о оказалось нелегко. В соответствии с королевскими традициями  ноги
принца были обнажены,  но  прежде  ему  приходилось  ступать  только  по
тщательно выровненным дорожкам, поэтому его ногам пришлось туго во время
бегства по каменистой, заросшей  терновником  местности.  Да  и  здешняя
земля, хотя и более мягкая, совершенно не походила на полированные плиты
его дворца. Он поранился о шипы и корни, к тому же его еще слегка мутило
после  яда  и  чистки,  а  Сареван  несся  таким  аллюром,   что   более
коротконогому принцу было не под силу угнаться за ним. Хирел сжал зубы и
еле удержался от ругательств, не упуская из виду яркую  косичку  медного
цвета. Иногда он падал, но не издавал ни звука. Его руки болели от новых
царапин. Колено саднило.
   Он наткнулся на что-то податливое, перевернулся и  вскрикнул.  Чьи-то
руки снова коснулись его. Но разум его не взбунтовался, даже  когда  эти
руки подхватили его. Если принц позволяет,  ему  можно  помочь.  А  этот
варвар достаточно силен. Шаг  его  был  ровным,  и  Хирел  погрузился  в
забытье.
   Внезапно он очнулся. Он лежал на земле, снова обнаженный,  а  Сареван
разматывал его повязки. Хирелу не хотелось видеть то, что было под ними.
   - Раны чистые, - сказал Сареван, - и хорошо заживают. Но осторожнее с
коленом, львенок. Ты рассек его, когда последний раз упал.
   - Д кто в этом виноват?
   - Ты, - последовал быстрый ответ.  -  В  следующий  раз,  когда  тебе
потребуется  отдых,  скажи  мне.   Нечего   демонстрировать   мне   свою
выносливость. У тебя ее нет  и  никогда  не  будет,  если  ты  убьешься,
пытаясь догнать меня.
   Хирел подумал, что ненавидит его.  Впрочем,  его  ненависти  достойны
лишь равные ему, а не темнолицые рыжеволосые варвары.
   - Вставай, - сказал Сареван, снова наложив повязки и надев на  Хирела
плащ и шапку. - Тебе придется немного пройти пешком, иначе твои  мускулы
онемеют.
   Хирел шел. Сареван подстраивался под его шаг.  Время  от  времени  он
подкреплялся глотком воды. Ели они ровно столько,  сколько  требовалось,
чтобы приглушить голод. Может так случиться, сказал этот сын камня,  что
они не доберутся до города до заката, и дал понять,  что  в  этом  будет
виноват Хирел. В то время как Хирел, выбиваясь из сил, злился и  скрипел
зубами, Сареван, обутый и сильный,  легким  прогулочным  шагом  двигался
дальше. На нем не было ни единой царапины, ему претила изнеженность,  он
привык к грубой походной жизни. А почему бы и нет? Ведь он простолюдин.
   - Я самый вопиющий пример смешения пород, - сказал Сареван, когда они
остановились на вершине крутого склона; он даже не запыхался,  хотя  уже
некоторое время нес Хирела на спине и болтал без умолку во время ходьбы,
словно прогуливался по дворцовым покоям. - Во мне есть  янонская  кровь,
как ты мог заметить, а моя мать родом из Хан-Гилена, и  с  обеих  сторон
имеются сильные асанианские корни. И... еще кое-что.
   Хирел не стал спрашивать, что  именно.  Наверняка  помойная  крыса  и
парочка  рабов,  а  также  целая  куча  дикарей,  наделявших  его   этой
непомерной надменностью, не соответствующей его положению.
   Сареван уже поднялся, будто вовсе не  нуждался  в  отдыхе,  и  бродил
среди  зарослей  ежевики,  покрывавших  холм.  Вскоре  он   вернулся   с
пригоршней ягод, зрелых,  сочных  и  на  диво  сладких.  К  удивлению  и
одновременно к радости Хирела, съев свою долю  ягод,  Сареван  отхлебнул
воды из фляги и не проявил желания двигаться дальше. Он ходил туда-сюда,
словно чего-то или кого-то ждал; он  встал  лицом  к  своему  обожаемому
солнцу и принялся петь для него. Теперь, когда сон не  одолевал  Хирела,
он нашел голос жреца приятным. И даже более чем приятным. Если  говорить
честно, это был замечательный голос. В Асаниане ему  позволили  бы  петь
для Среднего двора, а после обучения он даже  смог  бы  победить  других
претендентов и стать певцом Высочайшего двора.
   Наступил теплый солнечный полдень.  Хирел  зевнул.  Что  за  странное
создание этот рыжеволосый северянин, сладкоголосый певец,  жрец  Солнца.
Весь восток представлен в одном человеке.  На  рынке  за  него  дали  бы
хорошую цену.
   Хирела передернуло. Он не хотел  думать  о  рынках  рабов.  Его  рука
проскользнула под шапку, пробежав по начавшим отрастать волосам.  Прошло
уже три дня с тех пор как  Вуад,  чьей  матерью  была  рабыня  Ормалена,
встряхнул своими грязно-коричневыми  волосами  и  расхохотался,  поощряя
брадобрея. Вуад не мог простить Хирелу его чистой крови  и  великолепной
золотистой гривы. - Волосы отрастут снова.
   Сареван отбрасывал прохладную тень, но голос его был теплым и мягким.
Хирел сжал зубы.
   - Убери с меня свою тень, - прошипел он. Тень  отодвинулась.  Сареван
скинул рубашку, свернул ее и сунул в мешок, по всей вероятности, даже не
заметив, что нанес оскорбление. Он снова принялся рыскать  по  зарослям,
исследуя видимые и скрытые тропинки, при этом двигался легко,  словно  в
танце, и что-то мычал под нос.
   Внезапно он замер. Хирел не слышал ничего, кроме  шелеста  ветерка  в
листве и пения птичек, и не видел ничего, кроме диких зарослей. Деревья,
подлесок,  колючий  кустарник;  камни,  разбросанные  по   склону.   Все
животные,  которые  попадались  им  на  глаза,  были  маленькие   и   не
представляли опасности. Ни одно из  них  не  осмелилось  подойти  к  ним
близко.
   Сареван не сделал ни малейшего движения по направлению к оружию.  Его
профиль был напряжен, но вовсе не от страха. Хирелу стало не по себе.
   Ветерок утих. Птичка издала последнюю трель  и  умолкла.  В  зарослях
двигалась чья-то тень. Вот она исчезла. Снова появилась.
   Во  рту  у  Хирела  пересохло.  Это  был  хищный  зверь,  кот   цвета
переменчивой тени размером с небольшого сенеля. Солнце отражалось в  его
глазах и светилось в них зеленым пламенем. Зверь скользил среди  камней,
такой ловкий и изящный, что его  бег  казался  медленным;  он  неумолимо
приближался.
   И вдруг прыгнул. Хирел прижался  к  земле  над  ним.  Мелькнул  серый
живот, гладкий и мягкий,  но  защищенный  стальными  мускулами  хищника.
Принц и сам не  понял,  почему  он  не  испугался  и  не  сбежал.  Зверь
обрушился на Саревана, и они покатились по склону  холма,  ужасно  рыча.
Хирел же не мог издать ни звука.
   Шумная битва завершилась. Сареван без  единой  царапины  поднялся  на
колени.  Теперь  он  стал  совсем  другим.  Перед  Хирелом  был  уже  не
высокомерный странник, а  мальчишка  с  широкой  ослепительной  улыбкой,
обнимавший за шею чудовищную мурлыкающую кошку.
   - Это Юлан, - радостно сообщил он, - и он говорит, что сегодня у него
нет настроения закусывать нежным  мясом  принцев.  Наконец  Хирел  вновь
обрел дар речи. - Черт возьми, что это за...
   - Юлан, - терпеливо повторил варвар. - Мой друг и давнишний  спутник,
а кроме того, принц всех кошачьих принцев. Своей жизнью ты  обязан  ему.
Это  он  сбил  со  следа  псов,  бегущих  за  тобой,  и   пустил   твоих
преследователей  по  ложному  пути,  в  конце  которого  их  ждала  твоя
окровавленная рубаха.
   Хирел припал к земле. Она вращалась под ним, или же это  в  голове  у
него все перемешалось? - Ты... он...
   - Он, - с расстановкой сказал Сареван, - учуял тебя еще до того,  как
ты пересек границу. Я выследил тебя.  А  Юлан  отвлек  охотников.  -  Но
зачем? Сареван пожал плечами.
   - Мне показалось, что это стоящее дело. Кто знает, возможно, к  этому
приложил руку бог. - Бога нет.
   Рыжая бровь приподнялась. Сареван ласково пробежал руками по большому
серому телу, словно стараясь найти раны. Не обнаружив,  по-видимому,  ни
одной, он вздохнул, прижал к себе зверя, зарылся лицом в  густой  мех  и
принялся бормотать что-то неразборчивое. Кошачье мурлыканье превратилось
в громовые раскаты.
   - Они думают, что я погиб, - сказал Хирел, стараясь перекричать  этот
рык. - Они думают, что я растерзан. Этим...
   - ...диким юл-котом из пустыни, лежащей за озером Умиен. И это должно
привести твоих врагов в замешательство.
   Хирел попытался встать. Кот уставился на него, и он разжал кулаки.
   - Вряд ли они узнают. Скорее подумают о лесных львах  или  волках,  а
может быть, и о демонах. Здесь распространены подобные суеверия. Однако,
- подытожил он, - все проделано неплохо.
   И снова Сареван расплылся в своей изумительной улыбке. - Да  что  ты?
Тогда в путь, львенок. Тебя понесет Юлан, и сегодня  мы  будем  ночевать
под крышей. Я на это даже не надеялся.
   Хирел сглотнул. Кот зевнул, обнажив длинные как кинжалы клыки.  Принц
кошек. Вот так скакун для Высокого принца!
   Хирел с отчаянной доблестью подошел к нему. Зверь  ждал,  покорный  и
смирный, как пони для малышей.
   Мех его был густым и  сверху  грубым,  подшерсток  же  -  божественно
мягким. Однако не так-то просто оказалось усидеть на его спине, и Хирелу
пришлось изо всех сил сжимать коленями гибкие бока. Зверь бежал ровно, и
ни одно копытное животное не могло бы соперничать с  ним  в  скорости  и
выносливости. Хирел даже ухитрился осторожно пригнуться и  лечь  ничком,
используя вместо подушки крепкую кошачью макушку между мягкими ушами.
   Успокоившийся и почти довольный, он лениво смотрел по сторонам, ни на
чем в особенности не останавливая взгляд.  Деревья.  Вспышки  солнечного
света. Все тот же ручей: один раз из него напился Юлан, один раз Сареван
наполнил флягу. Жрец доглядел довольным, словно для  него  этот  быстрый
бег дело приятное и привычное. Иногда он клал руку на спину кота, но  ни
разу не дотронулся до Хирела.
   Солнце садилось. Лес стал редеть, и за ним открылись холмы и  красная
лента дороги. На низком, но обрывистом холме возвышалась стена, а за ней
- город, выглядевший довольно жалко: казарма, несколько лачуг  и  домов,
скудный рынок, кузница и винная  лавка.  В  самом  центре  города  стоял
маленький, но непременный храм.
   Их заметили задолго до того, как они достигли ворот. Ребенок,  пасший
возле  дороги  стадо   длинношерстных   овец,   оглянулся,   его   глаза
расширились, и  он  принялся  бешено  размахивать  руками,  пронзительно
крича: - Са'ван! Са'ван ло'эндрос!
   Крик был подхвачен другими детьми, которые, казалось, выросли  из-под
земли. Они высыпали из-за  ворот  и  окружили  Путешественников,  танцуя
вокруг них; одни повисли на Сареване, другие облепили Юлана. Уставившись
на Хирела, дети принялись о чем-то болтать, но, поскольку он не удостоил
их ответом, они забыли о Нем. Затем подошли дети  постарше,  с  чувством
собственного достоинства, но не менее восхищенные, и защебетали на своем
варварском наречии. Сареван что-то ответил, улыбаясь и  даже  смеясь,  и
посадил на каждое плечо по ребенку, а еще  с  полдюжины  тянули  его  за
рубашку. Несомненно, его здесь знали.
   Хирел все еще находился на спине Юлана. Он устал, тело его болело, но
никто не обращал на него внимания. Все собрались вокруг жреца. Ни одного
цивилизованного человека в толпе, а стражники в доспехах  не  делали  ни
малейшей попытки разогнать сборище. Совсем наоборот.  Те  немногие,  кто
присоединился к остальным, глядели на них снисходительно.
   Несмотря на то что люди напирали,  Сареван  двигался  с  удивительной
легкостью, как и Юлан чуть позади него, несущий на спине Хирела и одного
или двух дерзких ребятишек. Какая-то крошечная загорелая девчушка, голая
и скользкая как  рыбка,  решила  избрать  Хирела  в  качестве  подпорки,
невзирая на его застывшую гримасу. Ее никак нельзя было назвать  чистой.
Очевидно, она барахталась в грязи вместе с  собаками.  Она  вцепилась  в
Хирела как пиявка, а он был слишком потрясен  и  оскорблен  этим,  чтобы
отшвырнуть ее.
   Наконец они  оказались  перед  храмом,  и  народ  отхлынул  Храм  был
маленький, однако мог похвастать настоящей жрицей. Ее сопровождали  двое
серьезных большеглазых детей в коричневых одеждах - послушников, которые
могли принадлежать к любому полу, но, возможно, более высокий ребенок  с
полными красивыми губами был девочкой. Оба они во все  глаза  таращились
на Саревана, словно на бога, спустившегося на  землю.  Жрица,  маленькая
пухлая женщина с красивой золотистой  кожей,  как  у  асанианской  леди,
одарила его улыбкой и парой слов, а он поклонился в  знак  уважения.  Ее
рука на мгновение задержалась  на  его  огненной  голове,  благословляя.
По-видимому, она была благородного происхождения, и  ее  хорошие  манеры
врожденные.
   Отчасти  по  собственной  воле,   отчасти   из-за   усталости   Хирел
соскользнул со спины Юлана и прислонился к его теплому  сильному  плечу.
Девочка, лишившись опоры, без труда удержалась на спине кота, но ее  рев
привлек к себе внимание множества людей. Хирел выпрямился, когда на него
устремились все эти темные глаза на смуглых лицах, и  глаза  Саревана  -
самые темные из всех, и янтарный взгляд жрицы  -  свидетельство  древней
благородной крови. Такой же, как его  собственная  Она  поняла,  кто  он
такой. Она должна была понять это.
   Сареван  заговорил,  и  все  глаза  с  предельным   вниманием   вновь
обратились к нему. Говорил он недолго, затем повернулся к Хирелу.
   - Пошли, - сказал он по-асаниански и, когда Хирел открыл  рот,  чтобы
возразить, добавил: - Можешь оставаться, если хочешь. Здесь  никто  тебя
не тронет. Но я намерен поесть и  отдохнуть.  Хирел  резко  выдохнул:  -
Очень хорошо. Веди меня.
   Толпа людей,  сопровождавших  путешественников,  не  сделала  попытки
проникнуть за ворота, хотя несколько детей громко  возмутились,  потеряв
своих "верховых животных". Сареван приостановился, чтобы рассмешить  их.
Когда за их спинами захлопнулись ворота, он и сам улыбался.
   - Ах, мальчик, - сказала жрица, говорившая по-асаниански  значительно
лучше, чем Сареван. - Ты умеешь находить с детьми  общий  язык.  Сареван
пожал плечами и усмехнулся.
   - Это им удается находить общий язык со мной. - Он  положил  руку  на
голову Юлана и коснулся плеча Хирела. - Эти двое нуждаются в  еде,  а  у
одного из них на теле раны, на которые тебе стоило бы взглянуть.
   Хирел смирился с тем, что она  прикоснется  к  нему,  тем  более  что
Сареван оставил их в комнате внутреннего храма, а  сам  вышел  вместе  с
послушниками. Жрица не стала бесцеремонно срывать  с  него  одежду,  она
аккуратно и благопристойно раздела его, стоя у  него  за  спиной.  Затем
вымыла его с помощью  губки  и  ароматной  воды  и  обернула  полотенцем
поясницу. После всех испытаний, выпавших на  долю  Хирела,  это  простое
соблюдение приличий чуть не довело его  до  слез.  Он  боролся  с  ними,
комкая в руках край своего одеяния, пока не смог повериться к ней лицом.
   Жрица осторожно и без лишних вопросов осмотрела его раны.
   - Все чисто, - сказала она наконец, повторив слова Саревана.
   На самые глубокие царапины  она  наложила  свежие  повязки,  а  более
мелкие оставила подсыхать и накинула на Хирела  мягкую  легкую  рубашку.
Когда она расправляла складки, пустая комната, в которой они находились,
словно наполнилась сиянием.
   Это всего лишь вошел Сареван. Он выкупался: его волосы были распущены
и курчавились, борода спуталась; на нем оказалась рубашка,  почти  такая
же, как у Хирела. Входя, он снова повязал ленту своего  странствия.  Его
быстрые глаза скользнули с лица жрицы на Хирела и обратно. -  Ты  сделал
все как надо, - сказала женщина. Жестом велев им обоим следовать за ней,
она провела  их  через  прихожую  во  внутренний  храм,  а  потом  через
маленький Внутренний дворик  с  садиком  -  в  небольшое  помещение  под
открытым небом, где на свежем вечернем воздухе  их  ждали  послушники  с
едой. Раньше принц Хирел счел бы подобное пиршество жалким, сервировку -
слишком простой и неизящной, но сегодня все это показалось ему таким  же
великолепным, как банкет для высокородных господ в  Кундри'дж-Асане.  Не
важно, что ему предстояло  разделить  трапезу  с  варваром  и  женщиной.
Хирела мучил поистине королевский голод, его  желудок  впервые  проявлял
снисходительность, к тому же жрица оказалась превосходной собеседницей.
   Звали ее Орозия, и она происходила из  древнего  рода  Виникарьяс  из
восточного Маркада.
   - Нельзя сказать, что мои близкие обрадовались, когда услышали, что я
исповедую эту веру. - Орозия отпила немного удивительно вкусного вина  и
отщипнула кусочек сыра. - Не пристало дочери знатного  рода  поддаваться
суевериям востока. А уж обет жрицы... просто ужас! - Она рассмеялась,  и
в смехе ее проскользнула легкая горечь.  -  Бедный  мой  отец!  Когда  я
явилась к нему в ожерелье и с косичкой, готовая к странствию,  это  чуть
не убило его. Как он должен был объяснять это равным себе? И  как  после
этого мог высоко держать голову при дворе?
   - Он оказался трусом, - сказал Хирел. Жрица склонила голову, внезапно
став серьезной. - Нет, мой отец не был трусом. Он  был  лордом  Среднего
двора, а  предки  его  занимали  даже  более  высокое  положение,  и  он
заботился о чести семьи. В то время я была молода и жестока и сгорала от
любви к моему богу,  а  отец  насмехался  над  ним  как  над  вздором  и
суеверием. Он был глуп, а я  еще  глупее,  и  нам  не  удалось  остаться
друзьями. Через год он умер.
   Хирел неотрывно смотрел в свой кубок, выполненный из простого дерева,
как  и  вся  остальная  посуда,  и  ничем  не  украшенный.  Бесформенная
неуклюжая шапка Саревана сползла ему на глаза, заслоняя все вокруг. Он с
яростью отбросил ее. Холодный воздух обжег его обритую голову.
   - Мои братья через год не  умрут.  Они  будут  обриты,  заклеймены  и
кастрированы, как они собирались поступить со мной, и проданы в  рабство
на юг. - Он поднял глаза. Послушники  исчезли.  Жрец  и  жрица  спокойно
смотрели на него.
   Черные глаза и янтарные - оба взгляда  были  непроницаемы.  Он  хотел
закричать на них, но сдержал себя. - У меня нет бога, который наделил бы
меня мудростью. У меня нет мечты, нет никаких желаний. Только месть. И я
отомщу, жрецы. Я сделаю это или умру.
   - Им следовало бы поступить умнее и убить тебя, - сказал Сареван.
   Хирел снисходительно посмотрел на него. - Да, следовало бы. Но они не
только жестоки, а еще и трусливы. Никто из них не  хотел  обагрить  свои
руки моей кровью. И даже если бы меня обнаружили и узнали, то что я  мог
бы сделать? Евнуху не место на Золотом троне. Им не повезло, потому  что
они  послушались  цирюльника,  которому  предстояло  оскопить  меня.  Он
сказал, что желудок следует очистить и оставить меня без еды хотя бы  на
один день, иначе я наверняка умру под ножом. Той же ночью я  нашел  окно
со сломанным запором и воспользовался им. Дураки. Они звали меня Золотым
Локоном, избалованным любимчиком отца и игрушкой  для  гарема.  Им  и  в
голову не приходило, что у меня хватит ума сбежать.
   - Принято считать, что красота не обладает умом. - Сареван развалился
на стуле, великолепный в своей  наглости,  и  продолжал:  -  Скажи  мне,
Орозия, не отвести ли этого львенка к его отцу?  Или  отдать  его  моему
отцу и посмотреть, что из этого выйдет?
   Хирел спокойно сидел, как его учили при  Высоком  дворе  Асаниана,  и
поигрывал недоеденным плодом, прикрыв горящие глаза.  Предательство.  Ну
конечно. Его запрут в каком-нибудь северном  форте,  отдадут  дикарям  в
килтах, заставят чистить хлев ради хлеба насущного.  И  заманила  его  в
ловушку забывшая о чести женщина, чтобы заполучить  ожерелье  демона,  и
человек, которому вообще неизвестно, что такое честь.
   - Ты знаешь, что надо делать, - пристально глядя на Саревана, сказала
жрица с интонацией, от которой волосы на затылке у Хирела встали  дыбом.
Она говорила не с низшим по положению и не с тем, кого ее милость  могла
бы счесть равным себе; она словно обращалась к кому-то или чему-то,  что
стояло намного выше ее. - Но если уж тебя интересует мое  мнение,  то  я
посоветовала бы второе. На западе его  высочество  подвергнется  великой
опасности, да и ты тоже. Аварьян в Асаниане не пользуется  уважением.  В
любом из его обличий. - И все-таки, - сказал Сареван, - мальчишка  хоч