как и у  урмай-гохона,
но они  короче  острижены  и  едва  доходят  до  плеч.  На  человеке  легкая
безрукавка из черного шелка, который удивительно сочетается с цветом волос и
загара, однако Молчаливый почему-то думает, что и любой другой цвет  подошел
бы этому удивительному мужчине.
   Толпящиеся вокруг слуги разряжены богаче и роскошнее, чем  этот  человек.
На груди его  висит  странный  предмет  из  зеленого  золота,  а  на  пальце
урмай-гохон видит сапфировое кольцо.
   Смуглокожий  сидит  на  троне  в  виде  огромного  человеческого  черепа,
вырезанном из кости. Трон весь украшен драгоценными камнями  и  сверкает  на
солнце, соревнуясь с безбрежным морским простором.
   Еще  Молчаливый  видит  четырех  удивительных   существ.   Кожа   у   них
темно-шоколадная,  а  волосы  ослепительно  белые.  Синие  глаза  делают  их
совершенно прекрасными, но урмай-гохон быстро забывает о них.
   Наконец сидящий на троне человек поворачивается к  нему,  и  тут  же  все
исчезает в голубой дымке...
   Затем ему снится огромный подземный  зал,  освещенный  желтым  рассеянным
светом, который непонятно откуда берется  здесь,  внутри  горы.  Урмай-гохон
ведать не ведает, почему он так уверен в  том,  что  все  происходит  именно
внутри горы. И пока он мучительно пытается это понять, в памяти  само  собой
всплывает название: Нда-Али.
   Медовая гора. Внутри горы живет нечто, мечтающее обрести свободу.  Но  не
только свободу, а еще что-то гораздо  более  ценное  для  этого  немыслимого
существа. Насколько  урмай-гохон  может  понять,  существо  одержимо  жаждой
мести. И еще чем-то...
   Рядом оказывается смуглый человек из  предыдущей  части  сна.  Он  что-то
кричит, обращаясь к клубам абсолютного мрака, висящим  перед  ним  в  клетке
желтого света. Мрак неистовствует, мечется и вдруг разражается одобрительным
смехом. Они о чем-то договорились, и  Молчаливый  сгорает  от  нетерпения  и
любопытства, желая понять, о чем вообще могут  договориться  человек  и  это
непостижимое разуму существо.
   Мрак висит над бездной. Она настолько глубока,  что  у  урмай-гохона  дух
захватывает, когда он пытается посмотреть вниз. Понятия "низ"  здесь  просто
не существует. Бездна - это когда без дна. Наконец Молчаливый понимает,  что
это значит. Наверное, слово придумали те, кто видел пещеру Мрака внутри горы
Нда-Али.
   А затем смуглый делает маленький шажок в сторону и изо всех  сил  толкает
кого-то, кто, оказывается, все это время стоял рядом.
   ... И Молчаливый летит в  эту  бездну.  Падая,  он  понимает,  что  такое
пропасть. Пропасть - это там, где пропадают. И он сам мог  бы  выдумать  это
слово, но оно уже существует в мире.
   Молчаливый падает в объятия Мрака, и они неожиданно оказываются бережными
и  нежными.  Мрак  не  уничтожает  его,  он  ласково  пробирается  в   разум
Молчаливого, прикасаясь к его памяти, его воле.  И  словно  ставит  там,  на
душе, на разуме, свою неизгладимую печать.
   Это больно. Это очень больно. Настолько больно,  что  разум  отказывается
запоминать и саму боль, и все, что ей предшествовало. А в первую  очередь  -
смуглого человека на троне в виде черепа, короля. Короля Чаршамбу  Нонгакая,
принесшего  в  жертву  Ишбаалу  своего  сына.   Принца   Лоллана   Нонгакая.
Прозванного Самаэлем. Проклятым.

ЭПИЛОГ

   Он стоял на носу корабля - гигант  в  черных  доспехах,  разрубленных  на
груди чьим-то страшным ударом.
   - Оха, - сказал он, не поворачиваясь. Он всегда знал, что  она  рядом.  И
что в этом удивительного? Она тоже всегда знала, что он рядом.
   - Огненная река... Я еще не благодарила тебя за...
   - Не благодари. Скорее это я должен  сказать  тебе  спасибо  за  то,  что
помогла мне дойти до края Моста. Осталось совсем немного.
   - Совсем-совсем?
   - Какая ты  маленькая,  -  сказал  он,  глядя  на  нее  с  высоты  своего
исполинского роста. - Да. Совсем немного.
   - Как они?
   - Хорошо. Там очень хорошо, даже Тиермес мечтает увидеть. И все же  здесь
прекраснее...
   - Ты стал философом.
   - Оказалось, что я был философом. И знаешь, кто меня в этом убедил? /
   - Кто?
   - Да-Гуа, Ши-Гуа и Ма-Гуа. Они были на Мосту.
   - Вот где пропадают трое монахов?
   - Они не пропадают, они странствуют. Совсем как ты. А  это  другое  дело.
Ну, иди, девочка, император ждет. А я еще немного постою  тут,  посмотрю  на
реку.
   Она крепко прижалась к нему, не умея выразить, как она любит его, как она
ему рада. Потом пошла в свою каюту.
   Каэ шла и оборачивалась, чтобы  еще  раз  увидеть  черный  полупрозрачный
силуэт прекрасного исполина.
   Сангасои, работавшие на палубе, спокойно восприняли  тот  факт,  что  Каэ
разговаривала сама с собой, а после  долго  смотрела  на  какое-то  одинокое
облачко, флегматично  плывущее  над  рекой.  Они  уже  привыкли  к  этой  ее
странности.
   Фенешанги грустно посмотрели на нее, потом  на  ее  собеседника,  одиноко
стоявшего на носу корабля.
   - Он тоже немного полубог, - заметил Римуски.
   - Он совсем полубог, - сказал Мешеде.
   - А по-моему, он ближе к богам, - не согласился Фэгэраш.
   - Еще больше, - молвил Тотоя.
   Четверо фенешангов подошли к призрачному исполину и встали с ним плечом к
плечу. Золотое солнце плакало в чистом небе, и слезы  его  огненными  лучами
стекали на землю, благословляя ее  со  всей  силой  любви  и  нежности.  Оно
обнимало теплыми руками и близкий теперь  Вард,  и  далекую  Иману,  и  весь
крохотный шарик планеты Арнемвенд, так нуждающейся в Любви и Истине.



    Виктория УГРЮМОВА
    КАХАТАННА IV
    ПЫЛАЮЩИЙ МОСТ


Анонс

   "Пылающий мост" - заключительная  часть  тетралогии,  первые  три  романа
которой ("Имя богини", "Обратная сторона  вечности",  "Огненная  река")  уже
снискали читательский успех.
   В  центре  повествования  -  апокалиптическая  по   размаху   битва   сил
Каэтаны-Истины с мрачным воинством Мелькарта-Зла, в ходе которой гибнут даже
бессмертные Боги. Но бессмертна ли сама Истина?

ЧАСТЬ 1

   В подземелье царила гнетущая тишина. В таком безмолвии звуки  приобретают
особое значение и их начинаешь ценить. Не то  что  там,  наверху,  где  поют
птицы, шелестят деревья, звенит вода и раздаются голоса... Тот, кто  мечтает
о тишине, просто не знает, что это такое.
   Стражник вытянул шею  и  прислушался,  но  никаких  особенных  звуков  не
различил: что-то похожее на шорох и слабые стоны. И тотчас же подумал, что с
ним могло сыграть шутку его воображение. Когда шесть часов подряд находишься
в одиночестве и темноте, многое может пригрезиться.
   А потом прямо под ногами, под  каменной  толщей,  что-то  заворочалось  и
зарычало.
   Стражник побледнел и крепче  ухватился  похолодевшими  руками  за  древко
секиры. Постоял, привалившись  к  сырой,  в  грязных  потеках  стене.  Шумно
выдохнул. Куда бы сбежать из этого проклятого места?
   Бежать было некуда...
   Первые несколько дней все было иначе - дети  плакали.  Плакали  громко  и
отчаянно. Цеплялись слабыми ручками за прутья  решетки,  звали  родителей  и
иногда пронзительно кричали, жалуясь на голод, жажду  и  боль.  Любого,  кто
проходил мимо, они  пытались  привлечь  воплями  или  разжалобить  мольбами,
однако быстро ослабели и уже на четвертые сутки бессильно лежали на каменном
полу, сбившись в тесную кучу, и только изредка хныкали.
   Капитан замковой стражи, Лондэк, был настоящим солдатом. А  это  значило,
что он безоговорочно исполнял приказы своего повелителя,  не  рассуждая,  не
задумываясь, не сомневаясь. Он всегда считал, что думать - это  неподходящее
занятие для воина. Иногда думать уже поздно, и тогда приходится  действовать
так, как тебе говорят другие. Именно  по  этой  причине  в  мире  существуют
полководцы, военачальники, командиры  и  простые  воины.  Лондэка  устраивал
такой расклад - он считал его наиболее разумным  и  правильным,  вот  почему
долгое время и полагал, что все идет как положено. Как и  должно  быть,  ибо
стражники исполняли только то, что приказывал их господин. И это не  значит,
что  он  или  его  подчиненные  отличались   чрезмерной   жестокостью   либо
безжалостностью, отнюдь.
   Воины и стражники Змеиного замка были обыкновенными людьми. Там внизу,  в
деревне, что лежала у подножия Змеиной горы, жили их семьи:  жены,  дети,  у
некоторых - родители. И они, конечно же, любили своих  близких,  особенно  -
детей. Поэтому детский плач, вот уже четвертые сутки подряд доносившийся  из
подземелья, ранил их сердца, заставляя задуматься о том, что ведь это  могли
быть и их собственные сыновья и дочери.
   Когда один из  самых  старых  и  могущественных  магов  Сарагана  -  Змей
Могашшин приказал доставить в замок два десятка детей в возрасте от шести до
восьми лет, никто из слуг не  посмел  перечить  свирепому  хозяину.  Но  что
чувствовали суровые воины, запирая в подземелье эти невинные создания, знали
только они сами. Могашшин велел держать  маленьких  узников  под  замком  на
хлебе и воде вплоть до его прибытия в крепость. Слуги так и поступили. А что
им еще оставалось делать? Разве лишь надеяться на вмешательство бессмертных.
Однако бессмертные на помощь не торопились. Змей Могашшин, правда,  тоже,  и
дети постепенно слабели в подземной темнице. Сердобольные стражники  изредка
приносили им поесть, страшась, что хозяин проведает об этом нарушении.
   Находящийся  в  окрестностях  Харамдара  знаменитый  Змеиный  замок  слыл
неприступным. Он был выстроен на вершине абсолютно голой, безлесой  горы,  с
правого склона которой падал вниз пенный голубой  водопад,  образуя  быструю
реку с  мелким  каменистым  ложем.  Левый  склон  -  гладкий  как  стекло  -
представлялся  непреодолимым  препятствием.  Однако   же   укрепления   были
возведены по всему периметру  горы.  Четыре  круглые  башни,  словно  головы
дракона, поднимались над зубчатыми черными стенами.  Ворота  были  узкие,  а
подъемный мост опускали только тогда, когда в этом  возникала  настоятельная
необходимость. Хозяин замка - Змей Могашшин официально  считался  придворным
магом Сарагана. Но с тех пор, как аита  Зу-Л-Карнайн  завоевал  эту  страну,
большинство вельмож Сарагана отправились служить ко двору нового повелителя.
А его наместник-тхаухуд в магах и предсказателях не нуждался, гораздо больше
доверяя своему мечу. Змей  Могашшин,  казалось,  смирился  с  тем,  что  его
карьера так бесславно закончилась, и уединился в замке.
   Несколько лет все было тихо, и постепенно о самом  существовании  старого
мага забыли. Помнили о нем только жители деревни, близкие которых служили  в
Змеином замке, да  еще  несколько  работорговцев,  ценивших  щедрость  этого
заказчика. То, что заказы у него были несколько странные, их не смущало. Они
и не то успели повидать на своем веку.
   Пожалуй, капитан Лондэк знал больше, нежели другие. И именно  это  знание
не давало ему спокойно жить на свете. Незадолго  до  того,  как  старый  маг
принялся  скупать  у  работорговцев  похищенных  ими  детей,  в  подземельях
Змеиного замка поселилось некое странное существо. Его никто  и  никогда  не
видел, но то, что оно  существовало  в  действительности,  было  несомненной
истиной, потому что Змей Могашшин стал закупать в окрестных  деревнях  скот,
который живьем загоняли через черный ход прямо в подземелье несколько  самых
доверенных слуг. Там коров, овец и коз привязывали  к  специально  вбитым  в
стены крюкам и оставляли. Дальше животными  занимался  старый  чародей,  что
само по себе могло  вызвать  недоумение,  ибо  привыкший  к  роскоши  старик
никогда не был склонен заниматься фермерским трудом. Но, невзирая на грязь и
прочие неудобства, он регулярно каждый вечер  отправлялся  в  глубь  горы  с
новой партией животных, гоня их  темным  тоннелем  туда,  где,  как  полагал
капитан, находилось  некое  помещение,  тщательно  охраняемое  от  всех  без
исключения. Возвращался маг спустя несколько часов и приказывал, чтобы eтром
были куплены новые коровы или овцы.
   Сперва слуги подумали, что их господин решил  приносить  обильные  жертвы
какому-нибудь божеству, потом - что он ставит очередные свои  опыты.  Однако
количество исчезнувших животных росло, а Змей Могашшин все не унимался. И по
замку поползли странные слухи. Стражники,  дежурившие  ночью,  уверяли,  что
откуда-то из-под земли каждую ночь доносятся стоны, рычание и будто бы  визг
смертельно испуганных тварей. Зная слабость доблестных воинов, не упускавших
возможности выпить кружку-другую доброго старого вина, им  долгое  время  не
верили. Однако вскоре и служанки стали сплетничать в лакейской и на кухне  о
том, что якобы слышали этот жуткий рев.  Точно  дракон  поселился  в  недрах
горы. И людей стал охватывать страх.
   А спустя два  месяца  маг  впервые  купил  вместо  животных  два  десятка
мальчишек, которых работорговцы гнали в Харамдар, на ярмарку. Их тоже отвели
в подземелье. И ни один оттуда не вернулся.
   Змей Могашшин выглядел довольным как никогда раньше.
   Очень долго, покуда хватало сил и воли, капитан Лондэк старался не думать
о судьбе детей, попадавших в Змеиный замок. Он уговаривал себя, что  такова,
стало быть, воля богов, всеведущих и вездесущих, и что это крайне  опасно  -
соваться в хозяйские дела. Однако шести-, восьмилетние создания,  никому  не
причинившие зла, заключенные в клетках,  будто  преступники,  -  такое  было
чересчур даже для сурового воина. Стражники тоже жаловались своему  капитану
на то, что им по ночам чудятся крики и плач, что совесть их вконец заела,  а
дома жены  величают  душегубами,  будто  они  по  своей  воле  творят  такое
беззаконие.
   Зу-Л-Карнайн был слишком далеко. И  хоть  он  не  приветствовал  рабства,
никому из подданных старого мага и в голову не могло прийти пожаловаться  на
своего хозяина. Они  прекрасно  знали,  какое  наказание  ждет  ослушника  и
предателя. Но и душа больше не могла выносить зрелища мук  и  страданий,  на
которые Змей Могашшин обрекал детей-рабов.
   Каждый день он отводил в подземную пещеру новую партию  ребятишек.  Чтобы
они не сопротивлялись, старый маг приводил  их  в  состояние  транса,  одним
легким  движением  превращая  человеческое  существо  в  покорную  и  глупую
скотинку, лишенную даже инстинкта самосохранения.
   Однажды капитан Лондэк не выдержал. Случилось  это  как  бы  само  собой,
когда он проверял посты по всему замку и уже  обошел  верхние  этажи.  Затем
немного задержался на кухне, приняв две добрых кружки домашнего вина из того
винограда, что выращивали у подножия Змеиной  горы.  Вино  было  отменное  и
немного подняло ему настроение. А капитан в этом отчаянно нуждался -  сейчас
ему следовало спуститься в подземелье, что в последнее  время  оборачивалось
для него чем-то вроде моральной пытки, хоть он и не знал таких  умных  слов.
Единственное, что его заставляло исполнять свой долг, - это  сознание  того,
что стражникам приходится еще хуже.
   Сзади раздались негромкие шаги. Лондэк, не оборачиваясь,  определил,  что
это идет Змей Могашшин. Острый слух  капитана  без  труда  различал  походки
нескольких  сотен  человек,  населяющих  замок.  А  когда  согнутая   фигура
поравнялась с ним, обнаружилась правота воина - старый  чародей,  кутаясь  в
алую мантию, прошел мимо него в подземелье за очередной  группой  мальчиков,
отобранных им накануне. Кивнул головой:
   - Сопроводи меня, Лондэк. Возьми факел.
   Зачем Змею Могашшину был нужен факел, когда  он  видел  в  темноте  лучше
любой кошки, и зачем ему было сопровождение, если он с любым монстром, не то
что с человеком, мог справиться шутя, осталось Лондэку непонятным.
   Он повиновался. Но когда Змей Могашшин,  оставив  его  возле  стражников,
двинулся дальше, к клеткам, в  которых  томились  маленькие  узники,  он  не
выдержал. Что-то отчаянно заболело у него внутри,  там,  где  положено  быть
сердцу. Лондэк сунул свою секиру стоящему у стены стражнику и прошептал:
   - Прослежу-ка я, что он с ними делает. Мочи нет больше терпеть.
   - Давай, капитан, - откликнулся усатый весельчак Итангар. - Сделай доброе
дело.
   Лондэк участвовал во многих войнах, а выжил, потому что повезло. Но среди
солдат Сарагана ходила такая пословица: на войне везет умелому и достойному.
   Легкой тенью проскользнув в темноте, он догнал своего господина,  идущего
во главе колонны из двенадцати ребятишек, и пристроился в самом  ее  хвосте.
Он не беспокоился, что дети  выдадут  его  своим  поведением  -  отрешенные,
отупевшие, безразличные ко всему, они и самих себя  уже  не  замечали  и  не
чувствовали. А Змей Могашшин, к счастью Лондэка, был увлечен своими  мыслями
и не оглядывался. Да он и помыслить не мог, что кто-то из подданных вздумает
его ослушаться...
   Шли они довольно долго. Темное сырое подземелье таило какую-то угрозу,  и
она приближалась с каждым шагом. Опытный воин нутром чувствовал, что в  этой
тьме таится нечто смертельно опасное, ужасное и могущественное. Временами он
начинал сожалеть  о  содеянном,  но  природное  упорство  не  позволяло  ему
повернуть назад. А может, он боялся заблудиться в этих бесконечных коридорах
и ответвлениях. Так далеко в подземный тоннель не забирался ни один из  слуг
или воинов чародея.
   И когда Лондэк  увидел  то,  зачем  пробирался  сюда,  рискуя  не  только
карьерой, но и жизнью, он испытал такой ужас, что даже не почувствовал  его.
Лишь единственная мысль металась в его мозгу: "Как жаль, что я сюда  пришел.
Ибо есть зрелища, вынести которые человек просто не в силах".
   В огромной пещере, освещенной красноватым колдовским светом,  раздавались
звуки, напоминающие ворчание проснувшегося вулкана.  Змей  Могашшин  легким,
совершенно нестариковским шагом преодолел пространство в несколько  десятков
метров, волоча за собой цепочку покорных детишек.
   Там, впереди, глыбастой  грязно-серой  громадой  возвышалось  невозможное
существо. Туловище льва завершалось скорпионьим толстым хвостом  с  ядовитым
шипом на конце. Когти на лапах были острые и походили на кривые  сараганские
сабли, непропорционально короткой выглядела при этом шея - голова  буквально
утопала в плечах.
   Самым отвратительным, что когда-либо видел капитан в своей жизни, и  была
эта самая голова. Ибо чудовище, находившееся в пещере, являлось, вне  всяких
сомнений, исполинской мантикорой. И человеческое лицо в  обрамлении  львиной
гривы было отвратительным и противоестественным...
   Лондэк так никогда и не смог понять, что же его устрашило больше:  жуткая
маска ярости, искажавшая морщинистое женское лицо, или  невероятные  размеры
мифического чудища.
   О мантикорах Лондэку рассказывала его  бабушка  в  том  далеком  детстве,
которое  здесь,  в  пещере,  в  недрах  Змеиной  горы,  представлялось   уже
невероятным, случившимся с кем-то другим.
   Старушка  утверждала,  что  некогда  мантикоры  бродили  по   Арнемвенду,
оспаривая у драконов право считаться владыками всех живых существ.  Люди  не
знали, кто же сильнее: драконы или мантикоры, но было  доподлинно  известно,
что эти кошмарные твари - одни из немногих, кто смел открыто  бросать  вызов
детям Ажи-Дахака. Сараганские легенды  гласили,  что  великая  прамантикора,
носившая имя Алмаках, кормилась  исключительно  мясом  детей  либо  невинных
девушек и по этой причине выросла до огромных размеров. Лондэк  даже  помнил
несколько куплетов из песни, в которой говорилось о битве между  мантикорами
и драконами за власть над миром. Она обрывалась на полуслове.
   Наверное, победили все же драконы, ибо об их противниках не  было  слышно
ни слова с тех пор. Только бабки изредка пугали непослушных внучат, стращали
жутким призраком твари, кормящейся детьми.
   Нужно ли говорить, что взрослые в эти сказки давно не верили?
   Не верили, но вот поди ж ты...
   Капитан замковой стражи никогда в жизни не  видел  иных  драконов,  кроме
тех,  что  украшали  крышу  дворца  сараганского   наместника.   Однако   он
представлял себе, что крылатый ящер должен быть большим  и  мощным