Не ту, старую,  которая
уже  вся  изорвалась, а другую. Е„ подыскали дружинники, пока  Ланка
спал.  И ладные кожаные сапожки дали. Хорошие... Такие отец обещался
купить к осени.
 Вспомнив об отце, Ланка снова чуть не расплакался. Но реветь было некогда.
Выручать  воеводу Малка отправился старший, которого звали Тавром  и
ещ„  четверо дружинников. Вместе с ними Ланка спустился  в  глубокий
погреб,  и  там, отворив неприметную дверцу, они попали в  подземный
ход.  Ланка тут сразу догадался, каким путем его приволокли в город.
Он  подумал  даже, что вот этот путь, по которому  они  шли  сейчас,
привед„т  его на то же самое место под обрывом. Однако,  как  сказал
мальчику Тавр, ходов под Тавларом было прорыто великое множество.  А
идти  сейчас,  освещая себе путь масляным фонар„м, пришлось  гораздо
дольше, чем ехать на чужой спине в прошлый раз.
 Наконец  в лицо дохнула ночная тишина и Ланка со своими спутниками,
выбрался   на  поверхность.  Светила  яркая  луна.  Фонарь  поспешно
загасили,   хотя   бояться  было  нечего.  Далеко  позади   остались
крепостные стены Тавлара. И даже многочисленные огни осадного лагеря
маскольцев потерялись в ночи. Без помех выйдяк реке, путники  быстро
нашли спрятанную в кустах лодку и переправились на другой берег.
 В темноте бывает очень трудно отыскать верную дорогу. Особенно если
сам  ид„шь по ней всего лишь второй раз. Но Ланка постарался.  И  не
очень  сильно  сбился  с  пути. А когда чуть развиднелось,  и  вовсе
уверовал, что легко отыщет ту полянку...
 Так оно и случилось. Только пришли они туда уже ясным дн„м, и ноги у
Ланки совсем стали мягкими от усталости.
 Воевода Малк дождался подмоги. Рубленая рана на его груди затянулась.
Только  болела при каждом движении. И подняться на ноги  воевода  не
мог.  Ослаб  очень. Из крепкого воеводского плаща и двух  срубленных
тонких  бер„зок дружинники соорудили удобные носилки. Посовещавшись,
решили,  что  нести сейчас раненогов Тавлар слишком опасно.  Неровен
час,  встретятся  маскольцы... Тавр, однако,  припомнил,  что  здесь
неподал„ку  должна  находиться охотничья  зимовка  с  т„плой  избой,
над„жно  укрытая  от  посторонних глаз.  Туда  и  отправились  после
недолгого отдыха. В пути не случилось ничего неожиданного,  и  около
полудня  раненый  воевода  уже  спокойно  спал,  возлежа  на  мягких
медвежьих шкурах, устилавших широкую лавку в охотничьей избе.

 Путь  был  окончен. Тавр, благосклонно улыбаясь,  шагнул  к  Ланке,
утомл„нно прислонившемуся к бревенчатой стене избы.
  -  Ну, малец, спасибо тебе. Держи князеву награду.
 Он  повесил мальчику на шею блестящую цепочку с качавшейся  на  ней
маленькой иконкой.
 Задохнувшийся от нежданного счастья Ланка с внутренним трепетом, взял образок в
ладони.
    -    Ой!  -  не  удержался  он  от  восторженного  возгласа.   -
"Стреловержец"! Это мне?!
 Глаза  мальчика благодарно блеснули в ответ на добродушную  ухмылку
Тавра, затем снова обратились к образку-награде.
 Там  на  фоне  синего-синего  неба  стоял  с  самострелом  в  руках
светловолосый мальчишка - Ланкин ровесник. В островерхом шлеме  и  в
блестящей  кольчуге,в небрежно накинутом алого цвета плаще.  Попирал
ногой  страшного,  поверженного им дракона.  Словно  сказать  хотел:
"Видишь,  я такой же, как ты. Думаешь, мне легко было? Ты,  главное,
не бойся ничего и о плохом постарайся не думать. Тогда вс„ будет как
надо. Я знаю!"
 Так почему-то представилось Ланке в тот миг...
 Снаружи неожиданно возник неясный шум, донеслись гневные голоса. Затем
двое  дружинников впихнули в открывшуюся дверь испуганного  парня  в
серой  холщовой рубахе и в сбившейся на затылок шапке.  На  вид  ему
было лет пятнадцать.  Совсем ещ„ мальчишка. Но на военном нагруднике
у него ярко горел блестящий маскольский значок.
 Враг!
 Тавр нахмурился.
  -  Это что такое?
  -  Да вот, шляется здесь...
  -  Я заблудился... - севшим от страха голосом прошептал парнишка.
 Широко распахнутыми, остановившимися глазами Ланка смотрел на маскольца.
В  его  душе росло недоумение. "Вот он какой!.. Быть может, один  из
тех!  -  обожгла мальчика первая мысль. Но тут же она и  исчезла.  -
Нет,  не  похож он на убийцу, - решил облегч„нно Ланка. - Те были...
Просто  звери!  А  этот... Обыкновенный, перепуганный  такой.  И  не
подумаешь, что враг".
 Ланка взглянул в лицо Тавру. И почему-то похолодел от внезапного ужаса.
В  глазах  старшего,  горящих от ненависти, ясно  читался  приговор.
Сейчас он прикажет, и маскольца убьют...
 Осознав всю неизбежность предстоящей расправы, Ланка испытал мгновение
мстительного  удовольствия. "Правильно! Так  и  надо  вам  всем!  За
маму..."  Но  затем  снова  царапнул душу  мальчика  острый  коготок
тревоги. И какого-то беспокоящего сомнения. "А может, это ошибка? За
что? Что он сделал?!"
 Ланка встревожился. Непонятное чувство подсказывало ему, что парнишка-
масколец вовсе не враг. Не может им быть! Что он - такой же...
 Это было ново и непонятно. Глаза мальчика растерянно опустились вниз,
взгляд  упал  на  стиснутую  в руках иконку...  Мальчик-Стреловержец
смотрел  сурово и требовательно. "Не бойся!" Поспешно отведя взгляд,
Ланка снова посмотрел на маскольца. Тот, видно, тоже понял, что  его
ожидало.   И...  перестал  бояться.   Встал  прямо,  не  спуская   с
надвинувшегося на него Тавра своих светло-васильковых  глаз.  Гордый
такой... Только загорелое лицо с редкой россыпью золотистых веснушек
побледнело сильно-сильно.
 "Не бойся!" - сказал Стреловержец. Или это Ланке показалось?
 Он  рывком  оттолкнулся от прочной спасительной  стенки.  Торопливо
шагнулв  узкий  промежуток между Тавром и маскольцем, чувствуя,  как
учащ„нно  стукаетв  груди, словно ныряя в бездонный  омут,  выдохнул
отчаянно:
  -  Не надо!..
 "Ланка,  ты  что?  Зачем?! - в последний  раз  метнулась  в  голове
испуганная  мысль. - Ведь это же враг! Такой же, как  те,  кто  убил
отца, маму, сестр„нку..."
 Враг!  Даже  если  у  него  такие чистые, смелые  глаза.  Ничем  не
'  ,cb-q--k%. Если "враг" этот - сам ещ„ мальчишка! Несмотря  ни  на
что! Никогда тавларец не должен щадить маскольца! Что скажут люди?
 Враг!
 И вс„ же...
  -  Ты что?! - удивился и рассердился Тавр.
  -  Не надо... Не трогайте его.
 От  сильного волнения брызнули из глаз сл„зы. Рука мальчика вс„ ещ„
судорожно сжимала образок. Потряс„нный собственной смелостью,  почти
не  сознавая, что он делает, Ланка стянул с шеи цепочку, обмирая  от
ужаса  под  заледеневшим взглядом старшего, протянул  Тавру  подарок
князя.
 Расстаться по собственной воле со Стреловержцем было почти выше его сил,но и
оставить  награду  себе,  после того, что  случилось,  после  своего
заступничества,  казалось Ланке неправильным. Вс„ равно  отберут.  И
ещ„...
   -   Ну, если... - проговорил он, запинаясь. - Не надо мне ничего.
Никакой награды... Пусть только он жив„т!
   -   Вот  как?  -  ж„стко усмехнулся Тавр. - Не  знал  я,  что  ты
такой... Добро же.
 Помолчал немного. Затем сказал, в упор глядя на мальчика:
   -   Ты хорошо помог нам. Значит, можешь просить для себя вс„, что
захочешь...   Можешь просить, - повторил он с нажимом, -  но  только
один раз. Смотри,не ошибись. Значит, ты просишь за этого?..
 Отступать было поздно. Ланка обреч„нно кивнул. Он хорошо понял, что значит
"не ошибись"... Но делать было нечего.
   -   Добро  же, - повторил Тавр, уже с явной угрозой. - Ты  сделал
свой выбор.
 Низко опустив голову, Ланка изо всех сил старался не расплакаться.
 Тавр, больше не глядя на него, обратился к маскольцу:
   -   Повезло  тебе, гад„ныш!.. Дашь клятву Матери, что  никому  не
скажешь о виденном здесь.
 Тот,  ещ„  не  в силах поверить в немыслимое чудо, с благодарностью
взглянулна  Ланку  и  торопливо,  боясь,  что  тавларцы  передумают,
проговорил клятвенные слова, священные для всех раничей. Маскольцев,
тавларцев, расков...
   -   Пусть  не  даст  мне нарушить клятву Святая Хранительница!  -
закончил  они,  облизнув  в  волнении побледневшие  губы,  выжидающе
посмотрел на Тавра.
  -  Теперь убирайся! - прорычал тот. - И смотри!..
 Масколец поспешно убрался.
 В  избушке повисла гнетущая, нехорошая тишина. Дружинники  смотрели
на  Ланку  осуждающе,  чуть  ли  не с презрением.  Воевода  лежал  в
забытьи...
   -   Уш„л  этот? - спросил наконец Тавр. Голосом, не  предвещавшим
ничего  хорошего. - Добро. А теперь уходи ты, - бросил он мальчишке.
-  Думал  я  тебя к себе взять, да слабоват ты оказался  для  княжей
службы. А предатели нам не нужны.
 Горько стало Ланке. Низко опустив голову, он протянул Тавру стиснутый в
руке образок.
  -  Возьмите... - прошептал со слезами в голосе.
   -  Оставь. За дело дадено, - отстранился Тавр. - Эй, соберите ему
чего из припаса...

 Ну вот и вс„... Мальчик упрямо, не разбирая дороги, шагал по высокой
лесной  траве.  Обидно ему было до сл„з. И жалко... Всего  хорошего,
что  было  и  что  потерял он, расставшись с  дружинниками.  И  себя
чуточку. Но к этому сознанию несправедливой обиды и новой потери  не
примешивалось  ни  капельки ощущения собственной вины.  Ни  капельки
раскаяния! Ланка почему-то верил, несмотря ни на что, на злые  слова
и  презрение взрослых, он чувствовал, что вс„, что он сделал,  -  он
a$%+  +  правильно! Что иначе нельзя! Вот и Стреловержец на образке,
что  висит  у  него  на  груди, тот тоже не осуждает  его,  а  вовсе
наоборот. Ланка знает!
 Солнце клонилось к закату. Ланка давно устал от долгой ходьбы. Заметив
невысоко  от  земли  просторное дупло в стволе  дерева,  мальчик  не
замедлил  забратьсяв это хорошее убежище. Пожевал  немного  вяленого
мяса из дорожного мешка.И быстро, крепко заснул.
 Спал он спокойно. И приснился ему удивительный сон.
 Громадный сказочный великан в сверкающих на солнце доспехах склонился над
радостно  удивл„нным мальчиком. У великана был острый  тяж„лый  меч,
длинойв  целых десять саженей, и большой круглый щит, с нарисованным
на н„м ч„рным котом (ростом с хорошего тел„нка!) с горящими зел„ными
глазами.  Великан улыбнулся, пророкотал громовым голосом:
   -   Ты  мне нравишься, Ланка. Ты храбрый и справедливый  мальчик.
Будь  ты повыше ростом, охотно взял бы тебя в свою дружину.  И  даже
доверил бы тебе сво„ место. Ты этого заслуживаешь!
 Проснулся Ланка с улыбкой на губах. Стояло уже позднее утро. Ночью прошла
гроза, а теперь снова солнце сияло приветливо с чистого синего неба.
Играло лучами в умытой листве деревьев. Чудесный ден„к!
 Наскоро перекусив, Ланка выпрыгнул из своего гн„здышка и весело зашагал
дальше.  Теперь  он  знал,  куда надо  идти.  Далеко  на  севере,  в
завлажских  лесах, стоит храм Отрока-Стреловержца. Он  пойд„т  туда.
Это страшно далеко, но Ланка дойд„т. Обязательно!

 Он  не почувствовал на спине чужого недоброго взгляда... Не услышал
злогошипения  воровской стрелы. И боли совсем не ощутил...  Он  умер
сразу,  не  успев ничего понять, не успев коснуться  лицом  внезапно
опрокинувшейся земли.Вс„ с той же вес„лой улыбкой на губах.

 Убийца осторожно вышел из-за деревьев. Его неудержимо приманивал к себе
мешок  убитого  им  мальчишки. Он нетерпеливо приблизился.  Грязный,
оборванный   человек  с  бегающими  маленькими   глазками,   недобро
взирающими на солнечный мир из-под лохматой свалявшейся гривы...
 К  мальчику он подойти не успел. Замер на полпути, охваченный диким
ужасом,  и  с  воплем  рухнул  на землю, прикрывая  руками  косматую
голову... Рядом с маленькой, неподвижно лежащей фигуркой, неожиданно
появилась  ещ„ одна. Возниклаиз ниоткуда! Светловолосый мальчишка  в
островерхом богатырском шлеме с крылышками, в серебристой  кольчуге,
с  нагрудной  пластинки которой внимательно смотрел  вокруг  вес„лый
ч„рный кот„нок. Яростно взмахнул длинным тонким мечом. Словно  синяя
молния ударила!
 Убийца  в ужасе закрыл глаза, судорожно вжимаясь в землю. А  когда,
наконец, осмелился вновь посмотреть на мир, маленького витязя уже не
было. Не было и другого, убитого мальчика. Лишь окровавленная стрела
лежала  на  смятой  траве.  Да медленно  плыл  невысоко  над  земл„й
маленький огненный шарик-родия. Летучий огон„к Вечных Витязей...

 А  парнишка-масколец  таки  не сдержал своей  клятвы.  Что  никому,
никогда...И много лет спустя, когда утихли наконец княжеские распри,
появилась  на  стенев самом главном храме стольного  града  Вольмара
чудесная   фреска  с  изображением  мальчика-заступника,   сумевшего
подняться над людской враждой, заслонив от беды пленника,  врага.  И
многие  поколения маскольцев, тавларцев, вольмарцев,  приходяв  этот
храм,  не  раз вглядывались потом в чистые глаза мальчика, искали  в
н„м  сходства  со  своими собственными сыновьями. И  многие  ранские
мальчишки старались быть похожими на него.
 А  сам  он  с вес„лой улыбкой смотрел на них, как живой, с  картины
славнейшего ранского иконописца, Андри Маскольца.


                    Алла Кувакина (п. Красноселькуп, Тюменская обл.)
                               Сумерки
               Снова сумерки... Я бреду,
               Затуманившись, как в бреду.
               День окончился - меркнет свет.
               Что так муторно, мочи нет?
               Это сумерки. Мутный свет,
               Солнца нет уже, зв„зд ещ„ нет.
               Разливается всюду мгла...
               Если б я уснуть хоть могла!
               Но нельзя и спать на закат,
               Бабки старые говорят.
               И приходится сердце сжать,
               Чтобы сумерки переждать.




                                  Алексей Плахонин (г. Благовещенск)

                                * * *
               Поле пахнет сеном,
               Скошенной травой.
               В поле пахнет летом,
               Молнией, грозой.
               В море пахнет солью,
               Силой склизких глыб.
               Море пахнет болью
               Умиравших рыб.
               Горы пахнут страхом,
               Крутизною скал.
               Горы пахнут прахом
               Тех, кто погибал.
                       1993





                                Ночь
               Ночь прошла. Закрылись окна.
               Тихо соловей по„т.
               Бледно-лунные волокна
               В темноте луна плет„т.
               Ветер ветками играет,
               В уголке скреб„тся мышь.
               И Полкан уже не лает  -
               Знает точно, что ты спишь.
               Я ж не сплю. Лежу, мечтаю
               В темноте, густой, как м„д.
               И как будто улетаю
               В мир, где сказка меня жд„т.
                       1992
                         И о запахе весны...
               Беру кусок бумаги
               И пишет ручка штрих.
               На листе тетради
               Рождает новый стих.

               Я пишу о цвете лета
               И о запахе весны.
               Я пишу о том, что где-то
               На деревьях нет листвы.

               Что пчела в улей влетает,
               Вяжет в воздухе петлю.
               Так подружкам сообщает
               Где и как найти еду.

               Слова ложатся плотно
               На канву чувств, души.
               И вышиты полотна,
               Где быть не может лжи.


                                Зима
               Снег, кружась, как птицы,
               Залепил окно.
               Греешь рукавицей
               Ты лицо сво„.
               В воздухе морозном
               От дыханья пар.
               Заявляет грозно
               О себе январь.
               Новый Год встречая,
               Матушка-зима
               Снегом убирает
               Скверы и дома.
                       12.09.92.
                                           Евгений Савин (г. Калуга)
              "Прокурор страны детства" о е„ комиссаре

  О книге Я.И.Цукерника "Три комиссара детской литературы",М., 1986
                             (рукопись)

 Книга Цукерника (в данной заметке анализируется только та часть книги,
которая  относится  к  В.Крапивину и  его  произведениям),  пожалуй,
наиболее  объ„мный и полный (не только в смысле физического размера)
труд,  посвящ„нный  творчеству В.Крапивина.  До  сих  пор  никто  не
пробовал  с  единой  позиции рассмотреть весь комплекс  крапивинских
произведений как некоторое целое, посвящ„нное решению одной  задачи.
Труд  Цукерника  - опыт именно такого рода, а поэтому  заслуживающий
уважения и внимания.
 Прежде  чем  начать анализировать "Тр„х комиссаров...",  необходимо
совершенно  ч„тко уяснить авторскую позицию. Речь  в  данном  случае
ид„т  не о е„ содержательной стороне, то есть известной совокупности
взглядов  на  мир и общество, которых придерживается  Цукерник;  эти
взгляды   (специфически  коммунистическая  ориентация  автора,   его
приверженность   этногенетической  концепции   Л.Н.Гумил„ва,   плохо
скрываемый антифеминизм и проч.) достаточно ч„тко проявлены в книге.
Кроме  этого, по отношению к произведениям Крапивина автором  занята
позиция,  специфическая  с е„ формальной  стороны.  Это  не  позиция
критика   или   литературоведапо   отношению   к   разбираемому   им
произведению, хотя Цукерник и пытается "скрыться" под этой маской. Я
приведу  лишь два примера в подтверждение этого тезиса. На с.  29  в
списке произведений Крапивина, некотором подобии библиографии, между
прочим  сказано, что в книжном издании "Колыбельной..."  "осторожный
f%-'.`~ выбросил несколько слов, однако не сказано каких; на  с.  42
и, далее, 256, указано, что автор "наш„л" в тексте "Вечного жемчуга"
(на  с.  256  "Трое с площади Карронад") целый оборот, группу  слов,
"выдранную" из "Трудно быть богом" Стругацких, но, опять-таки, автор
не спешит поделиться с читателем этой своей находкой. В ч„м же дело?
Можно,  конечно, объяснить эти факты простой "небрежностью"  автора,
отсутствием редакторской работы с книгой и т.п. На мой взгляд,  дело
здесь  не  в этом. Цукерник не рассматривает произведение  Крапивина
как  художественное произведение, поэтому факты, которые для критика
или  литературоведа были бы весьма значительны, явились бы предметом
гордости  и, возможно, послужили бы отправной точкой для  достаточно
серь„зного  анализа отношений "Крапивин - Стругацкие", автор  только
отмечает "мимоходом". Цукерник относится к разбираемому им материалу
не  как  критик,  а  как  прокурор,  обвинитель,  использующий  этот
материал.  Автор обвиняет, обличает, требует наказания  виновных,  а
как  основание использует произведения Крапивина. Там, где  Крапивин
лишь  показывает  какое-то явление (если и высказывая  к  нему  сво„
пристрастное отношение, то специфически художественными средствами),
Цукерник  указывает потерпевшего и виновника, "своего"  и  "чужого",
врага,  подлежащего наказанию. Это - логика обвинителя, и, не уяснив
себе этого, нельзя понять и специфической точки зрения Цукерника,  а
многие из его высказываний покажутся просто шокирующими.
 Начиная анализ творчества Крапивина, автор рисует грандиозную картину
"страны  Крапивии", то есть мира, созданного писателем. Однако,  как
ясно  из  дальнейшего изложения, это не более чем  при„м  изложения,
никакого "мира Писателя", никакой "страны Крапивии" автор не видит и
не  хочет  увидеть.  Цукерник не рассматривает этот  мир  как  нечто
автономное   и,   в   некоторой  степени,  независимое,а   напротив,
представляет  ВП почти как документалиста. Он с л„гкостью  переходит
от  рассмотрения повестей и романов Крапивина к воспоминанию случаев
из собственной жизни и к анализу постановлений ЦК КПСС. "Вот в каком
мире  жив„м мы и живут герои крапивинских произведений - иного  мира
ни  у  нас,  ни  у  них пока нет" (с. 177), - весьма  недвусмысленно
подытоживает  Цукерник  одну  из глав своей  книги,  показывая,  что
никакой  "страны  Крапивии" нет, а есть вс„ та же  действительность,
где даже в сказочном лесу орудуют злобные меньшевики.
 Цукерник читает К