к, которому
суждено  было стать  свидетелем одного из  важнейших политических
происшествий  той   эпохи,  был  в   течение  нескольких  месяцев
местопребыванием их величеств.

Наполеон на другой же день по приезде в Байонну поспешил ответить
на  письмо  принца  Астурийского.  Откладывая  изъявление  своего
мнения  о действительности  отречения Карла  IV, Наполеон  в этом
ответе  давал  его  сыну  только титул  королевского  высочества,
говорил  об  опасности  самоуправства  и  о  стыде,  которым  его
высочество покроет  себя, если предаст фаворита  суду за семейные
королевские дела, и в конце сказал слова два о желании свидания с
принцем    Астурийским.   Личное    изучение    действующих   лиц
совершающейся   драмы    казалось   ему   нужным   для   принятия
окончательного  решения. Если  бы  Карл IV  отплыл в  Мексику, то
вопрос  сделался бы  менее  сложным; но  так как  отъезд  этот не
состоялся,   то   в  Испании   было   теперь   два  короля;   это
обстоятельство должно же было  чем-нибудь решиться, а решение это
очень  много  зависело   от  личного  испытания  действующих  лиц
Наполеоном,  который не  хотел брать  той или другой  стороны, не
взглянув на них прежде своим проницательным взором.

Сначала   принц  Астурийский   не   решался  было   на  свидание,
предложенное  императором французов.  Однако же,  в то  время как
некоторые из  его приближенных говорили, что  под предлогом этого
свидания  может  скрываться  расставленная  сеть,  другие  давали
почувствовать, как  важно предупредить  Карла IV и  произвести на
Наполеона  первое  впечатление, всегда  так трудно  истребляемое.
Фердинанд  согласился   с  мнением  последних.   Он,  к  великому
прискорбию  испанцев, оставил  Мадрид  и, полный  неизвестности о
своей будущности, направился к границам Франции.

Прибыв в  Виторию, Фердинанд  стал ожидать приезда  Наполеона; но
Наполеон  не  ехал,  и  причины, побудившие  принца  Астурийского
доехать  до  Алавы,  вынудили  его продолжать  путь  до  Байонны.
Двадцатого  апреля Фердинанд,  в сопровождении брата  своего дона
Карлоса, явился  в замок Маррак. Карл  IV, не желая дать свободно
действовать  сыну, прибыл  туда  вслед за  ним вместе  с  женой и
фаворитом,   чтобы  поручить  себя   покровительству  счастливого
солдата-императора.

Между  тем Фердинанд  желал было  сблизиться с отцом  в намерении
избежать вмешательства  в их  дела столь опасного  посредника. Но
однажды, когда он последовал  за Карлом IV и хотел войти за ним в
его апартаменты, тот обернулся и сказал: "Остановитесь, принц! Вы
уже  и  так нанесли  много  оскорблений моим  седым волосам!"  и,
сказав это, он захлопнул дверь.

Наполеону было достаточно нескольких дней, чтобы изучить Карла IV
и принца Астурийского. Естественно,  что он не остался доволен ни
тем, ни другим, потому  что ни тот, ни другой не могли совершенно
войти в его виды и разделять его намерения. Впоследствии Наполеон
сказал: "Я  схватился за единственный  случай, представляемый мне
счастливой судьбой для  возрождения Испании, для отторжения ее от
Англии и присоединения к нашей системе. В моем мнении это значило
положить  основной  камень спокойствию  и безопасности  Европы...
Дело  байонское  не  было  расставленной  кому-нибудь  сетью,  но
смелым,  блистательным  делом политики...  Я  находил себя  столь
могучим, что смел высоко поднять руку..."

События  не  замедлили  еще   более  утвердить  Наполеона  в  его
решимости. В  Мадриде произошло возмущение, которое,  хотя и было
вскоре потушено,  но тем  не менее сообщилось  провинциям. Пятого
мая Карл  IV отрекается  от престола в пользу  Наполеона; а через
пять дней после этого принц Астурийский и инфанты дон Карлос, дон
Антонио и дон Франциско ратифицируют это отречение и отказываются
от прав своих на  корону Испании. Король с супругой и неразлучным
Годоем едет в Компьень, а инфанты в Валенсию.

Это  отречение   короля  и  сыновей   его  совершенно  раздражает
испанцев. Восстание  делается общим; везде  учреждаются хунты для
обороны   государства   от   нашествия  иноземцев.   Впоследствии
центральная хунта  образуется в  Севилье. Вся масса  испанцев, по
словам самого Наполеона, вела себя, как подобает честным людям.

Император и ожидал такого благородного отпора; но уже раз войдя в
это  дело,  не  считал  возможным-устраниться и  притом  все  еще
надеялся на  свою звезду и  на удачу своего оружия.  Он, со своей
стороны, тоже учредил хунту под председательством Мюрата, которой
вверил  управление Испанией.  Хунта  эта едва  только вступила  в
отправление назначенных  ей обязанностей, как  и стала приглашать
на  вакантный  трон  Иосифа  Бонапарта, брата  Наполеона,  короля
неаполитанского.

Наполеон начал  с того, что издал  прокламацию, в которой извещал
испанцев  о байонских  событиях и  об отречении короля  и сыновей
его. "Ваша нация, -  говорил он, - готова была погибнуть. Я видел
ваши бедствия; я хочу помочь им...

Ваше правительство одряхлело; мне суждено возродить его. Я улучшу
все  ваши  постановления  и,   если  поможете  мне,  то  дам  вам
возможность воспользоваться,  без политического  потрясения и без
нарушения порядка, благополучным изменением хода дел.

Испанцы!  Я приказал  созвать  генеральное собрание  депутаций от
ваших  провинций и  городов:  я хочу  лично осведомиться  о ваших
желаниях и нуждах.

Тогда я откажусь от всех своих прав и возложу славную вашу корону
на голову человека, который будет второй я...

В  теперешних  обстоятельствах будьте  полны  надежды и  доверия,
потому  что  я  желаю,   чтобы  поздние  ваши  потомки  сохраняли
воспоминание обо мне, и говорили:

"Ему наше отечество обязано своим возрождением"".

Прокламация эта обнародована в Байонне 25 мая. 6 числа следующего
месяца  издан в  Байонне же  императорский декрет,  которым Иосиф
Бонапарт призывался  на трон  Испании и Индии.  Иосиф не замедлил
приехать. Он,  прежде чем отправиться в  Мадрид, провел несколько
дней с  императором и даже принимал  в Байонне депутации, которые
велено  было Мюрату  прислать к  нему от всех  провинций, занятых
французскими  войсками.  В  этом   же  городе  собралась  6  июля
генеральная   хунта,    созванная   Наполеоном.   Ей   предложена
конституция, составленная по примеру французской конституции VIII
года, и она немедленно приняла ее.

Но  эта  хунта  была  только мнимая  представительница  испанской
нации.  Некоторые французские  генералы придали ей  слишком много
важности;  они  вообразили,  что  хунта  эта  будет  в  состоянии
покорить всю  Испанию или, по крайней  мере, преобразит в простой
мятеж, который будет легко потушить, общее восстание, готовящееся
на всех  пунктах полуострова. Такое  ошибочное мнение французских
генералов сделалось  пагубным для  одного из них.  Генерал Дюпон,
принимавший  блистательное   участие  в   битве  под  Фридландом,
разобщился с другими корпусами французской армии в намерении идти
на  Андухар  и проникнуть  в  Андалузию,  где народное  восстание
делало  большие  успехи. Это  необдуманное  движение повлекло  за
собой  бедственные   последствия.  Едва   Бесьер  успел  выиграть
сражение  при   Рио-Секо,  а  Монсей   завладеть  Валенсией,  как
поражение  и  капитуляция  французов  при Байлене  затмили  блеск
французских знамен  и возвестили  Европе, что армии  Наполеона не
непобедимы.   Дюпон,  обойденный   и  окруженный   испанцами  под
предводительством  Кастаньоса,  сложил оружие,  и  войско его,  в
числе от восемнадцати до  двадцати тысяч человек, сдалось в плен.
При  этом известии  восстание всех  областей Испании  поднялось с
новой  силой, так  что  король Иосиф  счел необходимым  приказать
французской армии перейти за Эбро.

Наполеон, уехавший из Байонны  22 июля, узнал в Бордо о поражении
и  капитуляции Дюпона.  Негодование его  было ужасное;  он сказал
одному из своих министров:  "Армию разобьют, - это ничего; судьбы
оружия  непостоянны,  и  завтра  можно возвратить,  что  потеряли
вчера;  но чтобы  армия сдалась  на постыдную капитуляцию,  - это
пятно  французскому имени,  пятно  нашей славе!  Раны, нанесенные
чести, неизлечимы. Их  нравственное действие ужасно. Как! Француз
бесчестно снял с себя свой мундир и надел неприятельский! Француз
опозорил  себя согласием  на  то, чтобы  ранцы наших  солдат были
обысканы, как чемоданы каких-нибудь  воров и мошенников!.. Мог ли
я ожидать этого от генерала Дюпона, от человека, которого берег и
лелеял,  которого прочил  в маршалы!..  Говорят, не  было другого
средства спасти армию, избавить всех солдат от неминуемой смерти.
О! Лучше  бы всем солдатам лечь, лечь всем  до одного с оружием в
руках! Их смерть была бы славна, и мы отомстили бы за них. Солдат
можно найти; но чести не возвратишь".

Генерал  Дюпон отдан под  военный суд,  и Наполеон сам  написал в
"Мониторе" от 19 августа:

"Мало примеров поведения,  столь несообразного со всеми правилами
военного дела. Генерал Дюпон, который не сумел направить движения
своей  армии,  впоследствии  обнаружил  в переговорах  еще  менее
политической твердосги и искусства.  Он, как Сабиний Титурий, был
увлечен  в  погибель  духом  безрассудства и  дал  себя  обмануть
ухищрениями   другого   Амбиорикса;  но   римские  солдаты   были
счастливее наших: они пали все с оружием в руках!"

Стыд  байленской  капитуляции оставался  пятном неизгладимым,  но
вещественный   урон,   нанесенный  этим   поражением,  мог   быть
исправлен.   Обесславив   генерала   Дюпона,   Наполеон   занялся
восстановлением духа  французских солдат,  находящихся в Испании.
Он  набрал свежее  войско  и послал  им в  подкрепление;  а чтобы
доказать собственную уверенность в окончании войны, сообразном со
своим   желанием,  и   невозвратную  решимость   тесно  соединить
испанскую нацию с французской,  приказал, декретом от 13 августа,
проложить большую дорогу из Парижа в Мадрид.



                            ГЛАВА XXVII

[Возвращение  императора  в Сен-Клу. Дипломатические  переговоры.
Снаряжение войск  в Испанию. Свидание  в  Эрфурте.  Возвращение в
Париж.   Посещение  музея.  Заседание Законодательного  собрания.
Отъезд Наполеона  в Байонну.  Новое вторжение в  Испанию. Занятие
Мадрида. Уничтожение инквизиции. Признаки неприязненных отношений
с   Австрией.  Наполеон   поспешно оставляет испанскую   армию  и
возвращается в Париж, чтобы отправиться в Германию.]

Император  прибыл  в  Сен-Клу  в  самый  день  своих  именин.  Он
торжественно  принял  там графа  Толстого, посланника  императора
всероссийского,   и    великолепные   подарки,   присланные   его
величеством, были выставлены в Тюльери.

В это  время пришло в Париж  известие о Вимейрском сражении между
англичанами, под  командованием лорда  Веллингтона, и французами,
под  начальством   Жюно.  Французы,   совершенно  разбитые,  были
вынуждены капитулировать.  Они согласились  очистить Португалию и
быть доставленными во Францию на английских кораблях.

Эта вторичная неудача оружия  Наполеона по ту сторону Пиреней как
ни казалась чувствительной, однако же не была в состоянии уронить
его  мужество. Намерения  императора насчет полуострова  были так
решительны,  что  4  сентября   он  говорил  сенату:  "Я  решился
настоятельно  продолжать   испанские  дела   и  истребить  армии,
высаженные на полуостров англичанами... С доверенностью требую от
моих  народов  новых  жертв: они  нужны  теперь  для того,  чтобы
избежать впоследствии жертв более тягостных". В этом же рескрипте
Наполеон с  прискорбием извещал  сенат о кончине  султана Селима,
своего  союзника,  и вслед  за  тем  министр Шампаньи  представил
донесение  о  положении  дел в  Испании,  а  сенат объявил  новую
мобилизацию восьмидесяти тысяч рекрутов.

Между  тем  надобность   в  подкреплении  армии,  находившейся  в
Испании,   становилась    с   каждым   днем   настоятельнее.   Не
новонабранные воины могли  возвратить победу под знамена Франции;
Наполеон  это чувствовал  и потому,  производя 11  сентября общий
смотр  своим старым  шеренгам,  ветеранам своей  "большой армии",
объявил, что пойдет с ними за Пиренеи.

Речь,  с  которой  Наполеон обратился  по  этому  случаю к  своим
воинам, воспламенила их  желание померяться силами с англичанами,
которых  император  в  каждой  прокламации  называл  единственным
препятствием к всеобщему миру.

Первый  корпус,  составленный  из  привычные к  огню  батальонов,
отправился из Парижа 23 сентября; им командовал маршал Виктор.

Но перед  отъездом в  Испанию Наполеон старался  удостовериться в
благорасположении  к  себе сильнейшего  из европейских  монархов,
императора всероссийского, блаженной памяти Александра I, который
и соизволил  явиться на личное свидание  с императором французов.
Свидание это происходило в начале октября в Эрфурте, где по этому
случаю собрались и все владетельные члены Рейнского союза.

Наполеон, чтобы  сделать пребывание в Эрфурте  как можно приятнее
для   высокого  своего   гостя,  взял   туда  и   труппу  актеров
французского  театра.  Восемь  дней  прошли в  пиршествах;  но  и
политика  не  была   забыта.  Всероссийский  монарх  и  император
французов  проводили каждый  день  по несколько  часов наедине  и
наконец расстались 14 октября.

Восемнадцатого  октября Наполеон  возвратился в Сен-Клу,  а через
четыре дня вместе с  императрицей Жозефиной посетил музей и долго
беседовал с художниками, которые  собрались в этом храме искусств
для встречи своего покровителя.

Открытие  заседаний   Законодательного  собрания  последовало  25
числа. При этом случае Наполеон, между прочим, сказал:

"За  особенную  к  нам  милость Провидения  должно  считать,  что
англичане  ослепились  до  того,  что,  оставляя  море,  выводят,
наконец, свои  войска на  сушу. Я отъезжаю  через несколько дней;
приму  личное начальство  над  моей армией  и, с  помощью Божией,
короную в Мадриде короля  испанского и водружу мои орлы на стенах
Лиссабона".

Император  выехал  из Парижа  19  октября, а  3 числа  следующего
месяца прибыл в замок  Маррак. 5 ноября его главная квартира была
в  Витории,  а 9-го,  по  одержании маршалом  Сультом победы  над
эстремадурской армией, перенесена в  Бургос. В тот же день маршал
Виктор разбил галицийскую армию при Эспинозе-де-лос-Монгерос.

План  Наполеона состоял в  том, чтобы  разобщить эти две  армии и
уничтожить  их  каждую  порознь.  В этом  намерении  он  направил
Виктора  против  Блакка  (Black);  Нея и  Монсея  отрядил  против
Кастаньоса, который все еще командовал андалузской армией; а сам,
с корпусом Сульта и  с кавалерийским резервом, вверенным Бесьеру,
стал в центре операционной линии.

Такое   расположение    оказалось   на   деле   весьма   удачным.
Эстремадурская  армия   была  рассеяна,  галицийская  уничтожена.
Остатки  испанских войск  от сражения  под Эспинозой  думали было
собраться и снова устроиться в Рейназе, но движение на этот пункт
маршала   Сульта  их   рассеяло;  французы  захватили   тут  весь
приготовленный  неприятелем провиант  и  снаряды и  принудили его
кинуться в Леонские горы.

Таким  образом,  правый фланг  французской  армии был  совершенно
освобожден;   но  с   левого  ей  угрожали   Палафокс  (Palafox),
начальствовавший в Арагонии, и Кастаньос, победитель при Байлене.
Покуда  Сульт   занимал  и  обезоруживал  Сантандерскую  область,
император дал  повеление маршалу Ланну  преследовать арагонскую и
андалузскую  армии. Маршалу  Нею  приказано двинуться  к Сории  и
Таразону, чтобы  стать между Мадридом и  Кастаньосом, и, в случае
поражения  этого генерала,  отрезать ему  дорогу на столицу  и на
Валенсию.

Маневры  маршала  Ланна принудили  испанских генералов  отступить
между  Туделой и  Касканте. Здесь,  опершись на  Эбро и  имея под
ружьем  не менее  сорока  пяти тысяч  войска, они  рассудили, что
могут  принять  сражение. Но  ни  крепость  позиции, ни  мужество
воинов не  спасли их от поражения:  маршал Ланн разбил испанцев и
отомстил  Кастаньосу за  поражение,  нанесенное им  французам при
Байлене.  В  сражении под  Туделой  испанцы  потеряли семь  тысяч
человек,  тридцать  пушек и  семь  знамен.  Палафокс отступил  на
Сарагоссу, а Кастаньос на Валенсию.

Узнав  об этой  победе,  Наполеон решился  идти прямо  на Мадрид,
оставляя  на  своем  правом   фланге  Сульта  для  наблюдений  за
движениями  западных областей,  а Ланна  на левом,  для удержания
остатков   арагонской  армии.   Ней  продолжал   наблюдать  армию
андалузскую.

Но  патриотизм  испанцев не  иссякал.  В  Эстремадуре и  Кастилье
сформировалась  новая  армия в  двадцать  тысяч  человек и  стала
против   Наполеона  в   намерении   преградить  ему   переход  по
Сомо-Сиеррскому  ущелью.   Первые  отряды   французской  армии  и
действительно    были    остановлены    испанской    артиллерией,
обстреливавшей  этот   узкий  дефилей.  Одно  только  присутствие
Наполеона  и  смелый, быстрый  натиск  его гвардейской  кавалерии
могли наконец  преодолеть храбрую и упорнейшую  защиту испанцев и
победить  все  препятствия. Французская  армия,  не находя  более
преград,  очутилась  у  ворот  Мадрида.  Блистательное  дело  при
Сомо-Сиерре  происходило  29  ноября,  ровно через  неделю  после
Тудельского  сражения.   1  декабря  главная  квартира  Наполеона
находилась  в   Сан-Агустино,  неподалеку   от  столицы,  которая
капитулировала  4  числа, то  есть  на другой  день после  взятия
Сеговии маршалом Лефевром.

Сначала  Мадрид решился  было защищаться.  В нем  собралось сорок
тысяч регулярного войска, не включая в это число милиции; при них
было сто пушек. По  всем улицам наскоро устроены баррикады, и все
предвещало  готовность  осажденных  к  упорной обороне,  так  что
двукратное  предложение Наполеона  о  сдаче принято  с выражением
презрения и отчаянным мужеством. Тогда началась пальба по городу,
и выстрелы  орудий направлены  на один из  дворцов (Buen Retire),
повелевающий  столицей.  Едва этот  важный  пост после  жестокого
кровопролития был занят  маршалом Виктором, как победители начали
грозить Мадриду немедленным и совершенным разрушением; эта угроза
произвела  свое   действие.  Испанская  армия  оставила  столицу,
регулярное   войско   разошлось,   а   власти  города   подписали
капитуляцию.

Занятие столицы Испании Наполеон ознаменовал делом, которому в то
время испанцы,  по своему ожесточению против  французов, не могли
отдать должной  справедливости. В самый  день капитуляции Мадрида
Наполеон   уничтожил  инквизицию   и  упразднил   часть  ужасного
множества монастырей.

После этого он издал следующую прокламацию:

"Испанцы! Вы  были вовлечены в заблуждение  людьми коварными; эти
люди  вовлекли вас  в борьбу  безумную... В несколько  месяцев вы
успели уже  испытать все  бедствия влияния духа  народных партий.
Поражение ваших армий было  делом немногих дней. Вот я в Мадриде:
права  войны  дают мне  право  показать  пример и  омыть в  крови
оскорбления,  нанесенные мне  и  моему народу;  но я  внял одному
гласу милосердия... Я говорил  вам, в моей прокламации от 2 июня,
что желаю быть орудием вашего возрождения. Вы захотели, чтобы я к
правам,  предоставленным мне  принцами вашей  последней династии,
присоединил еще и право победы. Да будет так! Но это нисколько не
изменяет моих начальных намерений. Я даже готов похвалить то, что
было благородного в ваших  усилиях, я готов допустить, что от вас
скрывали  ваши   настоящие  выгоды...  Испанцы!   Ваша  судьба  в
собственных  ваших  руках.   Не  внимайте  словам  англичан...  Я
истребил  все,  что мешало  вашему  благу  и величию;  я дал  вам
конституцию. От вас зависит воспользоваться ею...

Но  если все  мои усилия  будут тщетны;  если вы не  ответите мне
доверием,  то   мне  останется   поступить  с  Испанией,   как  с
завоеванной  областью, и  возвести  моего брата  на трон  другого
народа.  Тогда я возложу  корону Испании  на свою