я  утренней  экзекуции,
устроенной супругой. Он в ярости разбежался и саданул в дверь плечом, да
так, что сорвал замок  и  ввалился  в  комнату,  где  истерический  визг
застигнутых врасплох любовников прорезал воздух. Ужас положения был  еще
и в том, что одна из групп мышц (медики знают, каких  именно,  ибо  речь
идет о мадам Пузаковой)  внезапно  сократилась.  Хотя  никакого  желания
пребывать в сексуальном единстве с Мариной Ивановной у  Забулдыгина  уже
не  было,  он  поневоле  оказался  прикован  к   жертве   эмоционального
стресса...  Едва  Марина  Ивановна  попыталась  встать,   как   Светозар
Трудимирович взвыл от боли.
   - Только не силой! - заверещал он, опасаясь, что только что пережитая
любовная радость может оказаться последней в его жизни.
   - Эй, вы, - наливаясь кровью, словно  спелый  помидор  соком,  заорал
Пузаков фальцетом, - постесняйтесь хотя бы детей!
   - О-о! - взвыла Марина Ивановна. - Ради бога, уведи Кирюшу!
   - А мне можно посмотреть? - спросил Вовочка.
   - Во-о-он! - взвизгнул Владимир Николасвич.
   Он схватил мальчишек за шиворот и поволок из комнаты.
   - Прочь! Прочь отсюда! Позор! Какой позор!
   - Папочка, наша  мама  выиграла?  -  спросил  Кирюша,  когда  Пузаков
стаскивал их с Вовочкой по лестнице.
   Тем временем Марина Ивановна  еще  раз  попыталась  освободиться,  но
Светозар Трудомирович болезненно вскрикнул.
   - Что же делать? - простонала Марина Ивановна, помирая от стыда.
   - Отпустить!!! Вот чего!
   - Я не могу-у! - захныкала Пузакова. - Там какая-то судорога!
   - И долго это продлится? - горестно вопросил Забулдыгин.
   - Почем я знаю! - огрызнулась Марина Ивановна. - Я же не врач!
   - Но нельзя же так все время? - нервно  выдавил  Забулдыгин.  -  Надо
хоть одеться, что ли...
   Надеть  удалось  все,  кроме  трусов.  Марина  Ивановна  даже  смогла
застегнуть на все  пуговицы  халатик.  Светозар  Трудомирович  ухитрился
облачиться в рубашку и брюки, даже  сумел  надеть  туфли,  но  кое-какой
беспорядок в его костюме все-таки присутствовал.
   Пока они занимались акробатическими трюками,  вновь  явился  Пузаков.
Одна его рука была занята чемоданом, другая - плачущим Кирюшей.
   - Папа! Мы же только приехали! -  верещал  мальчишка.  -  Не  хочу  в
город!
   - Молчи! - рявкнул Пузаков. - Посмотри и на всю жизнь запомни, какова
была твоя мать! Она предала нас!
   - Папа, - завопил Кирюша. - Видишь, мама уже не голая! И  она  больше
не будет драться с дяденьками! Мамочка, пойдем с нами!
   Растроганная  Марина  Ивановна  инстинктивно  рванулась  к  сыну,   и
Светозар Трудомирович завопил от боли.
   - Та-ак! - Угрожающе шипя и приобретая  в  лице  свекольный  оттенок,
Пузаков поглядел на незастегнутые брюки Светозара. - У них нет ни стыда,
ни совести! Идем, Кирилл! Я сам буду тебя воспитывать!
   - Мама! - упирался Кирюша.  -  Я  не  хочу  с  папой!  Я  хочу  здесь
отдыхать! В городе жарко!
   - Идем, Кирилл! У тебя нет матери! - орал Пузаков.
   - Идиот! - голосом раненой медведицы взревела Марина Ивановна.  -  Ты
что, не понимаешь, что мы не можем расстаться?
   - Как не можете? - опешил бухгалтер. - Не пори ерунды!
   - Она  права,  -  пролепетал  Светозар.  -  Там,  извините...  что-то
заклинило, заело...
   - Мама! - крикнул Кирюша. - Отпусти дядю. Ты же  его  уже  оттрахала!
Пойдем домой...
   - Сынок, - всхлипнула Пузакова виновато, -  сыночек,  я  не  могу!  Я
приросла к этому дяде.
   - Где? - заинтересовался Кирюша, приглядываясь.
   Забулдыгин прикрыл  ладонью  то,  что  просвечивало.  Но  Кирюша  уже
доставал перочинный ножичек.
   - А давайте мы это разрежем? - предложил он так,  будто  речь  шла  о
ленточке на торжественном открытии пускового объекта.
   -  Не-ет!  -  завизжал  в  испуге  Светозар,  обеими  руками  защищая
драгоценное место.
   - Это нельзя! - объявил неведомо откуда возникший Вовочка. -  За  это
посадят. Потому что статья есть - за членовредительство!
   Пузаков обрел дар речи и спросил, несколько  смягчив  тон  и  понизив
голос:
   - Вы это серьезно? Не можете? И что теперь делать?..
   - Чего-чего, - деловито ответил многоопытный Вовочка, - "скорую" надо
вызывать. Отвезут в больницу, сделают ампутацию!
   - Сделают... что? - спросил младший Пузаков.
   - Отрежут, - хладнокровно пояснил Вовочка.
   - А почему мне нельзя? - поинтересовался Кирюша, поигрывая ножичком.
   - Потому что ты не хирург. Такие операции только хирурги делают!
   - Неужели? - упавшим голосом выдавил Забулдыгин. - Это правда?!
   - Не знаю, - что-то соображая, пробормотал  бухгалтер.  Он  отчего-то
представил себе, как то же самое могло произойти у него  с  Сутолокиной.
Уже от одной этой мысли Пузакова пробрал озноб.
   - Боже мой! - Забулдыгин ощущал, что сейчас умрет.
   -  Мужайтесь,  Светозар!  -   скорбно   призвала   Марина   Ивановна,
вынужденная обнять обмякшего директора. Вовочка тихо испарился.
   Стоять  все  в  той  же  позиции  было  утомительно.  Пузаков  нервно
прохаживался по комнате, натыкаясь на мебель и мучительно размышляя, что
делать дальше.
   - Ну что ты ходишь из угла в угол? - проворчала  Марина  Ивановна.  -
Придумай что-нибудь!
   - Я и думаю! - отмахнулся бухгалтер. - Может, еще само выскочит?
   - Ну да-а...  -  плаксиво  протянул  Свето-зар,  -  у  меня  там  все
разбухло, как баклажан... Больно!
   На улице послышался шум мотора, и через некоторое  время  в  комнату,
топоча, вошло  несколько  человек.  Первым  вбежал  Вовочка,  сияющий  и
довольный. Следом за ним шла, цокая каблучками, очень молодая девушка  в
белом халатике и высокой цилиндрической  шапочке  из  белой  крахмальной
ткани, а за ней - два мужика с носилками. Девушка была бледна -  похоже,
это был ее первый выезд на "скорой".
   - Ну, - девушка, напрягшись, придала голосу необходимую твердость,  -
где больной?
   - Не  да-амся!  -  завопил  Светозар,  почти  физически  ощущая,  как
скальпель хирурга будет отделять его от Пузаковой.
   - Это не нас надо было вызывать, - заметил один из санитаров,  -  тут
психиатрическая нужна.
   - Они не психические! - обиженно воскликнул Вовочка и чистым  детским
голоском, доходчиво и очень простыми словами изложил всю историю болезни
Забулдыгина и Пузаковой. Бледная девушка-врач густо  порозовела,  а  уши
даже приобрели приятный малиновый оттенок. Ее большие  глаза  растерянно
хлопали:  она  была  готова  оказать  помощь  при  переломах,   вывихах,
инсультах и инфарктах, но для такого случая  явно  не  имела  какой-либо
инструкции.
   - Тут слесаря вызывать надо, - глубокомысленно изрек санитар.
   Вовочка опять куда-то исчез.
   -  Наверно,  надо  госпитализировать...  -  выдавила  из  себя   юная
целительница. - В моей практике такого не встречалось...
   - И слава богу! - процедила Пузакова, не оборачиваясь.
   С лестницы донесся  дробный  топот  Вовочки,  а  следом  тяжелые,  но
нетвердые шаги. Вовочка влетел с радостным криком:
   - Привел!
   Распространяя перегарный дух,  вошел  Гоша  с  погасшей  сигаретой  в
зубах. Он смачно сплюнул ее на пол,  окатил  всех  присутствующих  новой
волной перегара и спросил:
   - Сантехника вызывали?
   - Зачем? - выпучился директор. - Иди! Иди отсюда!
   - Ну, как хотите... А вообще-то я могу. Если сговоримся...
   - Чего? Чего ты можешь, пьянь несчастная? - взвизгнула Пузакова.
   - Это самое... Отключить.
   - Ты им тройник поставь, - посоветовал санитар.
   -  Ученые  все,  мать  вашу...  -   обиделся   Гоша.   -   Ну   чего,
размонтировать? Или так походите?
   - Уйдите отсюда! - пискнула врачиха. - Вы в нетрезвом состоянии
   - В другом не бываю, - заметил Гоша. - Ну, не хотите - как хотите.
   Гоша подобрал сумку с  инструментом  и  двинулся  к  выходу,  но  тут
Пузакова воскликнула:
   - Постой! Ты правда можешь?
   - Сказал же - если сговоримся!
   - Сколько? - решительно перешла к делу Марина Ивановна.
   - Такса известная - два пузыря.
   - Светик, ты согласен? - Пузакова встряхнула директора.
   Светозар охнул и простонал:
   - Да что он сможет? Он до сих пор кран в третьем корпусе заменить  не
собрался. Алкоголик!
   -  Попрошу  не  обижать!  -  заметил   Гоша,   наставительно   подняв
указательный  палец,  испещренный  царапинами  и  пятнами   от   мазута,
кузбасслака, тавота и солидола. - Я, Светозар Трудомирович, в прошлом  -
героический рабочий класс! Я за оскорбление и отоварить могу! Тем  более
что вы теперь - частный капитализм, а я -  эксплуатируемый  пролетариат!
Ну, будем отключать?
   - Пробуй, черт с тобой! - сдался директор.
   - Плата по таксе? - уточнил Гоша.
   Светозар Трудомирович, стараясь не делать резких  движений,  полез  в
карман брюк и достал бумажник.
   - Хватит?
   - Годится, - милостиво кивнул Гоша, сунул деньги в карман  и,  присев
на корточки, начал копаться в сумке с инструментами. Сперва  он  выложил
на пол солидную,  килограмма  на  четыре,  кувалду,  потом  -  зубило  с
зазубренными краями, наконец, огромный и ржавый водопроводный ключ...
   - Ты это зачем? - с превеликим беспокойством разглядывая инструменты,
поинтересовался Светозар.
   Гоша не ответил, а сведущий в слесарных делах санитар пояснил:
   - Как зачем? Они всегда так делают. Завинтят ключ на трубу,  а  потом
по ключу - кувалдой. Глядишь, и провернется...
   Светозар ощутил дрожь.
   - А зубило зачем?
   - А если проворачиваться не будет - отрубит!
   - Оно же тупое, - пригляделся к зубилу Пузаков. -  Наверно,  ножовкой
лучше...
   -   Боже!   -   всплеснула   руками   медицинская   девушка    и    в
полубесчувственном состоянии осела в кресло.
   - Хрен его знает, - проворчал Гоша, - куда спички засунул? Наверно, у
Трофимыча забыл. Э, народ, у кого прикурить можно?
   Спички были только у Вовочки. Гоша прикурил, приятельски подмигнул  и
распорядился:
   - Внимание! Всех лишних попрошу отойти.
   - Что вы будете делать?! - еще раз вмешалась встрепенувшаяся врачиха.
- Как врач, я требую, чтобы вы немедленно прекратили это самолечение!  Я
отвечаю за пациентов!
   - Девушка, - обернулся на голос Гоша,  приятно  улыбаясь,  -  тебя  в
институте сколько лет учили? А?
   - Ну, семь... Какое это имеет значение?!
   - А то, что ни хрена не выучили. Показываю!
   И Гоша по-деловому приподнял вверх подол халатика Марины Ивановны.
   - Ты что делаешь, хам? - взвизгнула Марина Ивановна.
   - Медицину просвещаю.
   - Что вы себе позволяете?! - трепеща от вновь пробудившейся ревности,
возмутился Пузаков.
   - Я сказал: всем лишним - отойти! - напомнил Гоша.
   - Я не лишний! - оскорбленно вскричал Пузаков. - Я муж!
   - Понятно, - кивнул Гоша, - тогда возьми зубило!
   Пузаков нагнулся, взял зубило, повертел в руках и спросил недоуменно:
   - Зачем оно мне?
   - Рога себе отрубишь... - пояснил Гоша. - А хошь - могу ножовку дать!
   Пока Пузаков стоял с открытым ртом и выпученными глазами, Гоша подвел
к Марине Ивановне бело-розовую медичку.
   - Смотри, - он поднял черный заскорузлый палец, - нажимаем... И  дело
в шляпе!
   - Ас! - воскликнул один из санитаров,  увидев,  как  Марина  Ивановна
отделяется от Забулдыгина.
   - Слесарь-гинеколог! - уважительно заметил другой.
   Гоша принялся с достоинством собирать инструмент. Возле него крутился
Вовочка.
   - Дядь Гош, а ты куда нажимал? А? Ну скажи, куда?
   - Так, на пимпочку одну... Ты вон у тетеньки спроси...
   Расходились группами. Санитары, восхищаясь талантом  Гоши,  вместе  с
ненужными носилками ушли первыми.  Гоша,  попыхивая  сигаретой,  солидно
уходил в  сопровождении  девушки-врача.  Она  семенила  за  ним,  словно
студентка-отличница за светилом медицины. Поскольку  она  тоже  пыталась
выяснить, на какую "пимпочку" нажал  Гоша,  то  рядом  с  ними  вертелся
Вовочка. Он был любознательным мальчиком и  в  социалистическом  прошлом
несомненно стал бы отличным юннатом. Потом гордо удалился папа  Пузаков,
в одной руке держа чемодан, а другой волоча за собой  хнычущего  Кирюшу.
Последними, не глядя друг на друга,  покинули  злосчастный  клуб  Марина
Ивановна  и  Светозар  Трудомирович.  Пузакова,  всхлипывая,   поплелась
догонять мужа и сына, а Забулдыгин направился в свой кабинет - не мог же
дом отдыха оставаться без руководителя!

НОЧНОЙ ВИЗИТ

   Котов лежал на койке со скованными руками. Свет из замазанного окошка
под потолком уже не освещал камеру, в которую  его  заточили.  Владислав
постепенно приходил в себя и начал размышлять над  ситуацией.  Из  хаоса
мыслей начало вырисовываться главное: ему "шьют  дело".  Он  понял,  что
совершил массу ошибок и глупостей,  которые  будут  использованы  против
него. И то, что подписал какие-то  бумажки,  и  то,  что  хватал  руками
обрез, патроны и гильзу. "Как ребенка поймали!"
   Котов злился на себя, на  то,  что  пребывал  весь  день  в  каком-то
расслабленном, благодушном состоянии. Конечно, он никак не связывал свое
поведение с купанием в святом ручье. Действие активного плюса кончалось,
Котов обретал то, чего ему  так  не  хватало  днем:  умение  ненавидеть,
злость, готовность драться. "Если завтра вызовут на  допрос  -  потребую
адвоката! - разъяренно ворочаясь на койке, думал Владислав.  -  Пока  из
Москвы не приедет мой адвокат - ни на какие вопросы отвечать не буду!" В
Москве у него был весьма толковый юрисконсульт,  ему  ничего  не  стоило
найти хорошего профессионала по уголовным делам,  который  в  два  счета
развалил бы это дело. Успокаиваясь, Котов начал дремать и вскоре  заснул
по-настоящему...
   Дубыга вновь связался с Зуубаром и доложил:
   - Клиент спит. Подтверждаете санкцию на вмешательство?
   - Подтверждаю. Успел даже согласовать с Вельзевулом.  Отдел  доставки
дает транспортный канал. Будем брать Запузырина и еще  кой-кого.  Твоего
приказано оставить  -  грехотонн  мало.  А  этих  -  пора.  Как  клиент,
поддается контролю?
   - Активный плюс сошел. Через двадцать минут будет управляем.
   - Подожди, потом выводи его в Астрал и предобрабатывай.
   - Понял.
   - Ну, до связи.
   Двадцать  минут  протекли  быстро.  Дубыга  за   это   время   провел
тестирование  систем,   обеспечивающих   возвратный   выход   реликтовой
субстанции в Астрал. Незримая труба протянулась  из  Мира  Реального  на
борт субастральной "тарелки". Спящий Котов оставался спящим, но  большая
часть его сущности стала медленно сниматься с носителя и  втягиваться  в
эту трубу. Дубыга трансформировал интерьер "тарелки", и она превратилась
в комнату Тани Хрусталевой, а Дубыга принял ее форму.
   Сон был удивительно ярким,  цветным.  Котов  увидел  себя  в  Таниной
комнате, за окном  шумел  лес,  перекликались  птицы  и  легкий  ветерок
теребил пугливые осиновые листочки. Котов сидел напротив Тани  в  мягком
кресле и пил какой-то необычного вкуса чай.
   - Пей, - говорила ему Таня незнакомым, звенящим и даже вибрирующим  в
ушах голосом. - И ты станешь неуязвимым, ты сможешь рвать железо,  и  от
тебя будут отскакивать пули. Ты сможешь не  только  отражать  их,  но  и
посылать одним взглядом в тех, кто будет стремиться тебя убить. Никто не
сможет заподозрить тебя в убийстве, и ты совершишь месть и правосудие!
   Котов пил этот чай и ощущал, что его жилы наполняет какая-то  мощная,
неведомая сила. В то же время он чувствовал необъяснимый страх. И еще  -
он понимал, правда, неясно, что совершает что-то недостойное, мерзкое. А
чай - приятный, чуть горьковатый на вкус, но ароматный и крепкий  -  все
не иссякал в стакане. Чем дольше пил его Котов,  тем  больше  этого  чая
хотелось выпить,  но  и  осознание  своей  не  правоты  становилось  все
сильнее. Росла и сила, которую он ощущал  в  своем  теле,  и  страх  все
нарастал и нарастал. Он чувствовал, что надо сказать об  этом  Тане,  но
отчего-то не мог говорить. Он только мог смотреть в Танины глаза и пить,
пить... На какую-то секунду ему показалось, что  страх,  жажда  и  стыд,
словно три нити, сплетенные в косичку, тянутся к  нему  именно  из  этих
синих глаз.  Ветерок,  врывавшийся  изредка  в  комнату,  взвивал  пряди
золотистых Таниных волос, и они, словно солнечные лучики, обжигали  лицо
Котова, хотя и не касались его.
   Росла жажда, росли страх и  стыд,  а  сила  была  такая,  что  Котову
казалось, будто он  может  одним  тычком  пальца  повалить  Останкинскую
башню. Но жажда так сушила рот, страх холодил, а стыд жег, что Владислав
испытывал муку тяжкую.
   - Преодолей! Преодолей стыд и страх! - вещала Таня. - Еще немного! Не
поддавайся!
   "Через двадцать секунд при отсутствии контр-контрсуггестии  вынуждена
буду дать сброс внешнего оформления", - доложила "тарелка", находившаяся
с Дубыгой на прямой связи, которую Котов, естественно, слышать не мог.
   "Придется выводить Тютюку!" - решил Дубыга.
   Стажер,   которому   положено   было   трое   суток   находиться    в
пассивно-аккумулирующем состоянии, очнулся.
   - Врубайся! -  приказал  офицер  и  за  секунду  передал  Тютюке  всю
информацию о происшедших событиях.
   Тютюка включил свои каналы энергетики, и поединок между  воздействием
и противодействием продолжился.
   Котов продолжал  в  своем  сне  бесконечное  чаепитие.  У  него  было
ощущение, что пересохло уже не только во рту или в горле, но даже где-то
в пищеводе. Сила  приобрела,  кажется,  уже  космические  масштабы,  лед
страха перешел за абсолютный нуль, а жар стыда - за  миллионы  градусов.
Таня, сидевшая перед ним, после  включения  в  работу  Тютюки  озарилась
каким-то ослепительным сиянием, из глаз словно бы били голубые  лучи,  а
волосы казались плазменным облаком. Владислав ощущал  исходящий  от  них
жар, а слова, которые она говорила, были какого-то колокольного тембра:
   - Не отдаляйся! Не бойся! Стой на своем!
   И вдруг, когда Владиславу показалось, что он  вот-вот  умрет,  что-то
тихо щелкнуло в  его  мозгу,  страх  и  стыд  стали  исчезать,  а  жажда
перестала быть палящей...
   Дубыга с облегчением отметил:
   - Пошла контр-контрсуггестия!  Молодец,  Тютюка!  Вывести  объект  из
Астрала! Сброс имитационной картинки!
   ...  Котов  очнулся  от  сна,  резко  рванул  скованные  руки.  Крак!
Наручники сломались, будто были склеены из яичной скорлупы, и  с  лязгом
упали на пол.
   "Не может быть! - подумалось ему. - Сплю?"
   Но запястья хранили отпечатки наручников. Котов ощупал  себя,  присел
на койке. Нет, он уже не спал.
   Сон - или то, что ему казалось сном, - кончился, и теперь Котов наяву
ощущал ту самую таинственную силу, которой наполнил его  тело  неведомый
напиток. Котов встал, подошел к двери, прочной, стальной,  с  окошечком,
закрытым заслонкой... Она казалась непробиваемой, но  где-то  на  уровне
подсознания Владислав знал: стоит ему ударить эту  дверь  ногой,  и  она
слетит с петель.
   Дубыга дал команду...
   Грохот  упавшей  двери  произвел  впечатление  взрыва.  Особенно   на
охранника, одетого в  милицейскую  форму.  Когда  Котов,  вышибив  дверь
вместе с кусками бетона и рамой из сантиметровой стальной полосы,  вышел
в коридор, то охранник сразу же решил, что Котов взорвал  ее  пластитом.
Запузырин  не  инструктировал  охрану,  что  делать,  если   заключенный
попытается бежать,  потому  что  был  убежден,  что  из  его  КПЗ  побег
невозможен. Поэтому охранник замешкался. Вскинув автомат,  он  несколько
мгновений размышлял: стрелять в грудь или по ногам? Не успел  он  нажать
на крючок, как Владислав взвился в воздух и обеими ногами поразил его  в
живот.
   - Первый прошел по транспортному каналу, -  доложили  из  Астрала.  -
Шестьсот семьдесят пять грехотонн, адресование - ПР-ЛАГ.
   - Принято! - отозвался  Дубыга.  Им  овладел  азарт  охотника.  Котов
набрал в результате прыжка восемь грехотонн, и  сущность  его  сразу  на
шестьдесят процентов стала отрицательной.
   Предсмертный вопль охранника услышали двое, которые сторожили  вместе
с ним. Это были люди Мурата. Оба с автоматами в руках разом выскочили  в
коридор и, уже ни чуточки не заботясь о целости  Котова,  открыли  огонь
о