лько  книг  и,
главное, электричество, подумал Юрий. Игнат Ильич  вдруг  сказал:  "Тут  уже
десяток лет охотится муж Примкниготорга. Дочке  нашей  столичную  библиотеку
обеспечил.  Инга,  представляете,  вс„  это  перечитала!   Золотая   у   ней
головка..." "А электричество? Что-то я столбов не приметил." "Нет, ток у нас
свой." "Дизель-генератор? А почему его не слышно?" "А вот и нет! Неужели вам
Марк Сем„нович не похвастался? Это ведь он вс„  это  нам  наладил  три  года
назад. Дал мне чертежи, а я вс„ по ним заказал у умельцев  на  авиазаводе  в
Арсеньеве. И вот с тех пор жив„м что в твоей столице. Ни керосиновой  лампы,
ни столбов-проводов в райцентр. Аккумулятор круглые сутки  заряжается  и  от
ветра, и от солнца. У нас тут солнце двести девяносто дней в году,  а  ветер
все триста. Ветряк у меня на сопке стоит уникальный. Его мои друзья фрегатом
прозвали. На каждой лопасти  парус.  А  солнечный  свет  мне  в  специальный
колодец тр„хметровая линза собирает. Она заполнена водой  или  льдом  -  вон
там, на поляне. Почистил раз-два в месяц линзу от снега,  и  она  опять  как
новенькая. У нас даже электроутюг и стиральная машина работают. Не говоря  о
свете, телевизоре и холодильнике. Золотая голова у парня..."
   "Пап, - злопамятно сказала Инга, - так Заманский тоже  еврей."  "Ты  чего
вдруг? - удивилась мать. - Какая разница?" "А такая, что Юра у меня еврей, и
он мне только что сделал предложение, а папа..."  "Что  папа?  -  засмеялась
Полина Олеговна. - Он же у нас и не интересовался никогда. А у меня у самой,
между прочим, бабушка по маме еврейка, Фаина Мордехаевна аж!"
   "Иди ты! - поразился лесник. - Ты серь„зно, мать? А чего  молчала?"  "Так
ведь ты никогда и не спрашивал." "Ну, вы да„те, - хохотала Инга, не  отлипая
от Юрия. - Так я у тебя, оказывается, Хаечка, Юрик! Надо  же,  ехал  ч„рт-те
куда, а попал к своим..." "Все  мы  тут  свои,  советские,  -  примирительно
сказал лесник. - Ладно, время позднее, пь„м чай  и  спать.  А  завтра  после
баньки отметим событие. Куда? - рявкнул он на  Ингу.  -  Отдельно!  Покажешь
брачное свидетельство, тогда..."
   3.
   За окном комнаты, где ночевал Юрий, величественно качалась огромная  лапа
голубой ели в сияющем на солнце пушистом снежном колпаке. За ней  золотились
сугробы на огороде. За огородом туго бил в ослепительно синее небо белый дым
над едва видимым отсюда срубом. Юрий открыл дверь на осторожный стук и сразу
задохнулся от горячего душистого поцелуя невесты. Инга была в нарядном синем
платье с розой у ворота и казалась похудевшей и усталой.
   "Ты себя плохо чувствуешь? - спросил Юрий, вглядываясь в измученные глаза
девушки. - На тебе, как говорится, лица нет..." "Зато ты  выглядишь  у  меня
как огурчик, женишок... Отдохнул от невесты и доволен?.." "Я не  понимаю..."
"Не понимаешь? И очень плохо, что ты меня по-прежнему не понимаешь... Разные
мы с тобой вс„-таки, Юрик. Я вот без тебя жить не могу,  всю  ночь  на  часы
смотрела, когда тебя увижу... А ты, я смотрю, и не вспомнил..."
   "Молод„жь!  -  крикнула  из  гостиной   Полина   Олеговна.   -   Кончайте
любезничать. Умываться и завтракать. Мы с  Савельевым  уже  заждались  вас."
"Где у вас умываются?" "Настоящие мужчины..." "Я понял!" Юрий набросил  свой
кожушок на спортивный костюм, сунул босые ноги в суконные боты и выбежал  на
улицу. Инга со смехом выскочила за ним, едва успев сменить  туфли  на  белые
валенки.  Снег  слепил  со  всех  сторон.   Юрий   сбросил   кожушок,   снял
"олимпийскую" рубашку и стал, вскрикивая, натираться снегом.
   "Жена, спинку потри, - сказал он и тотчас  охнул  и  задохнулся  от  горы
снега, обрушенного безжалостной Ингой на его  голую  спину  с  потревоженной
еловой лапы. Тотчас нежные руки  закутали  его  пушистым  полотенцем,  стали
яростно растирать со всех сторон,  надели  на  вытянутые  руки  "олимпийку",
накинули на плечи кожушок и поволокли под руку к дому.
   "Какой приятный запах дыма, - затянулся  вкусным  воздухом,  как  любимой
сигаретой, городской доцент.  -  Что  это  там  дымит?"  "А  это  вам,  Юрий
Ефремович, папа баньку топит... Надеюсь,  не  возражаете?.."  "Мне?"  "А  вы
эгоист. Чем это вы лучше других? Может и мне." "Вместе?.."  "А  вам  бы  как
хотелось?" "Я и мечтать не смею... До печати из ЗАГСа." "Иногда сбываются  и
несбыточные мечты. Не я ли вам  как-то  обещала...  Помните?"  "Ты  даже  не
представляешь, что ты со мной натворила своим дурацким  замечанием!"  "Потом
расскажешь. А пока - завтракать. У моих тут такие чаи! Такой  м„д!..  У  нас
тут вс„ настоящее и экологически чистейшее.  Как  и  твоя  невеста,  кстати.
Такие не только в столицах, ни в одном городе не растут..."
   4.
   Вы ни о ч„м больше и думать не сумеете, кроме как об Инге Савельевой  под
вашим веником... - вспомнил Юрий тот  комаринный  флирт  в  сентябре,  когда
направлялся по глубокому снегу, щурясь  от  ослепительного  голубого  сияния
сугробов, к извергающей дым бревенчатой бане в конце двора.
   Она стояла среди гигантских разлапистых сине-зел„ных елей у самого берега
узкой реки. Юрий вош„л в предбанник и  растерялся  среди  чистых  деревянных
скамеек и вешалок на стенах. В  приоткрытую  дверь  виднелись  уходящие  под
ч„рный потолок полки, на нижней  стояли  два  алюминиевых  тазика.  В  обоих
лежали бер„зовые веники. Такие  же  душистые  сооружения  висели  по  стенам
предбанника. Наконец-то он увидел наяву, как они не похожи на мучавшую его в
снах метлу и домашний веник...
   Что ему следует тут делать - просто вымыться над тазиком или сразу идти в
парилку? В любом случае, человеку тут следует раздеться догола,  иначе,  что
это за баня?.. Но как можно себе это позволить, если изнутри дверь не  имеет
ни крючка, ни засова? Он выглянул на скрип  снега  и  увидел,  что  Инга  не
спеша, танцующей походкой ид„т к нему. Она была в малахае, отцовском  тулупе
и  валенках.  Войдя,  она  прикрыла  за  собой  дверь,  по-волчьи  светя   в
наступившем полумраке широко расставленными удивительного цвета глазами.
   Увидев смущ„нного Юрия, она удивл„нно подняла брови: "Вы сюда греться что
ли пришли, Юрий Ефремович? Раздевайтесь, вы в  бане!"  "Так  ведь  тут  даже
запора нет, - растерянно показал он пальцем  на  дверь.  -  Как  же  я  могу
раздеваться?.." "А нам никто не помешает, - небрежно  сказала  она,  набирая
воду в ковшик и добавляя в не„  что-то  ароматное  из  бутылки.  -  Я  своих
предупредила, что мы здесь. А больше тут на  десятки  километров  вокруг  ни
души. Кто же может придти? Так что  не  стесняйтесь.  Приобщайтесь  к  нашей
русской культуре, вы, инстраннец в родной стране..." "А... ты?" "Я? Ну  я-то
тут дома. Мне стесняться не пристало..."
   Она не спеша сняла малахай, тряхнула гривой светлых волос, сбросила  ногу
за ногу валенки, а потом небрежно раскрыла кожух,  ослепив  его  белизной  и
совершенством юного тела. "Нравлюсь?" - победно-взволнованно  спросила  она,
поворачиваясь перед ним. "Очень, - выдохнул он, не отрывая от не„ взгляда. -
Я просто...не верю своим глазам!..." "Вот как! Ну, это поправимо,  если  кто
не верит глазам. Разрешается пощупать, - она поймала его руку и положила  на
свою левую грудь. - Держите крепче, а то выскользет! - звонко хохотала Инга.
- Прид„тся опять ловить... веру в происходящее!" "Так вам же больно..." "Мне
гораздо больнее, когда ты вот так робеешь, - жарко выдохнула она,  пристроив
его вторую руку на правую грудь и поднимая по  своему  обыкновению  руки  на
затылок, прогибаясь в талии. - Вот так! Смелее! Ого!! А ну ещ„ раз!..  Ай!..
Нет-нет... Ещ„ чуток... Ой!! Ну.. ты да„шь, доцент! - она поспешно вцепилась
в его руки. - Я же не резиновая кукла... Интересную моду себе зав„л -  живым
студенткам  сиськи  отрывать!.."  "Простите,  Инга,  но  вы  ведь   сами..."
"Зажив„т, - смеялась она, поспешно раздевая его и потирая грудь. - Вот я вам
сейчас за это  так  отомщу!  Прошу  раздеться,  лечь  и  смиренно  принимать
справедливое  возмездие  за  вс„!"  Ой...  это  у  него  что?..  -  мысленно
воскликнула Инга. - А... Я уже догадалась... Еврейские штучки?.. Нет, я  ему
мстить не буду! Такого красавчика я ещ„ не видывала... Кто же такую прелесть
обидит? Я его даже вот так ладошкой прикрою, чтобы веником не задеть... Зато
по всему остальному...
   "Ага, не нравится? А сиськи любимой девушке  откручивать?  Шучу,  шучу...
Получите-ка за это - по ногам, Юрий Ефремович! Теперь по торсу,  по  впалому
животу... Ладно, повернитесь, а то я ненароком  руку  уберу,  а  мне  вашего
прелестника надо беречь, я добрая женщина. Н-ну, Юрка, а вот теперь держись!
Это тебе за полотенце по беззащитной голой девушке с  завязанной  головой  в
еврейской республике!.. А вот так за невнимание  ко  мне  после  кубовой!...
После бассейна!.. Когда сам полез целоваться и сам охладел на месяцы!... Вот
так вас за это! По вашей тощей, простите, заднице, Юрий Ефремович. А  теперь
по вашей изумительной треугольной спине...теперь снова по жопе, чтоб  больше
не задавался, доцент, перед влюбл„нной студенткой!!"
   "А тебе самой уже не больно?.."  "Сос-ку-чился...  Давно  не  лапал?  Ещ„
хочешь потискать? Потискаешь, не бойся, я терпеливая. Успокойся, мне-то  уже
не больно. А вот ты у меня уже стал совсем красным.  Ты  просто  терпеливый,
или осознал, что тебя давно пора выпороть за  все  твои  садистские  фокусы?
Больно?" "Больно, но удивительно приятно, что  именно  ты  меня  стегаешь...
Нет, действительно, вс„ горит. Ты у меня не слабенькая... И - не добренькая,
а?" "Я не добрая?!" "А Бурятова кто чуть насмерть не пришиб? Если бы  не  я,
тебе бы вышку дали... за убийство с особой  жестокостью..."  "А  прелестника
твоего кто... веником не тронул? Не я? Ладно, живите, Юрий Ефремович.  Будем
вас лечить. Встать и быстро за мной, ну же, а то я снова тонуть буду!"  "Так
я же  голый..."  "А  я,  по-твоему,  какая?  Не  бойся,  у  нас  не  принято
подглядывать. Да за „лками из дома и не видно нихера." "Инга!.."  "Не  буду,
не буду... Стану культурненькой, не узнаешь. А пока - за мной!.."
   Юрий увидел, как Инга бежит по заснеженным  ступеням  на  л„д,  к  свежей
проруби с вставленной лесенкой. От розового тела ш„л пар.  Ахнув,  взвизгнув
она бултыхнулась в ледяную воду и звонко закричала на весь лес: "Ай!!  Тону!
Юра, сюда скорее! Тону же!.."
   Скользя по снегу босыми ногами, он  побежал  туда  же,  скособочившись  и
нелепо прикрываясь, съехал по оледенелым ступеням в  прорубь,  задохнулся  и
охватил скользкое ещ„ горячее упругое тело, утонув в крепком объятии.
   "Скорее наверх, - прошептали яркие губы ему в глаза.- А то простудишься у
меня, Боже упаси, лукошко сво„ отморозишь..." Он  вскарабкался  по  короткой
лесенке, пробежал уже немеющими ногами по глубокому снегу  к  пышущей  паром
двери и ввалился в  свирепый  душистый  жар,  плюхнулся  на  полку,  видя  в
приоткрытые двери, как мечется грудь у бегущей по снегу от  реки  Инги.  Она
влетела, звонко хлопая себя крест-накрест руками, плюхнулась ему на  колени,
охватила его шею и едва не задущила поцелуем.
   "Я все эти месяцы мечтала об этом моменте... - горячо шептала она. - Ты -
в нашей бане... Ты! Со мной... голой... и сам голый... с твоим  оригинальным
хулиганчиком... А чего это он заскучал?.. Зам„рз, маленький... Ого,  мы  уже
растем на глазах...  Мы,  оказывается,  умеем  быть  совсем  большими...  Мы
чувствительны к горячим губам...Ничего себе! Сейчас мы  станем  огромными  и
будем пугать наивных русских девушек, не подозревавших о такой  первозданной
мужской красоте... Вы ни о ч„м больше и думать не сумеете, кроме как об Инге
Савельевой под вашим веником... Помните?"  "Ещ„  бы!  Все  эти  месяцы  меня
промучили сладкие кошмары на эту тему." "Тогда, вот  она  я  наяву!  Сначала
лягу вот так. Отлично! Обмакните веник и мстите той, что вас так  беспощадно
стегала! Да не так,  сильнее!  А  по  жопке?  Неужели  вам  моя  попочка  не
нравится? А я ею всегда так гордилась..."  "Больше  я  на  ваши  провокации,
Савельева..." "Да нет же! Это же веник, им  нельзя  поранить.  Вот  так!  По
плечам! Вы же в кубовой так любовались на мои плечи. Помните? По моей спинке
с  такой  тонкой  талией...  Теперь  по  моим  стройным  б„драм...   Хорошо!
Стой-ка... Ого, какие глаза!... Испугался-то как! А это  всего  лишь  та  же
ваша Инга, тоже я, только спереди..." "Спереди не  бьют..."  "Так  я  вам  и
позволила бы меня бить! Я сама побью кого угодно. Только это же  парилка!  Я
вас стегаю, вы - меня!"
   "Хорошо, только  на  этот  раз  уж  я  не  уступлю  вам  в  благородстве,
Савельева. С какой грудью я перестарался? Я е„ ладонью прикрою от веника..."
"С этой. Ой, нет! Вот с этой! Ха-ха!" "С обеими что ли?.. Как же тогда я?.."
"Точно, с обеими недостарался, Юрик! Тебе ещ„ исправлять и  исправлять  свои
грубые научные ошибки. А пока - смелее!.. Хорошо! По... Ну, ты понял..." "Не
больно?" "Ещ„ чего! Да убирай ты свою  ладошку,  не  бойся!"  "На  вот  этой
синяк..." "Мой синяк, мне  и  решать...  Да  не  так!  Нечего  меня  веником
гладить... Хорошо! Ещ„ сильнее! Ой! Ой!! Ты  чего!!  Снова  озверел?  Ничего
себе, а ещ„ доцент!.." "Простите, Савельева... Я..." "Да у вас просто сердца
нет, товарищ доцент. Как вам вообще можно доверять  голых  студенток,  а?  Я
лично вам больше ни одну не доверила  бы,  стегает  наотмашь  -  и  по  ч„м!
Неужели не жалко? Ха-ха-ха, как смутился!.. А  вам  не  ид„т  смущаться,  вы
теряете тонус и привлекательность. Да шучу же я, совсем не больно. Сейчас  я
только добавлю пара и в прорубь. Согласен?" "Ну нет! Сначала..." "Правда?  А
я уж думала ты только избивать умеешь бедную белую девочку... А!..  Ой,  как
хорошо! Ю-ррр-очка! Родненький! Теперь я  сверху.  Ох  и  помучаю...  голого
доцента! Не нравится? А меня мучить?.. Хорошо... Мсти, мсти  мне...  Ничего,
не бойся... Я терпеливая. Что ты только  один  сосок  целуешь?"  "Так  около
второго же... синяк... Боже... действительно полоски от веника, не зря ты...
Что я наделал..." "Вот ты их теперь и лечи... Ой! Где там мо„ счастье?  Ого,
мы не падаем в глазах любимой женщины, мы не из слабых и мягкотелых, мы  как
пружинка, верно? И мы тоже не против, чтобы нас целовали... Слушай,  он  мне
как будто ротик открывает, ей-ей, как младенчик... Надо же!  И  кто  же  это
посмел нас так обидеть, когда  мы  были  совсем  крошкой,  прямо  ножиком...
шкурку срезать, как у картошечки. Ладно, уж я-то обижать  не  собираюсь,  я,
напротив - утешу..." "Инга, вам больно... Ведь вспухли  полоски...  Какой  я
идиот! Ведь такая нежная кожа..." "А мы сейчас  эту  кожу  снова  в  прорубь
сунем, вс„ и зажив„т, как на собаке, вот увидите!.."
   "И с чего это ты взял, что я недобрая? - вспомнила вдруг Инга, когда было
переговорено почти вс„ и она уже набросила на себя полотенце, сидя у Юрия на
коленях в остывающей бане. - Я тебя очень больно парила?" "Да  нет.  Просто,
когда ты упоминула эпизод в кубовой, я подумал, что добрые красивые  женщины
не поступают так жестоко с некрасивыми, как ты с Нюрой." "Это  ты  Корягу-то
пожалел? - Инга даже сняла руки от его шеи и отодвинулась. - Да ведь это она
меня возненавидела за мою красоту, а не я е„ за е„  уродство.  Возненавидела
ещ„ на первом курсе и стала без конца делать разные пакости,  распространять
слухи, следить, доносить! Когда я это поняла, я решила,  что  нельзя  жалеть
людей только за то, что кто-то хуже, слабее или беднее тебя. Нельзя, так как
эта жалость не только не уменьшает их зависть и злобу, но  ослабляет  именно
тебя! В интернате я всегда опекала слабых и некрасивых девочек, а  они  меня
первыми предавали - из зависти!  В  институте  я  попыталась  подружиться  с
Нюркой, но та приняла это за мою  глупость  и  слабость,  стала  беспричинно
преследовать. И я стала беспощадной к жалким моим врагам  не  менее,  чем  к
благополучным. Мы с Наташей и Машей и собрались-то в одной комнате и дружили
именно потому, что нам незачем было друг другу завидовать. Вы же знаете, что
мы, каждая по-своему, и так были лучше всех.  Как,  впрочем,  и  ты  сам!.."
"Холодновато стало, - по„жился Юрий. - Как ни жаль,  пора  одеваться."  "Так
это же ненадолго, - поцеловала его Инга. - Только до нашей  постели.  Теперь
никто не будет возникать, раз мы с тобой  провели  столько  времени  в  бане
наедине. А в комнате у меня знаешь как  тепло!"  "С  тобой  везде  тепло..."
"Правда? Тогда - на посошок!.."
   5.
   "Мне у тебя очень нравится, - Инга как кошка в новом жилище обследовала и
обнюхивала все углы в квартире развед„нного доцента. - Вс„  новое.  Я  люблю
вс„ новое. И я у тебя новая. Ты ведь старую сюда не жд„шь? Не приедет  вдруг
качать права?" "Старую... Она совсем не старая, если ты имеешь  в  виду  мою
бывшую жену..." "Повтори." "Что?" "Такое прекрасное словосочетание -  бывшая
жена! Она бывшая, а я - нынешняя и будущая! И вообще, как говорили  древние:
на войне, как на войне, но в постели, как в постели!.."
   Новая сладко посапывала, хозяйски бросив горячую белую руку ему на грудь.
Она и во сне продолжала доказывать  свою  неотразимость,  то  и  дело  гибко
поворачиваясь с закрытыми глазами то на живот,  то  на  спину,  играя  своей
белизной и округлостями, но замирала неизменно с рукой на его  теле,  словно
утверждала долгожданную собственность. На потолке дрожала белая рама -  свет
от уличного фонаря, искаж„нный теплым потоком воздуха из  открытой  форточки
этажом ниже. Точно как у них в Ленинграде... Юное тело, прильнувшее к  нему,
вдруг показалось Юрию бесконечно чужим. Тот  самый  странный  предмет  вдруг
вернулся в рот - ни прожевать, ни проглотить, ни  выплюнуть...  Мы  выбираем
себе любовниц, - вспомнил Юрий где-то прочитанное, а ж„н нам  дарит  судьба.
Невидимый перст указал когда-то Юрию на  Аллу,  а  ей  на  него,  сделав  их
незаменимыми друг для друга. Рядом счастливо  дышало  совершенство.  Но  это
было чужое совершенство. В свои двадцать  Инга,  несомненно,  имела  немалый
теоретический и практический опыт подобного общения, а Алла и Юрий в  первую
ночь вообще толком не знали что можно и нужно делать друг с другом. Они едва
научились целоваться, но тут позволялось многое другое, а что именно? И  что
не позволяется? Весь его опыт последующих тринадцати лет был их общим опытом
ошеломляющих своей смелостью и новизной открытий, которые они вслух  никогда
не обсуждали даже  между  собой  и  которых,  не  сговариваясь,  стеснялись.
Применяя вс„ это с новой, Юрий невольно переживал заново знакомые при„мы  со
старой, когда они случились впервые и испытывал жгучий  стыд  предательства.
Это немедленно отражалось на н„м,  Инга  терялась,  применяла  вычитанные  в
печатных и рукописных руководствах позы и движения,  восстанавливала  своего
партн„ра, но только до очередного знакомого по прошлой жизни  положения  или
просто взгляда на е„ новые прелести и  сравнения  со  старыми...  Алла  была
лучше, думал он в  эти  моменты.  Во  всяком  случае  для  него.  Инга  была
грамотным сексуальным партн„ром. Отличницей по  этому  предмету.  Алла  была
живой родной и единственной многие годы женщиной.
   К чужому запаху его  нового  жилья  добавился  чужой  великолепный  запах
бившихся прибоем о подушку густых пышных волос, дорогих,  с  ч„рного  рынка,
духов и шампуней, юного здорового женского пота.  Новая  пахла  великолепно!
Старая пахла лучше. От не„, и свежевымытой и устало потной,  всегда  исходил
родной и дорогой для него запах Аллы для Юрия...
   После первого приступа их молодости Инга встала, зажгла свет, посмеиваясь
над поспешно укрывшимся Юрием,  нагая  прошла  в  кухню,  приготовила  кофе,
расставила на подносе рюмки и мгновенно приготовленные  из  ничего  закуски,
походя навела на кухне недостижимый до  того  женский  порядок,  присела  на
постель, примостив поднос на голые колени, поила Юрия кофе, словно  случайно
касаясь его лица грудью. Она знала и умела вс„.
   Алла умела больше, упрямо не уходила мысль, - быть неповторимой.  Немного
усилий, и на месте Инги, думал он, мог