еченная идея, материя полна самых противоречивых и  взаимно  исключающих
определений и потому не только не может быть признана существующей, но  даже
не может быть признана мыслимой.
   3. Третий, можно сказать самый существенный, корень  идеализма  Беркли  в
его смелом распространении идеальности вторичных качеств на первичные.
   Еще в древности было признано, что такие качества тел,  как  цвет,  звук,
вкус,  существуют  лишь  в  нас  и  не  могут  быть  признаны   объективными
определениями вещей. Галилей и Декарт приняли это как несомненное, и, следуя
им,  Локк  произвел  известное  различение  качеств  первичных  от   качеств
вторичных. Если вторичные качества - цвет, звук, вкус, запах, температура  -
субъективны,  то  первичные  качества  -  протяжение,   плотность,   фигура,
движение, число  -  транссубъективны.  Если  первые  говорят  лишь  о  нашей
способности ощущения, то вторые верно воспроизводят  то,  что  существует  в
самых вещах.
   Беркли нашел  различение  это  глубоко  непоследовательным.  На  чем  оно
основано? Почему тепло или холод  -  ощущения  субъективные,  а  фигура  или
величина предметов признается за объективное? Потому ли, что тело, кажущееся
для одной руки теплым, для  другой  кажется  холодным?  Но  разве  фигура  и
величина предметов не кажутся различными при различном  расстоянии  или  при
различном строении  глаза?  Башня  издали  кажется  круглой,  при  ближайшем
рассмотрении оказывается четырехугольной. Какая же разница между  первичными
качествами и вторичными? Беркли рассматривает  одно  первичное  качество  за
другим и находит, что никакой. Движение измеряется временем, время  же  есть
данное субъективное. Сопротивление познается по  тому  духовному  состоянию,
которое оно в нас вызывает. А  духовное  состояние  есть  опять-таки  данное
субъективное. Что касается пространства, то психологический анализ этой идеи
в "Новой  теории  зрения"  уже  показал,  что  пространство  разложимо.  Его
составные элементы могут и должны быть сведены на данные субъективные.
   Но если и первичные качества субъективны, тогда  что  остается  от  всего
материального мира? Во что превратится вселенная, если все, решительно  все,
что мы знаем о ней, есть не больше как субъективная картина, вырастающая  из
нашей  способности  ощущения,  оплодотворенной  рефлексией  и   закрепленной
привычкой?
   Мы находимся уже в самом центре мировоззрения Беркли. Диавол логики завел
Беркли в любопытные места.
   III
   В чем состоит, чем исчерпывается существование материальных  вещей,  т.е.
существование всего внешнего мира.
   "Я говорю: стол, на котором пишу я, существует. Это значит, что я вижу  и
осязаю его; если бы я находился вне моего кабинета, то также бы сказал,  что
стол существует, разумея тем самым, что, находясь в моем кабинете, я мог  бы
воспринять его, или же что какой-либо другой дух действительно  воспринимает
его. Здесь был запах - это  значит  его  обоняли;  был  звук  -  значит  его
слышали; были цвет или фигура -  значит  они  были  восприняты  зрением  или
осязанием" .
   В  таком  случае  весь  материальный  мир  существует  ровно   настолько,
насколько  воспринимается.  Бытие  материальных   вещей   исчерпывается   их
воспринимаемостью. Для них быть  -  значит  быть  воспринимаемыми.  Их  esse
математически равно их percipi .
   Беркли  умеет  быть  смелым  и  первый  в  истории  новой   философии   с
определенностью говорит:
   "Я считаю… что весь небесный хор и все убранство земли, одним словом, все
вещи, составляющие вселенную, не имеют существования вне духа" .
   …"Существует поразительно распространенное  между  людьми  мнение,  будто
дома, горы, реки - одним словом, все ощущаемые предметы  имеют  естественное
или реальное существование, отличное от их воспринимаемости  умом.  Но…  что
такое вышеупомянутые предметы, как не вещи, воспринимаемые нами в ощущениях?
и что же мы воспринимаем, как не наши собственные идеи или  ощущения,  и  не
будет  ли  полным  противоречием  допустить,  что  какое-либо  их  сочетание
существует, не будучи воспринимаемым?"
   Но что такое в таком случае материя, та материальная субстанция,  которая
так нужна была Декарту, Галилею, Локку? Которая для некоторых типов мышления
заменила само Абсолютное?
   Беркли  с  торжеством  и  железной   логичностью   делает   вывод:   этой
воображаемой материи просто не существует. Этот мертвый  кумир,  заставивший
склониться перед собой столько гениальных голов, есть химера, восставшая  из
небытия школьного отвлечения и снова свергнутая  анализом  Беркли  в  вечное
небытие. С мира как бы снимается тяжелый, бездушный материальный  покров,  и
все внешнее бытие представляется состоящим из самого  тончайшего  материала:
идей.
   Для того чтобы правильно понимать Беркли, нужно правильно  понимать,  что
разумеет он под идеями. Это ни идеи Платона, ни отвлеченные понятия школьной
философии. Idea Беркли не репрезентативна, а презентативна.  Она  ничего  не
воспроизводит и ничего не повторяет. Она есть то,  что  воспринимается.  Она
есть неразложимо-конкретное содержание восприятия. А так как восприятие есть
то же, что сознавание, то идея для Беркли есть то,  что  сознается.  Поэтому
сказать, что внешний мир есть совокупность идей - для Беркли все  равно  что
сказать: внешний мир есть содержание сознания.
   Понятно поэтому, что идеализм  Беркли  эмпирическую  реальность  внешнего
мира принимает нисколько не в меньшем размере, чем это  делается  философией
Декарта или Бэкона. Говорить, что Беркли более  химеричен,  чем  Декарт  или
какой угодно другой представитель новой или новейшей  философии,  совершенно
неправильно. Он отрицает лишь то, что всей новой философией в принципе  было
отвергнуто. К уже совершившемуся отрицанию он принципиально не прибавляет ни
единой капли отрицания. Количественно не умножая отрицания Декарта и Бэкона,
Беркли дает ему лишь  более  совершенную  логическую  форму.  Умолченное  он
произносит вслух, скрытое выводит наружу.  Беркли  прекрасно  сознавал  свою
полную общность в вопросе о реальности внешнего мира со всей современной ему
философией и потому справедливо настаивал, что его философия оставляет бытие
этого внешнего мира так же неоспоримо, как… и вся новая философия.
   Любопытно, что Беркли считал  свою  философию  гораздо  более  близкой  к
наивному сознанию, чем какую бы то ни было другую философию. Он подчеркивает
много раз эту  близость  и  еще  студентом  пишет:  "Не  печальтеся.  Вы  не
потеряете ничего ни из реального, ни из химерического. Я стою за  реальность
более, чем всякий другой философ". "Во всех вопросах я согласен с толпой"  .
Он уверен, что своим  отрицанием  материальной  субстанции  он  противоречит
только школьным философам и, устранив этот призрак - так  сказать,  мешавший
смотреть на вещи просто, - он низводит философию  с  неба  отвлеченности  на
землю конкретной жизни и возвращает ее к  наивному,  естественному  сознанию
всего человечества.
   "Философы  теряют  их  материю,  математики  их  нечувственные  ощущения;
профаны их протяженное Божество. Ради Бога  скажите,  что  теряет  остальное
человечество?"
   Но если материи нет, что сообщает устойчивость нашим восприятиям?  Почему
они не рассыпаются на ряд бессвязных видений, подобных  тем,  что  бывают  в
лихорадочном сне? Почему восприятия наши закономерны и предстоят нам в  виде
связной, непрерывной картины действительности?
   Доселе Беркли шел путем аналитической  логики  и  общее  направление  его
мысли (не  говоря  о  деталях)  было  необычайно  последовательным.  Скрытую
трещину  новой  европейской  мысли  он  с  неустрашимой  последовательностью
расковырял до того, что кумир  материи,  явившейся  суррогатом  природы  как
Сущего, раскололся и рассыпался на куски.  Но,  рассыпаясь  в  куски,  кумир
материи своим внезапным исчезновением не вовлекал ли Беркли в непроходимый и
безысходный иллюзионизм? Если  Беркли  фактически  сумел  в  иллюзионизм  не
впасть, то свою свободу от иллюзионизма он купил  дорогой  ценой.  В  полном
противоречии как с основными тенденциями всей новой мысли, так и с  tonoj'ом
своего собственного философствования, Беркли пришлось серьезно  использовать
остатки  того  онтологизма,  который  был  основной  стихией  как   античной
философии, так  и  внутренне  связанной  с  нею  философии  Отцов  Церкви  и
средневековья.  Эти  остатки  онтологизма  он  почерпнул  из  своей   личной
религиозности и, не  заметив  всей  неизмеримой  разницы  этих  двух  стихий
философствования: религиозного онтологизма и меонического рационализма ,  он
цельностью своей личности и единством своей  субъективной  уверенности  слил
воедино то, что для нас представляется логически несоединимым.
   Иллюзионизм Беркли устранил очень просто. Если бытие  материального  мира
исчерпывается  его  воспринимаемостью  и  в  конечном  счете   без   остатка
разлагается на данные нашего сознания, то бытие духов, носителей сознания  и
субъектов   восприятия,   есть   бытие   особого   рода,   бытие   истинное,
безотносительное и абсолютное. Как центры реального воления "духи"  обладают
самостоятельным существованием и, пребывая прочно в потоке своих собственных
внутренних состояний, сообщают прочность и пребываемость тому внешнему миру,
который является лишь закономерной  частью  этих  внутренних  состояний.  Но
закономерность  внешнего  мира,  строгая,  необходимая,  превышает   степень
прочности и пребываемости отдельных смертных конечных  духов  и  ими  одними
объяснена быть не может.
   Существует Абсолютный Дух, Премудрый  и  Всемогущий,  который  вызвал  из
небытия как конечных духов, так и внешний  мир,  ими  перципируемый,  и  как
Универсальное Сознание содержит и сохраняет тот мир "идей", в  котором  духи
живут. Вся последовательность  наших  восприятий  зависит  от  Бога.  Каждое
ощущение  наше  это  знак,  символ,  по  которому  мы  узнаем,   как   нужно
приспосабливаться к дальнейшим нашим ощущениям. В существе весь материальный
мир - это язык, ознаменовательный, символический,  которым  говорит  с  нами
Божество. Постоянство Его  воли  и  общие  направления  Его  деятельности  и
сообщают внешнему миру те закономерности, которые называются  нами  законами
природы.
   Беркли не остановился и на этом. В последние годы своей  жизни  он  много
читал Платона и неоплатоников и  в  позднейшем  своем  произведении  "Siris"
существенно видоизменил всю свою систему в направлении к платонизму. Но  над
всей онтологической частью его воззрений  история  насмеялась  так  же,  как
Беркли насмеялся над  материей  картезианства.  Сам  Беркли  считал  главным
достоинством своей философии ее согласие с верой, ее несокрушимое  отрицание
безверия и скептицизма. Но уже Юм, очень высоко почитавший Беркли,  говорит,
что своему скептицизму он учился у этого  благочестивого  епископа;  Юм  без
труда устранил все онтологическое из философии Беркли и  холодно  сделал  из
нее несколько необходимых выводов. Подвергнув "сознание", "душу", "личность"
точно такому же анализу, какому Беркли подвергнул внешний материальный  мир,
и следуя тому же самому методу, он  пришел  к  аналогичным  результатам:  мы
имеем ясные представления только  о  перцепциях.  Душевная  субстанция  есть
нечто совершенно отличное от перцепций; значит, у нас нет никакого  познания
душевной субстанции. Душа обращается  в  "пучок  перцепций".  Постоянство  и
закономерность перцепций зависит лишь от механизма ассоциаций. В  основе  же
ассоциаций лежит просто Привычка. Беркли, отвергнув  материю,  чтоб  придать
прочность материальному миру, заставил его держаться  Сознанием  Абсолютного
Духа. Юм, устранив Абсолютного Духа, поставил на  место  Его  привычку.  Чью
привычку? Привычку чего? Это  уже  не  привычка  с  маленькой  буквы  -  это
Привычка  с  большой  буквы.  На  месте  f?sij  античности  с  замечательной
последовательностью мысли новая философия создает пышный меонический миф.
   IV
   От Беркли, переходя к современной имманентной философии, мы переходим  от
гениальности,  творчества  и  общих  грандиозных  концепций  к   трудолюбию,
кабинетной работе  и  к  детальной,  методической,  можно  сказать  ажурной,
разработке понятий, не созданных  творчески,  а  найденных  уже  готовыми  в
философском обиходе нового европейского мышления.
   Собственно  говоря,  под  знаком  имманентности   находится   почти   вся
германская философия со второй половины XIX  столетия  за  самыми  немногими
исключениями. Ланге,  Коген,  Авенариус,  Виндельбанд,  Риккерт  -  все  это
имманентисты чистой воды. Даже философия новейшего католического  модернизма
называет себя имманентизмом. В большой близости к имманентизму  находится  и
русский философ Лосский  .  Но  я  остановлюсь  только  на  той  имманентной
философии, которая сама себя называет этим  именем,  которая  имеет  четырех
главных представителей: Шуппе, Леклера, Шуберта-Зольдерна, Ремке, и  которая
с 1895  г.  имела  своим  органом  Zeitschrift  fur  immanente  Philosophie,
издававшийся Кауфманом .
   Я считаю,  что  все  главные  идеи  имманентной  философии  содержатся  в
идеализме Беркли. Но  чтобы  была  понятна  новая  терминологическая  форма,
приданная  им  представителями  имманентной  философии,  мне  нужно  сказать
несколько слов о Канте.
   Как отнесся Кант к меоническому  мифу  о  материальной  действительности,
созданному новой философией?  Как  отнесся  Кант  к  отрицанию  природы  как
Сущего? К мифу он приобщился,  отрицание  это  принял  не  только  в  полном
объеме, но довел до последних возможных  пределов.  Трансцендентализм  Канта
есть последнее, предельное звено в отрицании природы как Сущего,  творческое
создание новой, чрезвычайно оригинальной меонической  мифологемы.  Производя
как раз обратное тому, что сделал Коперник (это можно назвать  птоломеевским
подвигом Канта), Кант создал необычайно глубокую систему трансцендентального
антропоцентризма. Абсолютным законодателем и в этом смысле созидателем  всей
природы явился для Канта трансцендентальный человек. Если для Беркли внешний
мир обратился в m? ?n , т.е. иллюзию, лишь практически нужную  для  развития
духов и вызываемую закономерно и с высшими  целями  благим  Провидением,  то
Кант в "Аналитике" находит трансцендентальное объяснение и этой  иллюзии,  и
этой закономерности. Природа для него вся без остатка исчерпывается  двойной
совокупностью: "явлений" и "правил". "Вообразить, что я имею дело с природой
как вещью самой по себе", это значит для Канта "впасть  в  недоразумение"  .
Если Беркли сказал: внешний природный  мир  есть  иллюзия,  ибо  в  себе  не
существует, то Кант добавил; иллюзия трансцендентально-необходимая. Если,  с
другой стороны, продолжая Беркли, Юм сказал, что и отдельное "я", т.е.  душа
человека, есть иллюзия, ибо в себе не существует, то Кант и к этому прибавил
- иллюзия трансцендентально-необходимая.
   Идеалистический меонизм Беркли и Юма, трансформируясь в новое, бесконечно
усугубляется и углубляется Кантом.
   Но  это  лишь  благочестивые  desideria  Канта.   Меонизм   по   существу
невыполнимая  точка  зрения.  На  земле  не  родилось  до  сих  пор   такого
совершенного  трансцендентального  философа,  который  бы   не   начинал   с
чего-нибудь данного (сам Коген исходит  из  факта  науки)  и  который  бы  в
диалектическом увлечении незаметно для  себя  и  других  не  вдыхал  в  себя
элементы  онтологизма,  тончайшей  атмосферой  проникающего  и   объемлющего
безусловно всю совокупность действительности.  Как  показано  с  достаточной
ясностью многочисленными критиками,  трансцендентализм  Канта  развивался  в
прямой логической зависимости от целого ряда совсем  не  трансцендентальных,
скорей  трансцендентных  догматических  взглядов.   У   Канта   определенная
гносеологическая и моральная антропология. Сознание,  меонически  трактуемое
как только явление, обладает тем не менее сверхфеноменальной  логичностью  и
сверхфеноменальной способностью различения  ноуменов  от  феноменов.  То  же
сознание как субъект морали, обладая свободой,  признается  реальным  членом
сверхчувственного  царства  вещей  в   себе.   К   этому   нужно   прибавить
глубокомысленнейшие:  страницы  в  "Кр<итике>  практ<ического>  раз<ума>"  о
"возможной  через  свободу  сверхчувственной  природе",  которая  "предложит
нашему  определению  воли,  как  бы  проект  для  рисунка"  и  которая  есть
"первообразная природа"  (natura  archetypa),  познаваемая  нами  "только  в
разуме" и совпадающая  с  нашей  моральной  автономией  .  Этот  неожиданный
поворот в глубине философии Канта  к  существенному  признанию  природы  был
замечен Шеллингом и стал исходным пунктом его философии.
   Имманентная философия, тесно примыкая к Канту, заимствуя у него свой круг
идей и всю терминологию, отбрасывает его скрытый онтологизм и в  духе  Фихте
борется с наиболее трансцендентным моментом философии  Канта  -  с  понятием
вещи в себе.
   V
   Основным пунктом имманентной философии является отрицание какой бы то  ни
было трансцендентности. Трансцендентно все, что выходит  за  пределы  нашего
опыта,  трансцендентно   все,   что   допускается   в   качестве   предмета,
существующего вне сознания. Это "вне сознания - говорит  Шурпе  -  означает,
что есть бытие, которое в  то  же  время  не  является  объектом  мысли  или
восприятия" . Тогда поднимается вопрос, как может бытие, существование коего
замыкается в себе и для себя, стать объектом мысли или  каким-нибудь  другим
путем попасть в сознание (in das Bewusstsein hineinpradiziert werden)?  Если
это даже осуществится, то в результате получится,  что  в  сознании  имеется
содержание, т.е. объект мысли, которого раньше в нем  не  было.  "Если  это,
находясь в сознании как  содержание  и  объект  мысли,  есть  познание,  то,
естественно, познание это направлено на то, что есть содержание сознания"  .
Мы впадаем в совершенную нелепость, если станем утверждать,  что  познаем  в
данном случае не то, что содержится в сознании, а то, что находится вне его.
Уже тем самым, что это, вне сознания находящееся, мы все  же  мыслим  именно
как таковое, как вне сознания находящееся, мы eo ipso уничтожаем  абсолютный
смысл слова "вне". И самое это "вне", раз мы его мыслим,  находится  не  вне
нашей мысли, а в ней. Итак, понятие трансцендентного  как  некоего  объекта,
находящегося абсолютно вне сознания, немыслимо как внутренне противоречивое;
оно  просто  не  осуществимо  в  мысли,  ибо  это  значит  пожелать  мыслить
какую-нибудь вещь, в то же время не мысля ее .
   "Бытие - говорит Леклер - понятно только как нечто  такое,  что  где-либо
мыслится, т.е. как бытие, выступающее в  качестве  данного  сознания.  Таким
образом, антитеза "мышление -  бытие"  превращается  в  уравнение  "мышление
бытия = мыслимое бытие" .
   Эта борьба с трансцендентным  есть  развитие  той  самой  мысли,  которая
вложена Беркли в его отрицание "материи".  Беркли  также  нелепость  материи
усматривал в самой немыслимости идеи чистого объекта.
   В связи с отрицанием трансцендентного - имманентная  философия  посвящает
много внимания вопросу об отношении субъекта к  объекту.  Нет  субъекта  без
объекта, нет объекта без субъекта.  "Самое  разделение  мира  на  субъект  и
объект, - говорит Кауфман, - не эмпирично, а метафизично"  .  "Невозможно  -
говорит Шуппе - исходя из одного (т.е. субъекта),  прийти  к  другому  (т.е.
объекту), конструировать или дедуцировать его, ибо одно предполагает  другое
и без него абсолютно не может быть мыслимо" . Как понятия мышления  и  бытия
субъект и объект "относятся  друг  к  другу  как  поверхность  и  цвет:  нет
поверхности без цвета, нет цвета без поверхности" .  "Если  мы  возьмем  "я"
отвлеченно  от  всего  содержания  сознания,  то  это  будет  не  конкретное
существование, а абстрактный момент" . "Каждое "я" только потому  есть  "я",
что временно и простран