вано  новое,  не
встречавшееся раньше, оскорбительное выражение: "Брешешь, как Троцкий"
   - Тут у  меня,  Настя,  сидят  четыре  лучших  профессионала:  карманник,
домушник, медвежатник и липач.
   - Липач?
   - Липач. Это тот, кто липовые ксивы и липовые денежки рисует.
   - А я думала, что советская власть  всех,  кто  липовые  денежки  рисует,
сразу к стенке.
   - Это правильно.  Власть  рабоче-крестьянская  липачей  любит  не  больше
троцкистов. В принципе,  троцкист  тот  же  липач,  только  на  политическом
фронте. Советская власть липачей  мочит  безжалостно.  Кроме  самых  лучших.
Самые лучшие еще послужат делу контроля и Мировой революции. Без  липачей  и
медвежатников Мировая революция не победит.
   - А медвежатники кто такие?
   - Это те, которые с медведями работают.
   - Дрессировщики.
   - Нет. Они с другими медведями работают.
   Медведь - это сейф. Глянь вон на того расписного.
   Это Севастьян Иваныч. Медвежатник.
   Заглянула Настя  в  дырочку:  сидят  на  полу  четверо,  ноги  по-турецки
крестиком, в карты режутся.
   - Это что же, разрешается им в тюрьме в карты играть?
   - Понимаешь, Жар-птица, тюрьма у нас особая. С  поблажками.  Они  -  наши
учителя. Они и тебя карманному делу учить будут и квартирному. Для  контроля
это нужные ремесла. - Тут мы  держим  самых-самых.  Отсюда  они  никогда  не
выйдут. Тех, кто учить не хочет, стреляем. Понемногу, нехотя  они  нам  свои
знания и навыки передают. А насчет карт... Их отнять невозможно. Пробовал.
   Все может Холованов. На любом самолете летать может.  С  любым  парашютом
прыгать. Из любого оружия стрелять. А тут вдруг...
   - Зайти в камеру и отобрать...
   - Заходим, а карт нет. Обыскиваем камеру.
   Обыскиваем их. Раздеваем догола,  все  перетряхиваем.  Карт  нет.  Камера
пустая, спрятать некуда. Но нет карт. Выходим.  Как  только  засов  в  двери
лязгнет, еще замок не замкнули, а они снова сидят и играют.
   Оглядела Настя камеру еще раз. Пустая монастырская келья.  Пол  каменный.
Стены несокрушимые. На окне решетка - прутья толще, чем руки у Холованова. И
все. И четверо  на  полу.  Чувствуют,  что  на  них  в  дырочку  долго  и  с
любопытством смотрят, и сами на  дырочку  морды  свои  масленые  развернули.
Милые такие хари. Хитрющие.
   - Дракон, я придумала, как контроль улучшить.
   - Докладывай.
   - Девочек у нас целый монастырь. И мордочки у всех -  загляденье.  А  что
если после прохождения курса у  нас  в  монастыре,  после  трех-четырех  лет
работы отправлять их в провинции и проталкивать на  работу  к  ответственным
товарищам:  секретаршами,  телефонистками,  машинистками,   библиотекаршами,
медсестрами  в  самые  важные  правительственные  санатории   и   лечебницы,
проводницами в правительственные поезда и вагоны... Тайн  наших  девочки  не
выдадут: они  законы  монастырские  усвоили.  Зато  возле  каждого  большого
начальника будет по нескольку наших девочек. Да так посылать, чтобы  они  из
разных выпусков были, чтоб друг друга не знали и поставляли бы информацию  о
больших начальниках независимо друг от друга, да еще и друг о друге. Каково?
   - Умница ты. Жар-птица, только неужто ты думаешь, что товарищ Сталин  без
тебя до этого не додумался и не внедрил такую систему с 1919 года?
   Севастьян-медвежатник синими картинками расписан. И на щеках, и на шее, и
на ушах картинки завлекательные и надписи романтические. И за  ушами.  И  на
ладонях. И на кончиках пальцев. И под ногтями.
   - Здравствуйте, Севастьян Иваныч.
   - Здравствуй, коль не шутишь.
   - Холованов сказал, что вы меня ремеслу учить будете.
   - А чего тут учить? Берешь медведя...
   Огромен подвал. Со всей России сюда когда-то большевики  сейфов  навезли.
Всяких  типов.  Ключи   у   Холованова.   Холованов   сейфы   запер.   А   у
Севастьяна-медвежатника - только проволочки в руках. Севастьяну - отпирать.
   - Берешь медведя, к примеру этого. Фирма "Zingel". Британский. Что дальше
делаем?  Достаем  проволочки.  -  Прищурился  Севастьян  на  свет,   изогнул
проволочку и - в дырочку ее. И еще одну. И еще. Покрутил проволочками.  Сейф
- щелк. Повернул Севастьян ручку, сейф и открылся.
   - А это германский, крупповский. Что с ним делаем? Открываем  его.  Зачем
ему закрытому стоять? А это наш родной путиловский. Здоров. Ой, здоров. А мы
его - трык и готово.
   На одни сейфы Севастьян  по  пять  минут  тратит,  на  другие  -  десять.
Маленький зелененький крутил двадцать минут. А  потом  снова  легко  у  него
пошло. Некоторые и за минуту  открывает.  Идет  Севастьян  подвалом,  только
замочки щелкают. Он их все давно знает. И каждый уже по  сто  раз  открывал.
Они ему уже, может, и надоели, как старому школьному учителю, который на все
задачи давно-давно ответы знает.
   - А теперь сама попробуй.
   Остаток ночи Настя сейф  вскрывала.  Пальцы  исцарапала,  все  проволочки
гнула так и эдак. А Севастьян рядом сидит, посмеивается.
   С восьми утра у Насти сон. Но как уснешь? Издевается Севастьян. Не  хочет
учить. Не хочет и все тут: вот надо так и так. А как?  И  Холованову:  кого,
мол, учиться ко мне шлете? Неспособность. Ей показываешь, а  она  ничего  не
понимает.
   А ведь знает каждый - нет плохих учеников и быть не  может.  Есть  только
плохие учителя. И если ученик не понимает учителя, значит не развил  учитель
свои способности так, чтоб всякий его понимал.
   И  нет  ничего  более  обидного  и  унизительного,  как  восемь  часов  у
путиловского сейфа простоять, тыча проволоками и гвоздиками в отверстие.  До
слез Насте обидно. Это выражение такое: "до слез". Обидно Насте, но слез она
ему не покажет. До слез он ее не доведет.  Настю  и  в  подушку  плакать  не
заставишь. Она только зубами скрипит. Бежать восемь часов  легко,  а  стоять
восемь часов у сейфа, в бессильной ярости царапая его, - пытка.
   А Холованов посмеивается. Однажды показал Холованов Насте свою  слабость:
не знает, как найти у Севастьяна карты, теперь Холованову хочется,  чтобы  и
Настя свою слабость почувствовала.
   Россия во тьме.
   Но рассвет уже все заметнее. "Главспецремстрой-12" -  на  запасном  пути.
Вправо пустота. Влево у пустота. Спецпроводник Сей Сеич  спит.  Он  завершил
свой трудовой день. Настя и Холованов не спят. Через час подойдет маневровый
паровоз с одной платформой. На платформе обычный груз -  ящики  с  катушками
тонкой стальной проволоки. Тонкая проволока, но много ее. Ящики неподъемные.
Потому на поездах треста "Главспецремстрой" есть особые подъемные механизмы:
одни ящики принять, другие вернуть. Раз в неделю в ночь с пятницы на субботу
на разъезд 913-й километр подают вагон стальной проволоки. Малыми  ручейками
стекаются катушечки из районов, превращаясь в потоки  на  областных  сборных
пунктах.  Эти  невидимые  стороннему  глазу  потоки  сливаются   в   могучую
информационную реку, которая наполняет бездонный океан знания.
   Разъезд 913-й километр - сборный пункт  информации  для  района  Среднего
Поволжья и Урала. А  на  каких-то  других  полустанках  и  разъездах  сейчас
принимают такие же ящики с катушками.
   Принимать груз, перегружать - не Настино дело. На то  особые  люди  есть.
Работа дежурного спецкурьера - быть рядом  с  грузом.  В  случае  осложнений
немедленно сообщить условным радиосигналом, что груз  в  опасности.  А  куда
сообщить? Сообщить - куда следует. Каждому, кто попытается  захватить  груз,
надо  просто  предъявить  полномочия  и  сказать:  позвоните  по   такому-то
телефону. Дядя на том конце провода умеет объяснять коротко и  доходчиво.  В
крайнем случае, от электровоза к платформе с ящиками протянут  под  вагонами
мощный электрический кабель: только на кнопочку нажать, и размагнитятся  все
катушки. И станут обыкновенной стальной  проволокой.  Кроме  всего  (это  на
самый крайний случай) у Сей Сеича в купе в особом  шкафу  -  пять  автоматов
Томсона. Тех самых,  с  которыми  американские  гангстеры  из  Чикаго  любят
появляться в обществе.
   Но  сейчас  грузу   ничто   не   грозит.   И   груза   еще   нет.   Стоит
"Главспецремстрой" во тьме. За окном подковы часового по камушкам хрустят.
   А Холованов с Настей ждут внутри.
   - Ты все поняла?
   - Все.
   - В следующий раз я с тобой не поеду.  Такую  работу  ты  и  сама  можешь
делать.
   - Да, конечно.
   - Теперь я тебе расскажу, куда нас сегодня  занесла  судьба.  Тебе  такие
вещи знать надо. Тут  совсем  рядом  Волга.  Впереди  мост.  Там,  на  левой
стороне, - Куйбышев.  А  тут,  на  правой,  на  север  от  нашего  разъезда,
Жигулевские горы. Между  Жигулями  и  Куйбышевым  поперек  Волги  возводится
плотина самой мощной в мире Куйбышевской ГЭС. В
   Жигулевских горах по приказу товарища Сталина,  начиная  с  февраля  1933
года, идет строительство подземного города. Великая освободительная война не
за горами. Сейчас в составе  Советского  Союза  одиннадцать  республик,  лет
через пять их будет тридцать-сорок. Это число  будет  расти.  Москва  так  и
останется официальной столицей Советского  Союза,  но  управлять  миллионами
войск и огромной, все разрастающейся страной с сотнями миллионов  населения,
лучше из никому неизвестного, недоступного и неприступного  центра,  который
специально создается именно для этой цели...
   - Садитесь, товарищ Холованов. Докладывайте.
   - Новая идея, товарищ Сталин.
   - Новая идея?
   - Именно так, товарищ Сталин. Новая идея.
   - Что же это за новая идея?
   - Одну из крупных гостиниц в центре Москвы,  лучше  недалеко  от  Кремля,
надо  отдать  полностью  для  обслуживания  высшего   руководящего   состава
Советского Союза. Иностранцев в нее не пускать...
   - Это уже осуществлено, товарищ Холованов.
   Гостиница "Москва" служит только для  обслуживания  высшего  руководящего
состава Советского Союза, и иностранцев в нее не пускают.
   -  Запретить  чекистам  подслушивание  телефонных   разговоров   в   этой
гостинице.
   - Запрещено.
   - Гостиницу подчинить комендатуре  Кремля.  И  чтоб  ни  один  чекист  не
смел...
   - Гостиница подчинена комендатуре Кремля, и ни один чекист не смеет.
   - Все номера оборудовать  подслушивающими  устройствами,  все  услышанное
докладывать не в НКВД, а лично вам.
   - Лично мне докладывают.
   - Усилить освещение гостиницы в ночное  время,  чтобы  москвичи  и  гости
столицы могли гостиницей любоваться и днем, и ночью.
   - Она и так хорошо освещена. Люди ночью едут, любуются.
   - Еще сильнее осветить.  Кроме  того,  провести  модернизацию  гостиницы.
Поставить новую  вентиляционную  систему.  Плотные  тяжелые  шторы  во  всех
номерах заменить на легкие, и чтоб не  все  окно  занавешивалось,  а  только
нижняя часть.
   - Вот  это  идея,  товарищ  Холованов.  В  вашу  голову  иногда  приходят
гениальные идеи. -
   Опустил Холованов глаза. Любил он, когда Сталин хвалит, но постановил раз
и навсегда сам для себя: Сталина не обманывать. Просто потому, что  обмануть
его нельзя.  Потому,  что  неправда  все  равно  выплывет.  Поэтому  говорил
Холованов  Сталину  правду.  Похвалы  получал  редко.  Но  голову  ему  пока
сохранить удалось. Каждый, кто врал Сталину, даже в мелочах, долго  не  жил.
Потому Холованов в ноги себе глядя:
   - Это не моя идея, товарищ Сталин.
   - Чья же?
   - У нас в контроле работает одна девушка. Вы ее знаете. Парашютистка.
   - Стрелецкая.
   - Она.
   - Где она?
   - Сейчас она в вашей приемной. Я ее на всякий случай захватил.
   - Зовите.
   Сидит Настя в приемной. Личный  секретарь  Сталина  товарищ.  Поскребышев
бумаги в аккуратные стопочки складывает. Скользнула  одна  бумажка  -  прямо
Насте под ноги.
   Закрыла Настя глаза рукой: я вашими секретами не интересуюсь.
   - Это не секреты, - Поскребышев смеется. - Это товарищ Сталин  иногда  на
совещаниях сидит и на бумаге чертиков рисует, а мне эти  бумаги  собирать  и
сжигать.
   - Как сжигать? - похолодела Настя. - В музей!
   - Это же не картины. Просто сидит человек  задумавшись  и  машинально  на
листочке чертит.
   - Все равно  в  музей!  -  Посмотрела  Настя  на  листочек,  Поскребышеву
отдавая, и волна разочарования хлестнула ее: это для музея явно не  годится.
Весь  листочек  изрисован  волками  и  чертиками.  Но  рисунки   отнюдь   не
божественные,  не  сравнить  ни  с  Рафаэлем,  ни  с  Рембрандтом.  И  тайно
призналась Настя сама себе:  Сталин  рисует  плохо.  Даже  хуже,  чем  Пабло
Пикассо.
   Растворилась тут дверь в сталинский кабинет:
   - Входите.
   Вошла.
   - Товарищ Стрелецкая, ваши предложения относительно гостиницы  интересны.
Но почти все, что вы предлагаете, мною уже осуществлено. Знать обо всем этом
вы не могли...
   - Товарищ Сталин, логика нас ведет по одному пути.
   - Но вы по этому пути пошли дальше меня. Расскажите о шторах,  вентиляции
и освещении.
   - Товарищ Сталин, подслушивание - дело хорошее, но гораздо важнее  видеть
выражения  лиц,  мимику.  Иногда  хитрецы   догадываются,   что   их   могут
подслушивать и знаками указывают собеседнику на необходимость молчать. Важно
видеть эти сигналы. Важно знать, что между двумя людьми  есть  нечто  такое,
что надо скрывать. Вообще зрительное наблюдение  за  человеком  в  ситуации,
когда  он  этого  наблюдения  не  предполагает,  дает  больше,   чем   любое
подслушивание. Новая вентиляционная система в гостинице "Москва" будет иметь
мощные подводящие и  отводящие  воздушные  трубы.  Чтобы  приятно  дышалось.
Вентиляционная система сократит полезный объем  здания,  но  позволит  нашим
людям свободно перемещаться по вентиляционным шахтам и просматривать  номера
через вентиляционные решетки. Для того, чтобы визуальный контроль можно было
осуществлять и ночью, надо все тяжелые занавески с окон  снять,  заменив  их
легкими полупрозрачными. Окна в "Москве" широченные, надо только их  снаружи
хорошо освещать всю ночь, тогда комнаты будут хорошо просматриваться круглые
сутки.
   - Если линия логических рассуждений привела и меня, и вас на  один  путь,
следовательно, и большой руководитель может до этого же догадаться.
   - Кто-то догадается и будет осторожен. Кто-то не догадается. В  гостинице
"Москва" сотни номеров, за 365 дней в году можно кое-что интересное  узнать.
И если кто-то из больших руководителей предполагает, что  его  подслушивают,
то предположить, что еще и подсматривают, трудно.
   - Хорошо. Товарищ  Холованов,  надо  срочно  в  Америке  заказать  лучших
специалистов по вентиляционным системам.
   - Этим вопросом я уже занимаюсь.
   - Надо такие вентиляционные системы создать, чтобы при  движении  по  ним
наших людей не было бы грохота.
   - Это дело техники, товарищ Сталин.
   - И чтоб звук из одного номера по  трубам  не  передавался  бы  в  другой
номер.
   - Все предусмотрим, товарищ Сталин.
   - И так надо сделать, чтобы эти американцы потом не выболтали наш секрет.
   - Я об этом позабочусь, товарищ Сталин.
   - Но как  заставить  самых  высших  руководителей  при  посещении  Москвы
останавливаться именно в гостинице "Москва"? Если мы это им  предпишем,  они
насторожатся. А без предписания они  могут  останавливаться  на  дачах  и  в
квартирах своих друзей, в других гостиницах. На худой конец,  у  каждого  из
них есть свой  собственный  вагон  или  даже  поезд  со  спальнями,  ванными
комнатами, библиотеками,  ресторанами  и  всем  необходимым  для  жизни.  Мы
оборудуем гостиницу, а они в ней останавливаться не будут. Вот над этим вы и
не подумали.
   Посмотрела  Настя  Жар-птица  в  тигриные  глаза  вождя  народов  и  тихо
возразила:
   - Над этим я подумала.
   Пока товарищ Сталин Холованову выразительный взгляд дарил, Настя успела о
другом подумать. О Севастьяне. О  его  картах.  Как  обыск  в  камере  идет?
Открывают камеру.  Обыскивают  четверых.  Заставляют  раздеться.  Обыскивают
одежду еще раз. Осматривают голых. Заставляют отойти к стене. Обыскивают всю
камеру, начиная от двери по часовой стрелке, затем снова обыскивают  одежду,
потом снова осматривают голых,  затем  камеру  обыскивают  от  двери  против
часовой стрелки. А что не обыскивают? Правильно!
   Хотела Настя от радости закричать, но вспомнила, что в  кабинете  Сталина
сидит и обсуждают они совсем другой вопрос.
   - Над этим я подумала, товарищ Сталин. Надо сделать гостинице рекламу.
   - Мы - коммунисты, мы рекламой не занимаемся.
   - Мы  сделаем  рекламу  не  прямую,  но  косвенную.  Лучшая  стратегия  -
стратегия непрямых действий: если мы хотим уничтожить  Германию,  мы  должны
наносить удар не по Германии, а по Румынии. Именно так надо действовать и  в
области рекламы. Глупо объявить, что гостиница "Москва" - лучшая в мире. Это
атака в лоб. Она успешной быть не может. Мы пойдем другим путем. Мы  сделаем
так, чтобы во все  самые  памятные  мгновенья  жизни  изображение  гостиницы
"Москва" находилось перед глазами каждого нашего руководителя...
   - Не делайте паузу, товарищ  Стрелецкая,  я  заинтригован  в  достаточной
степени.
   -  Самые  важные,  самые  памятные  моменты  жизни  человека   отмечаются
выпивкой. Надо выпустить новый хороший сорт  водки  специально  для  высшего
руководства и поместить изображение гостиницы "Москва" на этикетку  водочной
бутылки". Случилось нечто важное в жизни руководителя -  он  пьет  водку,  а
изображение гостиницы "Москва" - перед ним. Этот образ проникает в  глубокое
подсознание, особенно в моменты опьянения и засыпания: механизм  запоминания
еще работает, но механизм  логического  осмысления  уже  отключился.  Потому
нужный нам образ отпечатывается в его мозгу помимо логики, вне ее и  вопреки
ей.  Потом  руководящий  товарищ  вспоминает  лучшие  моменты  своей  жизни,
одновременно возникает образ... Профессор  Павлов  такие  опыты  на  собаках
ставил. Так вот мы методом Павлова контуры гостиницы  "Москва"  впечатаем  в
сознание и подсознание ответственных товарищей. Как павловским  псам.  Чтобы
тянуло их в эту гостиницу, как в лучшие моменты своего прошлого.
   - Хорошо, но  этикетка  получится  странной.  Символами  Москвы  являются
кремлевские башни, собор Василия Блаженного,  символом  может  быть  Большой
театр, но изобразить на этикетке просто одну гостиницу,  одну  из  многих...
Это покажется подозрительным и странным.
   - Странным это покажется только поначалу. Через неделю к  новой  этикетке
все привыкнут.
   - А как же мы эту новую водку  назовем?  Гостиница  называется  "Москва".
Находится в самом центре Москвы, но водка "Московская" уже есть.
   - Может, назовем "Столичная"?
 
 
   ГЛАВА 8
 
   Зал двухсветный. Стена на север - глухая. Стена на  юг  -  почти  глухая:
одна в ней только дверь железная. Зато на восток - три окна. И  на  запад  -
три. Окна в три человеческих роста. Не простых три роста, а  выше  среднего.
Затейливые рамы железные. По верху - стекла многоцветные.
   Приказал товарищ Сталин Настю больше на  звуковом  контроле  не  держать:
слушать, что люди болтают, любой может. Приказал  товарищ  Сталин  поставить
Настю на аналитическую работу. И создать условия.
   Если товарищ Сталин приказал, то Холованову осталось только резко встать,
вытянуться, щелкнуть каблуками полированных сапог и  ответить  четко:  "Есть
создать условия".
   Что за условия? Прежде всего - нужна большая светлая комната. Эта пойдет?
Пойдет. Не велика ли? Нет,  не  велика.  Что  еще?  Еще  стены  и  простенки
отделать пробковыми плитами. Где  взять?  Это  Холованову  забота.  Вспомнил
Холованов ударение сталинское на слове "обеспечить" и ничего не сказал.  Раз
приказано, значит, будет обеспечено.
   Пробковые плиты размером два фута на два, толщиной в  два  дюйма  продает
британская фирма "Эркол". Конторы, заводы и склады этой фирмы возле Рединга.
Это между Лондоном и Бристолем. Сгонять самолет в Лондон и  привезти.  Долго
ли?
   Скрипнул Холованов зубами, но самолет  сгонял.  Привез.  Обклеили  стены.
Понравилось Насте. Одобрила. Что в этом зале раньше было? Может, иконописная
мастерская, и потому окна такие большие. А може