затеявшей семейную ссору в общественном месте. Наконец,  Инга  вскарабкалась
обезьяной на вышку, Юрий взлетел за ней по лестнице и уже совсем было  огрел
е„ по спине веником, когда она ласточкой прыгнула в воду. Он всердцах метнул
туда же веник, который один и остался  на  поверхности  бассейна,  почему-то
затянутого тонким льдом. Девушка была видна сквозь прозрачный л„д и  воду  -
картинно раскинулась на спине,  светя  глазами.  "За  что  убил?"  -  грозно
спросил кто-то сзади. Юрий увидел, что студенты поднимаются на  вышку.  Один
из них толкнул его в грудь. Ничего страшного, пронеслось в мозгу Юрия,  пока
он летел вниз, во-первых я в кожушке и сильно не ударюсь, а потом  и  л„д-то
тонкий и хрупкий... От удара о л„д поднялся страшный звон. Он открыл глаза.
   Было утро, и кто-то упорно звонил в дверь. Там  оказалась  Инга  с  двумя
парами лыж. "Вы любите сюрпризы, Юрий Ефремович? -  смеялась  она.  -  Тогда
собирайтесь.  Сегодня  прямо  жарко  -  минус  двадцать  пять,  весна.  Марк
Сем„нович и Ольга Львовна приглашают нас к ним на дачу покататься на  лыжах.
Согласны?" "Инга, - растерянно произн„с Юрий, чувствуя, что  инородное  тело
во рту не то проглотилось, не то выпало во сне, пока он  летел  с  вышки  на
л„д, - Как ты узнала, что ты мне снилась?" "Я знала? - удивилась  она.  -  А
что вам... тебе снилось?" "Обычный сон, - ни с того ни с сего  произн„с  он,
радуясь, что ничего не надо катать во рту больше. - Что я за  тобой,  голой,
гоняюсь с каким-то грязным веником. Сегодня, к тому же, в бассейне..."  "Это
серь„зно, - загадочно сказала она. - Скоро твой веник тебе наяву  приснится.
А пока собирайся, едем к Заманским."
   И вот они уже на участке. Заманский стягивает зубами  мокрую  заснеженную
рукавицу и протягивает друзьям руку: "Как добрались?" "Автобус по расписанию
не приш„л, Юрик сразу зам„рз, он вообще у меня жуткий мерзляк, -  Ингу  явно
заносило от гордости, что она тут с долгожданным спутником, - побежал ловить
такси, но нанял  попутку,  а  лыжи  ни  внутрь,  ни  в  багажник  не  лезут.
Представляете, пришлось всю  дорогу  держать  их  за  окном  на  весу.  Сами
замерзли и всю машину ему выстудили... Уже не рад был нашей  пят„рке..."  "А
Оля и Костя здесь?" -  Юрий  восхищ„нно  оглядывался  на  непривычно  чистое
великолепие местной зимы. "Печку  наверху  топят.  Они  в  верхней  комнате.
Нижнюю так выморозило, что  не  протопить."  Действительно,  такую  комнатку
можно было прогреть и восковой свечой. А  тут  гудела  раскал„нная  докрасна
крохотная металлическая ржавая печурка,  около  которой  сидел  рыжий  Костя
Заманский и деловито пришивал подошву к  лыжному  ботинку.  Рядом,  тоже  на
полу, сидела Оля в байковых  шароварах  и  летней  маечке,  не  то  вс„  ещ„
загорелая,  не  то  смуглая,  но  какая-то  "нерусская",  слишком  уютная  и
домовитая. Остро пахло лыжной мазью, таявшим снегом и прошлогодними травами,
развешанными по наклонным стенам. Травы  были  прощальным  осенним  приветом
раскинувшегося внизу под глубокими голубыми  снегами  стелющегося  северного
сада. На полу  катались  высохшие  яблочки-ранетки,  присохла  ж„лтая  глина
раскисшего огорода - следы короткого, щедрого и жаркого здешнего лета...  За
окошком п„стро громоздились дачные домики, убегавшие к  синеющему  на  сопке
лесу.
   Лес этот оказался вес„лым березняком с вкраплениями сине-зел„ных  елей  и
кедров. Юрий, Инга и Костя остановились на гребне сопки,  откуда  виден  был
весь дачный пос„лок с единственной дымящей  трубой  -  над  голубым  домиком
Заманских. За  пос„лком  чернела  линия  железной  дороги,  почти  пустынное
заснеженное шоссе и  морской  простор  зам„рзшего  Амура  до  синих  гор  на
горизонте. Трое дружно присели, вскрикнули, подскочили на палках и понеслись
по дачной улице  вдоль  ч„рных  срубов  колодцев,  разнообразных  домиков  и
невидимых под сугробами садов - к заманчивому дымку. И вс„ на одном дыхании,
с визгом резвящейся петляющей у них перед лыжами  Инги,  со  снежками  в  е„
спину, с арбузным воздухом вглубь л„гких. У калитки все  почувствовали,  что
приморозили щеки и стали весело их натирать снегом, смеясь неизвестно чему.
   На крохотном столике в  верхней  комнате  краснели  на  столике  душистые
помидоры  домашней  засолки,  светились  янтарные  луковицы,  исходил  паром
разваристый картофель, звали к трапезе  соль  и  ч„рный  хлеб.  Столик  едва
помещался  среди  десяти  вытянутых  ног.  В  тишине   устало   потрескивала
остывающая печурка, Все охотно  сбросили  свитера.  Инга  жалась  светящимся
белым плечом к плечу Юрия и щурилась как  кошка  на  ждущую  своего  триумфа
бутылку водки среди закусок. Пар от картофеля  уносился  вниз,  в  поддувало
печурки.
   После  второго  тоста  Заманский  уже  не  напористо,  а   робко   начал:
"Завтра..." "На кафедральной предзащите, - тут же сказал Юрий, - я  выступлю
на вашей стороне!" Все облегч„нно  шевельнулись  и  переглянулись.  Заговор,
расслабленно подумал Юрий. Милый наивный заговор. Вот  и  Ингу  подослали  с
лыжами... Закуски готовили, обсуждали, как бы меня  уговорить...  Поступили,
как все,  как  бы  им  это  ни  претило,  просто  иного  выхода  для  защиты
диссертации нет, сработали, как сумели, со своими скудными возможностями...
   "Вам в самом деле понравилось, Юрий  Ефремович,  или?.."  -  настороженно
сказала Оля. "Диссертация грамотная, смелая, интересная. Содержательная. Я с
удовольствием вчитывался в каждое слово. Вы, Ольга Львовна, можете гордиться
своим мужем. Я не часто получал такое удовольствие от научных  изысканий.  И
не в моих, поверьте, правилах, - подчеркнул он, покосившись  на  восторженно
глазевшую на него сбоку  Ингу,  -  поддерживать  диссертации  самых  близких
друзей, если сама работа мне не по душе. Так что - не дрейфить!" - поднял он
рюмку. "Без дрейфа парусник не плыв„т, - растерянно произн„с Марк Сем„нович,
ошеломл„нный безоговорочной поддержкой Хадаса, означавшей,  по  его  мнению,
несокрушимую поддержку самого Негоды! И - успех на защите в Ленинграде...  -
За объективную поддержку," - на всякий случай добавил  он.  Инга  поцеловала
Юрия в щеку и шепнула: "Спасибо." 2. ***
      "Дорогой мой папочка (зачеркнуто) папа! Я не знаю, помнишь ли ты ещ„ меня, но я тебя помню и очень (зач„ркнуто) люблю. Твой адрес у меня (зач„ркнуто) твой адрес я украл (зач„ркнуто) я украл (подч„ркнуто) у дяди Кеши. Я живу так себе. Учусь тоже. Кирка, помнишь, из шестой квартиры научил меня карате, как ты хотел, но я тогда не захотел. Теперь я всех (подч„ркнуто) в классе и на улице бью. Даже Димку, а он второгодник и у него есть настоящий кастет. Он дер„тся нечестно, с гирькой в кулаке. Но я ему дал поддыхало ногой, и его папка к нам приходил меня зарезать. Но мама ему не открыла и позвонила в милицию. Но Димка сказал, что они с отцом вс„ равно меня поймают и убьют, но я ещ„ больше тренируюсь, сделал себе финку из твоего напильника. Так что ты за меня не бойся. Я сейчас и сам кого хочешь прикончу. Новый год я пров„л у Кирки. Его отец налил нам с ним немного водки. Потом они там все перепились и передрались, а мы с Киркой всю новогоднюю ночь шлялись по Ленинграду и потом отсыпались у нас. Мамки вс„ равно дома не было. Она ушла (тщательно зач„ркнуто). Короче. Мы были одни весь день, смотрели телек, голубой огон„к и фигурное катание. Папа! Дядя Инокеша говорит, что у тебя могут быть командировки в Ленинград. Давай с тобой сразу договоримся. Имей в виду, что я тебя с сегодняшнего дня буду ждать каждую субботу с восемнадцати до девятнадцати на станции "Автово" где кабинки телефонов-автоматов, понятно? Это, чтобы ты знал (зач„ркнуто). Или давай я к тебе приеду сам, без мамы. Ты не думай, я уже решил, что можно на поезде. Просто пока холодно, а в мае можно. Я на товарной станции узнавал, есть вагоны прямо до Комсомольска. Я уже начал копить продукты на дорогу. Твой - сам знаешь кто..."
   3.
   Юрий положил письмо в карман и закурил вторую сигарету от первой,  третью
от второй... не помогало. Печальное лицо сына заслонило яркую теплынь.
   А тут, словно вдруг спохватившись, наступила бурная весна. Вс„  дружно  и
торопливо стало таять. С крыш с грохотом летели пласты  почерневшего  снега,
сугробы  превратились  в  бездонные  лужи,  солнце  припекало  ч„рную  спину
тулупчика.  Над  институтом  истерически  орали  где-то   перезимовавшие   и
откуда-то возникшие сине-ч„рные вороны.  Полы,  стены  и  потолки  коридоров
ослепительно сияли отраженным от весенних луж солнцем.
   Так же  празднично  выглядела  аудитория,  где  развешивал  свои  плакаты
обмирающий   от    волнения    Заманский.    Кроме    членов    кафедры    и
студентов-старшекурсников  тут  были  проректоры.  Потом  приш„л  и  ректор.
Хозяйски сел на самое видное место, согнув на  запуганного  ещ„  больше  его
появлением Марка Сем„новича свои могучие обтянутые  грубой  вязки  пуловером
плечи. Во время доклада он несколько раз мощно откидывался  назад  и  что-то
зло и громко говорил заву и угодливо лезущему к его лицу старику.  При  этом
он презрительно тыкал пальцем то в один, то в другой плакат. После одного из
таких поворотов Ефим Яковлевич презрительно поднял  верхнюю  губу  и  что-то
сказал ректору на ухо. Тот оглушительно захохотал и погрозил  довольному  до
сл„з Вулкановичу пальцем. Эксзав угодливо разв„л руками.
   Малиново багровый Бурятов светил очками, сидя  на  подоконнике,  чтобы  в
форточку оттягивало перегар от нюха ректора. Иногда он непроизвольно  громко
икал, прикрывая  рот  нечистым  платком.  На  него  оглядывались.  Докладчик
сбивался и начинал фразу сначала, вс„ более  высоким  от  волнения  голосом.
Юрий сидел среди студентов. Инга стояла  у  стены,  чтобы  лучше  слышать  и
видеть одновременно и докладчика, и Юрия. Она тоже волновалась так, что лицо
и шея е„ шли пятнами.
   Заманский сначала только поглядывал на Юрия, а  потом  вообще  обращался,
казалось,  только  к  нему.  Юрий  кивал,  ободряя  затравленного   старшего
преподавателя без степени. Во время безобразной пантомимы старика с  хохотом
ректора он позволил себе покрутить пальцем у виска.
   Между тем, плакаты производили впечатление какой-то нелепой мистификации.
Диссертация  казалась  запоздавшей   на   сто   пятьдесят   лет.   Все   эти
грот-бам-брам-реи  и  грот-брам-стаксели  были  бы   уместнее   в   сценарии
пиратского боевика. Но  были  алгоритмы,  диаграммы,  формулы.  Все  слушали
доклад по разному. Студенты и аспиранты -  восторженно,  ректор,  Бурятов  и
Вулканович - откровенно презрительно, Замогильский -  пришибленно,  Валентин
Антонович Попов - нейтрально. Впрочем,  в  части  аппробации  вс„  выглядело
неожиданно солидно: положительные отзывы от пароходств и  энергетиков,  даже
вроде бы рекомендации к внедрению  парусных  систем  для  ветроустановок  от
Совмина Якутии.
   "В заключение я могу сказать, - светил Марк Сем„нович рыжими  глазами,  -
что люди сожгут рано или поздно весь уголь и всю нефть, задохнутся в ядерных
отходах, а ветер, этот вечный бродяга, будет двигать суда и крутить  лопасти
электростанций. За  парусный  двигатель  атомного  века!.."  Студенты  бурно
захлопали. Когда они кончили,  продолжал  хлопать  и  истерически  хохотать,
громко икая, только Бурятов со своего подоконника.
   Зав встал: "Вы кончили, Марк Сем„нович?" "Обо вс„м  этом  можно  говорить
часами, но я надеюсь расширить мо„ сообщение, отвечая на вопросы."  "Спасибо
Товарищи,  попрошу  вопросы."  "Когда  и  где  будет  построен  ваш   первый
парусник?" - студентка. "Мы  в  студенческом  конструкторском  бюро  сделали
несколько проектов и разослали  их...  Я  полагаю,  что  как  только  кто-то
возьм„тся проектировать и строить, мы..."
   "Возьм„тся  -  в  неопредел„нном  будущем,  -  поднялся,  весь  дрожа  от
возбуждения старик. - Я, товарищи, как  бывший  завкафедрой,  должен  внести
некоторую   ясность   в   существо   излагаемой    темы    диссертации,    -
многозначительная пауза. - Ник-то и ни-ко-му никог-да  и  ни-че-го  по  теме
соискателя  Заманского  не  рекомендовал.  Есть   обнад„живающие   фразы   в
заключениях. Обычная дань вежливости, не более. Я и сам по своей диссертации
десять лет назад получал подобные  положительные  отзывы,  но  верил  только
опытному образцу,  который  способен  убедить  Уч„ный  Совет!  И  только  за
внедрение моей работы мне дали уч„ную степень, а не за вежливые фразы!  Что,
это, мол, вс„ интересно. Так ведь и романы  о  пиратских  парусных  фрегатах
читать интересно! Значит ли это, что мы все должны бросить  учить  студентов
и..." "Ефим Яковлевич, - поморщился зав. - У вас  вопрос  или  выступление?"
"Пока - вопрос! - агрессивно выдохнул  Вулканович.  -  Выступление  мо„  тут
кое-кому очень не понравится..." "Марк Сем„нович, будете сразу  отвечать  на
вопрос доцента Вулкановича?" "Сразу. Да, однозначной рекомендации пока  нет,
но..." "Вы удовлетворены?" - зав - старику. "Ещ„ бы!"
   "Алексей Павлович?" "У меня один вопрос, не по существу, если  мне  будет
позволено, - преодолевая икоту соскочил с подоконника  Бурятов.  -  На  всех
плакатах, по-моему следует к защите  добавить  по  эмблеме  -  череп  и  две
косточки без мяса..." Хохот ректора, свист молодых  и  студентов.  "Я  прошу
серь„знее, Алексей Павлович," - зав с детской улыбкой.  "Да  невозможно  тут
серь„знее! - лицо Бурятова мгновенно стало синюшным и одутловатым. - Чем  мы
тут, ч„рт нас возьми  занимаемся?  Для  чего  сюда  пригласили  студентов  -
позорить преподавательский корпус института? Что мы тут вообще выслушиваем и
пытаемся обсуждать? Да в нормальном  вузе  такую  тему  на  курсовой  проект
постеснялись бы дать! Чушь собачья. И ею увл„кся  вроде  бы  дипломированный
инженер, старший преподаватель вуза. Ну увл„кся, так излагай родной жене  на
правах семейного графомана. При ч„м тут мы с вами? Серь„знее! Да у  него  на
плакате номер семь даже знак интеграла нарисован неверно. Интеграл, да будет
вам известно,  уважаемый  докладчик,  это  сумма,  эс  латинское,  а  у  вас
вытянутое гэ русское. Как и вся ваша, с позволения  сказать  диссертация!  Я
ничего, - вытянул он руки впер„д, - я и  не  такое  слыхивал.  За  студентов
обидно,  что  их  инженерии  такие   умельцы   учат,   словно   нет   никого
пограмотнее..." Опять хохот, старик, сняв очки, крутит  головой  и  вытирает
сл„зы. Ректор,  весь  багровый,  криво  улыбается.  "Тогда,  может  быть,  и
обсуждать дальше нечего?" - зав ректору. Тот  мощно  пожимает  плечами.  Зав
кивает и поднимает голову: "Юрий Ефремович?"
   М„ртвая тишина. Бурятов переста„т икать и съ„живается.  Ректор  прямо  на
глазах бледнеет. Старик проседает почти под стол.
   "Первый вопрос у меня не к докладчику, - спокойно начинает Юрий. - Где я?
В вузе или в общей тюремной камере? Если в вузе, то почему кураж и расправа?
Если в камере, то где конвой? ("Ого!" - молодые  показывают  большие  пальцы
друг другу. Инга пода„тся от стены словно готова прямо тут броситься Юрию на
шею.) Если же по существу, то  прошу  ответить  на  следующие  вопросы.  Кто
проверял экономическое обоснование и  есть  ли  заключение  о  достоверности
ваших выводов? На плакате  номер  семь,  кроме  неудачно  выписанного  знака
интеграла, есть, на мой взгляд, очень спорная, но  интересная  интерпретация
эффекта Негоды. Вы уверены в вашей правоте, или прав профессор Негода?  Если
правы  вы,  то  признал  ли  профессор  свою  ошибку  и   отметил   ли   это
обстоятельство в сво„м положительном заключении руководителя  темы  на  вашу
работу? Благодарю вас." "В данном случае правы мы  оба.  И  это  отмечено  в
заключении. Просто я пош„л  дальше  профессора.  При  закритических  ветрах,
когда чайные клиперы прошлого века убирали все или часть парусов, мо„ судно,
напротив, может  включить  запатентованный  мною  рекуперативный  двигатель.
Современные материалы  позволяют  сделать  рангоут  из  легированной  стали,
такелаж - из стальных канатов или из канатов с  окисью  необия.  Пластиковые
паруса,  армированнные  стальной  сетью,  имеют   практически   безграничную
прочность. Вс„ это позволяет судну плавать  без  уменьшения  парусности  при
любом ветре, накапливая его энергию впрок. А потом долго ходить без  расхода
топлива при штиле. Но при  закритическом  давлении  воздуха  в  пузе  (хохот
Бурятова)... Это парусная терминология, Алексей Павлович.... Так вот, в пузе
паруса предложенной мною формы появляются полученные мною в аэродинамической
трубе  вихри,  резко  усиливающие  тягу  ветрового   движителя.   Иннокентий
Константинович  Негода  даже  предложил  назвать   этот   феномен   эффектом
Заманского и..." "Простите - перебил его Юрий. - К сведению  присутствующих.
Как сказал мне сегодня утром по телефону профессор Негода, диссертация Марка
Сем„новича рекомендована к защите  на  докторском  совете,  чтобы  дать  ему
возможность получить сразу степень доктора технических наук без кандидатской
степени прежде всего за эффект Заманского. Продолжайте,  пожалуйста..."  "Да
я, собственно..." - Заманский разв„л руками и вытер со лба обильный пот.  "У
вас вопрос?" - зав ректору.
   "Фантазии по поводу доктора наук Заманского, - начинает ректор, - оставим
на совести Юрия Ефремовича и его утренних телефонных собеседников, если  они
вообще существовали, учитывая  разницу  во  времени  между  Комсомольском  и
Ленинградом. Таких докторов в нашей стране сроду не было, и, смею надеяться,
никогда не будет. Наша наука так низко  ещ„  не  опустилась.  Впрочем,  я  о
другом. Марк Сем„нович, вы отда„те себе отч„т  о  сво„м  положении  в  нашем
институте?" "Вопрос не по  существу,  Петр  Николаевич,"  -  зав  с  детской
улыбкой. "Ничего. За неимением другого существа вопроса, займ„мся пока этим.
Для  пользы  дела  и  докладчика.  Вы  отбыли   пятилетний   срок   старшего
преподавателя и не защитились за этот период, так? Если вы в течение года не
защититесь,  я  вас  понижу  до  ассистента,  обещаю  при  всех.   Подождите
петушиться! Уволитесь? Отлично. Но квартиру  вы  получили  от  института,  а
потому должны будете е„ освободить более достойному  преподавателю.  Нам  не
нужны позорящие наш вуз фантаз„ры. Так вот, я лично займусь  этим  вопросом,
но квартира за вами не останется, я вам это обещаю при всех, включая  вашего
покровителя. У меня десяток специалистов без квартир, мыкаются в  общежитии.
А вам пусть даст квартиру тот, кому нужны ваши закритические области, пузо и
интегралы на букву гэ. Вам вс„ понятно?" "Ещ„ бы..." "Вот и отлично. Из всей
же этой галиматьи, - ректор  брезгливо  обв„л  ладонью  красочно  и  любовно
вырисованные плакаты, - я советую  попробовать  сделать  толковую  статью  в
"Технику-молод„жи." А вас я бы пристегнул к тематике Алексея Павловича.  Ему
как раз нужны люди. Если он через год лично попросит меня  оставить  вас  на
работе в прежней  должности,  то  я  вас,  возможно,  оставлю.  Если  же  не
справитесь и с его темой  -  вот  вам  порог!  Ид„т?"  "Я...  подумаю,  П„тр
Николаевич..." "Вот это другой разговор. Вам сколько лет? Сорок?  Нельзя  же
до конца жизни быть реб„нком!"
   "А - подонком?" - тихо и внятно спросил Юрий, и все вздрогнули.
   Ректор резко обернулся на голос, словно его ткнули кулаком в спину.  "Что
вы сказали, Юрий Ефремович? Повторите!" - Он медленно пош„л в сторону  Юрия.
У  зава  перекошенное  от  страха  лицо,  старик  зыркает  глазами,   словно
прикидывая куда можно улизнуть в случае  чего.  Бурятов  громко  прыскает  в
грязный платок и икает. Юрий вста„т и ид„т навстречу своему врагу.
   "Попробую повторить. Только подонок может на предзащите, среди  коллег  и
студентов, а не в сво„м служебном кабинете, наедине, вести подобную беседу с
преподавателем  вуза.  Только  подонок  может,  пользуясь  незнанием  уч„ным
гражданских законов, угрожать, что  вышвырнет  его  семью  на  улицу  -  без
решения горсуда. Тем более, достоверно зная,  что  ведомственной  площади  у
института нет и никогда не было. Только подонок может "пристегну