бщественные отношения.  Поэтому космогонические мифы содержат символическую
борьбу принципов порядка и хаоса: хаос всегда враждебен богам и людям.
     В самой распространенной  космогонии месопотамского мира "Энума  элиш".
("Когда наверху..."), которая  имеет  аналоги  и  в  соседних регионах и  во
многом   напоминает  греческую  мифологию,  порядок  представляет  верховный
вавилонский бог Мардук. Этот бог помогает другим божествам в борьбе с Тиамат
- соленым  праокеаном, из которого путем  смешения  с  пресной  водой (Апсу)
родились все  остальные  боги.  Структура  и  иерархия  этого  божественного
общества были явно выведены из отношений, которые складывались между членами
древнейших  общин в  процессе  формирования первых  классовых  образований и
централизации власти. Так как мифы становились  принадлежностью религиозного
культа,  в  них  сохранялись  определенные представления наиболее  архаичных
слоев  общественного  сознания. Мардук, например,  стал правителем  богов на
основе их выбора именно в то время, когда им угрожало нападение Тиамат, что,
несомненно, отражало  древнюю  социальную практику. В то  же  время в  мифах
содержалось  и  сознательное стремление  восславить  проводимое упорядочение
общества, а существующую власть подкрепить божественным авторитетом.
     Этот идеологический  момент, отражающий общественный интерес,  наглядно
подтверждает  изменение  функций  и  места отдельных  божественных  патронов
определенных  племен,  областей  и  городов.  Авторитет   и  значение  богов
возвышались и приходили в упадок, набирали  силу и влияние и  теряли  их.  В
качестве  примера   вновь  можно  сослаться  на  первоначально   местного  и
малозначащего бога  Вавилона Мардука,  который  вместе с  ростом мощи своего
города становится главным  богом  во всем государстве.  В литературной форме
этот   процесс  представлен   в   мифе   "Энума  элиш".  Подобный   процесс,
мотивированный  стремлением   правящих  кругов   укрепить  и   идеологически
поддержать социальные и политические изменения и закрепить их в общественной
надстройке,  происходит  и  в Ассирии.  В  ассирийском  варианте  этого мифа
(примерно IX в. до  н. э.) на месте Мардука стоит главный бог города Ассирии
- Ашшура.
     Прослеживать    момент    социального    интереса   в    мифологических
представлениях весьма сложно, но, так как он пронизывает  все представления,
показать  изменения  в общественном  сознании  весьма  необходимо. В  первых
проявлениях  философского  мышления,  встречающихся   в   древнейших  мифах,
идеологический аспект крайне важен. Он  выступает на  первый  план  там, где
речь  идет  о  проблематике,   касающейся  места   человека  в  обществе.  К
идеологической   функции  мифа   можно  отнести,   например,   подчеркивание
божественного   происхождения   королевской    власти,   значения   сословия
священнослужителей, а также обоснование перемещения политической власти и т.
д.
     Наряду  с  вопросами  о  возникновении  космоса,  мирового  порядка   и
божественных  законов,   правящих  миром,  в  месопотамском  мышлении,  как,
впрочем,  позднее  и  в  греческой философии, возникают вопросы,  касающиеся
познания   смысла   человеческой  жизни,  а  также  этических  норм.  Важным
источником для  изучения этой  проблематики являются  так называемые свары -
сборники  пословиц,  афоризмов, поучительных  историй и  другие литературные
памятники,  включая эпосы, в которых рассматривались  жизненные  ситуации  и
человеческие  проблемы,  а  иногда давались  и советы,  как  их решать.  Эта
литературная традиция является более широкой,  чем собственно мифологическое
предание, хотя они часто взаимопроникают и дополняют друг друга.
     Примером  может  служить  "Эпос  о  Гильгамеше".  Рассказ  о  судьбе  и
деятельности  урукского  царя,  правдоподобной  исторической  фигуры  первой
половины 3-го  тысячелетия  до н. э., который  ищет  бессмертия  и  задается
вопросом  о смысле человеческой жизни,  представляет собой  общее  завещание
шумеров, вавилонян  и  ассирийцев мировой культуре. В связи с поисками более
широких предпосылок философского мышления можно привести хотя бы философские
положения,  содержащиеся в этом эпосе. На вопрос Гильгамеша о  смысле жизни,
которая  оканчивается смертью, отвечает Утнапишти - единственный бессмертный
из людей:
     Жестокой смерти не избегнешь!
     Разве навеки мы строим дом?
     Разве навеки ставим печать?
     Разве навеки братья разделяют наследство?
     Разве навеки утвердился на земле гнев?
     Разве навеки вздымается река и несет наводнение?
     Куколку свою оставляет бабочка.
     Тот облик, которым она могла быть обращена постоянно
     к солнцу, не может существовать всегда!
     Спящий и мертвый- как они подобны - разве оба они
     не создают образ смерти?
     В этой мысли, которая  часто  встречается в эпосе и образует смысл всех
человеческих деяний,  усматривается выражение традиционно пассивного подхода
человека Месопотамии к  жизни и собственной судьбе. Такой подход, однако, не
характерен  для   всего  содержания  эпоса.  Доминирует  мысль  о  том,  что
ограниченность жизни во времени вынуждает  человека  сосредоточиться на  его
земной стезе и в этом  мире реализовать все цели и  стремления, что  человек
сам,  собственными усилиями  может  достичь бессмертия.  К  этому  стремится
Гильгамеш, когда  он вместе  со своим  товарищем  Энкиду  идет  на борьбу  с
чудовищем Хумбабой. Он выражает это такими словами:
     На бой пусть решится сердце твое, забудь о смерти,
     отбрось страх!
     Муж смелый, ловкий и осторожный, который идет впереди,
     защитит себя и в здравии друга сохранит!
     Если же оба, однако, падут, защитит свое имя!
     В  эпосе   содержится  еще   целый  ряд   мыслей,  которые  восславляют
человеческое  деяние, отвагу  обоих  героев,  сражающихся против  чудовищ  и
богов, их дружбу и т. д.
     Вопрос "как  жить?"  в  месопотамской литературной традиции встречается
сравнительно  часто.  На  него  дается ответ  в  многочисленных  пословицах,
поучениях и советах, которые во многом напоминают изречения  греческих "семи
мудрецов". В некоторых сохранившихся  памятниках  их создатели  с  сомнением
подходят  к вопросу относительно смысла религиозного  культа. Примером могут
служить  литературные сочинения  "Иова"  и "Диалог  господина  с  рабом",  в
которых заметен  отход  автора  от существовавших  религиозных и  социальных
установок.
     Раб, предстань!-Я здесь, господин мой!
     -  Поспеши и  принеси мне  воду,  хочу  умыть руки,  хочу  своему  богу
принести жертву.- Принес, господин мой, принес!
     Человек, приносящий своему богу жертву, спокоен в своем  сердце  и дает
ссуду под проценты.
     - Никогда, раб, я своему богу жертву не принесу
     - Не приноси, господин мой, не приноси!
     Привыкнет бог  ходить  за тобою,  как пес,  и повторять: "Исповедуй мой
культ!", "Не  посоветуешься ли  со  своим богом?" и постоянно чего-то хотеть
(от тебя).
     Скептицизм человека Месопотамии, касающийся  возможностей его познания,
в  условиях древнего  Ближнего Востока  не  был  чем-то  исключительным. Для
сравнения можно привести египетские литературные  сочинения Среднего царства
"Разговор человека с его душой" и  "Песня арфиста". Здесь  также проявляются
сомнения относительно религиозного культа и загробной жизни.
     Несмотря на  эти  моменты,  которые можно  обнаружить в ближневосточной
литературной традиции, традиционная мифология оставалась главным источником,
откуда месопотамцы черпали сведения о своем месте в мире. В Месопотамии, так
же как и в других областях древнего Ближнего Востока, не произошло отделения
науки   и  философии  от   универсального  мифологического  понимания  мира.
Случилось это  не  потому,  что  здесь  отсутствовали  предпосылки подобного
отделения,    но    потому,    что     уровень    накопленных    знаний    и
социально-экономические  условия  этого  не  требовали.  Выше   мы  обратили
внимание  на  сходные  черты  и  часто даже на прямое влияние  месопотамских
представлении на возникновение древнейших  античных философских систем, что,
безусловно,  ни  в коей степени  не  умаляет  вклада  греческих  мыслителей.
Знакомство  с  древними  восточными  цивилизациями  дает  возможность  более
глубоко понять предпосылки их идей, которые не исчерпываются лишь спецификой
условий  жизни  граждан  греческих  полисов  в  Малой  Азии.  Предшествующая
традиция здесь  определяла не  только  содержание, но и форму досократовской
философии. Если,  например, Фалес видел праматерию  в воде,  а  всю  природу
принимал как "живую", то можно  обнаружить связь между этим его утверждением
и  отношением  к  воде  как  к  началу,  характерному  для  древних  народов
Месопотамии  и  Египта.  Фалес, Пифагор и другие  греческие  философы, кроме
того, посещали  страны Ближнего Востока  и знакомились  с духовным наследием
этих древнейших цивилизаций непосредственно.
     Влияние месопотамских  представлений о  мире заметно также в учении так
называемых орфиков. Древнейшая греческая философия не  ограничилась, однако,
этими влияниями. Греки в своих рассуждениях о сути  бытия и  его проявлениях
очень быстро  оставили старые мифические представления. Миф  в их  изложении
лишь одна из возможностей объяснения- и передачи своих наблюдений и знаний о
мире.  Сумма  накопленного  опыта,  которую  они  расширили  и  упорядочили,
позволила  им  в  новых  общественных  условиях,  опираясь  на  рациональное
понимание  реальности, давать  ответы  на вопросы,  касающиеся существования
мира и человека.
     ФИЛОСОФИЯ ДРЕВНЕЙ И СРЕДНЕВЕКОВОЙ ИНДИИ
     НАЧАЛА ФИЛОСОФСКОГО МЫШЛЕНИЯ
     Если  мы  абстрагируемся  от  наидревнейших  письменных  ,  памятников,
обнаруженных на территории Древней  Индии,  то тексты индусской (хараппской)
культуры (ок. 2500-1700 лет  до н. э.), которые до сих  пор еще полностью не
расшифрованы, являются  первым источником  информации  о жизни  (совместно с
археологическими  находками)  древнеиндийского  общества  -  так  называемая
ведическая  литература.  Речь  идет  об  обширном  наборе  текстов,  которые
составлялись в  течение приблизительно девяти  столетий (1500-600  лет до н.
э.). Однако и в  более  поздний  период создаются произведения,  которые  по
своему  содержанию  относятся к этой  литературе.  Ведические  тексты  - это
литература   преимущественно   религиозного  содержания,   хотя   ведические
памятники не только являются ценным источником  информации о  духовной жизни
своего времени,  но и  содержат много сведений  об  экономическом  развитии,
классовой и социальной  структурах  общества, о степени познания окружающего
мира и о многом другом.
     Ведическая  литература формировалась в  течение длительного и  сложного
исторического периода, который начинается с приходом индоевропейских ариев в
Индию,  их  постепенным   заселением  страны  (сначала  северных  и  средних
областей)  и  завершается возникновением первых государственных образований,
объединяющих обширные территории. В этот период в обществе происходят важные
изменения,  и первоначально кочевые и пастушеские племенные  общества  ариев
превращаются в классово дифференцированное  общество с развитым земледелием,
ремеслами  и  торговлей, социальной структурой и  иерархизацией,  содержащей
четыре  главные  варны  (сословия).  Помимо брахманов  (священнослужителей и
монахов)  здесь  были  кшатрии  (воины  и  представители  прежней  племенной
власти),  вайшьи  (земледельцы, ремесленники  и  торговцы)  и  шудры  (масса
непосредственных производителей и преимущественно зависимого населения).
     При этом данная социальная структура  начинает  развиваться  и образует
основу  позднейшей чрезвычайно  сложной системы  каст.  В процессе  генезиса
древнеиндийской культуры  ведического периода участвуют различные этнические
группы   жителей  тогдашней  Индии.  Кроме  индоевропейских  ариев  это,   в
частности, дравиды и мунды.
     Традиционно  ведическая  литература   разделяется  на  несколько  групп
текстов.  Прежде  всего  это  четыре  Веды  (буквально:  ведение - отсюда  и
название всего периода  и его письменных памятников);  старейшая и важнейшая
из  них  - Ригведа (знание гимнов) - сборник  гимнов,  который  формировался
относительно длительное  время и  окончательно сложился к  XII в.  до  н. э.
Несколько .более  поздними являются брахманы (возникающие примерно с Х в. до
н.  э.)  -  руководства  ведического  ритуала,   из   которых   важнейшее  -
Шатапатхабрахмана   (брахмана  ста   путей).   Конец   ведического   периода
представлен      очень     важными     для     познания     древнеиндийского
религиозно-философского  мышления  упанишадами.  Ведическая  литература,   к
которой принадлежат и другие группы текстов, необычайно обширна, ведь только
Ригведа содержит более 10 тыс. стихов, уложенных в 1028 гимнах.
     Ведические  тексты,  возникающие   на  фоне  пестрого   и   длительного
исторического процесса, не являются  монолитной системой взглядов и идей, но
представляют различные течения мысли и взгляды от архаических мифологических
образов, литургического обращения к богам, различных религиозных (частично и
мистических) спекуляций до первых попыток формировать философские взгляды на
мир и место человека в нем.
     Ведическая религия -  это  сложный,  постепенно развивающийся  комплекс
религиозных и  мифологических представлений и  соответствующих им ритуалов и
культовых обрядов. В нем проскальзывают частично архаические индоевропейские
представления  (восходящие к  тем временам,  когда арии задолго до прихода в
Индию жили вместе с другими индоевропейскими племенами на общей  территории)
индоиранского   культурного  слоя   (общего  индийским  и  иранским  ариям).
Завершается  формирование  этого  комплекса  на  фоне  мифологии  и  культов
туземных (не индоевропейских) обитателей Индии.  Ведическая религия является
политеистической, для нее характерен антропоморфизм, причем  иерархия  богов
не  является  закрытой,  одни  и  те  же  свойства  и  атрибуты  попеременно
приписываются  различным  богам. В Ригведе  важную  роль играет Индра -  бог
грозы  и  воитель,  который  уничтожает  врагов  ариев.  Значительное  место
занимает  Агни  -  бог огня, посредством  которого  исповедующий Веды  индус
приносит жертвы  и таким  образом  обращается к остальным богам.  Продолжают
список  божеств   ригведского  пантеона  Сурья   (бог   солнца),  Сома  (бог
одноименного опьяняющего напитка, используемого при  ритуалах), Ушас (богиня
утренней  зари),  Дьяус  (бог  небес), Ваю  (бог  ветров)  и многие  другие.
Некоторые  божества,  как, например,  Вишну, Шива или Брахма,  пробиваются в
первые  ряды  божеств  только  в  более  поздних  ведических  текстах.   Мир
сверхъестественных существ дополняют различные духи  -  враги богов и  людей
(ракшасы и асуры).
     В  некоторых  ведических  гимнах  мы встречаемся  со. стремлением найти
общий  принцип, который  мог  бы  объяснить  отдельные  явления  и  процессы
окружающего  мира. Этим принципом является универсальный космический порядок
( рта  ),  который  властвует  над всем,  ему  подчинены  и  боги. Благодаря
действию  рта  движется солнце,  рассвет  прогоняет  тьму, сменяются времена
года;  рта  -  это принцип, который  руководит  течением человеческой жизни:
рождением и смертью, счастьем и несчастьем. И хотя рта -  безличный принцип,
иногда его носителем и хранителем  выступает бог Варуна, наделенный огромной
и неограниченной силой, который "поместил солнце на небо".
     Основой  ведического  культа  является   жертва,  посредством   которой
последователь  Вед обращается  к  богам,  чтобы обеспечить выполнение  своих
желаний.  Жертва  всемогуща, и  если правильно  принесена, то  положительный
результат обеспечен, ибо  в  ведическом ритуале работает принцип "даю, чтобы
ты  дал".  Ритуальной   практике  посвящена  существенная  часть  ведических
текстов,  в частности  брахманы,  где  отдельные  . аспекты  разработаны  до
мельчайших деталей. Ведический ритуализм,  касающийся практически  всех сфер
жизни  людей,  гарантирует  особое положение брахманам, бывшим  исполнителям
культа.
     Среди  множества   гимнов  Ригведы,  обращенных  к  различным  богам  и
воспроизводимых   при   ритуалах,   есть  и   первые  проблески  сомнения  в
необходимости  жертвы,  в  силе  богов,  сомнению  подвергается  и  само  их
существование.  "Кто  такой  Индра?"  -  спрашивает  автор  одного  гимна  и
отвечает:  "О  нем многие говорят,  что  он  не существует". В другом  месте
читаем: "Некоторые говорят, что Индра не существует. Кто его видел? Кто тот,
кому мы должны приносить жертвы?" "Мы не  знаем того, кто создал этот мир",-
констатируется в одном  месте, а в другом ставится вопрос: "Что это  было за
древо, что это был за ствол, из которого вытесали небо и землю?"
     Важным  в  этом   отношении   является   гимн,   в   котором  выступает
первосущество  Пуруша, которое  боги  принесли в  жертву  и из  частей  тела
которого  возникают земля,  небо. Солнце, Луна, растения и животные, люди и,
наконец, социальные  сословия  (варны), ритуальные предметы, а также  и сами
гимны. Пуруша описывается как космический гигант огромных размеров,  который
является "всем-  прошедшим  и будущим". В  послеведический период его  образ
теряет  все  антропоморфные  черты  и  в некоторых философских  направлениях
заменяется абстрактным  символом первоначальных субстанций. В  другом  гимне
основное внимание  уделено  поискам  неизвестного бога,  который дает жизнь,
силу,  руководит всеми богами и людьми  и который  сотворил мир. Каждый стих
кончается  вопросом: "Кому  приносить  жертвы?",  и  только  последний  стих
(который  является  более поздним  прибавлением) на  этот  вопрос  отвечает.
Искомым является Праджапати, понимаемый здесь как персонифицированный символ
первичной силы творения.
     Деструкция традиционной мифологии и ведического ритуализма проявляется,
в  частности,  в   космологическом   гимне,   называемом  Насадил,   который
принадлежит к более поздним частям Ригведы. Согласно этому гимну, вначале не
было ни сущего (сат), ни не-сущего (асат), не было воздушного пространства и
неба, не было смерти и бессмертия, дня  и  ночи. Было только то  единое (тад
экам), понимаемое как нечто  аморфное, нерасчлененное и лишенное конкретного
содержания,  которое  само по  себе дышало. "Кроме этого, ничего другого  не
было, тьма была вначале, тьма, покрытая тьмою,  все это [было]  неразличимою
водою",  наделенной принципом  перемены самой себя  на более высоком  уровне
безличной силой, стимулирующей дальнейший процесс генезиса, который в тексте
только  обозначен.  Участвуют  в  нем,  в частности,  тапас  (тепло)  и кама
(стремление, желание) как самородящаяся сила жизни, первичный импульс бытия.
Скептицизм,  а  частично  и  спекулятивный  характер  текста  проявляются  в
заключении, где автор спрашивает:
     "Кто  может  сказать, откуда  возникло  это  творение?  Боги  появились
[только]  с  созданием  этого  [мира]... Откуда  все  возникло,  откуда  все
образовалось? Возникло само или нет? Тот, кто  на  наивысшем  небе следит за
этим [миром], тот знает.  Определенно он [это] знает или не  знает?" Гимн не
является целостным изложением генезиса  мира, многое  он  лишь обозначает  и
формулирует  вопросы,  на   которые  не  отвечает.  Это  открывало   широкие
возможности  для позднейших  спекуляций и  интерпретаций; различным  образом
толкуют этот гимн и современные исследователи.
     И  в  более  поздних  ведических  текстах  -  брахманах  -  встречается
высказывание  о происхождении  и  возникновении  мира.  В  некоторых  местах
развиваются старые положения о воде как первосубстанции,  на  основе которой
возникают  отдельные  стихии,  боги  и весь мир.  Процесс  генезис  '  часто
сопровождается  сп