и,  он  чуть  не  расплакался  от
облегчения.
   То же самое произошло и со вторым продавцом, и с третьим. Чаще  всего
их встречали со страхом. Иногда страх был приправлен ненавистью. И тогда
спина Саревана судорожно напрягалась в  ожидании  брошенного  камня  или
острого клинка.
   Зха'дан довольно быстро потерял удовольствие  от  этой  игры.  Ночью,
когда они разбили лагерь, он был  угрюм  и  молчалив  и  заговорил  лишь
однажды:
   - Никто прежде не испытывал ко мне ненависти. Это очень больно.
   Хирел успокоил его своим обычным способом. Сареван лежал в сторонке и
старался не  прислушиваться  к  ним.  В  результате  он  стал  различать
издаваемые ими звуки еще  более  отчетливо.  Шепоток.  Короткие  смешки.
Прерывистое дыхание. Шорох тел, двигающихся в едином ритме, - древнейший
танец мира.
   Впервые за долгое время  ожерелье  жреца  показалось  ему  невероятно
тяжелым. Он снял его, слегка  растянув,  потому  что  стальная  оболочка
сделала его менее гибким. Ночной воздух холодил обнаженную шею.  Сареван
потер ее, нащупывая шрамы -  круг  огрубевшей  кожи,  образовавшийся  от
длительного соприкосновения с обручем. Горькая улыбка тронула уголки его
губ. Ни один асанианец не догадается, что он не раб и никогда им не был.
Вначале было намного хуже. Он не расставался с лечебным бальзамом,  рана
постоянно кровоточила и  гноилась,  а  повязки  не  помогали.  Они  лишь
усиливали страдание.
   Он повертел в руках этот священный и жестокий предмет. Сейчас он  был
замаскирован под символ рабства. Сареван прижал  его  к  груди.  То  был
холодный любовник. Он не  даровал  утешения.  И  тем  не  менее  в  этом
металлическом обруче заключалось душевное успокоение. Путь  к  нему  был
нелегким и долгим, и все же оно наступило. Сареван по-прежнему оставался
жрецом Аварьяна. И ни убийство, ни измена не могли отнять у него это.

***

   Преследователи  потеряли  их.   Сареван   понял   это,   когда   боль
окончательно отступила.
   - Я долгое время чувствовал, как они  наблюдают  за  нами,  -  сказал
Зха'дан. - Думаю, они шли по следам сенелей, которых мы украли, а  когда
обман обнаружился, нас  уже  поминай  как  звали.  Теперь  я  ничего  не
чувствую.
   - Они будут ждать нас впереди, - сказал Хирел. - В Кундри'дже.
   Эти слова прозвучали не слишком уныло. Золотой город  был  еще  очень
далеко, и они скакали быстрым галопом под чистым голубым небом. Его  уже
коснулось сияние ранней осени.  Страна,  расстилавшаяся  под  ним,  была
похожа и в то же время совсем не  похожа  на  хорошо  знакомый  Саревану
восток.
   Теперь он признавал, что Хирел был прав, настаивая, чтобы  они  ехали
по открытой дороге. В самом сердце Асаниана негде было спрятаться  из-за
отсутствия  дикой  природы.  Перед  путниками  раскинулась   равнина   с
разбросанными по ней укрепленными  городами,  соединенными  между  собой
дорогами. Каждый город напоминал жемчужинку, попавшую в  паутину  полей.
Ручьи плавно текли по прямым руслам,  прокопанным  руками  людей,  а  не
богов; деревья росли прямыми рядами, которые помогали ориентироваться  и
укрываться от ветра, или в  живописном  беспорядке  покрывали  охотничьи
угодья дворян. И повсюду были божества, маленькие  и  великие,  в  честь
которых  возле  каждого  верстового  столба,  а  порой  и   между   ними
воздвигались святилища.
   Строго упорядоченная страна. Здесь невозможно было скакать  по  полям
или отклониться от дороги и по более короткой, хоть и более узкой  тропе
добраться до Кундри'джа. Да и сама  дорога  имела  свои  законы  и  свою
иерархию -  от  босоногого  раба  до  принца  в  колеснице.  Для  воинов
торжественной клятвы с  их  быстрыми  сенелями  предназначались  широкие
обочины дороги, но они не могли углубляться в поля или нестись по  самой
дороге.  И  даже  им  приходилось  останавливаться,   чтобы   пропустить
какую-нибудь важную персону,  или  замедлять  галоп,  приноравливаясь  к
людскому потоку, пересекающему город.
   Чем ближе к столице, тем чаще им  попадались  караваны  закованных  в
цепи рабов, еле передвигавших ноги с рынка на рынок.  Хирел  смотрел  на
них и не видел, как это было принято в Золотой империи,  Зха'дан  усвоил
этот обычай довольно быстро: на его  родине  брали  пленных  и  покупали
слуг, хотя там  никогда  не  было  передвижных  рынков  рабов.  Сареван,
которого даже мысль об обращении с людьми  как  со  скотом  приводила  в
ужас, нашел спасение в одном из правил  для  принцев:  то,  чего  нельзя
изменить, приходится терпеть. Впервые  с  тех  пор  как  разум  его  был
искалечен, он радовался этому, потому что теперь не чувствовал отчаяния,
разлившегося над головами  этих  скованных,  уныло  бредущих  людей.  Он
просто мог отвернуться и заставить себя не думать об этом.
   Но незаметно и бесшумно миновать рынок рабов ему не удалось.
   Сареван не поинтересовался названием города. Он не хотел  его  знать.
Город был крупным  и  прямо-таки  кричал  о  своем  процветании.  Дорога
пролегла  сквозь  него,  отделяя  жилую  часть   от   рынка,   так   что
путешественники имели возможность остановиться  и  поменять  утомленного
сенеля на свежего, утолить голод или жажду, купить  оружие,  одежду  или
драгоценности.
   Или раба. По-видимому, здесь обреталось немало поставщиков  подобного
товара.  Одни  держали  лавки  со   специальным   знаком   над   дверью:
позолоченные  наручники  или  картинка  особого  рода.  Другие   ставили
палатки, завешенные со всех четырех сторон или совершенно открытые.  Тут
и  там  стояли  простые  помосты,  иногда  снабженные  навесами,  откуда
продавцы расхваливали свой товар перед толпой покупателей.
   Трое путешественников гуськом ехали мимо рынка. В середине был Хирел.
Даже под маской он выглядел как обычно: немного напряженный и надменный,
он не соизволял  обращать  внимание  на  мир  вокруг  себя.  Его  кобыла
двигалась очень медленно.
   Она остановилась. Сареван блуждающим взглядом обвел рынок.  Когда  он
оглянулся, то обнаружил, что седло на спине кобылы опустело.
   Брегалан крутнулся на задних ногах и  врезался  грудью  в  неожиданно
преградивший ему дорогу людской  поток.  Сареван  пришел  в  ярость,  но
жеребец не мог двигаться быстрее. Какой-то грозный боевой конь с  рогами
в бронзовой оболочке осмелился толкнуть его, угрожающе фыркая.  Брегалан
всхрапнул и боднул его. Обидчик отскочил в  сторону,  и  Брегалан  занял
освободившееся место.
   Покинутая Хирелом кобыла начала волноваться. В  том  месте,  где  она
стояла, дорога пересекалась с прямым узким  переулком.  Здесь  толпились
люди, сосредоточившие все свое внимание  на  высоком  помосте  с  кучкой
рабов - мальчиков, младшему из  которых  едва  миновало  девять  лет,  а
старший казался ровесником Хирела. Они были обнажены,  а  их  руки  были
связаны за спиной, так что они не могли прикрыть свой срам.  Большинство
из них были асанианцами с  хрупкими  янтарными  телами,  двое  оказались
бледнокожими зеленоглазыми островитянами,  один  -  дикарь  из  северных
племен, надменный и  угрюмый,  а  также  несколько  обитателей  пустыни,
старавшихся держаться поближе друг к  другу.  Все  без  исключения  были
евнухами.
   Саревану  удалось  быстро  разыскать  Хирела.  Он  был  намного  выше
остальных, к тому же единственный носил черное одеяние олениай. Он стоял
с краю толпы, застывший словно каменное изваяние. Сорванная  маска  была
скомкана в кулаке. Лицо под запылившимся капюшоном  казалось  смертельно
бледным.
   Сареван проследил направление его взгляда. На помосте,  чуть  поодаль
от остальных, стоял еще один асанианец. Другие рабы были скованы  единой
цепью за шеи и лодыжки. Этот же имел собственные  оковы  и  собственного
надсмотрщика, его обруч был позолоченным, и с него  свисала  табличка  с
какой-то надписью.
   - Благородных кровей, - сказал Хирел.  -  Его  продадут  в  последнюю
очередь, и продавец будет торговаться до тех пор, пока цена не  окажется
достаточно высокой. Смотри, у  него  прекрасная  кожа,  волосы  отливают
чистым золотом, а в лице нет ни  одного  изъяна.  Он  в  самом  расцвете
отрочества. Хотел бы я знать, почему его продают на открытом рынке.  Для
рабов такого качества это  необычно.  Наверно,  его  господин  погряз  в
долгах.
   Голос Хирела звучал слишком спокойно, широко  раскрытые  глаза  стали
совсем светлыми. Сареван сжал его жесткое, неподатливое плечо. -  Хирел,
это не ты.
   - Всего три месяца назад это мог быть  я...  Сареван  привлек  его  к
себе. Хирел не сопротивлялся. Сареван дрожал, капельки пота проступили у
него на лбу. Но он не мог отвести взгляд от этого мальчика, который  был
так похож на него самого, каким  Сареван  нашел  его:  отрок  на  пороге
возмужания. Он перешагнул этот порог всего три месяца назад. А тот,  кто
стоял перед ним, не перешагнет его никогда.
   - Он это  не  ты,  -  снова  сказал  Сареван.  -  Он  -  это  медь  и
раскрашенные кости. В нем нет твердости, его  взгляд  -  это  не  взгляд
льва. Он ничто по сравнению с тобой. - Он - это я,  -  прошептал  Хирел.
Сареван ударил его. Хирел пошатнулся, но его лицо не изменило выражения.
   - Ты прекрасен, и ты настоящий мужчина. Никто теперь не может сделать
тебя похожим на него. Никто  никогда  не  сможет  этого  сделать.  Он  -
фальшивая монета. Ты - настоящее золото.
   Хирел не слышал его.  Казалось,  что-то  в  нем  надломилось  или  же
что-то, долго дремавшее в его душе, наконец пробудилось и восстало.
   -  Он  ускользает,  -  сказал  пробившийся  к   ним   Зха'дан.   Даже
приглушенный маской, его голос звучал крайне встревоженно. - Я  не  могу
поймать его.
   Сареван коснулся Хирела, чтобы заставить его очнуться. Юноша, который
казался таким безвольным и равнодушным,  под  его  рукой  превратился  в
настоящего демона. Зазвенела сталь. Сареван отскочил. Хирел развернулся,
взметнув полы своего одеяния, и побежал.
   Они устремились следом за ним. Он несся как олень. Толпа расступалась
перед ним и тотчас же  смыкалась  за  его  спиной,  препятствуя  погоне,
оттесняя преследователей в сторону и даже угрожая. Сареван выхватил один
из мечей. Угрозы прекратились. Но толпа по-прежнему преграждала им путь.
   Хирел мчался стрелой, петляя и бросаясь из стороны в сторону. Сареван
мельком увидел его лицо, белое как мел. Глаза были слепы.
   Толпа поредела. Они уже почти  догнали  Хирела,  и  тут  из  бокового
прохода  наперерез  им  вышла  процессия.  Люди   тянулись   бесконечной
вереницей, покачиваясь в такт песнопениям, закрыв  глаза  и  держа  друг
друга за руки, словно в трансе. Вся узкая улочка оказалась заполнена, но
даже в азарте погони  Сареван  не  мог  заставить  себя  воспользоваться
мечом, чтобы расчистить дорогу.
   Наконец процессия миновала их и путь стал свободен, но  Хирел  исчез,
Зха'дан схватил Саревана за руку. - Туда!
   Они поспешили по переулку, который вывел их в  следующий,  еще  более
узкий. Казалось, здесь сосредоточилось все зловоние города.  Они  бежали
мимо глухо запертых ворот и  дверей.  Здесь  не  было  и  следа  Хирела.
Спотыкающийся Зха'дан замедлил  бег  и,  покачиваясь,  зашагал  рядом  с
Сареваном. Сорвав маску так резко, что она разорвалась, он  отбросил  ее
прочь. Его лицо побледнело, на коже поблескивали капельки пота.
   - Тяжело, - прошептал он. - Так много людей. Так много стен.
   - А Хирел? - в отчаянии вскричал Сареван. Эха'дан тряхнул  головой  и
остановился. Он прислонился к Саревану, и принц  почувствовал,  что  его
товарищ дрожит. - Не могу, - выдохнул Зха'дан. - Не  могу...  Сареван  с
радостью отдал бы свою душу ради нескольких  мгновений  обладания  былой
силой. Но, как и прежде, у него оставалась только боль. Хирела нигде  не
было. Сенели остались далеко позади, забытые в пылу погони. Юлан  рыскал
где-то по городу, если только его тоже не околдовали, сбили со  следа  и
поймали в ловушку.
   Зха'дан зашатался. Оба его меча  оказались  вынуты  из  ножен,  и  он
закружился на месте. Сареван отпрянул назад,  проклиная  все  на  свете.
Нет, только не это! Одного безумца более чем достаточно.
   - Зха'дан! - что было сил закричал  Сареван.  -  Зханиедан!  3хил'ари
остановился и медленно повернул голову. Его зубы обнажились.
   - Пойман, - сказал он. - Схвачен. Колдуны схватили нашего  маленького
жеребца. Я не могу отвоевать его. У меня не хватает силы. Я даже не могу
их остановить. Я не могу...
   Его голос оборвался. Ослабевшие пальцы выпустили  рукоятки  мечей.  С
возгласом боли, отчаяния и  гнева  он  слепо  завертел  головой,  словно
силясь  отыскать  источник  своих  мучений.  Воздух  наполнился   тонким
пронзительным завыванием, Зха'дан высвобождал свою силу.
   Сареван издал протестующий вопль, но Зха'дан уже  ничего  не  слышал.
Его окружало свечение. Засверкали молнии.
   Стены домов были голыми, словно каменные утесы. В переулке  сгустился
мрак.  С  противоположного  его  конца  к  Саревану  приближались  люди,
угрюмые, вооруженные, с луками наготове.
   Сареван почувствовал вспышку мрачного веселья. Кем  бы  ни  были  его
враги, ему не на что было надеяться. Даже клинкам олениай  не  под  силу
справиться с целым отрядом лучников. Стрела  пропела  возле  самого  уха
Саревана и загорелась. Это  Зха'дан  послал  стрелы  своей  силы  против
оружия смертных. Он хохотал, охваченный сладким безумием магии.  Сареван
сжал зубы и всем телом устремился на безрассудного юнца.
   Они повалились на  землю.  Над  ними  со  свистом  пролетали  стрелы.
Сареван чувствовал волны магической силы Зха'дана, она обжигала,  но  не
причиняла вреда. Защитить его она тоже не могла. Сареван приготовился  к
удару прежде, чем он обрушился на него. Но это были не оружие и не чары.
Огромный пузырь проплыл над ними и лопнул. Тело  Саревана  вдохнуло  эту
вязкую сладость прежде, чем мозг запретил  делать  это.  Затем  на  него
навалилась тяжелая непреодолимая дремота.
   - Это не колдовство, - пытался  сказать  Сареван.  -  Не  магия.  Это
алхимия. - Было очень важно, чтобы  Зха'дан  понял.  Сареван  и  сам  не
понимал, почему это так важно. Он просто знал это. - Алхимия, - повторил
он. - Алхимия.

Глава 15

   Алхимия, но порожденная магами. Преследователи все-таки нашли их и не
собирались отпускать. Воспоминания  Саревана  были  смутными.  Он  видел
магов, темного и светлого. Несомненно, он выразил им неповиновение.  Они
никак не отреагировали,  Зха'дан  находился  тут  же.  Маги  внимательно
осмотрели их обоих и остались чем-то недовольны. Их вооруженные товарищи
распрямили руки пленников и разогнули пальцы. Касар изумил  даже  магов,
хотя они явно искали именно его. Вероятно, они не ожидали,  что  он  так
ярко сияет.
   Зха'дан был погружен в глубокий сон. Саревана раздели, хотя никто  не
осмелился тронуть его обруч, и безжалостно оттерли краску. Когда  состав
из очищающего корня, смешанного с золой, коснулся его  ободранной  кожи,
Сареван чуть не закричал. Жжение превратилось  в  адскую  боль,  которая
сменилась благословенной прохладой, пахнущей травами и лекарствами.
   Его снова одурманили. Он пытался воспротивиться, но получил лишь пару
синяков. Бесполезно. Они были слишком сильны.
   Наконец Сареван очнулся от кошмара. Он замерз и ослабел, все его тело
саднило. Земля под ним  раскачивалась,  и  он  попытался  ухватиться  за
что-нибудь устойчивое.
   Стены наступали на него, сотрясались и дрожали. Подушки делали тесное
узилище  еще  теснее.  Сареван  лежал  на  них  обнаженный.  Его  волосы
расплелись и спутались, и  поначалу  он  не  мог  понять,  что  его  так
удивляет. Оказалось, что  его  волосы  снова  обрели  свой  естественный
ярко-медный цвет.
   В этом жарком, душном пространстве он был не один. Кто-то еще так  же
жадно глотал воздух. Кто-то такой же обнаженный, но не  с  темной,  а  с
бледной кожей, устроился со всеми возможными удобствами в  дальнем  углу
помещения.
   Только лицо Хирела помогло  Саревану  сохранить  рассудок.  Оно  было
совершенно спокойным и выражало  здравомыслие,  хладнокровие  и  прежнюю
королевскую гордость. Это было лицо человека с несломленной волей.
   Сареван попытался подняться. Ему удалось  сесть,  потом,  согнувшись,
встать на колени, но распрямиться в полный  рост  он  не  смог.  По  обе
стороны от него  находились  узкие  окна,  затянутые  решетками,  сквозь
которые пробивался  свет.  Мелькали  тени,  и  Сареван  понял,  что  они
движутся.
   Он прижался щекой к  прутьям  решетки.  Ему  в  лицо  ударил  плотный
горячий ветер, оказавшийся все-таки прохладнее воздуха, наполнявшего  их
ящик. Тени продолжали мелькать. Наверное, деревья. Башни. Всадники.
   Он опустился вниз. Ему  хотелось  разодрать  ногтями  эти  стены.  Он
подтянул дрожащие колени к подбородку  и  устремил  пылающий  взгляд  на
Хирела. Юноша сладко потянулся. - Ты похож на барса в западне, - заметил
он. Сареван взорвался.
   - Это твоих рук дело. Ты втравил нас в это. Легкомыслие  Хирела  вмиг
улетучилось. - Меня обманули и поймали в ловушку. Меня... околдовали,  -
с трудом выдавил он.  -  Я  понимал,  что  происходит,  но  не  мог  это
остановить. Потому что... потому что я видел, чем я мог бы  стать,  если
бы не убежал от них, убежал так далеко и быстро, как мог. - Тебе еще  не
поздно стать евнухом.
   - Пусть я погибну, но клянусь: пока я жив, евнухом я не буду. - Хирел
снова заставил себя успокоиться. - Мы в носилках, - сказал он,  -  прямо
как леди, которым необходимо быстрое передвижение. Можешь убедиться, они
постарались предотвратить наш побег. Сареван  еще  не  был  убежден.  Он
нашел дверь и, вцепившись ногтями в  щель,  попытался  открыть  ее.  Она
скрипнула, но не поддалась.
   - Если бы ты и добился успеха, - сказал Хирел сводящим с ума тоном, -
то куда бы ты отправился? Мы в окружении вооруженных людей.  У  нас  нет
оружия и доспехов. К тому же, - подчеркнул он, - мы не  одеты.  -  Какая
разница?
   Хирел посмотрел на  него  так,  словно  не  знал,  смеяться  ему  или
возмущаться.
   - Для тебя, может быть,  и  нет  разницы.  А  для  меня  есть.  Я  не
собираюсь устраивать зрелище для простолюдинов. -  Почему?  В  тебе  нет
ничего такого, чего стоило бы устыдиться.
   - У меня есть тело, - огрызнулся Хирел. Сареван онемел.  Хирел  снова
отполз в свой угол и отгородился подушками. Молчание  затянулось.  Стены
давили на Саревана. Он призвал всю свою волю, чтобы выдержать это. Чтобы
не взбеситься, словно дикий кот в клетке.
   Спустя целую вечность  Хирел  заговорил.  Голос  его  звучал  тихо  и
напряженно.
   - Люди не должны видеть, что  я  смертен.  Что  моя  плоть  ничем  не
отличается от плоти других людей. Что моя кровь такая же красная, как  у
них, и что она так же течет по венам. Я - наследник королей. Каждый дюйм
моего тела священен. Мои  ногти  всегда  обрезались  только  жрецами,  в
сопровождении молитв и песнопений. Мои волосы вообще  никогда  не  знали
ножниц. Вода после моего купания использовалась для исцеления больных.
   - А что ты делал с естественными  отправлениями?  Помещал  в  золотой
горшок и дарил богам? Хирел с шипением выдохнул воздух.
   - Я не сказал, что верю в это! Я намеревался  изменить  этот  обычай,
когда настанет время. Но пока я в полной мере не обладаю  властью,  я  -
раб этой власти. И я служил ей исправно  и  прилежно.  Я  был  достойным
принцем, о принц дикарей.
   -  Мудро,  -  съязвил  Сареван.   -   Интересно,   кто-нибудь   имеет
представление о том, насколько ты умен?
   Золотые глаза затуманились.
   - Тело принца принадлежит его народу. К его разуму это не относится.
   - Но, кажется, они и не подозревают, что у тебя есть тело. - Плоть, -
сказал Хирел. Он вытянул  руку.  Солнечные  лучи  разбивались  о  прутья
решетки, разбрасывая по волосам юноши золотистые искорки, высвечивая  то
кровоподтек, то зажившую царапину, то старый побелевший шрам. - Кровь  и
кости. Человеческое тело. Когда я стану императором,  у  меня  не  будет
даже этого. Я стану воплощением истинного короле