алистического догмата о меоне природы.
   Отвергнуть  меонический  миф  о  Природе,  измышленный  и   разработанный
новоевропейским   рационализмом,   и   тем   самым    философски    осознать
реалистическую правду языка символов, которым  говорило,  говорит  и  всегда
будет говорить всякое истинное искусство, - вот  первый  шаг  к  преодолению
хаоса современной философии.
   Но этот шаг implicite заключает в себе следующий шаг, еще более важный.
   Осознать Природу как Сущее - это значит осознать  ее  как  самостоятельно
Сущее. Самостоятельность Природы как Сущего не может определяться  одною  ее
самостоятельностью по отношению к человеку.  Она  должна  быть  в  известном
смысле самостоятельной по отношению к Богу, т.е.  к  абсолютно  Сущему.  Эта
самостоятельность может обусловливаться лишь внутренним соотношением Природы
как Сущего к Сущему Абсолютному, ибо только при внутреннем  согласии  Сущего
Абсолютного на  относительную  самостоятельность  Природы  -  и  может  быть
мыслима Природа как самостоятельно Сущее.
   Это  значит:  осознавая  Природу  как  Сущее  и  выходя  тем   самым   из
плоскостного понимания мира, свойственного рационализму, мы не  доходим  еще
до самого корня мысли. Метафизический корень мысли глубже.  Он  -  там,  где
лежит творческая причина самой Природы. Метафизический корень  Мысли  в  том
божественном Логосе, Которым  сотворено  все  существующее  и  без  Которого
"ничто не начало быть из того, что начало быть" .
   Только осознавши свой корень в божественном Логосе, может мысль найти  то
цельное самоопределение, которое спасает ее от всех противоречий и от всякой
недоговоренности   и   которое   с   действительной   силой    может    быть
противопоставлено    рационалистическому    самоопределению    мысли,    уже
совершившему почти весь круг своего развития и дошедшему до чистого хаоса  и
безумия.
   Мне уже  приходилось  говорить,  что  осознание  Логоса  с  неповторенной
свежестью мысли началось в античности, что с редкой любовью  античное  зерно
Логоса было усвоено христианским Востоком и дало пышные и богатые  ростки  в
глубочайшем умозрении так наз. Дионисия Ареопагита, св. Максима Исповедника,
Григория Нисского и их западного ученика - И.С.Эригены .
   Но говоря о необходимости нового метафизического осознания природы мысли,
я менее всего думаю о простом возврате к  логизму  античности  и  к  логизму
восточнохристианского умозрения.
   Историческое изучение христианского логизма,  доселе  ни  у  нас,  ни  на
Западе не поставленное на принципиальную почву, безусловно необходимо. Это -
область. увлекательная для проницательного и чуткого историка  мысли.  Здесь
можно сделать много открытий и исправить много  грубых  ошибок.  Это,  можно
сказать, очередная задача истории философии.
   Но  одно  историческое  изучение  совершенно  недостаточно.   Возврат   к
логистическому миропониманию - может быть свершен лишь творческим путем.  Те
основные метафизические истины, которые живут в  сокровищнице  христианского
умозрения, - не могут быть усвоены чисто историческим изучением.  Они  могут
быть найдены лишь в метафизической глубине  нашего  самосознания.  Для  того
чтобы осознать мир в Логосе и мысль  в  ее  божественной  сущности  -  нужно
свершить не один только подвиг творческого и коренного прозрения  в  природу
вещей - вечный подвиг истинных философов, - но и другой подвиг - творческого
раскрытия основных прозрений в утонченных  терминах  современного  мышления.
Для того чтобы логизм мог стать тем  путеводным  огненным  столпом,  который
будет указывать дорогу в великом исходе  культуры  из  египетского  пленения
цивилизацией - в единственный Ханаан истинной культуры - в Новую Землю - под
новыми небесами - для этого необходимо, чтобы основы логизма были "проведены
сквозь строй" всего рационалистического воинства. Каждый шаг метафизического
и религиозного углубления должен быть завоеван творческой борьбой не  только
с внешним врагом школьного самодовольства и схоластической утонченности,  но
с   внутренним   врагом   собственной   постоянной   греховной   плененности
рационалистическим маревом.
   Поэтому не "назад к  логизму!"  -  а  "вперед  к  логизму!".  Не  простое
усвоение  мудрости  прошлого,  а  творческое  развитие   того   глубочайшего
умозрения, которое начала великая  Эллада,  которое  продолжил  христианский
Восток и которое было почти совершенно устранено  с  магистрали  философской
мысли новой Европы.
   VI
   Философское   развитие   начал   логистического   миропонимания   требует
непрерывной, интенсивной работы, и не единичной  только,  а  коллективной  и
солидарно-преемственной.  Логизму  как  философской  системе,  как  подлинно
синтетической точке зрения, мне кажется, предстоит в будущем огромная  роль.
Подобно  тому,  как  в  прошлом  логизм   могущественно   воздействовал   на
организацию  догматического   сознания   Церкви   (вспомним,   как   великий
представитель  логизма,  св.  Максим   Исповедник,   один   боролся   против
монофелитства и, в конце концов, победоносно, хотя это и стоило ему  жизни),
так в настоящем и будущем логизму предстоит  организация  метафизического  и
религиозного самосознания подлинной культуры. Культура должна осознать  свое
средоточие в Церкви, а христианство должно  осознать  в  подлинной  культуре
периферию Церкви. Истинный мир между культурой и Церковью, нарушенный  новой
историей и процветавший в Средние века и в Византии, может быть восстановлен
лишь логистической  разработкой  метафизических  основ  культурного  делания
человечества.
   Я не могу здесь входить  в  гносеологическое  и  метафизическое  развитие
основоначал  логизма.  Этому  развитию  будут  посвящены  дальнейшие,  более
крупные работы. Но для того чтобы единство взглядов и критики,  предлагаемых
в моих "опытах", было яснее - я укажу в двух словах несколько основных  черт
различия между рационализмом и логизмом:
   1.   Рационализм,   считая   личность   за   безусловно   иррациональное,
воспринимает весь мир в категории вещи. Логизм, прозревая в личности вечную,
не гибнущую идею, образ и подобие Божие, воспринимает весь мир  в  категории
личности.   "Мир   веществен   лишь   в   обмане".    Мертвенной    вещности
рационалистического  мышления  логизм  противополагает   живой   и   живящий
персонализм.
   2. Вещь,  отрешенная  от  всех  иррациональных  моментов,  может  браться
рационализмом  лишь  в  узких  пределах  ее  механических  свойств.   Отсюда
рационализм неизбежно исповедует: a) механистическую  точку  зрения  не  как
метод только, но и как последнее объяснение космической жизни и b) связанный
с этим универсальный детерминизм. Логизм, в корне  отвергая  механистическую
точку зрения, воспринимает всякое явление космической и человеческой жизни -
органически, т.е. или как  относительно-самостоятельный  организм,  или  как
живую  часть  организма  более  сложного   или   более   высшего.   Отвергая
детерминизм, логизм радикально утверждает себя как философия свободы.
   3. Вещь, необходимо лишенная жизни в себе, обращается в простую категорию
познающего субъекта.  Отсюда  иллюзионизм  и  меонизм  рационализма.  Беркли
объявил не существующей материю. Юм объявил иллюзией личность. Кант, признав
то и  другое,  закрепил  универсальный  меонизм  своим  трансцендентализмом.
Логизм, объявляя иллюзией меонистическую точку зрения,  порожденную  отрывом
от Природы как Сущего, исповедует  всесторонний  онтологизм,  т.е.  признает
метафизически Сущими и человека, и мир, и Церковь, и Бога.
   4. Вещь, взятая как чистая категория, есть не  что  иное,  как  схема.  К
схеме математической, динамической, трансцендентальной или диалектической  и
старался всегда рационализм свести  все  существующее.  Отсюда  всесторонний
схематизм  рационализма.  Место  схемы  занимает  в  логизме  символ.  Alles
vergangliche ist nur ein Gleichniss . И весь мир есть не что иное - как "лес
символов",  реалистически  трактуемых.  Отсюда  всесторонний   символизм   в
философии Логоса. Если меонизм и схематизм вызывают бездонную пропасть между
рационализмом и искусством, а  также  между  рационализмом  и  религией,  то
естественный и существенный символизм философии Логоса  самыми  внутренними,
интимными связями  соединяет  логизм  как  с  великим  символическим  языком
искусства, так и с символизмом религий.
   5. Схема как внутренне отрешенная от вещи и чуждая ей мыслится необходимо
как что-то по отношению к ней внешнее. Внешняя  схема  долженствования  есть
норма. Отсюда нормативизм рационалистической мысли,  столь  проникающий  как
учение Канта,  так  и  все  современное  неокантианство.  Меонической  норме
рационализма  логизм  противополагает  онтологический  t?noz.   Тонос   есть
внутренно  определенная  напряженность.   Тонизм   враждебен   нормативизму.
Подчиняемость норме всегда подзаконна. Это "долг" Канта, осмеянный Шиллером,
раскритикованный Шопенгауэром.  Тонизм  свободен,  благодатен,  выше  всяких
норм. Тонична любовь, тонично вдохновение, тоничен подвиг святых. "Бог  есть
любовь" - вот высшее утверждение тонизма.
   6. Воспринимая мир в схеме однородного пространства и располагая  историю
в  схеме  однородного   времени,   рационализм   исповедует   точку   зрения
универсальной  непрерывности.  Эволюционизм  есть  частный   вид   понимания
космической жизни sub specie  непрерывности.  Непрерывность  -  это  дурная,
отрицательная бесконечность; с дурной бесконечностью и с эволюционной точкой
зрения необходимо связаны - те мечты о человекобожии, которые  синтезируются
и осуществляются в социалистическом  движении.  Отрицательной  бесконечности
рационализма логизм противополагает положительную, актуальную бесконечность.
Отсюда восприятие мира, жизни, истории sub specie прерывности. Точки  зрения
эволюционной противополагается точка зрения катастрофическая. Как  философия
культуры, так философия истории - в логизме катастрофичны.
   7. Все эти различия усугубляются различием еще иного порядка. Рационализм
есть мировоззрение абсолютно статическое.  Ему  некуда  двигаться.  В  своем
чистом виде он непременно вне-человечен, вне-жизнен. Отсюда роковые  пределы
и  грани.  Тот,  кто  стоит,  всегда  ограничен  какими-нибудь  горизонтами.
Напротив, логизм динамичен. Он  требует  творчества,  непрерывного  волевого
усилия, непрерывного возрастания. Отсюда беспредельность  познания  и  живая
подвижность все углубляющихся перспектив. Динамизм уже не  роднит  только  с
жизнью. Он есть сама жизнь, жизнь in actu, жизнь крепнущая и зацветающая.  В
противоположность     школьности,     схоластичности     и      кабинетности
рационалистической философии - логизм есть философия жизненная,  творческая,
вселенская.
   Эти пункты различия можно было бы умножить и  углубить.  Здесь  я  только
хотел наметить их как бы пунктиром для того, чтобы  внимательному  читателю,
хотя  бы  в  пунктирном  виде,  стало  ясным  то  целое,   органическими   и
обусловленными частями которого являются отдельные положения этой книги.
   Если бы кто-нибудь спросил: какую же роль может играть философия при  том
трагическом и катастрофическом понимании жизни, какое мною высказывается,  и
не сведется ли в таком случае значение всякой философии к  нулю,  -  я  могу
ответить, что значительность свободного и вдохновенного философствования при
таком понимании не только не уничтожается, но наоборот - признается в  самой
высокой степени.
   Логизм признает, что философия имеет ноуменальные корни. Философия отнюдь
не  есть  дело  только  индивидуальное  и  личное.  Философ  не  только  сам
философствует, но и в  нем  философствует  нечто  сверхличное.  В  некоторой
степени и философ может сказать то, что говорит о себе поэт: "Поэт  всесилен
как стихия, не властен лишь в себе самом" . Как певец  поет  волею  и  даром
свыше, так и философ стремится к мудрости и  упивается  Эросом  вечности  не
только потому, что ему так хочется, но и потому, что его подхватывает  поток
вдохновения, который больше его и мудрее его. Если жизнь понимать прерывно -
а иначе ее нельзя понимать, - каждый должен идти своим  путем  -  делать  до
конца свое дело, ибо "в доме Отца  Моего  обителей  много"  .  И  философ  с
специфической энергией, ему присущей, никогда не будет лишним, доколе мы  не
выйдем за грани истории.
   Эта вечная субъективная значительность философствования вовсе  не  лишает
философии возможности быть и объективно значительной. Для истинной философии
всегда есть радостная надежда  сделать  то  великое  дело,  которое  сделали
евангельские волхвы. Не философом творится истина,  и  нет  у  него  силы  и
призвания коренным образом побеждать мир, во зле лежащий. Но может  философ,
если он верен пути своему, увидать звезду на Востоке  -  прийти  поклониться
Истине, родившейся, рождающейся и имеющей родиться в мире,  и  прийти  не  с
пустыми руками, а с дарами:  с  золотом  своей  верности,  с  смирной  своих
созерцании и с благоухающим ладаном своих вселенских надежд и чаяний.
   10 января 1911 года