Садовник  Белардо рассказал Альфонсо, что дурные люди
обзывают  нашу госпожу донью Ракель дьяволицей и уверяют, будто она околдовала
государя.

    Эти  шепотки  только укрепляли Альфонсо в решимости защищать свою любовь к
Ракели.  Так,  например,  он  настаивал,  чтобы  короткий  путь  из Галианы до
кастильо  Ибн  Эзра она совершала в открытых носилках. Случалось, что озорники
дерзко смеялись при этом ей в лицо, а другие и просто кричали:

    - У-у,  ведьма,  дьяволица!  -  Но Ракель никак не была похожа на посланца
преисподней;  в  ней почти ничто уже не напоминало мальчика, она обрела новую,
мудрую,  значительную красоту, и весь народ видел это. Хулителей было немного,
в  большинстве  же  своем люди не удивлялись, что король избрал себе в подруги
такую необыкновенную красавицу, и даже одобряли его.

    - Ах  ты,  красавица!  -  кричали  они  ей,  и радовались, глядя на нее, и
называли  е„  не  иначе,  как  Фермоза, красавица, и распевали чувствительные,
восторженные, задушевные романсы про взаимную любовь е„ и короля.

    Альфонсо  не  отказывал себе в удовольствии время от времени сопутствовать
ей.  Он  ехал  верхом  рядом с е„ носилками, и в толпе кричали вперемежку: "Да
здравствует Альфонсо благородный!", "Да здравствует красавица!"

    Именно эти возгласы ясно показывали Ракели, что она баррагана, королевская
наложница. Но она не стыдилась этого.

    Альфонсо все больше осваивался с жизнью в Галиане. Он был глубоко убежден,
что  пользуется особым покровительством божьим и поэтому все окольные пути, на
которые  он  сбивается  по  воле  провидения, в конце концов приведут к правой
цели.

    Теперь уже он без стеснения занимался в Галиане государственными делами. И
его  гранды  в большинстве своем считали знаком королевской милости, особенным
отличием,  если он призывал их в Галиану. Случалось, правда, что кто-нибудь из
них  с неприязненным недоумением останавливался перед мезузой. Тогда Альфонсо,
улыбаясь, пояснял:

    - Это  полезный амулет. Он хранит от дурного глаза и мешает водить меня за
нос.

    Но  кое-кто  из  грандов под прозрачными предлогами уклонялся от посещения
Галианы. Альфонсо про себя запоминал их имена.

    В  послании, написанном деловым и приветливым тоном, донья Леонор сообщила
королю,  что  е„  посетил  дон  Педро  и  она  полагает,  что  наперекор  всем
препятствиям союз с Арагоном и поход против неверных вполне осуществимое дело.
Она охотно сама бы приехала в Толедо и обсудила все это с Альфонсо; но болезнь
инфанта  Энрике  не  позволяет  ей  отлучиться из Бургоса. А потому она просит
Альфонсо незамедлительно приехать к ней.

    Король  сразу  понял,  что теперь уж не избежать свидания с доньей Леонор.
Однако  он  успокаивал  себя  тем,  что ввиду таких важных государственных дел
личные  несогласия  теряют  свое  значение  и  встреча  с  Леонор  будет менее
тягостна.

    Он сообщил дону Иегуде, что через два дня отправится в Бургос.

    Теперь  он  часто  видался со своим эскривано, сложные отношения связывали
их.  Король  нуждался в сметке хитроумного еврея. Он жаждал начать свою войну,
но  не  хотел,  поддавшись на уговоры, опять сделать какой-нибудь опрометчивый
шаг,  а  потому  охотно  прислушивался  к доводам еврея. Иегуда же знал короля
лучше, чем тот знал себя сам. Он понимал, что Альфонсо не в силах вырваться из
Галианы  и  в глубине души, сам от себя таясь, радуется, что Иегуда затягивает
союз  с Арагоном и военный поход. После того как ему, Иегуде, удалось добиться
от  Альфонсо разрешения открыть границу франкским беженцам, он не сомневался в
своей  власти  над этим варварским властителем и гордился, что может по своему
произволу вдыхать в него жизнь и разум, как бог в Адама.

    Он  не  удивился, услышав о предстоящем отъезде Альфонсо. От своего родича
дона  Хосе  он знал о переговорах между королевой и Арагоном. Она была женщина
умная, но Иегуда считал себя не глупее е„ и приготовил встречные ходы.

    Он  ответил  Альфонсо,  что  опасается,  как  бы  е„  величество, принимая
желаемое за возможное, не преуменьшила препятствия на пути к союзу с Арагоном.
А  посему  пусть его величество соблаговолит взять с собой в Бургос почтенного
дона  Манрике  и  его  самого,  дабы  они  в  меру  своих  скромных  сил могли
споспешествовать усилиям доньи Леонор.

    Альфонсо  растерялся.  Ему  приятнее  было  ехать  в  сопровождении  своих
советников.  Если  он въедет в Бургос с целой свитой, свидание с доньей Леонор
окончательно утратит характер супружеского объяснения; кроме того, он не прочь
был сопоставить е„ мнение с доводами своих советников. Но как Леонор отнесется
к тому, что он привезет с собой отца своей возлюбленной?

    - Разве можно оставить донью Ракель одну? - нерешительно спросил он. Такая
заботливость обрадовала Иегуду, и король стал ему ближе. Донья Ракель, ответил
он с родственной почтительностью, может пробыть это время в кастильо Ибн Эзра.
Там  у  не„  будет  мудрый собеседник - Муса Ибн Дауд; да и достопочтенный дон
Родриго не откажется навещать ее.

    Донья  Леонор  встретила  короля  так приветливо и непринужденно, будто он
лишь  вчера  расстался  с  ней.  Он  обнял  и поцеловал ее, как того требовала
учтивость. По-отечески поздоровался с детьми. Погладил по голове бледненького,
маленького  инфанта,  в  болезнь которого не верил ни минуты. Весело и ласково
обратился  к  хмурой  принцессе  Беренгеле,  которая явно знала о жизни отца в
Галиане  и  порицала  его.  Она держалась надменно и церемонно. Посещение дона
Педро  подогрело е„ надежды, хотя она и понимала, что без права на кастильскую
корону она будет не очень-то желанной королевой для Арагона.

    Донья  Леонор  не  преминула  пригласить в Бургос и дона Педро. Но молодой
король не мог побороть в себе злобу на Альфонсо - вместо себя он послал своего
министра дона Хосе Ибн Эзра.

    Оба  Ибн  Эзра  встретились  перед  коронным  советом,  который должен был
состояться  у  доньи  Леонор.  Неприязнь  дона  Хосе к чересчур самоуверенному
родственнику  только возросла. Он огорчился и возмутился, когда этот самый дон
Иегуда  принес  в жертву собственную дочь, лишь бы еще больше подчинить короля
своему   влиянию.   Сам  он,  как  человек  богобоязненный  и  добросердечный,
исхлопотал  для небольшого числа франкских евреев доступ в Арагон; но массовое
их поселение в сефардских землях, которого добился дон Иегуда, он считал делом
сомнительным  по  тем  же  причинам,  какие высказывал и дон Эфраим, а то, что
Иегуда  пользовался  благосклонностью  короля  к  своей  дочери  как средством
вершить  судьбы  страны и еврейского народа, представлялось ему дерзновенной и
кощунственной игрой. Но их с Иегудой по-прежнему объединяло стремление уберечь
от войны весь полуостров и своих подопечных евреев. Потому-то он и предупредил
родича о происках доньи Леонор и поспешил встретиться с ним.

    - Позволь мне, дон Хосе, еще раз, устно поблагодарить тебя за твои письма,
-  начал  Иегуда.  -  Я усмотрел из них, что вы на чем-то столковались и нашли
пути к заключению союза и единоначалию.

    - Да,  -  сухо ответил дон Хосе, - угроза войны с мусульманами надвинулась
вплотную.  Твоя  донья  Леонор  пустила в ход все возможные ухищрения, словом,
поусердствовала  на диво, чтобы склонить моего молодого государя к примирению.
- Он бросил суровый взгляд на своего собеседника и многозначительно добавил: -
Надо  полагать,  не  одна  только  страсть  к войне делает твою королеву такой
сговорчивой и щедрой. - И тут с затаенным злорадством сообщил Иегуде то, о чем
воздержался  говорить в письме: - Донья Леонор хочет вернуть Гутьере де Кастро
твой замок в возмещение за убийство брата.

    Иегуда  побледнел, несмотря на все самообладание. У него сердце оборвалось
при  мысли  о  том,  что  ему  вновь  придется  покинуть дом своих предков. Но
гордость  тотчас  подсказала  ему  утешение:  он  воздвиг  себе  в Толедо иную
твердыню, хоть и незримую, но куда более прекрасную и неприступную, чем любое,
самое великолепное сооружение из камня.

    - По  известным  тебе, дон Хосе, причинам, мне нелегко будет отказаться от
этого дома, - спокойно ответил он. - Но если моя королева пообещала его королю
Арагонскому,  я не буду перечить ни единым словом, дабы не помешать заключению
союза.

    Дон  Хосе был поражен; очевидно, Иегуда не сомневался, что ему не придется
отдать кастильо, иначе он не говорил бы так хладнокровно.

    К  Иегуде  и  в  самом  деле  вернулась вся та самоуверенность, то дерзкое
сознание  своей  силы,  которое наполняло его в последние дни. Именно во время
этого разговора у него возник план, как перехитрить донью Леонор. Пока все это
только  смутно  брезжило  в  его  сознании, но Иегуда был уверен, что в нужную
минуту его затея примет вполне определенные очертания.

    Сейчас он поспешил подготовить для не„ почву.

    - Надеюсь,  что выработанные вами условия выдержат самую строгую проверку,
которой  нам  с  тобой  придется  их подвергнуть, - вдумчиво и озабоченно, как
подобает  деловому  человеку,  промолвил  он.  - Говоря откровенно, я предвижу
немало  трудностей.  - И он перечислил ряд вопросов хозяйственного порядка, по
поводу которых Арагон и Кастилия десятки лет не могли столковаться. Тут были и
спорные  права  на  обложение  налогом  некоторых  городов,  спорные ввозные и
вывозные  пошлины,  спорные  рынки сбыта. - Если мне придется уступить тебе по
всем  этим  пунктам, дон Хосе, - с веселым лукавством заметил он, - тогда твой
Арагон не замедлит обогнать мою Кастилию.

    Дон  Хосе  сразу же понял, куда клонит Иегуда. Таким спорным хозяйственным
вопросам  не  было  конца;  с  их  помощью  ловкому  человеку ничего не стоило
похоронить  мысль  о  союзе. Отдав про себя должное изворотливости Иегуды, дон
Хосе ответил ему в тон с той же двусмысленной игривой деловитостью:

    - Раз уж мой король согласен позабыть оскорбление, которое вы нанесли ему,
не  мешало  бы,  чтобы  и  вы  пошли  нам  навстречу в некоторых хозяйственных
вопросах.

    - Значит,  ты  будешь  настаивать  на  всех  ваших требованиях? - напрямик
спросил Иегуда.

    - Так   мне  полагается,  -  ответил  дон  Хосе  и  добавил  с  притворной
решительностью: - Так я и буду.

    А дон Иегуда подхватил серьезно и сокрушенно:

    - Без  сомнения,  мой  король  не  менее искренне, чем твой, жаждет начать
войну  против  мусульман.  Но  если  вы будете так несговорчивы, боюсь, что из
союза ничего не выйдет.

    - Я  был  бы  очень огорчен, если бы нам не удалось столковаться, - сказал
Хосе. И оба министра переглянулись без улыбки.

    Курия,  на  которой  должен  был  обсуждаться  вопрос  о союзе с Арагоном,
происходила  в  большой  приемной  зале  Бургосского замка. Зала была украшена
флагами  Кастилии  и  Арагона,  у  входа  стояла  стража,  на  возвышении были
приготовлены  кресла для дона Альфонсо и доньи Леонор. Архиепископ не преминул
пожаловать из Толедо. Все члены курии были налицо, кроме дона Родриго.

    Царственная  в  своем  тяжелом,  сверкающем парадном наряде и вместе с тем
женственная, восседала на возвышении донья Леонор. Благосклонно и невозмутимо,
как  приличествует  знатной  даме,  озирала  она  круг  придворных. В душе она
ликовала.  Все  сидевшие  здесь  были полны решимости вывести дона Альфонсо из
зачумленной  Галианы  на очистительный простор священной войны. И сам Альфонсо
желал этого. Единственным противником был еврей. Со свойственной ему наглостью
он  навязался  сопутствовать  Альфонсо,  но  она, Леонор, приняла меры, ему не
удастся воспротивиться ей.

    Докладывал  дон  Манрике.  Переговоры  близки к успешному завершению, даже
святой  отец осведомлен об этом и уже послал своего легата, кардинала Грегорио
Сант-Анджело, дабы тот положил конец распре двух королей.

    - А  кто  сообщил  папе  о  переговорах? - сердито спросил дон Альфонсо. -
Верно, дон Педро?

    - Нет, я осведомила его, - приветливо ответила донья Леонор.

    Дон Манрике изложил условия будущего договора. Командование войсками обоих
государств  должно  быть  объединено. Кастильские рыцари должны быть введены в
штаб арагонского войска, арагонские - в штаб кастильского.

    Дон  Педро  обязуется  прислушиваться  к  советам  дона  Альфонсо  со всем
вниманием, какое подобает младшему рыцарю в отношении старшего.

    - Прислушиваться? - переспросил дон Альфонсо.

    - Прислушиваться, - подтвердил дон Манрике.

    - Более точного определения вам не удалось добиться? - спросил Альфонсо.

    - Нет, - ответила донья Леонор. Все молчали.

    - Еще какие условия предусмотрены в договоре? - спросил король.

    Дон  Манрике  пояснил,  что  Арагон  настаивает  главным  образом  на трех
пунктах:  во-первых,  Кастилия должна отказаться от сюзеренных прав на Арагон.
Хотя  Альфонсо  уже  знал  об  этом  условии,  он  не мог сдержать недовольный
возглас.

    - Во-вторых,  -  продолжал  Манрике, - Арагон настаивает, чтобы его вассал
Гутьере де Кастро получил то возмещение, на какое он притязает.

    Об  этом  требовании  королю  ничего  не  сказали. Он слегка приподнялся и
перевел взгляд с дона Манрике на Леонор.

    - Чтобы я уплатил барону де Кастро виру? - тихо и угрожающе вымолвил он.

    - О  вире  нет  и  речи,  - поспешил его успокоить Манрике, - это слово не
упоминается.

    - Умеет   же  этот  вертопрах  Педро  извлечь  выгоду  из  моего  трудного
положения,  -  с  горечью  заметил король. - Он хочет унизить меня и для этого
прячется  за  барона де Кастро. А Рим спешит прислать кардинала, чтобы тот был
свидетелем моего позора.

    - Как  можно  назвать  позором  жертву  во  имя священной войны? - звонким
голосом приветливо возразила донья Леонор. - Отослать кардинала ни с чем - вот
это  было  бы  позорно.  Тогда  весь  христианский  мир с полным правом мог бы
стыдить дона Альфонсо за бездеятельность.

    Члены совета застыли в испуге. Знамена Кастилии и Арагона поникли на своих
древках.  Бледный  от  ярости, смотрел Альфонсо на донью Леонор. Пока они были
вдвоем,  она ни единым словом не упрекнула его за Галиану; с холодным расчетом
она  дождалась коронного совета, чтобы здесь, перед его советниками, перед его
ближайшими  друзьями,  перед  знаменами  его  королевства  прямо  ему  в  лицо
высказать  все  то оскорбительное, что она о нем думала, именно сейчас и здесь
пустила  она  в  ход  эту хитроумную месть, как достойная дочь своей неистовой
матери.

    Но  донья  Леонор  не  отвела  своих  больших зеленых глаз, хотя его глаза
метали  молнии,  и даже л„гкая, неопределенная улыбка не сошла с е„ спокойного
лица.  Альфонсо  усилием  воли  подавил  гнев.  Не  мог  же  он  в присутствии
приближенных ссориться с женой, а вдобавок он чувствовал, что все они, включая
и еврея, считали его неправым.

    - Какое  же  возмещение  желает получить Кастро? - хриплым голосом спросил
он.

    Вместо дона Манрике ответила донья Леонор:

    - Требования у него жесткие, но, по правде говоря, справедливые. Мы должны
уплатить выкуп за куэнкских пленников и вернуть ему толедский кастильо.

    Снова  настало  глубокое  молчание,  только  слышно было, как тяжело дышит
Альфонсо.  Хотя  это  шло в разрез с приличиями, все бесцеремонно и даже жадно
уставились на дона Иегуду.

    Архиепископ  уселся  как можно дальше от еврея и не поклонился ему. Теперь
он взял слово, - голос его гулко отдавался в высоком покое.

    - Это  чувствительно  задевает твою честь, государь, - сказал он, - однако
священная война смоет многие унижения.

    Донья Леонор благосклонно обратилась к Иегуде:

    - Каков будет твой совет, сеньор эскривано?

    - На мой взгляд, непокорный барон своими дерзкими требованиями посягает на
королевское  величие,  -  ответил  Иегуда.  - Впрочем, я малосведущ в вопросах
чести, а досточтимый сеньор архиепископ утверждает, что высокая цель священной
войны  оправдывает  такое унижение. Для меня же очень тягостно утратить усладу
моего  сердца,  дом моих отцов, который мне удалось вернуть по милости господа
бога  и  нашего государя, уплатив за него немалые деньги. Однако же чего стоят
мои собственные честолюбивые желания и мое достоинство по сравнению с высокими
целями  короля,  нашего  государя  и  повелителя!  Если  это  откроет  путь  к
заключению  союза и крестовому походу, я охотно отдам в твои руки, государь, и
кастильо  Ибн  Эзра,  и  все,  что  мной к нему пристроено и в нем устроено, и
притом за половину той цены, которую я внес в твою казну.

    Он заранее подготовил эту речь, но все же слегка пришепетывал от волнения.
Никто  не ожидал, что Иегуда так легко отступится от такого богатого поместья.
Альфонсо  с  изумлением  смотрел на своего эскривано, даже донье Леонор трудно
было  сохранить  подобающее  знатной  даме невозмутимое выражение. Какие козни
скрываются за его покорностью?

    Первым опомнился юный Гарсеран де Лара.

    - Так,  значит,  послезавтра  можно выступать в поход! - весело воскликнул
он.

    - Но  ты,  благородный дон Манрике, как будто говорил, что Арагон поставил
еще какое-то третье условие? - скромно спросил Иегуда.

    - Да,  -  ответил Манрике, - но оно имеет меньшее значение. Арагон требует
новых  уступок  в  давнем  споре  о  пошлинах,  рынках сбыта, отданных в залог
городах и прочей малости.

    Иегуда  с затаенным ликованием отметил, какое сильное впечатление произвел
его  немедленный  отказ  от  кастильо.  Вот  они сидят вокруг него, эти враги,
которые  во  что бы то ни стало хотят добиться своей войны и превратить в прах
все,  что  он  воздвигал  с  такой  мудростью  и с помощью божьей. Но они, эти
тупоголовые вояки, не добьются своей войны, а он сохранит родовой кастильо. Он
успел  досконально,  во всех подробностях разработать свой план и был уверен в
удаче,  ибо  счастье  - это врожденное качество и ему оно даровано от бога. Он
чувствовал  свое  превосходство  и  старался их раздразнить, как охотник свору
собак.

    - Есть  у  тебя  перечень  требуемых  уступок,  дон Манрике? - спросил он.
Манрике протянул ему бумагу. Иегуда пробежал е„ глазами.

    - Эти  девятнадцать  пунктов  не так уж безобидны, как может показаться на
первый  взгляд, - заметил он. - Вот, к примеру, нам надо отказаться от доходов
с  города  Логроньо.  А  Логроньо  стал у нас средоточием всей торговли вином;
чтобы  поощрить  эту  торговлю,  мы  на  три  года освободили от налогов город
Логроньо и местность Риоху.

    - Если  я  верно  понял  еврея,  -  презрительно заметил архиепископ, - он
говорит  о  том,  что доходы казначейства поубавятся во время священной войны.
Может  статься,  он  в  этом и прав. Но кто хочет завоевать землю обетованную,
тому  не  подобает  страшиться  долгого  пути по пустыне и горевать о котлах с
мясом в земле Египетской.

    Иегуда не ответил ни слова и обратился к королю:

    - За последние годы, государь, твое хозяйство достигло такого же расцвета,
как  хозяйство  Арагона.  Многие из предприятий, основанных нами за это время,
обещают  преуспеть  в  будущем.  Но  коварное условие, придуманное советниками
августейшего  дона Педро, направлено к тому, чтобы доходами с этих предприятий
пользовалось  королевство  Арагон.  Опасную  сделку предлагают тебе, государь.
Стоит  согласиться  на  эти девятнадцать пунктов, и через несколько лет Арагон
значительно  опередит  Кастилию.  У короля Педро весьма сметливый казначей. Мы
долго еще будем во многом уступать Арагону, если ты примешь эти условия.

    Никто не находил нужного ответа.

    - Что  ж нам, Христа предавать ради логронской торговли вином? - проворчал
дон Мартин.

    - Дон  Педро  не  жаден  на  деньги,  -  подхватила донья Леонор. - Раз мы
согласились  на  те  требования, которые были ему особенно важны, он не станет
торговаться из-за мелкой выгоды.

    - Прости  меня,  государыня, - почтительно