у им, и  мы, и они -
теперь другие люди.

Воины! Мы должны совершить форсированные марши, вступать в битвы,
подвергаться  опасностям, но,  с  помощью терпения,  победа будет
наша! Для всякого француза  с душой настала минута - победить или
умереть!"

Пока Наполеон возбуждал таким образом мужество в солдатах, измена
снова  проникала в  ряды его  воинов: генерал Бурмон  и несколько
старших  офицеров оставили  французскую армию. Когда  известие об
этом пришло в главную  квартиру, Наполеон подошел к маршалу Нею и
сказал  ему: "Вот,  маршал, что  скажете о человеке,  которому вы
покровительствовали?"  - "Ваше  величество, - отвечал  храбрый из
храбрых, - я надеялся на Бурмона, как на самого себя". - "Верьте,
- прервал Наполеон, -  что синие останутся всегда синими, а белые
- белыми".

Кампания открылась  15 (3) июня, сражением  при Флерюсе. Пруссаки
много  потеряли в  этой  битве, но  и авангард  французской армии
понес  значительную  утрату: генерал  Летор, адъютант  Наполеона,
ранен  смертельно  в ту  самую  минуту, когда  повел кавалерию  в
атаку.

Армии  союзников,   вышедшие  против  Наполеона,  находились  под
начальством  Веллингтона  и  Блюхера.  Они  состояли  из  двухсот
тридцати тысяч  человек, во  французской армии было  не более ста
двадцати   тысяч.   Желая  избежать   опасности,  которая   могла
последовать  от  превосходства союзных  войск  в числе,  Наполеон
пытался, в самом начале  кампании, отделить англичан от пруссаков
и  деятельно маневрировал,  стремясь к  этой цели. План  его имел
счастливые  последствия в  битве при  Линьи 16 (4)  июня; Блюхер,
атакованный отдельно, понес значительные  потери, но урон этот не
мог его ослабить, потому что у него было многочисленное войско, а
за  ним   находились  еще  многочисленнейшие   резервы.  В  таком
положении,   в  каком   находился  Наполеон,  ему   надобно  было
совершенно уничтожить армию Блюхера, чтобы на другой день напасть
на  Веллингтона   и  таким  же  образом   уничтожить  его.  Такое
постепенное  уничтожение пруссаков  и англичан  было подготовлено
его  распоряжениями  и  инструкциями,  которые он  разослал  всем
главным  начальникам  своих  войск;  но предел  его  успехам  был
положен судьбой, и худое исполнение его приказаний расстроило все
расчеты  его  гения.  Сам  он  предчувствовал,  что  какое-нибудь
непредвиденное  обстоятельство повредит  его соображениям,  и что
рок готовит ему новые удары. Он говорил впоследствии: "Верно, что
в этих  обстоятельствах я не чувствовал  в себе решимости, во мне
не  было прежней  уверенности".  Предчувствия его  скоро сбылись,
через  два дня он  увидал новую  и последнюю катастрофу  на полях
Ватерлоо.

Это   было   18   июня.   Сначала,   казалось,   счастье   хотело
покровительствовать  Наполеону.  Вот  как    он  сам  описал  это
знаменитое дело.

"После  пальбы и  пехотных  и кавалерийских  атак, продолжавшихся
восемь часов, вся армия с радостью видела, что сражение выиграно,
и поле битвы останется за нами.

В  половине  девятого  часа  четыре  батальона  средней  гвардии,
посланные на  равнину за Мон-Сен-Жан  для подкрепления кирасиров,
много претерпевая  от картечи, бросились в  штыки, чтобы овладеть
батареями. Несколько английских эскадронов напали на них во фланг
и обратили их в  бегство; стоявшие вблизи полки, увидев бегущих в
гвардейских мундирах, вообразили, что это солдаты старой гвардии,
и растерялись, раздались  крики: "Все потеряно! гвардия разбита!"
Солдаты   рассказывают    даже,   что    на   некоторых   пунктах
недоброжелательные люди кричали:

"Спасайтесь,  как можете!"  Как бы  то ни было,  панический страх
распространился  на  поле   битвы;  все  бросились  в  величайшем
беспорядке  на  коммуникационную линию:  солдаты, артиллеристы  с
зарядными  ящиками спешили  туда; старая гвардия,  находившаяся в
резерве, была опрокинута ими и увлеклась общим потоком.

Через  минуту армия  превратилась в  нестройную массу  все отряды
смешались, и невозможно было собрать ни одного корпуса. Союзники,
заметив   это   изумительное  смятение   выслали  целые   колонны
кавалерии; беспорядок увеличился еще  более; в темноте ночи никак
нельзя было остановить войско и объяснить ему его ошибку.

Таким  образом,  выигранная  битва, исправление  предшествовавших
ошибок, успехи, обеспеченные на другой день - все было потеряно в
один   момент  панического   страха.  Даже   запасные  эскадроны,
находившиеся возле императора, были опрокинуты и расстроены этими
бурными волнами, и им  оставалось только следовать общему потоку.
Резервные парки и багаж,  кои не успели переправить через Самбру,
и все, что осталось на поле битвы, попало в руки союзников".

Ошибка маршала  Груши еще более  содействовала этому бедственному
результату. Ему поручено было преследовать и задерживать прусские
корпуса Блюхера,  а он  позволил им дойти  до Ватерлоо, и  сам за
ними  не  последовал, хотя  этого  настоятельно требовал  генерал
Жерар. Груши  все еще думал, что  перед ним стоит прусская армия,
когда  перед ним  оставался только  небольшой отряд.  Это ошибка,
против  которой он  сам сильно  протестовал и которую,  однако ж,
постоянно   приписывает   ему   общее   мнение,  основываясь   на
свидетельстве  самого Наполеона  и стольких  генералов, очевидных
свидетелей; эта  ошибка изменила в течение  одного часа не только
участь этого знаменитого сражения, но даже и судьбу Европы.

Император,  вполне зная,  какой  дух управлял  палатой депутатов,
предчувствовал,  что  известие  о  поражении его  армии  поднимет
против  него ораторскую  бурю.  Поэтому он  должен был  как можно
скорее  возвратиться  в  столицу  для удержания  в  страхе  своих
внутренних противников  и для удаления парламентских переворотов.
Он  прибыл  в  Париж  20  (8)  июня,  в девять  часов  вечера,  в
сопровождении  герцога   Бассано  и   генералов  Бертрана,  Друо,
Лабедоера  и Гурго.  Немедленно призвал  он к себе  братьев своих
Иосифа  и  Люсьена, архиканцлера  Камбасереса  и всех  министров.
Положение было затруднительное: каждый предлагал свое мнение, как
бы  успокоить  народную бурю.  Потом  созван был  государственный
совет.  Император изложил  ему свои  несчастья, нужды  и надежды.
Понимая, что  нужно приласкать палату депутатов  и не показывать,
до  какой степени  царствует несогласие  между ним и  палатой, он
нарочно  приписывал  враждебное  к  нему отношение,  имевшееся  в
палате, малому числу депутатов, а не большинству.

Если бы Наполеон и заблуждался в этом случае, то скоро действиями
палаты был бы выведен  из своего заблуждения. Палата повиновалась
более,  чем   он  думал,   внушениям  Ланжюине  и   Лафайета.  По
предложению последнего она объявила себя постоянной и решила, что
тот  будет изменником  отечеству,  кто попытается  распустить ее.
Этот  разрыв,  возлагавший  большую  ответственность на  народных
представителей, нанес  последний удар политическому существованию
Наполеона.  Бурбоны   порадовались  такому  решению  палаты.  Они
предвидели,   что  такой   явный   разрыв  между   императором  и
представителями  народа необходимо  повлечет за собой  или вторую
обдикацию,  или новый  18  брюмер, и  что Франция  без Наполеона,
равно как и Наполеон  без Франции, не могут противостоять союзным
войскам.

Когда решение  палаты депутатов дошло  до Элизе-Бурбона, отчаяние
распространилось   в   стане  императора.   Самые  усердные   его
приверженцы не скрывали горести своей и советовали ему покориться
неумолимому  року, требовавшему  от него  новой жертвы.  Реньо де
Сен-Жан-Данжли  более   всех  других  настаивал,  чтобы  Наполеон
пожертвовал  собой для  отечества. Тогда  Наполеон, узнав,  что и
палата пэров  последовала примеру палаты депутатов, почувствовал,
что совершенно побежден друзьями и врагами, и решился отречься от
престола в пользу своего сына. Только один человек во всем совете
противился  этому  намерению, ибо  находил,  что Франция  попадет
опять под власть чужестранцев.  То был тот самый человек, который
в  прежнее   время  один   противился  учреждению  императорского
правления.  Карно  думал, что  не  следует,  из недоверчивости  к
императору,   подвергать  народную  независимость   опасности,  и
утверждал, что  это важнейшее  благо нации погибнет,  если удалят
единственного  начальника,  за   которого  армия  и  народ  хотят
сражаться.  Когда противное  мнение  одержало верх,  Карно сел  к
столу, закрыл лицо руками  и заплакал. Наполеон тогда сказал ему:
"Я узнал  вас слишком поздно!" Потом  император написал следующую
прокламацию:

"Французы!  Предпринимая   войну  за  независимость  народную,  я
надеялся на соединение всех  усилий, всех желаний и на содействие
всех народных властей. Я  имел основания думать об успехе и смело
пренебрегал   прокламациями  держав  против   меня.  По-видимому,
обстоятельства  изменяются. Я  предлагаю себя в  жертву ненависти
врагов  Франции.  Дай  Бог,  чтобы  они  были  искренни  в  своих
заявлениях и желали зла только мне одному! Политическая жизнь моя
кончена,  и  я  объявляю сына  моего,  под  именем Наполеона  II,
императором французов.  Нынешние министры временно составят совет
управления.  Заботливость моя  о сыне заставляет  меня пригласить
палаты к скорейшему образованию регентства по закону. Соединитесь
все для блага общего и для сохранения народу независимости".

Эта  декларация  была   немедленно  представлена  в  обе  палаты.
Представители,  желавшие се,  приняли ее  с восторгом, но  они не
приняли  решительного  мнения  о  Наполеоне  II,  законные  права
которого  были  поддержаны многими  ораторами  и, между  прочими,
Беранжером (депутатом дромского департамента). Прения, начавшиеся
по  этому предмету,  вывели на  ораторскую кафедру  человека, про
которого тотчас все сказали,  что он принимает наследство Мирабо:
то был Мануэль.

Палата депутатов  сочла долгом отправить к  Наполеону депутацию с
поздравлениями по случаю его вторичного отречения.

"Благодарю вас,  сказал он депутатам, за  чувства, которые вы мне
выражаете, желаю,  чтобы отречение мое  принесло счастье Франции,
но нс  надеюсь на  это; оно оставляет государство  без главы, без
политического существования.  Время, потерянное на ниспровержение
монархии,  могло   быть  употреблено  на  приготовления,  которые
уничтожили  бы врагов  Франции. Советую палатам  поскорее усилить
армию: кто хочет мира, должен приготовляться к войне. Не вручайте
судьбу  великого  народа прихотям  чужестранцев. Страшитесь,  что
ошибетесь  в надеждах.  Тут-то  главная опасность.  В каком  бы я
положении ни  находился, всегда буду доволен,  если Франция будет
счастлива".

Однако  враги  императорской династии  восторжествовали в  палате
депутатов; они не согласились объявить императором Наполеона II и
составили комиссию  из пяти членов  для временного правительства.
Членами  этой комиссии  назначены: Фуше,  Карно, Гренье,  Кинет и
Коленкур.  Получив известие  об  этой новости,  Наполеон предался
негодованию.

"Я  отказался от  престола не  для новой  директории, а  для сына
моего,  - вскричал  он. -  Если его не  провозгласят императором,
отречение мое само собой уничтожается. Палаты уверены, что народ,
армия,  общее   мнение  хотят   моего  сына,  но   их  удерживают
иностранцы.  Если  они  предстанут  перед союзниками  с  поникшей
головой,  преклонив колена,  то союзники  не захотят  признать их
народной независимости.  Если бы палаты  понимали свое положение,
то  единодушно провозгласили  бы  Наполеона II.  Тогда иностранцы
увидали бы,  что у вас есть воля,  цель, точка опоры; они увидали
бы,  что день  20  марта не  был делом  партии,  внезапным ударом
бунтовщиков, а результатом привязанности французов к моей особе и
к  моей династии.  Народное  единодушие подействовало  бы на  них
более, чем все наши постыдные и унизительные уступки".

Однако  в  Париже  находилось  много патриотов,  подобных  Карно,
которые думали,  что прежде  всего следует позаботиться  о защите
государства,  и  что успешная  защита  невозможна  без руки,  без
гения, без имени Наполеона. Военные люди громко высказывали такое
же  мнение. Со всех  сторон говорили:  "Не будет императора  - не
будет  и воинов!"  Толпа, беспрерывно возраставшая  перед дворцом
Элизе-Бурбон,  где  жил Наполеон,  навела  беспокойство на  Фуше,
который  управлял  временным правительством  и желал  возвращения
союзных войск  в Париж.  Он боялся, что  отречение будет казаться
союзникам  притворством до  тех  пор, пока  Наполеон останется  в
Париже.  Поручили Карно  сообщить  ему о  беспокойстве временного
правительства и  просить его  удалиться из столицы.  С этой целью
Карно поехал  в Элизе-Бурбон и застал  Наполеона одного, в ванне.
Когда  министр объяснил  цель своего посещения,  падший властелин
удивился,  что  его  присутствие  может возбуждать  опасения.  "Я
только простой гражданин, -  сказал он, - даже менее, чем простой
гражданин".

Однако  же  он  обещал   исполнить  желание  палат  и  временного
правительства  и 25  (13)  июня уехал  в Мальмезон,  откуда хотел
послать армии следующую прокламацию:

"Воины!  Уступая  необходимости, заставляющей  меня удалиться  от
храброй армии французской, я  уношу с собой счастливое убеждение,
что  она   оправдает  отличными  заслугами,   ожидаемыми  от  нее
отечеством,  те  похвалы, в  которых  не могли  отказать ей  даже
враги".

Воины, хотя  я в  отсутствии, однако же  буду следить за  вами. Я
знаю все отряды, и  если один из них одержит над врагом победу, я
отдам  справедливость   его  храбрости.  И  я,   и  вы,  мы  были
оклеветаны. Люди,  недостойные ценить ваши труды,  видели в вашей
преданности ко  мне доказательство,  что будто бы  вы служите мне
одному; будущими успехами докажите  им, что вы служили, повинуясь
мне, только отечеству, и  что любите меня за пламенную любовь мою
к Франции, нашей общей матери.

Воины!  Еще  несколько   усилий,  и  союзники  будут  уничтожены.
Наполеон узнает вас по вашим победам.

Спасите честь,  независимость французов; будьте  до конца такими,
какими  я  вас  знал  в продолжение  двадцати  лет,  и вы  будете
непобедимы".

В  Мальмезоне Наполеон  был еще  слишком близко  к Парижу,  и это
беспокоило  его  врагов.  Фуше  все еще  страшился  какого-нибудь
действия с его стороны;  за ним тщательно наблюдал генерал Беккер
под  предлогом, что  охраняет его  жизнь. 27  (15) июня,  узнав о
приближении союзников,  Наполеон писал к временному правительству
и предлагал свою помощь, желая служить простым солдатом:

"Отказавшись  от   власти,  писал   он,  -  я   не  отказался  от
благороднейшего права гражданина - права защищать отечество.

Приближение врагов  к столице не позволяет  сомневаться насчет их
намерений.

В  этих  опасных обстоятельствах  я  предлагаю  услуги свои,  как
генерал, считая себя первым солдатом отечества".

Люди, требовавшие  отречения императора, не  могли доверить армию
великому  полководцу, которого  свергли с  трона. Они  знали, что
такой  солдат не  может  быть иначе  как генералиссимусом,  и что
взять  его  в  помощники  значит  взять его  во  властелины.  Они
отказали, и отказ их возбудил в Наполеоне сильное негодование. Он
хотел  снова  принять  команду  над войском  и  возобновить  18-й
брюмер.  Но  герцог  Бассано   отвлек  его  от  этого  намерения,
объяснив, что  ныне не те обстоятельства,  которые помогали ему в
VIII  году. Уступая  необходимости, Наполеон оставил  Мальмезон и
поехал в Рошфор, намереваясь отплыть в Америку.

    -----------------------------------------------------------------
[1]  Этот батальон  составился по  дороге из  отставных офицеров,
спешивших навстречу Наполеону.




                             ГЛАВА LI

[Прибытие Наполеона  в Рошфор. Письмо к  принцу-регенту. Наполеон
отправляется   на  Беллерофоне  в  Англию.  Поступки  английского
министерства.  Сочувствие  английского  народа  к  Наполеону.  Он
протестует против решения английского кабинета. Его отправляют на
остров Святой Елены.]

Генерал  Беккер,  на которого  временное правительство  возложило
трудную   обязанность  надзирать   за  бывшим  его   государем  в
Мальмезоне,  получил  приказание сопровождать  его  до Рошфора  и
оставить только  тогда, когда он сядет  на корабль и отправится в
путь.  Почтенный  генерал  сказал  Наполеону: "Мне  дали  трудное
поручение; я  сделаю все, что могу,  чтобы исполнить его к вашему
удовольствию".  Он сдержал слово  и не  забылся ни на  минуту; ни
разу не изменил уважению,  которым был обязан к падшему величию и
несчастному гению.

Наполеон выехал  из Мальмезона 29  (17) июня и прибыл  в Рошфор 3
июля.  На другой  день  к нему  прибыл его  брат Иосиф.  Во время
пребывания в этом городе  император постоянно слышал около своего
дома клики народного приветствия; несколько раз выходил на балкон
префектуры, где  он жил,  и видел новые знаки  той любви, которую
народ еще питал к  нему. 8 июля отправился он в дальнейший путь с
намерением  ехать   в  северо-американские  штаты   и  в  твердой
уверенности, что  паспорт, обещанный ему временным правительством
для этого  проезда, будет ему выслан  союзниками без замедления и
препятствий. Через два дня он послал Лас-Каза и Савари на корабль
Беллерофон,   узнать   от   начальника   английских  судов,   тут
крейсировавших,  не  получил  ли  он  предписания  от  английских
министров дать ему свободный пропуск. Капитан Мейтланд, начальник
Беллерофона, не получал никаких приказаний и отвечал, что спросит
разрешения у адмирала. 14  (2) июля Наполеон все еще находился на
острове Эс (Aix) и ждал ответа. Такое долгое молчание возбудило в
нем  нетерпение,  и  он захотел  наконец  выйти  из неведения,  в
котором  его  оставляли в  продолжение  четырех  дней. Лас-Каз  с
Лаллеманом отправились опять  к Мейтланду, который повторил снова
отрицательные свои  ответы и предложил взять  Наполеона к себе на
корабль и  отвезти в  Англию, где будет  ему оказано всевозможное
уважение.

Когда  Лас-Каз и  Лаллеман привезли  этот ответ,  Наполеон созвал
всех  товарищей  своего несчастья  и  спросил у  них совета,  что
делать?  Впереди крейсировали  суда,  сквозь которые  нельзя было
пробраться; сзади  находилась страна, ставшая негостеприимной для
Наполеона и  всех его приверженцев с тех  пор, как в нее вступили
союзники и Бурбоны. В  таком отчаянном положении император думал,
что лучше  всего отнестись  к великодушию английского  народа и у
него торжественно  искать гостеприимства. Он взял  перо и написал
принцу-регенту следующие значительные строки:

"Служа    целью   партиям,    разделяющим   мое    отечество,   и
недоброжелательству  сильнейших  европейских  держав, я  закончил
свое политическое поприще. Я решаюсь, как Фемистокл, укрыться под
кров английского народа; прибегаю под защиту его законов, прося о
ней   ваше   высочество,   моего   сильнейшего,   постоянного   и
великодушнейшего врага".

Лас-Каз и  Гурго отвезли это письмо  капитану Мейтланду, которому
они объявили,  что Наполеон на следующее  утро переедет к нему на
корабль. Действительно,  15 (3)  числа, на рассвете,  бриг Ястреб
перевез  великого  человека на  корабль   Беллерофон. Вступая  на
корабль,   Наполеон   заметил,   что   генерал  Беккер   к   нему
приближается, чтобы  с ним  проститься, и с  живостью сказал ему:
"Отойдите, генерал; я не хочу, чтобы подумали, что француз предал
меня  врагам  моим". Произнося  эти  слова, протянул  ему руку  и
отпустил его, сжав в последний раз в своих объятиях.

Прибыв на Беллерофон,  Наполеон сказал капитану: "Я прибыл на ваш
корабль, ища  покровительства английских законов". Капитан тотчас
проводил  его  в  каюту,  где  и  поместил его.  На  другой  день
император ездил  на корабль  Superbe, к  адмиралу Готаму, который
командовал  всеми  крейсировавшими  судами.  В  тот  же  день  он
возвратился  на   Беллеро