-  Подставите
меня, я вас всех сдам. И начну с Янкелевича! И нечего меня сверлить глазами,
вылупился! Все знают, какой толк от ваших хоздоговоров, где, как и с кем  вы
их заключаете. И тоже не без липовых командировок. Жу„т свою сраную параболу
назло всем уже лет тридцать и никому жить не да„т,  чего  это  она  не  туда
загибается. А сам никак не загн„тся, хотя пь„т почище моего,  между  прочим.
Кто на прошлогоднем выпуске при мне поллитра на спор со вчерашним  студентом
высосал с горла со связанными за спиной руками? Другого бы  в  его  возрасте
тут  же,  после  третьего  глотка,  коньками  впер„д  вынесли,  а  этот  вс„
подличает, как ни в ч„м ни бывало..." 5. "Уверяю  вас,  П„тр  Николаевич:  я
вообще приехал не в институт, а на завод. И с комиссией случайно оказался  в
одном самол„те. Я и сам Якуба побаиваюсь. Кто  без  греха  в  высшей  школе!
Никаких "сигналов" я не получал и не мог получать, так  как  к  министерству
имею очень отдал„нное отношение. Да, доцент Хадас  -  мой  давний,  если  не
единственный друг, но в своих письмах, уверяю вас, о  каких-то  коллизиях  в
институте не было ни слова. У вас с ним  не  сложились  отношения?  Отлично,
я-то при ч„м? Налаживайте или обостряйте, ваше дело. Юрий  Ефремович  не  из
тех людей, что ябедничают друзьям..."
   "Да уж, крепкий орешек ваш  друг.  Представляете,  за  честь  своей  дамы
вступился прямо на заседании кафедры. И избил в кровь другого вашего друга."
"Вот как! А тот что?" "Заявил в  милицию,  и  я  с  трудом  спас  Хадаса  от
пятнадцати суток." "Этого не может быть." "Тем не менее, это факт." "Нет.  Я
вам скажу по секрету, П„тр Николаевич, что среди моих друзей нет ни  одного,
кто позволил бы  себя  безнаказанно  избить.  И  потом  ещ„  пожаловаться  в
милицию. На него - могли, но не он!" "А разве Алексей  Павлович  Бурятов..."
"Пригласил меня как-то в ресторан перед  своей  защитой.  Потом  проходу  не
давал, когда приезжал к нам. И что же? Я вообще не люблю  за  столиком  один
сидеть. Хоть официанта да с собой да  посажу.  Что  же,  все,  кто  со  мной
обедал, мои друзья?"
   "Да, сложная личность этот ваш  Юрий  Ефремович.  Принципиальный,  смелый
честный уч„ный... Вы ещ„ не  виделись  с  ним  здесь?  Хотите,  я  его  сюда
вызову?" "Ну, что вы. Мы уж сами как-нибудь. Адрес я знаю. А  что  до  цикла
лекций, то с превеликим удовольствием. Вот только согласую программу с Юрием
Ефремовичем и собирайте студентов. Мне  есть  им  что  рассказать.  Не  смею
больше..." " Иннокентий Константинович, относительно компании  за  столиком,
ловлю вас на слове...... Как  насч„т  небольшого  дружеского  ужина  сегодня
вечером в ресторане при гостинице "Восход", где вы и  поселились?  Столик  я
уже заказал. Вы просто спуститесь из номера. Как?" "Я думаю  остановиться  у
Хадаса. Он же один жив„т в двухкомнатной  квартире,  если  я  не  ошибаюсь?"
"Насколько я знаю... у него невеста, если уже  не  жена.  По-моему  она  уже
переселилась к нему. Наша лучшая студентка, между прочим. Так что на ужин  я
приглашаю вас и Юрия Ефремовича, скажем так, с супругой... И мы с Антониной,
ид„т? Для примирения в вашем присутствии." "Ничего себе... новости! Со своей
стороны, я согласен.  А  что  до...  супругов,  не  знаю.  Я  постараюсь  их
вытащить. Я за разрядку..." "Переходящую в дружбу и сотрудничество!" 6.
   "Сто-оп! Куда? Ты-то тут откуда, грызун? Да стой ты, это же я, дядя Кеша.
А мама?.. Как это один? Впрочем, слава Богу... Так как же ты  один  приехал?
Ничего себе! А грязный-то какой! Точно...из дома сбежал! Ну, Серый,  погоди!
Да стой же ты!"
   "Я к папе, а они говорят, что  без  пропуска  нельзя."  "А  мать-то  хоть
знает, где ты? Или по всему Ленинграду ищет? Погоди,  а  деньги  у  тебя  на
такой рывок через всю страну из угла в угол откуда?! Это же полторы материны
зарплаты..." "Я без денег. На  психологии  взрослых  людей."  "Ладно,  потом
расскажешь. Голодный небось? Ишь, как глаза блестят. Да ты не  температуришь
ли вдобавок? Стой, я тоже к  твоему  папке.  Тут  недалеко,  две  трамвайные
остановки. Пошли, воздушный заяц... Или... погоди, я  в  буфет  за  булочкой
тебе хоть."
   "Не надо, дядь Кеша. Я у папы поем... Пошли скорее."  "Стой,  в  лужу  не
лезь. Надо же так таять... Двадцать четыре градуса. И за что им  тут  только
северные платят?"
   Звонок  трещал  за  дверью  уныло  и  безнад„жно.  Сер„жа  и   Кеша,   не
сговариваясь, одинаково наклоняли набок головы,  прислушиваясь.  Мальчик  со
своей худобой и грязью по  всей  одежде  походил  на  статиста-беспризорника
рядом со светилой-режисс„ром. "Гуляет где-то твой  папаша.  Знаешь,  у  меня
номер в гостинице заказан, поехали, хоть обувь тебе просушить. Стоп... Вроде
кто-то ид„т. Нет, это не папа. Девушка какая-то."
   Какая-то девушка деловито достала ключ, держа  сумку  зубами,  и  открыла
дверь, косясь на странную пару на лестничной площадке. "Вы к кому?"  "А  мы,
собственно, именно сюда, - догадался Кеша. - К вашему... супругу Юре." "А он
за сигаретами болгарскими там стоит. Это надолго.  Так  что  заходите,  дома
подожд„те."
   "А вы ему кто?.. - с напором спросил Сер„жа. - Новая жена  что  ли?"  "Во
всяком случае не очень старая, - усмехнулся в бороду Кеша. -  Проходи,  дама
жд„т.  Как  вас  звать-то,  хозяйка?"   "Инга."   "Колдунья,   что   ли?   -
заинтересованно вгляделся мальчик. - Не, та ещ„ красивее..." "Ничего себе! -
возмутилась Инга. - Кто это тебя так воспитывал - при женщине назвать другую
красавицей! Моветон, Сер„жа, как сказал бы твой папа."  "А  вы  меня  откуда
знаете?" "Здрасте, а это что, не ты  ли?  -  она  показала  на  карточку  на
серванте.  -  Насмотрелась.  Я,  между  прочим,  в  отличие   от   некоторых
присутствующих, круглая отличница, и у меня абсолютная зрительная память. Ты
- Серый, он же Сержик, он же грызун, верно?" "Точно! Только вы  напрасно  ко
мне подлизываетесь. Я вас мамой называть вс„ равно не буду!"  "Можешь  звать
меня хоть бабушкой-старушкой, но сначала марш в ванную. Ты физику уже учишь?
Тогда должен знать, что тело, долго не погруж„нное в воду - пахнет... Иди  и
погрузись, а вот всю эту... дурно пахнущую мерзость я немедленно простирну и
вывешу на балкон проветривать. Наденешь  пока  мой  халат.  Он  чистый.  Или
сначала покушаешь?" "Нет уж, - Сер„жа криво усмехнулся. - Я,  наете  ли,  не
привык дурно  пахнуть  за  столом."  "Похвально,  тогда  побыстрее,  пока  я
соображу на стол."
   "Вы с одним Сер„жей приехали или с?.."-  тревожно  спросила  Инга,  когда
мальчик попл„лся в ванную. "Я вообще этого типа случайно отловил у проходной
института. Он у нас теперь редчайший зверь - воздушный заяц,  представляете?
Отличный вариант: быстрее и, к тому же,  не  только  везут,  но  и  довольно
прилично кормят даром. Не представляю только,  как  он  от  Хабаровска  сюда
добрался без денег. И боюсь, что его мама сейчас сходит дома  с  ума.  И  ей
совсем  не  мешало  бы  немедленно  позвонить  и  успокоить."  "У  нас   нет
телефона... А вы, собственно, не Иннокентий ли Негода?  Судя  по  описаниям,
это именно вы!" "Для вас я просто Кеша. Но мне надо на почту, звонить  Алле.
Простите, но..." "А, так это от не„, наверное, вызов  на  переговорную...  И
Юра, скорее всего, прямо от киоска пош„л  туда.  Так  что  располагайтесь  и
ждите. Я сейчас покормлю вас. Вы давно в Комсомольске?" "От силы  часа  два.
Даже в гостинице ещ„ не был." "И не ходите. Там холодно и тараканы. И  пьянь
всякая. Мы вас обоих отлично устроим у нас. Так вы в наши  магазины  ещ„  не
заглядывали? Ужас, что делается! То есть -  буквально  вообще  ничего.  Даже
хлеб с перебоями. Картошка только на рынке и дорогая. Пока я была  холостая,
питалась всякой дрянью в  студенческой  столовой  и  буфетах,  но  почти  не
замечала, что за всем надо гоняться и выстаивать на морозе дикие очереди.  А
теперь надо же мужа кормить..." "И давно вы...  замужем?"  "Я?..  Через  две
недели... У нас месяц испытательного срока не прош„л ещ„ даже.  Что  вы  это
сме„тесь?" "А знакомы давно?" "С сентября, как он к нам на лекцию приш„л,  а
что?" "Я всегда говорил, что у Юрки дурная,  прямо  какая-то  патологическая
терпеливость... Будь я на его месте..." "Я была  бы  на  седьмом  месяце?  -
взорвалась звонким смехом Инга. - Так вы ещ„ и лавелаз впридачу?"  "Впридачу
к чему?" "Ну, к росту, комплекции, степени, званию, должности,  бороде.  Что
там у вас ещ„  из  достоинств?"  "Острый  ум,  наблюдательность  и  верность
дружбе. Достаточно?" "А вот и зайка. Как ты  относишься  к  пш„нной  каше  с
постным маслом?" "В принципе или в данный момент?" "В эту минуту." "А больше
ничего нет?" "Ты не в Чикаго, моя дорогая..." "Я никогда не ел  такое...  Но
сейчас я бы и булку хлеба съел, если  честно.  Я  с  самого  Хабаровска,  со
вчерашнего утра не ел ничего. Я же от  Хабаровска  сюда  в  почтовом  вагоне
ехал, зарылся в посылки, чтобы не зам„рзнуть насмерть..." "А вы,  Кеша,  как
относитесь к комсомольской пище?" "С глубоким прискорбием, но  положительно.
Если бы этот маньяк хоть намекнул мне,  как  вы  тут...  процветаете,  я  бы
колбасы и сыра захватил бы." "Сыра? - засмеялась невесело  Инга.  -  Мы  уже
забыли, что это вообще такое... Картошку-то нам должны на-днях  привезти  от
моих папы с мамой. Городская  вся  пропала  тут  в  овощегноилищах.  Зря  мы
корячились месяц в совхозах Еврейской автономной области. На рынке она такая
дорогая, что мы не решаемся. Вот и жив„м на  кашах  и  макаронах.  Ну,  рыбу
иногда уда„тся достать. И даже очень приличную. Я вас сегодня  кетой  угощу.
Молоко у нас только восстановленное. У  девочек  наших  замужних  с  детским
питанием просто ужас - ничего нет, ну просто ничего, Кеша..."
   "Надо уезжать в Израиль, - вдруг сказал  Сер„жа  с  полным  ртом,  и  все
вздрогнули. - Там вс„ есть. Там апельсины и другие фрукты всем дают даром. А
остальное очень д„шево. Мама сейчас в отказе, а когда подойд„т е„ срок, мы с
ней уедем в Израиль. Е„ за это из  школы  выгнали.  Она  теперь  почтальоном
работает. Говорит, никогда не было так спокойно на  душе,  ни  тетрадок,  ни
Железной Гвозди, ни долга перед любимым отечеством..." "Чего-чего  железной?
- зажмурилась от удовольствия Инга. - Кого это ты так  назвал?"  "Директоршу
нашу, Жанну Геннадиевну так называют. Она маму  сразу  уволила,  как  только
узнала, что мы уезжаем в Израиль." "Я обо вс„м этом впервые слышу,  -  глухо
сказал Кеша. - То-то меня гэбэшники без конца на беседу  приглашают.  И  вс„
про Аллу Михайловну расспрашивают... Дела!.." "Вот что, - вскочила  Инга.  -
Вы тут, мальчики, располагайтесь, как  дома.  А  я  к  Юре  на  переговорный
пункт..." 7.
   "Как это нет?! - надрывалась в трубку Алла. - Ты хоть соображаешь, что ты
говоришь мне, матери, кретин? Я же ничего не требую, скажи мне только  одно:
он с тобой или нет? И перестань мне врать, под-донок!" "Честное слово, Алик!
Клянусь..." "Слушай, он у-е-хал к те-бе! Он улетел один, зайцем...  Господи,
если  ты  не  вр„шь,  то  он  уже,  скорее  всего,  в   колонии   малолетних
перступников... Его уже насилуют всей камерой... Боже, Боже мой,  как  я  не
успела его увезти из этой проклятой страны!.." "Алик, что ты  вообразила!  Я
его  найду,  не  плачь,  слышишь?  Я  немедленно  позвоню  в  Хабаровск,   в
аэропорт... Его же не могли ссадить в воздухе..." "В каком воздухе?  Что  ты
там бормочешь, инфантильный идиот? Я тебе в десятый раз,  тупица,  объясняю,
что..."
   "Заткнись," - тихо и внятно сказала Инга, вырывая трубку  у  Юрия.  "Что,
простите? - растерялась Алла. - Кто это?  На  линии!  Кто-то  подключился  к
разговору. Проверьте, пожалуйста..." "Линия в порядке, женщина,  -  раздался
металлический голос. - Говорите?" "Боже, Юра, кто это там?.."
   "Юра - не идиот, не кретин и не тупица. Это ты сама - хамло питерское,  -
с возрастающим изумлением услышала Алла тот же женский  голос  и  борьбу  за
трубку. - Сер„жа твой уже у своего отца, слышала?  И  оставь  Юру  в  покое.
Займись воспитанием кого-нибудь другого.  Мы  тебе  сами  позвоним.  Ты  вс„
поняла?" "Юра, да не молчи, ты..." "Ещ„ что-нибудь гавкнешь, повешу  трубку,
- ускользала от Юрия Инга. - А  оскорблять  при  мне  прекрасного  Человека,
моего мужа, никому не позволю. Учла? Тогда говори с ним, но осторожно, я тут
рядом!" "Юра? Кто это?" "Инга..." "Что  ещ„  за  Инга,  Господи?.."  "Моя...
жена." "Ты женился?! Когда?" "Не важно. Минутку... Инга, откуда ты знаешь  о
Сер„же?" "Так они с Кешей у нас."
   "С Кешей!.. - задохнулась Алла. - Так это... это Кеша его ув„з, а Кирюшку
просто подговорили наплести мне, дуре, всякие небылицы... Ну, подлец! Все вы
подлецы... А, теперь я  поняла...  Это  ведь  очередная  грязная  провокация
КГБ... Но вам всем это даром  не  пройд„т!  Завтра  же  весь  цивилизованный
мир... Вы за вс„ ответите, вы..."
   "Ленинград  прервал,  мужчина,  -  сказала  телефонистка.  -  Там  что-то
случилось, по-моему." "Девушка, милая, спросите, Бога ради,  как  она  там?"
"Минуту... Дежурненькая, алл„-у... Ленинградочка, проснись-ка. Ага. Ага.  На
скорой увозят? А живую хоть? Алл„-у... Мужчина, алл„-у, вы  слушаете?  Живая
ваша женщина, спазма у не„, а так ничего. Т„плая ещ„..."
   Юрий перев„л дух. Только теперь он сообразил, что вс„ это время в  трубке
дышал кто-то третий, даже рисковал изредка  простуженно  пошмыгивать  носом.
"Что за чертовщина? Мужчина какой-то стоял с ней рядом там  что  ли?"  "Если
бы! - невесело усмехнулась Инга. - Тебе от сына  предстоит  узнать  такое...
Так что скоро мы все будем, как говорится, под колпаком у Мюллера."
   "Инга, мне и так досталось. Так ты хоть... Что он  там,  ранен  что  ли?"
"Сержик? Да нет,  он  в  полном  порядке.  Уже  вымыт  и  накормлен.  А  вот
благоверная твоя бывшая... Короче, она у тебя теперь - активная сионистка, в
отказе. Помнишь мы "Голос" у моих папы с мамой без глушилки слушали, так это
про них. Мировая  общественность  требует,  сенаторы  американские  Брежневу
пишут и так далее. Из школы е„ выгнали. Она теперь почтальон,  антисоветчица
и без пяти минут израильтянка. Так что папа мой как в  воду  смотрел..."  "А
мы-то при ч„м?" "Очень даже при вс„м. По закону  ты  должен  вернуть  Сер„жу
матери. Раз. Они уезжают в Израиль практически без права переписки, если  ты
не хочешь неприятностей, которых у тебя и без КГБ выше головы. Два. Ты, судя
по всему, без сына жить не сможешь и постепенно сам созреешь для  эмиграции.
Три. А я не могу жить без тебя... Кроме того, я, оказывается, по их законам,
настоящая еврейка, как это  ни  странно  при  моей  славянской  внешности  и
та„жной биографии. Вот мы и на пути туда же. И хорошо бы, кстати. А  то  нам
всем в этой цитадели всемирного счастья скоро жрать совсем нечего  будет..."
"Чушь вс„ это, Инночка! Я уже настроил себя, что та семья для меня потеряна.
И от сына уже начал отвыкать. Единственный реб„нок не только по закону, но и
морально должен оставаться при разводе с матерью. Он е„ очень любит.  И  она
его... Она вообще совсем не злая,  нервная  только  очень.  У  не„  Железная
Гвоздя..." "Директорша?" "Уже знаешь? Так она у Аллы всю душу вынула. Сержик
пусть погостит у нас немного и с Кешей верн„тся. Это решено. А нас  с  тобой
их сионистские дела никак не касаются. В  Комсомольске  сионистов  и  разных
отказников я вообще  не  встречал,  кроме...  Ну  этого,  Фридмана,  я  тебе
рассказывал. Но уж  он-то,  если  на  кого  и  похож,  то  уж  никак  не  на
диссидента. Кстати только окончились мои сны про тебя и веник, как  начались
сны про Израиль. Такие же утомительные и нелепые,  но  как  там,  во  всяком
случае, во снах красиво!  Боже,  какой  же  это  сказочный  мир!.."  "Вот  и
отлично.  Вс„,  как   говорится,   к   лучшему...   Глядишь,   со   временем
воссоединимся. А что? Отец к сыну. И больше никаких очередей за мылом..."


                                                            ***
   "Вы только, пожалуйста, не волнуйтесь,  Ури  Эфраимович,  -  мягко  начал
полный мужчина с лицом детского врача. - К вам лично, как и  к  вашей  новой
семье, наш разговор не имеет никакого отношения." "Я понимаю, вас интересует
Алла и е„ окружение, но я уже много месяцев  не..."  "Простите,  что  я  вас
перебиваю, - вступил в разговор второй, которого Юрий про себя сразу  назвал
"иезуитом". - Но и не это является предметом нашей беседы.  Нас  интересуете
только вы, как честный советский человек, патриот  нашего  социалистического
отечества.  Мы  знаем,  что  вы  покинули  Ленинград   чисто   по   семейным
обстоятельтсвам, не имели и не имеете  никаких  контактов  с  антисоветскими
элементами и являетесь советским интернационалистом.  В  то  же  время,  как
уч„ный  еврейской  национальности,  вы  волей-неволей  являетесь   предметом
пристального внимания израильской разведки и  е„  пособников  -  сионистских
организаций." "Я понимаю... В  связи  с  массовым  выездом,  евреи  потеряли
доверие государства..." "Напротив, -  возразил  "детский  врач",  -  доверие
возросло. Никто,  кроме  лиц  еврейской  национальности,  не  имеет  сегодня
возможности легально покинуть нашу Родину. Но советские евреи, тем не менее,
в массе не поддались сионистской пропаганде. Вызов из Израиля получили сотни
тысяч людей, а заявление на выезд на ПМЖ,  в  плане  "воссоединения  семей",
подали десятки, может  быть  сотни.  Мы  гордимся  нашими  гражданами  вашей
национальности и верим вам всем, может  быть,  даже  больше,  чем  некоторым
другим нацменьшинствам,  особенно  прибалтам."  "Тем  не  менее,  -  добавил
"иезуит", - израильские спецслужбы имеют на уч„те всех вас. Особенно уч„ных,
культурных и общественных  деятелей."  "Они  нуждаются  в  наших  уч„ных?  -
удивился Юрий. - Я  читал  об  этом  сбежавшем  в  Америку  физике...  забыл
фамилию. Так он там работает не то портье, не то швейцаром."  "Правильно,  -
криво улыбнулся "иезуит" и обратился к "врачу": - А ведь у  него  совершенно
правильное политическое понимание ситуации! Так вот, активность  израильтян,
как авангарда мирового  империализма,  направлена  не  на  созидание  своего
сионистского образования на арабской земле, а на  разрушение  нашей  с  вами
Родины. Чтобы лучшие люди нашей науки, техники, медицины и культуры покинули
свою страну и тем самым нанесли ей огромный материальный и  моральный  урон.
Дальнейшая судьба этих людей сионистов совершенно не интересует. Я  вам  дам
прочитать, под расписку, это для  служебного  пользования,  вот  эту  "Белую
книгу". Здесь письма бывших советских граждан, поддавшихся грязной и  лживой
пропаганде сионистов. Почитайте вместе с  вашей  прекрасной  молодой  женой,
проведите  в  студенческой   группе,   куратором   которой   вы   являетесь,
политзанятие о сионизме. И сами для себя сделайте вывод." "Вывод о ч„м?" "Мы
вам доверяем Ури..." "Я Юрий Ефремович, если угодно."  "Но  по  паспорту..."
"Так вывод о ч„м? О вашем доверии?" "Можно сказать и так. Нам  нужна  помощь
лучших из наших советских граждан..." "То есть вы предлагаете мне..." "Да он
прямо на лету хватает! - восхитился "иезуит".  -  Вот  именно.  Стать  нашим
помощником." "И как я у вас буду называться? Сексотом?  Фискалом?  Стукач„м?
Провокатором охранки?.." "Ну вот, - искренне огорчился "доктор".  -  От  вас
даже слышать такие слова нам оскорбительно. Вы  будете  разведчиком.  Бойцом
невидимого фронта. Защитником народа от  его  злейших  врагов."  "И,  прежде
всего, своего, еврейского народа." - добавил "иезуит".  "Я  могу  подумать?"
"Конечно, но чем дольше вы будете думать, тем хуже для вас." "То есть вы мне
вс„-таки угрожаете?"  "Понимаете,  мы  далеко  не  каждому  делаем  подобные
предложения. Но если оно уже сделано, вы являетесь носителем доверенной  вам
государственной  тайны,  ограничивающей,  скажем,  турпоездку  за   границу,
продвижение по службе, поддержку партийных  органов,  которой  вы  неизменно
пользовались в нашем городе. Вам  это  нужно?  А  взамен,  в  случае  вашего
согласия, вы становитесь нашим доверенн