какой-то  мраморный  пьедестал  и
расхохотался. Он смеялся до слез, вытирая их пышным  рукавом  синей  рубахи,
размазывая по лицу. На несколько секунд ему удавалось утихнуть, но потом  он
снова принимался смеяться, еще сильнее, еще безудержнее.
   - Ах я  старый  глупец!  Ах  я  наивный!  Однако  же  выросла  ты,  дочь,
помудрела. А я все никак не хотел  этого  признавать.  Ты  уж  прости  меня,
дурака такого.
   - А я давно простила. С тех пор, как почувствовала, что ты здесь. Я  ведь
все понимаю, отец. Понимаю, что гордость не позволит тебе просить  прощения,
а порядочность не даст остаться в стороне и смотреть из укромного  местечка,
как мы здесь умираем. У тебя не было иного выхода, чем принять чужой облик и
попытаться все начать заново, с чистого  листа.  Так  проще,  и  объясняться
незачем и не с кем. Ведь Аннораттха не только никому ничего  не  должен,  но
еще и снискал всеобщее уважение и приязнь. Ты  правильно  поступил,  великий
Барахой, ты избавил себя от глупых споров  о  том,  принимать  ли  нам  твою
помощь в предстоящем сражении или нет...
   - Именно так, - согласился бессмертный. - Так я и рассуждал. Я  огляделся
по сторонам однажды и вдруг понял, что та ноша, которую ты взвалила себе  на
плечи, еще более непосильна, чем мне казалось. Я перестал относиться к  тебе
как к дочери и внезапно увидел в тебе равного, а во многом и  превосходящего
меня соратника, которому я могу доверять, на которого могу положиться. Я был
плохим владыкой Арнемвенда и еще худшим отцом тебе, девочка. И потому  я  не
предлагаю Интагейя Сангасойе принять в ряды своих союзников и друзей старого
и трусливого, растерянного и не верящего ни во  что  Барахоя.  Зато  я  могу
предложить ей крепкую руку и верный меч Аннораттхи. Этот чудак, быть  может,
и не слишком велик и могуч,  зато  расторопен,  сообразителен  и  во  многом
разбирается. Он может оказаться полезен в  самых  неожиданных  ситуациях,  к
тому же у тебя есть шанс подружиться с ним - он  твой  горячий  поклонник  и
верит тебе во всем. Это уже много, правда?
   - Это очень много.
   - Вот и ладно. - Барахой еще больше повеселел. -  Знаешь,  Каэ,  дорогая,
вот сказал тебе все, что хотел, и даже на сердце полегчало.
   - Я рада за тебя... - Она запнулась, но все же произнесла:
   - Отец. А теперь возвратимся к моему вопросу: откуда ты знаешь, что тогда
произошло?
   - Подсматривал, - просто отвечал бог. - Подглядывал, подслушивал.  И  мне
стыдно,  но  ведь  прошлого  не  вернуть.  Зато   мое   любопытство   теперь
пригодилось, и  ты  можешь  спокойно  отправляться  на  Шеолу.  Тебе  грозит
множество опасностей, но под водой ты всегда будешь своей - желанной, родной
и близкой. Море примет тебя. Кстати, ты не хочешь поговорить со мной о Лоое?
   - Пока нет. Но если ты хочешь сообщить мне, что он не совсем тот, за кого
себя выдает или даже сам принимает, то спасибо за беспокойство: я и сама это
поняла.
   - Не сомневался, - покивал головой Верховный владыка. - Но  подумал,  что
стоит обратить твое внимание, на тот случай если ты еще не задумывалась... -
Он махнул рукой. - Ты правду говоришь, я тебя все время недооцениваю. Может,
всем родителям их дети кажутся маленькими?
   - И сколько тысяч лет еще должно минуть, чтобы убедить тебя в полной моей
состоятельности?
   - Неизвестно. Поэтому я и не хочу, чтобы  ты  признавала  во  мне  своего
отца. Грустно, но в этом качестве я тебе не только не  нужен,  но  и  мешать
буду. Поэтому забудь, что ты меня видела. Лучше езжай на Шеолу и сделай все,
что нужно, - так же блестяще, как ты справлялась до сих пор.
   - Если бы, - вздохнула Каэ. - Ладно. Отправляйся-ка ты во  дворец,  найди
Аэ Кэбоалана и скажи ему, что я буду готова приблизительно через час. Мы  не
можем мешкать.
   - Слушаюсь, - ответил Аннораттха уже на ходу.
   Ровно  через  час  золотые  грифоны  Солнцеликого  бога  подняли  в  небо
колесницу, в которой находились трое - Кахатанна, Аэ  Кэбоалан  и  тот,  кто
теперь называл себя капитаном Лооем.

ЧАСТЬ 3

   Агатияр был искренне признателен своему сердцу за то, что оно не отказало
в тот момент, когда немолодой  мужчина,  крупный  и  с  хорошими  мускулами,
материализовался прямо в центре обеденного стола.  Если  быть  точным  -  на
блюде, где лежала  аппетитная  пулярка  в  густом,  ароматном  белом  соусе.
Появление мужчины было неожиданным, а бесславная гибель пулярки,  безнадежно
испорченной его кожаными штанами - потертыми, рваными и  заляпанными  грязью
невесть каких дорог, - явилась уже настоящей трагедией. Кроме того,  мужчина
угодил  сапогом  прямо  в  тарелку   императора,   и   теперь   разгневанный
Зу-Л-Карнайн с  нечленораздельным  ворчанием  поднимался  со  своего  места.
Отборные телохранители, акара,  не  стали  терять  ни  секунды  на  немое  и
неподвижное изумление, а окружили нежданного гостя, выставив  свои  мечи.  У
последнего явно не было никаких шансов. Кажется, лишенный обеда аита пытался
отобрать у кого-то из акара меч, поскольку его собственный  был  оставлен  в
личных покоях. Кто знает, чем бы завершилась  его  попытка,  однако  Агатияр
обратился к нему строгим тоном:
   - Аита, я смиренно умоляю тебя не начинать разбирательство  с  обнаженных
клинков и затуманенного гневом  рассудка.  Правда,  я  тебя  понимаю.  -  И,
обернувшись к гостю, добавил:
   - Вы хоть понимаете, милейший, что вы сейчас натворили?
   - Прошу прощения, - растерянно пробормотал тот, пытаясь слезть со  стола,
избегнув дальнейших разрушений. - Я сознаю, что  оскорбил  величие  славного
императора, и готов понести соответствующее наказание.  Но  у  меня  дело  к
блистательному аите, и я прошу выслушать меня прежде, чем призвать к  ответу
за грубость, хоть она и была невольной.
   - Да какое, к драконам, величие?! - рявкнул Зу-Л-Карнайн. - Величия ты не
затронул, ты, балбес, пулярку угробил! Ах, какая была птица. А я голодный...
Ладно, кто ты и как сюда попал?
   - Попал он сюда не по своей воле, - загремел  всепроникающий  голос,  так
хорошо знакомый императору. - Его сюда я приволок, а вот со  столом  немного
ошибся. С кем не бывает?
   - Тиермес! - в один голос воскликнули император и его визирь.
   - Представь  себе,  -  насмешливо  молвил  прекрасный  бог,  появляясь  в
серебристо-голубом сиянии. - За пулярку несу  ответственность  только  я,  а
посему... - Вместо продолжения он небрежно  указал  рукой  на  стол,  и  тот
моментально изменился: появилась на нем иная  скатерть,  посуда  и  приборы,
выросли сосуды с  диковинными  напитками,  бесчисленные  тарелки  и  чаши  с
салатами и закусками, о которых при  дворе  Зу-Л-Карнайна  никто  слыхом  не
слыхивал, и три  золотых  блюда  с  благоухающими,  дымящимися,  истекающими
свежим соком упитанными птицами. - Прошу.
   А когда Зу-Л-Карнайн и Агатияр снова уселись в свои кресла, повинуясь его
знаку, Тиермес молвил:
   - Разрешите представить вам доблестного гуахайоку Гейерреда, которому  мы
обязаны важными сведениями. Он вел  себя  как  достойнейший  и  должен  быть
вознагражден. Впрочем, это уже  дело  Каэтаны,  мне  эта  часть  никогда  не
удавалась. Вы обедайте, а я расположусь рядом, послушаю ваш разговор.
   - Акара удалить? - спросил предусмотрительный Агатияр.
   - Пусть  останутся.  Они  все  равно  ничего  не  будут  слышать,  кроме,
естественно, необходимых распоряжений.
   Прекрасный  бог  вольно  раскинулся  в  воздухе  на  уровне  стола,   его
прозрачные крылья легли на пол тяжелым светом.
   - Что-то не так в этом странном мире, - начал он. - Но вот что?..
   В течение следующего часа гуахайока подробно рассказывал императору  все,
что стало ему известно о возвращении  Аджи  Экапада,  о  повальном  безумии,
охватившем членов королевского  совета,  о  гибели  графа  Коннлайха  и  его
рыцарей, а также о своем аресте и побеге из башни Черной Крысы и о том,  что
случилось в храме Тиермеса.
   - Боюсь, что доблестного графа действительно  нет  в  живых,  -  печально
молвил  аита,  выслушав  Гейерреда.  -   Сейчас   в   Джералане   происходит
приблизительно то же, что и в твоем  Мерроэ,  с  той  только  разницей,  что
происходит уже довольно давно. Мне докладывали о том, что отряд  Альбин-хана
истребил двести западных рыцарей, но  случилось  это  в  Сарагане,  так  что
тагары были в своем праве - они всегда могут сослаться на то,  что  защищали
земли империи от вторжения  чужаков.  Скажи,  граф  был  обязан  подчиняться
вашему магу беспрекословно?
   - Да, - горестно молвил гуахайока. - Подумать только, что  я  сам,  своим
распоряжением послал на смерть старого друга. Что же теперь будет, аита?
   - Сам не знаю, - пожал плечами Зу-Л-Карнайн и спросил у Агатияра:
   - Вот ты скажи, что мне делать? Правду мы, положим, знаем,  но  если  эти
безумцы перейдут границу и начнут сражение, не могу же я  уступать  им  свои
земли без боя. Не могу же я не сопротивляться вообще!
   - Не можешь, - согласился Тиермес. -  Вообще,  тебя,  аита,  поставили  в
безвыходное положение. И сам ты из него не выпутаешься, но ты счастливчик, и
о тебе есть кому позаботиться. И ты, Гейерред, не волнуйся. Этой  войной  мы
займемся сами.
   - Кто "мы"? - осведомился Агатияр.
   - Те, кто в ответе за людей, как постоянно  твердит  наша  очаровательная
Истина. И что бы мы ни думали по  этому  поводу,  не  станем  же  мы  с  ней
спорить, правда? Вот и приходится отвечать за людей,  а  заодно  и  за  всех
остальных.
   Когда усталого, но  счастливого  гуахайоку  проводили  в  отведенные  ему
покои, император нерешительно подошел к Тиермесу:
   - А как она, Жнец?
   - Ты хочешь спросить, не передавала  ли  тебе  Великая  Богиня  отдельных
указаний?
   - Ты прав... Это так.
   - Вынужден тебя огорчить - я не видел ее с тех пор, как  она  отправилась
на Алан вместе с Солнцеликим. И потому наша Каэ  понятия  не  имеет,  что  я
нахожусь здесь, в твоем обществе. Правду говоря, я и  сам  не  подозревал  о
том, что такое может случиться... -  Тиермес  смотрел  на  красавца  атлета,
стоявшего перед ним, и понимал, что это стоит его соперник, еще один из тех,
кто отнимает у него, грозного и  величественного  Владыки  Ада  Хорэ,  часть
любви и нежности Каэтаны, кто желает того же и  хочет  обладать  тем  же.  И
значит, император должен быть его врагом. Но ничего, кроме странного теплого
чувства сострадания, не  находил  в  себе  Жнец.  И  то,  что  он  произнес,
повинуясь внезапному порыву, было для него гораздо  большей  неожиданностью,
чем для самого императора:
   - Но я уверен, что Каэ попросила бы меня передать  тебе  самые  добрые  и
нежные слова, знай она заранее о нашей встрече.
   Распрощавшись с аитой и его старым визирем, Тиермес отправился прямиком в
Салмакиду. Ему предстояло еще очень много дел, и никто  не  мог  их  сделать
вместо него.
   Уходя, он обернулся. Зу-Л-Карнайн стоял  у  высокого  стрельчатого  окна,
распахнутого по случаю прекрасной погоды настежь.  Легкий  ветер  играл  его
пышными длинными волосами, и Жнец - в который уже раз -  подумал,  что  этот
юноша настолько похож на Джоу  Лахатала,  что  было  бы  забавно  свести  их
вместе. Правда, пока что Змеебог отчаянно сопротивлялся этой  встрече  -  не
мог забыть, что аита открыто восстал против него, помогая Каэтане.
   Джоу Лахатал полностью одобрял  выбор  императора  и  втайне  считал  его
абсолютно правым, но простить неповиновения не мог до сих пор.

***

   Объявившись в Салмакиде ближе к  вечеру,  Тиермес  узнал,  что  маленькая
богиня, не дождавшись его возвращения, отбыла на Шеолу в поисках  последнего
талисмана Джаганнатхи. То, что талисман был последним, несколько утешало, но
само отсутствие Каэтаны огорчило Жнеца.  Впрочем,  переживал  он  недолго  и
незаметно для постороннего взгляда. И уже через полчаса срочно  созвал  всех
бессмертных на совет. Ему хватило гораздо меньше времени, нежели  Гейерреду,
чтобы рассказать богам, что произошло в Мерроэ за последние несколько  дней,
а объяснять, чем грозит  миру  грядущее  столкновение  двух  могучих  держав
накануне всеобщей войны со слугами Мелькарта, нужды не было. Все моментально
согласились помочь Зу-Л-Карнайну, а заодно и  королю  Колумелле  -  избежать
ненужного кровопролития и полностью одобрили предложенный Жнецом план.
   Только присутствовавший на совете Тхагаледжа набрался храбрости и подошел
к Тиермесу, когда остальные уже разошлись.
   - Прости, Владыка! Могу ли я откровенно поговорить с тобой?
   - Если кто-то из смертных и вправе  рассчитывать  на  мою  искренность  и
откровенность, то это ты, мудрый татхагатха, - любезно ответил Жнец.
   - У меня возникло странное впечатление: будто бы ты не  вполне  уверен  в
том, что мы будем вынуждены воевать всего лишь со слугами Мелькарта. В твоих
речах все время мелькает имя самого  врага,  словно  ты  считаешь,  что  его
вторжение на Арнемвенд все еще возможно.
   - Я именно так и считаю, - ответил Тиермес после довольно долгой паузы. -
Я привык доверять своим ощущениям, а  они  подсказывают  мне,  что  Мелькарт
слишком, слишком близко.
   - Да, но ведь, если  госпоже  Каэтане  удастся  уничтожить  девятнадцатый
талисман, непосредственная опасность минет. А там уж мы  справимся  с  этими
хранителями.  Я,  конечно,  не  рассчитываю,  что  все   пройдет   легко   и
безболезненно, но...
   - Но, - согласился Жнец. - Вот  это  самое  "но"  и  не  дает  мне  покоя
довольно долгое время. Скажи, ты никогда не играл в карты с профессионалом?
   - Во что? - ошарашенно спросил правитель Сонандана.
   - А в кости? - не стал вдаваться в подробности бессмертный.
   - В кости случалось играть, но только с придворными.
   - Жаль. Жаль, что тебе не случалось сыграть с мастером, тогда бы ты знал,
что у профессиональных игроков всегда есть в рукаве какой-нибудь сюрприз  на
крайний случай. Так что выиграть тебе просто невозможно, если,  конечно,  ты
не примешь соответствующих мер.
   - И какие же меры ты советуешь принять нам?
   - Не расслабляться, даже если наша дорогая Каэ все сделает как следует  и
победа покажется такой близкой, - прошу тебя, татхагатха, не  позволяй  себе
обрадоваться. Если бы у меня было сердце, я бы сказал тебе, что  у  меня  на
сердце неспокойно...
   - А что, нет его? - как-то по-детски растерянно спросил Тхагаледжа.
   - Нет, кажется, - просто ответил Жнец. -  Готовься  к  войне,  правитель.
Готовь войска, укрепляй Салмакиду и стереги Шангайскую равнину.  А  мы  пока
позаботимся  о  нашем   драгоценном   императоре,   потому   что   опасность
столкновения Мерроэ с империей очень велика, а опасность, что Каэтана на нас
рассердится за то, что не уберегли Зу от  неприятностей,  -  еще  больше.  И
страшнее.
   Тиермес исчез в голубой вспышке  света,  оборвав  разговор  на  середине.
Видимо, посчитал, что и так сказал достаточно.
   Нингишзида подошел к своему владыке, который так и остался стоять посреди
зала с выражением глубокой озабоченности на лице.
   - Что-то случилось с госпожой? - спросил негромко.
   - Что? - встрепенулся Тхагаледжа. - А-а, нет, надеюсь,  что  нет.  Просто
меня немного встревожили слова Жнеца. Ему неспокойно, видишь ли.
   - Да, - согласился жрец. -  Если  уж  Владыке  Ада  Хорэ  н