наю, что если не научусь жить как простой
человек, то вообще не буду жить. - Вот этого я и боюсь, - сказала Элиан.
-  Ты  просто  верь.  Верь  в  своего  сильного  молодого  сына.  -   Не
насмешничай. Тебе это не идет. Губы Саревана скривились,  и  он  выпятил
подбородок. - Пожалуй, я пойду получать свой урок, мама. Может  быть,  я
не смогу править, но по крайней мере узнаю,  как  зачать  сына,  который
сможет.
   Если она и пыталась остановить его, то не слишком настойчиво. Сареван
в ярости подлетел к двери Хирела и распахнул ее.
   Там не оказалось никого, кто мог бы  одобрить  его  или  высмеять.  В
тусклом свете пасмурного дождливого дня Сареван прошел через все  покои.
В самой дальней комнате мерцал  огонек  лампы,  освещая  два  сплетенных
тела, бронзовое и золотое. Хирел держал в объятиях женщину,  на  них  не
было ничего, кроме украшений, и не оставалось никаких сомнений, чем  они
занимаются. Даже когда Сареван в изумлении застыл на пороге, рука Хирела
продолжала блуждать по налитой округлости женской груди.
   Сареван отшатнулся. Он не чувствовал ревности,  лишь  судорога  свела
его чресла. Это было возмутительно.  С  Хирелом  была  леди.  Баронесса,
вдова барона. Как она посмела позволить этому неверному соблазнить себя?
Как он дерзнул сделать это?
   Любовники заметили его. Без малейшего смущения  женщина  поднялась  с
ложа. Ее глаза  блестели,  бронзовые  щеки  заливал  румянец.  Присев  в
глубоком реверансе, она произнесла: - Мой принц.
   Ее нельзя было  назвать  красавицей:  широкие  скулы,  короткий  нос,
чересчур большой рот. Но ее глаза были великолепны, а тело...
   Она прикрылась, не очень  поспешно,  но  и  не  слишком  медленно,  и
грациозно удалилась.
   Сареван вздрогнул и судорожно вздохнул. Хирел поднялся и взглянул ему
в лицо. Юноша был не столь любезен, чтобы выглядеть пристыженным.
   - Это что, твой способ отомстить Керувариону? - спросил его  Сареван.
- Развращение нашего дворянства? - Это твои слова, а не мои.
   - Так. - Сареван шагнул в комнату. - Тогда разврати меня. - Нет.
   - Почему? Потому что я хочу этого? - Вовсе нет. -  Хирел  вернулся  в
свое гнездо из подушек и растянулся словно кот,  деликатно  зевнув,  как
этому учат девушек. Потом он оперся  на  локоть  и  бросил  на  Саревана
взгляд исподлобья. -  Я  никого  не  развращаю.  Я  учу,  я  усмиряю,  я
освобождаю.
   Сареван опустился на одно колено, пододвигаясь ближе. - Освобождаешь?
И меня можешь освободить? - Его пальцы сомкнулись  на  горле  Хирела.  -
Можешь, Хирел Увериас?
   - Ты в превосходном состоянии, как я  погляжу,  -  спокойно  произнес
Хирел. - Ты опасен? Наверное, мне пора начать умолять о милосердии?
   Сареван посмотрел на безмятежное лицо принца. На свою  руку.  На  его
тело. И подумал, что действительно  опасен,  что  готов  наброситься  на
Хирела, пренебрегая великодушным милосердием.
   Его рука опустилась. Он почувствовал горечь, потому что не был создан
для подобной жестокости.
   Он зарылся лицом в подушки. Ему оставалось  либо  это,  либо  бежать,
рыдая, через весь Эндрос.
   -  Не  позволю,  -  процедил  он  сквозь  зубы.  -  Не   позволю   им
манипулировать мной, ухаживать за мной и оберегать, как глупого ребенка.
Они не оставили мне ничего,  что  приличествует  моему  происхождению  и
моему воспитанию. Одну лишь жалость. Потому что все  они  маги,  а  я...
я...
   - Прекрати, - сказал Хирел. - Или, клянусь, я  начну  хохотать  и  ты
попытаешься ударить меня, а я не в том настроении, чтобы драться.
   Саревану пришла в голову мысль об убийстве. Так далеко он не  заходил
даже когда у него была его сила. Но  его  разум  не  знал  об  этом.  Он
напрягся, стараясь проникнуть в пустоту, и обнаружил  нечто,  называемое
болью.
   Сареван поднялся. Ему хотелось обхватить руками пульсирующую  голову,
но он с трудом удержался от этого. - Сегодня, - сказал  он.  -  Мы  едем
сегодня. - Так рано? Но ведь я сказал Варзуну... два дня... - Сегодня.
   Он осторожно повернулся и сделал шаг вперед. На  его  пути  оказалось
препятствие. Оно было крупным, сильным и искусно использующим свою силу.
Оно произнесло: - Ты поступаешь неразумно.
   - Будь готов, - сказал Сареван. - Я приду за тобой. -  Ты  спятил,  -
сказал Хирел. Но Сареван уже ушел.

***

   Сареван  старался  сохранить  то  же  настроение.  Оно  должно   было
поддерживать его до тех пор, пока он не окажется далеко от  Эндроса.  Он
лелеял и вскармливал свое состояние духа, скрывая его  за  ослепительной
белозубой улыбкой.
   Когда отец нашел его, Сареван  не  улыбался.  Он  находился  в  своей
башне, голый и мокрый после купания, и вертел в пальцах  белую  шелковую
ленту. Только на ней не было золотых пластин. Его прежняя лента осталась
в Шoн'ae вместе с четырьмя дисками. Обычай требовал, чтобы жрец, который
носит ленту, сам загибал углы пластин, сам  пробивал  их  и  пришивал  к
ленте. Теперь у Саревана не было времени делать  их  заново.  Это  могло
подождать до тех пор, пока узел не будет разрублен.
   Он услышал, как открывается дверь, и  узнал  эту  поступь,  легкую  и
почти бесшумную. Он ждал появления отца. Так  всегда  происходило  после
того, как он ссорился с матерью. Отец  дал  ему  время  немного  остыть,
пришел и сел рядом с ним, ничего не говоря. В основном все  уже  сказала
его мать, когда он открыто выступил против воли отца. Это было похоже на
танец двух лун.
   Он должен сопротивляться. Должен не спеша вглядеться в мрак,  царящий
внутри него, и вызвать видение, которое скажет ему, почему он  не  может
отступить.
   Рядом с его ладонью легла другая ладонь. Два  Касара.  Двойной  блеск
слепил глаза Саревана, и он сощурился.
   - Пока у тебя есть это, - сказал Мирейн, - ты мой наследник. Я  издал
этот закон, когда ты родился, и не изменю его.
   - Да, ничего не было сказано о его изменении.  Но  многое  заставляет
предположить, что ты сожалеешь о нем. - Это только  твои  предположения,
Саревадин. Сареван вскинул голову, отбрасывая назад мокрую копну  медных
волос.
   - Не пытайся мне лгать. В таком состоянии я никому  не  нужен,  разве
что тем, кто, прикрываясь моим именем, хочет  уничтожить  Асаниан.  Ради
мести. Потому что я был чертовски самонадеян и не допускал,  что  кто-то
может превзойти меня.
   - Не столько самонадеян, сколько неразумен. Да и сейчас  ты  не  стал
мудрее. Твоя  мать  хотела  уберечь  тебя  от  излишнего  переутомления,
которое грозило тебе гибелью. - И это ей удалось, не правда ли?
   - С трудом, - сказал Мирейн. - Тебе следовало поступить так,  как  ты
грозился. Так было бы лучше.
   - Я дал обет жреца, - огрызнулся Сареван, стараясь не разрыдаться.  -
Я тоже. - Но ты король.
   - А ты - Высокий принц Керувариона. - Я хотел бы, - сказал Сареван, и
это было вовсе не то, что он намеревался произнести, - я хотел бы, чтобы
он был женщиной.
   Воцарилось молчание, дарованное милосердием Мирейна. Сареван  повязал
свою белую ленту, подтянул колени и уперся в них лбом. Он не устал - это
было бы слишком просто. Он испытывал  боль,  но  боль  скорее  приятную,
нежели мучительную. Так болели его мускулы, вспоминая свою прежнюю силу.
   Он слегка дрожал, сам того не желая, но не мог ничего поделать.
   Перед ним колыхнулась мантия, и он  позволил  отцу  закутать  себя  в
теплую ткань.
   - Мы никогда не держали тебя  в  пеленках,  -  сказал  Мирейн.  Когда
Сареван взглянул на него, он почти улыбался, но в следующий  момент  его
лицо помрачнело. - Мы не можем удержать тебя здесь. Даже если  бы  можно
было отложить твое странствие жреца, ты все равно не остался бы. Сареван
не мог пошевелиться. Он едва дышал. Мирейн спокойно продолжал, словно не
замечая страшного напряжения Саревана:
   - Красный князь прислал  письмо.  Он  хочет  тебя  видеть  как  можно
скорее. Оставайся там сколько угодно. Там ждет тебя работа и забота,  и,
если уж тебе необходимо сделать что-то, ты  можешь  доказать  Хан-Гилену
то,  что  так  упорно  пытался  доказать  Эндросу:  твои  силы  еще   не
истощились.
   При этих словах Сареван вздрогнул, но вовремя прикусил язык,  который
мог выдать его.
   - Будет хорошо, если ты отправишься туда на некоторое время, - сказал
Мирейн. - Когда Великая Луна снова станет  полной,  Вадин  отправится  в
Янон, чтобы  следить  за  безопасностью  его  и  всего  севера.  Мне  бы
хотелось, чтобы ты поехал с ним. Помимо воли Сареван бросил:
   - Зачем? То, что могу сделать я, не может Вадин? - Говорить  как  мой
законный наследник. Доказать, что я не бросил мое первое  королевство  в
угоду упадническому югу. Обладать властью твоего присутствия.
   Поток вопросов  пронесся  в  голове  Саревана.  Какая  власть?  Какое
присутствие? Сареван прогнал  эти  мысли.  Хотел  бы  он  обладать  этой
властью в Эндросе, заплатив за нее какую угодно цену.
   Значит, вот чего он добился. Отец позволяет ему провести  целую  фазу
Великой Луны в Хан-Гилене вместе с человеком, которого он  любит  больше
всех  других  родственников.  Этот  человек  научил  его   распоряжаться
магической силой; он вырвал его из лап смерти, не  позволял  ему  жалеть
себя. И после этого сильного чудодейственного  лечения  ему  оказывается
величайшее доверие: говорить от лица императора перед князьями севера.
   Его глаза сузились, челюсти сжались.  -  Итак,  теперь  моей  нянькой
станет дедушка. А когда он от меня устанет, Вадин приберет меня к рукам.
   - Вадин поедет вместе с тобой, но будет в твоем  подчинении.  Он  сам
это предложил. Для тебя настало время заслужить свой титул. Сареван чуть
не рассмеялся.
   - О ловкач! Ты решил подкупить меня при помощи сладчайшего из  плодов
- обещания владений принца. Без сомнения ты  позволишь  мне  править  по
собственному усмотрению - и устранишь меня с военной тропы. Мирейн  даже
не моргнул.
   -  Ты  не  можешь  оставаться  здесь.  И  тем  более  ты  не   можешь
пользоваться прежней свободой передвижения.  Обстановка  в  наших  краях
слишком напряженная, а ты для нас - все. Уже дважды наши враги  пытались
заманить тебя в ловушку. Третий раз может тебя погубить.
   Теперь Саревану уже не требовалось охлаждать свой гнев, который пылал
в нем, освобождая разум даже от благоговения перед Солнцерожденным.  Его
голос звучал ровно, почти безмятежно и безжалостно в своей мягкости.
   - А, - сказал он, - понятно. Вы с  мамой  стараетесь  защитить  меня,
ведь я ваш единственный сын. В добром или дурном здравии, но  я  -  ваша
единственная надежда на продолжение династии. Вы охраняете  и  защищаете
меня, укрываете от  малейшей  опасности.  А  когда  ваше  попечительство
оказывается неудачным, вы взываете к самому яростному отмщению.
   - Разве я когда-нибудь старался  укрыть  тебя?  -  спросил  его  отец
поспешно, но все еще спокойно. - Разве я запрещал тебе делать то, что ты
хотел? Ты хотел стать жрецом и обучиться магии.  Я  тебе  не  мешал.  Ты
путешествовал где хотел, даже в самых опасных краях.  И  я  ни  разу  не
воспользовался своей силой, чтобы вернуть тебя.
   - Однако ты следил за мной. Твоя сила преследовала меня.  В  пределах
Керувариона твои  стражники  всегда  были  неподалеку.  В  Асаниане  они
потерпели неудачу, но вовсе  не  из-за  того,  что  плохо  старались.  Я
слышал, что Эбраз из Шон'ая поплатился жизнью  за  ту  ловушку,  которую
расставил. Я знаю, что ты искал меня и не мог найти, хотя тебе  пришлось
прочесать  целые  империи.  Узнав,  что  я  ускользнул   из-под   твоего
наблюдения, ты обезумел: ведь я  оказался  подвластен  лишь  собственной
воле.
   - Мои охотники уже избавились от своей слепоты, - сказал Мирейн.
   Сареван поднял сжатые кулаки и резко опустил их. - Черт возьми, отец!
Разве я все еще ребенок? Разве я не способен  самостоятельно  подняться,
если споткнусь? Как долго ты еще намерен жить за меня?
   После долгой паузы Мирейн наконец заколебался. Его  лицо  напряглось,
словно от боли.
   - Я позволяю тебе действовать  по  собственному  усмотрению,  хотя  и
считаю это безумием или глупостью. - Ну конечно, ты  только  и  делаешь,
что позволяешь. Мирейн стиснул его руку, почти умоляя. Сареван  отступил
назад и высвободился. - Даже эта война, даже она  началась  из-за  меня.
Тебе  никогда  не  приходило  в  голову,  что  я  хочу  сам  чего-нибудь
добиться?
   - Ты получишь все это, когда меня не станет. - Когда тебя не  станет!
- усмехнулся Сареван. - Все подписано  и  запечатано  твоей  собственной
рукой. Дар, и бремя, и проклятие, и ничего  из  этого  не  добыто  мной.
Неужели я так мало для тебя значу? Ты хоть немного думаешь обо мне? -  Я
думаю о целом мире для тебя.
   Сареван дрожал. Его глаза были открыты, он безусловно бодрствовал,  и
тем не менее перед его глазами разверзалась  пучина  его  снов.  Мертвая
Элиан Калириен на останках мира, и обезумевший Солнцерожденный  рядом  с
ней.
   - Вайян, - позвал его отец, возможно, уже не в первый раз.  -  Вайян,
прости меня.
   Мирейн Ан-Ш'Эндор просит прощения? - Ты  такой  же,  как  я,  и  даже
больше, - сказал он глухим от боли голосом. -И я до безумия люблю  тебя.
Я никогда не хотел держать тебя в  клетке.  Я  только  хотел,  чтобы  ты
находился в безопасности и чтобы стал императором, которым ты  и  рожден
быть.
   - Императором чего? - вскричал Сареван из самых глубин своего  мрака.
- Императором пепла, пыли и развалин?
   - Императором всего, что объединяется Аварьяном.  Я  был  рожден  для
войны, для покорения империй. Мир истощает мои силы. Но ты... ты сможешь
править там, где я одержу победу. Ты обладаешь  силой  воли,  которой  у
меня нет, чтобы сохранять мир  во  владениях,  подаренных  тебе  войной.
Разве ты не понимаешь этого, Вайян? Ты не просто мой сын и наследник. Ты
продолжение меня. Ты - такое же, как и я, орудие бога.
   - Меч ранит, - сказал Сареван. - Иногда он  ранит  так  глубоко,  что
излечение невозможно. - К тебе это не относится.
   Взгляд Саревана немного прояснился. Он  увидел  совсем  близко  живое
лицо своего отца - светлый лик с  сияющими  глазами,  в  которых  стояли
слезы. Удар оказался сильнее и глубже, чем думал Сареван.
   "Нет, - предупредил он  себя.  -  Нельзя  смягчаться.  Этот  человек,
который теперь горюет, чувствуя боль своего  сына,  остается  королем  и
завоевателем. По его собственному признанию, он был рожден и создан  для
кровопролития".
   - Я больше не буду преследовать тебя, - сказал Мирейн. - На севере ты
будешь абсолютно  свободен.  Ты  станешь  править  от  моего  имени,  но
согласно собственной воле. - Даже если она  будет  противостоять  твоей?
Мирейн замер в напряжении.
   -  Если  я  заполучу  север,  -  сказал  Сареван,  -  и  запрещу  ему
участвовать в твоей войне, что ты сделаешь? - А ты хочешь так поступить,
Саревадин? "Да", хотел сказать Сареван, но не  смог.  Выразить  открытое
неповиновение отцу - это одно. Но отобрать у отца  королевство,  которое
как никакое другое принадлежало ему...
   - Я мог  бы  сделать  это,  -  ответил  он.  -  И  сделаешь?  Сареван
вздрогнул.
   - Нет, - сказал он медленно и хрипло. - Нет. Это может стать причиной
войны, как и многое другое из того, что я натворил с  тех  пор,  как  не
послушался тебя и отправился в Асаниан.
   Мирейн  пригладил  уверенной   рукой   волосы   Саревана,   аккуратно
распутывая  пряди,  поглаживая  его  холодные  дрожащие  плечи.  Сареван
напрягся, но не сделал попытки убежать.
   - Отец, - наконец произнес он, - тебе так необходима эта война?
   Отцовская рука по-прежнему гладила его по голове. - Ты знаешь, что  у
меня нет выбора. Император Асаниана не уступит  словам  или  пожеланиям.
Только война сможет разрешить наш спор.
   - Если бы ты увидел то, что вижу я, это остановило бы тебя? - Я вижу,
что мрак обманул тебя. Это еще одна западня, устроенная нашими  врагами.
Они знают, кто ты такой, и знают, что ты еще более опасен,  чем  я.  Они
долго и упорно готовились к  тому,  чтобы  заманить  тебя  в  ловушку  и
уничтожить, чтобы ты не стал тем, кого они больше всего боятся.
   - Что такое есть во мне, чего не было бы у тебя, да еще втрое больше?
- Ты будешь властелином мира.
   - Я не хочу... - Сареван осекся.  Рассудок  подсказал  ему,  что  это
ложь. Он хотел этого всем своим существом; желание  было  столь  сильно,
что граничило с отрицанием самого себя. Но между  его  желанием  и  тем,
чего желал его отец, было существенное различие. - Я не хочу, чтобы этот
мир утонул в крови и огне.
   - Может быть, в этом и не  будет  необходимости.  Но  может  быть,  -
сказал Мирейн, не дав проснуться надежде, - это  произойдет.  Ты  будешь
править севером от моего имени? - А ты прекратишь  ради  меня  войну?  -
Нет.
   Ответ был безоговорочным. Сареван отступил и взял себя  в  руки.  Его
гнев  улетучился,  он  почти  успокоился.  Он  обнаружил,  что  способен
улыбаться, хоть и слабо и вовсе не от удовольствия.
   - Я люблю тебя, отец. Никогда не забывай об этом. - Ты будешь править
на севере? Сареван опустился вниз, охваченный непритворной слабостью.  -
Мне нужно время, - сказал он. - Я не... не могу... Дай мне день. Дай мне
подумать.
   На мгновение ему показалось, что он зашел слишком далеко.  Но  Мирейн
сказал:
   - Думай сколько  хочешь.  Твои  владения  могут  и  подождать.  И,  -
помедлив, добавил он,  -  я  тоже.  Сареван  медленно  повернулся.  Лицо
Мирейна  вовсе  не  было  мягким.  Сареван  напряг  собственное,   чтобы
выглядеть подобающим образом. - Один день, - сказал он. - Чтобы привести
мысли в порядок. - Один день, - обещал ему Мирейн. -  Или  больше,  если
тебе нужно.
   Сареван вздрогнул. Он опустил глаза, будучи не в состоянии глядеть на
отца. - Нет, - очень тихо сказал он. - Мне будет достаточно одного  дня.
И тогда, - еще тише добавил он, - ты все узнаешь.

Глава 13

   Когда пришел Сареван, Хирел был готов, хотя и хмурился. На  нем  была
простая темная дорожная одежда, к поясу  пристегнут  длинный  нож,  а  в
руках заплечный мешок.
   - Я получил весть от посла, -  сказал  он.  -  Ты  как  всегда  идешь
напролом.
   - Разумеется. - Сареван повернулся к выходу. - Следуй за мной.
   Они шли тихо, но не скрываясь. Во дворце  имелись  тайные  ходы,  без
которых дворец не был бы дворцом, как  частенько  говаривал  Мирейн.  Но
этот дворец был полон магов, и поэтому беглецы  держались  настороженно,
приглядываясь к тем, кто крался во тьме. Те же, кто не скрываясь шел при
свете, пусть и тусклом, не вызывали у них интереса.
   С  плеча  Саревана  свисал  кафтан,  а  под  ним  как   бы   случайно
примостились оба их мешка. Он не спешил, но и не  медлил.  Больше  всего
прочего он не хотел мятежа. Когда они двинулись вперед,  он  предупредил
Хирела:
   - Думай о неугомонном желудке, о быстрой ходьбе в течение  ближайшего
часа и о глубоком сне после этого.
   Хирел странно посмотрел на него, но возражать не стал. По пути он  не
проронил ни слова, пока им навстречу не попался какой-то лорд  со  своей
свитой.  Заслышав  их  голоса.  Хирел  обвил  рукой  талию  Саревана   и
склонился, прижав руку к животу. Когда он поднял голову, его  лицо  было
бледным.
   - Уже получше, - сказал он достаточно громко, чтобы быть  услышанным,
- но еще не совсем...
   Компания подошла к ним, шумная,  пестрая  и  основательно  подогретая
вином. Увидев предводителя, Сареван чуть не застонал  вслух:  перед  ним
предстал барон  с  востока  Кавроса,  богато  разукрашенный  жемчугом  и
морским золотом. Ему хотелось бы казаться помоложе и посильнее,  но  эти
надежды были тщетны. Он обнимал сразу двух девиц, которых  оттолкнул  от
себя при виде принца, чтобы отвесить  поклон,  такой  низкий,  насколько
позволял его объемистый живот.
   - Господин принц! Как замечательно видеть вас таким крепким и сильным
после всего, что я слышал, хотя, кажется, вы похудели,  очень  похудели.
Это не слишком хорошо. Вам следует следить за собой, вы так нужны нам  в
Керуварионе. Сареван обнажил  зубы  в  улыбке.  -  Добрый  вечер,  барон
Фаруун.
   - О