воими глазами  и потому не могу
признать справедливым  такого объяснения; я нахожу несколько затруднительным
для  перепелиной матки в  одно и  то  же  время сидеть в  гнезде  на  яйцах,
доставать пищу и самой кормить уже вылупившихся детей, которые, по  слабости
своей в первые дни, должны  колотиться около гнезда без  всякого призора, не
прикрытые  в  ночное  или  дождливое  время  теплотою  материнскою  тела.  Я
нахаживал перепелят, еще не  сбежавших с гнезда, видел, как мать их  кормила
из  своего рта,  и все они  были одного возраста. Не лучше  ли объяснить это
странное обстоятельство тем, что выводка, у которой мать как-нибудь погибла,
разбегается  и  присоединяется к другим выводкам, старшим  или младшим,  как
случится? Вот отчего может  происходить большая разница  между перепелятами,
по-видимому, одной выводки.

     Как скоро начнут поспевать хлеба, особенно проса, перепелки сбегаются к
ним со  всех сторон и постоянно около них  держатся.  На таком  привольном и
сытном корме не только старые,  но и молодые перепелки жиреют с изумительною
скоростью, особенно перепела и холостые  самки.  В это время они уже  весьма
неохотно поднимаются с  земли;  летят очень тяжело  и  медленно  и,  отлетев
несколько сажен, опять садятся, выдерживают долгую стойку собаки, находясь у
ней под самым  рылом, так что ловчивая  собака  нередко ловит их на месте, а
из-под ястреба (* Это выражение буквально точно, но  относится  уже к травле
перепелок ястребами. Когда  собака приищет  перепелку и  станет над  ней, то
охотник поднимает  руку, на которой сидит ястреб, как можно выше, над  самой
птицей. Жирная и тяжелая перепелка, увидя ястреба и боясь лететь,  со страху
прижимается плотнее к траве и очень часто допускает взять себя руками) можно
брать их руками.  Перепелки  особенно лакомы  к  просу,  и когда  дожинается
десятина  или  загон с этим  хлебом, то при каждом взмахе серпа  вылетает по
нескольку  перепелок.  Не  желая  таскаться в  жаркое  время  с  собакой,  я
пользовался этим средством и, стоя спокойно  посреди жниц и жнецов,  стрелял
взлетающих  перепелок.  Нередко убивал я более  двух десятков, а  взлетевших
перепелок  с одной  десятины насчитывали  иногда  далеко за сотню; но  такое
многочисленное  сборище  сбегается  только  по  вечерам,  перед  захождением
солнца; разумеется,  оно тут же и остается на всю ночь,  а днем  рассыпается
врознь  во  все стороны, скрываясь  в  окружных  межах,  залежах  и  степных
луговинах. Когда  хлеба сожнут, перепелки  продолжают  кормиться  по  жниве,
забиваясь нередко в снопы,  особенно под горсти еще не  связанного проса,  и
мне часто случалось,  взворачивать их ногой, чтобы выгнать оттуда перепелок.
Они продолжают посещать даже и те  десятины, с которых хлеб свезен, особенно
поросшие  долго  зеленеющими  посреди  желтой соломы  жабрами  и  чередой, и
подбирают там наточившиеся из колосьев переспелые зерна.  Так проходит целый
август  и  даже первые  числа сентября;  но тут перепелки  начинают приметно
уменьшаться  и  к половине  сентября иногда  совсем  пропадают:  морозы  или
холодное ненастье, разумеется, ускоряют, а теплая погода замедляет их отлет.
Надобно  заметить,  что  перепелки пропадают  не вдруг,  а  постепенно.  Быв
смолоду перепелятником, то есть охотником травить перепелок ястребом, я имел
случай много раз наблюдать за постепенностью их отлета. Если б я  был только
ружейным охотником, я никогда бы не мог  узнать этого обстоятельства во всей
подробности: стал  ли бы я ежедневно таскаться за одними перепелками в такое
драгоценное для стрельбы время?

     Первое уменьшение числа перепелок после порядочного мороза или внезапно
подувшего северного  ветра довольно заметно, оно случается  иногда в  исходе
августа,  а  чаще  в  начале  сентября;  потом всякий день начинаешь травить
перепелок  каким-нибудь  десятком  меньше;  наконец,  с  семидесяти  и  даже
восьмидесяти штук сойдешь постепенно на три, на две, на одну:  мне случалось
несколько дней сряду оставаться при этой последней единице, и  ту достанешь,
бывало, утомив  порядочно  свои ноги, исходив все места, любимые перепелками
осенью:  широкие межи  с полевым кустарником и густою наклонившеюся травою и
мягкие  ковылистые  ложбинки  в  степи,  проросшие  сквозь  ковыль  какою-то
особенною пушистою шелковистою травкою. Хороша в это время вся облитая жиром
перепелка! Давно бросивши для ружья перепелиную охоту с ястребом,  я  любил,
однако,  добывать  иногда  ружьем  в  это  позднее время  уже весьма  редких
перепелок.

     Никакому  сомнению  не подвержен отлет их на  зиму в теплые страны юга.
Много  читали  и  слышали  мы  от  самовидцев, как  перепелки  бесчисленными
станицами переправляются через Черное море и нередко гибнут в нем, выбившись
из сил от противного ветра. Теперь предстоит вопрос:  когда и где собираются
они  в  такие огромные стаи?  Очевидно, что  у  них  должны  быть где-нибудь
сборные места, хотя  во всех губерниях средней полосы России,  по всем  моим
осведомлениям, никто не замечал ни прилета, ни отлета, ни пролета перепелок.
Даже никто не поднимал, не видал их собравшихся в стаи. Нельзя предположить,
чтобы каждая перепелка отдельно летела прямо на берег моря за  многие тысячи
верст, и потому некоторые  охотники думают, что они  собираются в  станицы и
совершают свое воздушное путешествие по ночам, а день проводят где случится,
рассыпавшись  врознь,  для приисканья  корма,  по  той  местности,  на какую
попадут. Я должен упомянуть, что знал одного охотника, который уверял  меня,
что перепелки не улетают, а уходят и  что  ему  случилось заметить, как  они
пропадали в одном  месте и показывались во множестве, но не стаей, в другом,
где их  прежде было очень мало, и что направление этого похода, совершаемого
днем, а не ночью, по  ею замечаниям, производилось прямо на юг. Этот охотник
преследовал идущих в поход  перепелок  и  замечал, что они  показывались  на
новых местах не поутру, а  в полдень и  более к вечеру.  Я не берусь решить,
чье мненье справедливее: для этого нужны  точнейшие наблюдения  не одного, а
многих охотников.  Я  слыхал  также  от  достоверных  людей,  что  перепелок
нахаживали  случайно  зимою,  именно под  наклоном  густой,  высокой  травы,
растущей по межам и даже в  сурочьих норах, изнутри всегда плотно затыкаемых
самими  сурками  не близко  к выходу; перепелки были живы,  но  находились в
каком-то полусонном состоянии; будучи внесены в  теплое жилье и  посажены  в
клетку, они скоро принимались за корм и совсем оправлялись.  Отсюда родилась
ложная  мысль  у  некоторых  старинных  охотников,  которую я  слыхал  и  от
крестьян,  что  перепелки  У  нас  зимуют. По  моему мнению, найденные зимой
перепелки были поздыши или хворые: и  те  и другие не  имели сил улететь или
уйти вовремя и принуждены были зазимовать. Перенесли ли бы они всю зиму, или
померзли - это вопрос.

     Из всего описания  образа жизни  и  нравов перепелок  можно видеть, что
стрельба их  должна производиться  из-под собаки и всегда в  лет. Все мелкие
сорты  дроби пригодны  для этой  стрельбы,  потому  что  перепелок  особенно
осенью,  охотник  может стрелять на каком угодно  расстоянии:  чистое  поле,
крепость   лежки  и  близость  взлета,  к  которому  можно   заблаговременно
приготовиться, если  собака  имеет  хорошую стойку, делают  охотника  полным
господином расстояния: он может выпускать  перепелку в меру, смотря по сорту
дроби, которою заряжено его ружье. Очевидно, что выпусканье в меру здесь так
же необходимо, как при стрельбе коростелей. Вообще перепелок, относительно к
их множеству и  достоинству, стреляют  мало,  а  простые добычливые охотники
никогда не  стреляют, считая, что такая маленькая птичка не стоит заряда; да
и  стрелять  в  лет  многие  не  умеют.  Настоящие  же охотники предпочитают
перепелкам,  что  и весьма  справедливо,  болотную  дичь, которая  достигает
лучшей своей поры именно в августе, то есть в одно время с перепелками; но в
местах, где болот  мало  или совсем  нет, стрельба перепелок очень приятна и
добычлива; к тому же можно  иногда  вырвать часок-другой времени из охоты за
болотной дичью  и посвятить  его жирным  осенним  перепелкам.  Я сказал, что
относительно стреляют их мало, но зато ловят несчетное количество: на дудки,
о чем  я уже говорил, наволочною сетью, которую натаскивают, наволакивают на
перепелку  и на собаку, когда последняя  приищет первую  и сделает стойку, а
всего более травят их ястребами. Пойманных двумя первыми способами перепелок
сажают  в садки, то  есть  в  большие клетки, где они живут  очень  хорошо и
отъедаются  весьма  жирны.  В таких  клетках можно  перевозить  их живых  на
далекое  расстояние.  Для  предохранения  от  порчи  жирного  мяса травленых
перепелок их слегка просаливают  и заливают в  кадках или бочонках  коровьим
маслом; по мнению многих, свежепросольные перепелки лучше свежих.


        "РАЗРЯД IV"


        "ДИЧЬ ЛЕСНАЯ"


        "ЛЕС"

     Вся  лесная  дичь  живет более  или менее в  лесу, некоторые же  породы
никогда  его  не  покидают.  Итак,  я  предварительно  рассмотрю и определю,
сколько умею, разность лесов и лесных пород.

     Я сказал о воде,  что она "краса природы";  почти то же можно сказать о
лесе.  Полная красота всякой местности  состоит именно в  соединении  воды с
лесом. Природа так  и  поступает: реки, речки,  ручьи  и озера  почти всегда
обрастают лесом или кустами. Исключения редки.  В  соединении леса  с  водою
заключается  другая  великая  цель  природы.  Леса - хранители  вод: деревья
закрывают землю  от  палящих лучей  летнего солнца, от иссушительных ветров;
прохлада и сырость живут в их тени  и не дают  иссякнуть текучей или стоячей
влаге. Убыль рек, в целой России замечаемая,  происходит,  по общему мнению,
от истребления  лесов  (* Есть много селений, навсегда  потерявших  воду  от
истребления леса, которым некогда обрастали головы их  речек или  родниковых
ручьев. Некоторые деревни заменили их колодцами, а некоторые переселились на
другие места. Я видел пример, как значительное село, сидевшее на  прекрасной
родниковой речке  (Большой  Сююш), которая поднимала  постоянно  мукомольный
постав,  в один год лишилась воды. Это  случилось  очень просто:  в жестокую
буранную зиму крестьяне, чтобы  не ездить далеко, вырубили на дрова березник
и олешник (ольховый  лес),  густо  росший  около кругловидной  паточины,  из
которой  вытекало более двадцати родников, составлявших  речку  Сююш.  Весна
была  сухая; все  обнаженные от лесной тени  родники летом иссякли,  и речка
пересохла. Только  в  третий  год,  когда чивая ольха опять подросла, начали
вновь  открываться  родники,   и  только  лет  через  десять  потекла  речка
по-прежнему).

     Все  породы  дерев  смолистых,  как-то:  сосна,  ель,  пихта  и  проч.,
называются  красным  лесом,  или  краснолесьем.  Отличительное  их  качество
состоит в том, что вместо листьев они имеют иглы, которых зимою не теряют, а
переменяют  их исподволь, постепенно, весною и в  начале лета; осенью же они
становятся полнее,  свежее  и зеленее, следовательно встречают зиму во  всей
красе и силе. Лес, состоящий исключительно из одних сосен, называется бором.
Все остальные породы дерев, теряющие свои листья  осенью и возобновляющие их
весною,  как-то:  дуб,  вяз,  осокорь,  липа, береза, осина, ольха и другие,
называются  черным  лесом,  или  чернолесьем.  К  нему  принадлежат  ягодные
деревья: черемуха и рябина,  которые достигают иногда значительной вышины  и
толщины. К чернолесью же надобно причислить все породы кустов, которые также
теряют зимой свои листья: калину, орешник, жимолость, волчье лыко, шиповник,
чернотал, обыкновенный тальник и проч.

     Красный лес  любит землю глинистую, иловатую, а сосна - преимущественно
песчаную; на чистом  черноземе встречается она  в  самом малом  числе, разве
где-нибудь  по горам, где обнажился суглинок и каменный плитняк.  Я не люблю
красного леса,  его вечной, однообразной  и мрачной зелени, его песчаной или
глинистой  почвы,  может  быть,  оттого, что я с малых лет привык любоваться
веселым   разнолистным  чернолесьем  и  тучным   черноземом.  В  тех  уездах
Оренбургской губернии, где прожил я большую половину  своего века,  сосна  -
редкость. Итак, я стану говорить об одном чернолесье.

     По большей части чернолесье состоит из смешения разных древесных пород,
и  это смешение особенно  приятно  для  глаз,  но  иногда  попадаются  места
отдельными  гривами, или колками, где преобладает какая-нибудь одна  порода:
дуб, липа, береза или осина, растущие гораздо в большем числе  в сравнении с
другими  древесными  породами  и  достигающие  объема строевого  леса. Когда
разнородные  деревья  растут вместе и  составляют одну зеленую массу, то все
кажутся  равно  хороши,  но  в  отдельности  одни  другим  уступают.  Хороша
развесистая,  белоствольная,  светло-зеленая,  веселая  береза, но еще лучше
стройная, кудрявая, круглолистая,  сладкодушистая во время цвета, не ярко, а
мягко-зеленая липа, прикрывающая своими лубьями и  обувающая  своими  лыками
православный русский народ. Хорош и клен с своими лапами-листами (как сказал
Гоголь); высок, строен и красив бывает он, но его мало растет в знакомых мне
уездах Оренбургской губернии, и не  достигает он там своего огромного роста.
Коренаст, крепок,  высок  и могуч,  в  несколько  обхватов  толщины у корня,
бывает многостолетний дуб, редко попадающийся в таком величавом виде; мелкий
же дубняк не имеет в себе ничего особенно привлекательного: зелень его темна
или тускла, вырезные  листья, плотные и добротные, выражают только  признаки
будущего могущества  и долголетия. Осина (*  Народ говорит: горькая осина  и
употребляет эти слова в бранном смысле. Кора осины  точно  горька,  но зайцы
предпочтительно любят  глодать молодой осинник)  и по  наружному виду  и  по
внутреннему достоинству считается последним из строевых дерев. Не замечаемая
никем, трепетнолистная осина бывает красива и заметна только осенью: золотом
и багрянцем  покрываются ее рано увядающие  листья,  и,  ярко  отличаясь  от
зелени других дерев, придает она много прелести и разнообразия лесу во время
осеннего листопада.

     Зарость или порость,  то есть  молодой лес приятен на взгляд,  особенно
издали. Зелень его листьев свежа  и  весела, но  в нем мало тени, он тонок и
так  бывает част,  что сквозь  него не пройдешь. Со  временем большая  часть
дерев посохнет от тесноты, и только сильнейшие  овладеют всею питательностью
почвы и тогда начнут расти не только в вышину, но и в толщину.

     Чернея,  издали, стоят высокие,  тенистые,  старые, темны леса,  но под
словом  старый не должно разуметь состарившийся, дряхлый, лишенный  листьев:
вид таких  дерев во  множестве  был бы  очень  печален.  В природе  все идет
постепенно. Большой лес всегда состоит из дерев разных возрастов: отживающие
свой  век  и совершенно сухие  во  множестве  других,  зеленых  и  цветущих,
незаметны.  Кое-где лежат  по  лесу огромные стволы, сначала высохших, потом
подгнивших у корня и, наконец, сломленных  бурею дубов, лип, берез и осин (*
Дуб живет многие столетия; липа - более ста пятидесяти лет, береза - за сто,
а осина - менее ста лет. Общий признак старости  дерев, даже при зеленых, но
уже  редких  листьях  - повисшие  книзу  главные  сучья; этот признак  всего
заметнее в березе,  когда  ей исполнится  сто лет).  При  своем  падении они
согнули  и  поломали  молодые  соседние  деревья, которые,  несмотря на свое
уродство,  продолжают   расти   и  зеленеть,  живописно   искривясь   набок,
протянувшись  по земле или  скорчась  в  дугу. Трупы  лесных великанов, тлея
внутри, долго сохраняют наружный вид; кора их обрастает мохом и даже травою;
мне  нередко  случалось  второпях  вскочить  на такой  древесный  труп  и  -
провалиться ногами до земли  сквозь его  внутренность: облако  гнилой  пыли,
похожей на пыль сухого дождевика, обхватывало меня на несколько секунд... Но
это нисколько не нарушает  общей красоты зеленого, могучего лесного царства,
свободно растущего в свежести, сумраке и тишине. Отраден  вид густого леса в
знойный полдень, освежителен его чистый воздух, успокоительна его внутренняя
тишина  и  приятен шелест  листьев,  когда  ветер  порой  пробегает  по  его
вершинам!  Его мрак  имеет  что-то таинственное, неизвестное;  голос  зверя,
птицы и человека изменяются  в лесу, звучат другими, странными  звуками. Это
какой-то  особый мир, и  народная фантазия  населяет его сверхъестественными
существами:  лешими и  лесными девками, так же как речные и  озерные омута -
водяными чертовками, но жутко в  большом  лесу во время  бури,  хотя внизу и
тихо: деревья  скрипят  и стонут, сучья трещат и  ломаются. Невольный  страх
нападает на душу и заставляет человека бежать на открытое место.

     На ветвях  дерев, в чаще зеленых листьев и вообще в лесу живут пестрые,
красивые, разноголосые,  бесконечно разнообразные породы птиц: токуют глухие
и  простые тетерева,  пищат рябчики,  хрипят на  тягах вальдшнепы,  воркуют,
каждая  по-своему, все породы  диких голубей,  взвизгивают и  чокают дрозды,
заунывно,  мелодически перекликаются  иволги (*  Иволги  имеют  еще  другой,
противоположный крик или визг, пронзительный  и неприятный для уха. Находя в
этих  звуках  сходство  с  отвратительным  криком  грызущихся  кошек,  народ
называет  иволгу дикою  кошкой),  стонут рябые кукушки,  постукивают,  долбя
деревья, разноперые дятлы,  трубят желны, трещат  сойки;  свиристели, лесные
жаворонки,  дубоноски  и  все многочисленное крылатое,  мелкое  певчее племя
наполняет воздух  разными  голосами и  оживляет тишину  лесов; на сучьях и в
дуплах дерев птицы вьют свои гнезда, кладут яйца и выводят детей; для той же
цели  поселяются в дуплах куницы и белки,  враждебные  птицам, и шумные  рои
диких  пчел  (*  Дуплястое  дерево, занимаемое  пчелами,  называется  борть.
Заметив  отверстие,  в  которое лазят пчелы,  его  выдалбливают и обделывают
должеями,  чтоб  можно  было вынимать их и свободно доставать соты душистого
зеленого меда, известного под именем липца. Бортевые промыслы в Оренбургской
губернии были прежде весьма значительны, но  умножившееся  народонаселение и
невежественная жадность при  доставанье меда, который нередко вынимают весь,
не оставляя запаса на зиму, губят диких пчел, которых и без  того истребляют
медведи, большие охотники до меда, некоторые породы птиц и жестокость зимних
морозов).  Трав  и  цветов  мало  в большом  лесу:  густая,  постоянная тень
неблагоприятна растительности, которой  необходимы свет и теплота  солнечных
лучей; чаще других виднеются зубчатый папоротник, плотные и  зеленые  листья
ландыша, высокие стебли отцветшего лесного левкоя да краснеет кучками зрелая
костяника; сырой  запах грибов носится в воздухе, но всех  слышнее острый и,
по-моему,  очень  приятный запах  груздей, потому что они  родятся  семьями,
гнездами  и любят моститься (как говорят в народе) в мелком папоротнике, под
согнивающими прошлогодними листьями.

     В таком чернолесье  живут, более или менее  постоянно, медведи,  золки,
зайцы, куницы  и белки (*  В  некоторых,  более  лесных  уездах Оренбургской
губернии,  где  растут  породы  и смолистых  дерев,  водятся олени,  рыси  и
росомахи; в гористых местах - дикие козы, а в камышах и камышистых уремах по
Уралу - кабаны).  Между  белками попадаются очень белесоватые, почти  белые,
называемые почему-то горлянками, и  белки-летяги: последние  имеют  с  обеих
сторон, между переднею и  заднею лапкою, кожаную тонкую  перепонку, которая,
растягиваясь,  помогает  им прыгать  с  дерева  на дерево, на весьма большое
расстояние. Во время такого прыжка, похожего на полет, я убил однажды летягу
на воздухе, и вышло, что я застрелил зверя в лет. Хищные птицы также в лесах
выводят  детей,  устраивая гнезда  на  главных  сучьях  у самого  древесного
ствола: большие