же не додумался Зуубар Култыга?
   - Наверно, потому что тогда  еще  канализации  не  было...  -  наивно
предположил Тютюка.
   - Нет, уважаемый. Канализация была тут давно.  Дело  совсем  в  ином.
Конечно, можно прорвать трубу материально-астральным импульсом, и дерьмо
господина Запузырина действительно снимет плюс с источника. Однако  весь
плюс,  который  здесь  сосредоточен,  ты  заставишь  ударить  вверх.   В
минусовом куполе над нашей зоной появится дыра. Ты же знаешь,  что  плюс
от источника идет вверх и прикрыт  только  тонкой  минусовой  заглушкой.
Нажми  -  и  будет  прорыв,  а  плюсовики  это  в  момент   запеленгуют,
трансгрессируют сюда субастральные аппараты, и "бысть сече великой", как
говорили прежде здешние реликтовые. Зуубар Култыга предлагал иной метод,
но ни он сам, ни я воспользоваться им не решились.
   - А что за метод?
   - Создать локальный очаг землетрясения,  расколоть  берег  и  начисто
провалить источник под почву, в карстовые  пустоты.  Конечно,  он  будет
фильтроваться в озеро, но само озеро тоже частично уйдет под  землю.  Но
тут столько возможных  последствий,  что  и  представить  трудно.  Может
получиться нечто совершенно обратное: вода уйдет в карст здесь, а где-то
хлынет  потоком  и  создаст  целую  плюсовую  зону.  Так  что  лучше  не
рисковать.
   - Значит - простой насморк?
   - Да, хотя это только наполовину гарантирует успех. Если Котов даже с
соплями все-таки пойдет к ручью и окунется - наша карта бита.
   - А  может,  залепить  ему  что  покрепче?  Дизентерию  или  гепатит,
например?
   - Об этом и думать брось. Как-то был у меня один стажер, так тот тоже
решил "покрепче"... Ну и что вышло? Устроил мужику обширный  инфаркт,  а
сущность была едва на пятьдесят  процентов  в  минусе.  Доставщики  тоже
лопухнулись. Стажер видит, что сущность с  носителя  сходит,  начал  ее,
дурак, обратно запихивать. Реликтовый корчится, жуткие боли, а  помирать
не  помирает.  Как  начал  каяться,  сразу  тридцать  процентов  скинул.
Доставщики все-таки сущность ухватили, потащили к Минусу,  но  тут  этот
клиент как пошел, извиняюсь, Господа Бога, не  к  вечеру  будь  помянут,
молить: "Спаси и  сохрани!"  А  это  сигнал  для  плюсовиков.  Атаковали
плюсовички,  как  всегда,  лихо  и   большой   группой.   Пара   связала
доставщиков, двое нас со стажером начали  гонять,  а  пятый  сущность  и
упер. Мне - лишение премии, а дурогона этого - стажера - на второй  срок
учебного курса. Вы, молодежь, в  реликтовых  болезнях  понимаете  плохо.
Вместо дизентерии можешь ему холеру устроить, а вместо гепатита - цирроз
в последней стадии... А даже если и не промахнешься, при тяжелой болезни
от страданий минус снижается. Нет уж, делай ему сопли. Только упаси тебя
черт что-нибудь перепутать.
   - Тогда, может, вы сами сделаете, начальник?
   - А когда самостоятельно работать станешь, тоже будешь дядю Дубыгу со
второго уровня вызывать? Нет, милок, ты не практикант, а  стажер.  Иначе
говоря, без пяти  минут  офицер  первого  уровня.  Будь  добр,  действуй
самостоятельно. Конечно, я подстрахую, но все будешь делать сам от и до.
Ну а чтоб не напортачил по малограмотности, сейчас прикинешь и  доложишь
план работы.
   - Есть! Первое - отделить Котова от остальных...
   - Рационально. Методика?
   - Принять оболочку Тани Хрусталевой и предложить Котову покататься на
лодке.
   - Оценка "отлично". Только не забудь сделать так, чтобы вас  заметила
Валя Бубуева. А то она плюс загребать начала, но ревность ей срубит  его
до минимума. Далее!
   - Можно устроить драку между Колышкиным и Лбовым. Например, на  почве
их девочек.
   - Уточняю: сейчас Лбов по минусу переплюнул Колышкина. Допустим, Лбов
привык, что Соскина - шлюха и с  ней  можно  обращаться  как  угодно.  А
Колышкин при теперешнем настрое способен проявить рыцарство. Вот  отсюда
и пляши, стажер. В целом одобряю. Продолжай.
   -  Контролировать  развитие  конфликта  в  треугольнике  Пузаковы   -
Сутолокина. Согласно вашим установкам.
   - Разумно, но одного контроля мало. Особенно  резко  надо  вмешаться,
если, скажем,  Сутолокина  захочет  отравить  Пузакову,  но  это  начнет
вызывать у нее отвращение к самой себе. Тут нужно  короткими  импульсами
заставлять ее смотреться в  зеркало.  Вид  царапин  и  синяков  возбудит
ненависть и  желание  отомстить.  Этому  толстопузому  надо  расшевелить
память, пусть вспоминает  все  самое  плохое  о  своей  жене,  а  Марине
Ивановне подобрать кавалера. Тогда она тут же реализует идею об  измене.
Лучше Светозара Трудомировича  никого  не  подберешь  -  тем  более  что
Бубуева его уже не примет. Директор - старый кобель, почти все грехи  по
прелюбодейной части, не считая хищений и взяток в  средних  размерах.  В
два счета загонит Марину в  минус  процентов  на  шестьдесят.  В  общем,
давай, преобразуйся в Таню!
   ... Котов, с аппетитом позавтракав и будучи в прекрасном расположении
духа,  направлялся  к  корпусу  в  компании  Колышкина.   Чуть   позади,
позевывая, шел Лбов, за квадратные локти которого держались девицы.
   - Ну, командир наш совсем одурел, - с  ревностью  в  голосе  заметила
Шопина, - прямо не отлипает от этого Владика.
   - Может, он это... - хихикнула Соскина. - Поголубеть решил?
   - Будет языком чесать, - лениво одернул девиц Никита. - Андрюха  дело
не упустит. Похоже, денежками пахнет...
   Между тем Котов и Колышкин рассуждали вовсе  не  о  деньгах,  хотя  и
говорили вполголоса, так, что  даже  шедшие  за  ними  ничего  не  могли
расслышать.
   - Боюсь я, братан, - исповедным тоном говорил Колышкин. - В  бирюльки
мы все играем! Или нами играют как хотят...
   - Кто? - спросил Котов,  хотя  не  раз  и  не  два  тоже  чуял  нечто
подобное, но ни с кем вслух об этом не говорил.
   - Знал бы! - хмыкнул Андрей. - Может,  менты,  а  может,  ЦРУ...  Или
вообще пришельцы какие-нибудь. Решили, скажем, Землю завоевать и  начали
с нас. Вот я тебе без базара скажу: мы с пацанами держим все  станции  и
вокзалы от облцентра до Старопоповска. Но в области есть мужик, которого
я в глаза не видел и даже кликухи не знаю -  он  вообще  держит  десяток
таких бригад, как моя. От него приезжают,  мы  отстегиваем  и  слова  не
говорим. Четверть от всего. И попробуй надуй - все цифры знает...
   - Не надо мне этого знать, - нахмурился Котов. - Могу догадаться: тот
"областной мужик" тоже не последний.
   - А я что говорю? Значит, где-то есть еще. Скажем, в Москве. Но  ведь
и тот, может статься, с кем-то делится? Допустим, делает валюту и  гонит
в швейцарский банк.
   - Не забивай себе голову,  -  посоветовал  Котов,  -  если  невзначай
узнают, что ты тут меня просвещаешь...
   - Да что тут такого, - перебил Колышкин, - все знают,  что  творится,
только не знают, на кого работают. Вот и я... А ведь  я  сейчас  получаю
столько, сколько раньше на тысячу "Волг" хватило  бы.  В  месяц!  Однако
сейчас, за какой-то драный "ауди" с пробегом в двести тысяч до  сих  пор
не рассчитался.
   - А ты думай о тех, кому на мясо не хватает...
   - И думаю! Вот я и говорю: кто нами играет?! Мы мечемся, глотки рвем,
режемся, а там подергают за веревочки и похихикают...
   Они подошли к крыльцу корпуса, где ветераны шахмат разыгрывали партию
из матча Таль - Ботвинник. Котов совершенно неожиданно услышал:
   - Владислав Игнатьевич, вас можно на минутку?
   Сначала у Котова сладко  затрепетала  душа,  но  уже  через  секунду,
вспомнив о том,  где  он  провел  прошлую  ночь,  как  и  с  кем,  Котов
почувствовал жгучий стыд.  Колышкин,  мельком  бросив  взгляд  на  Таню,
появившуюся неведомо откуда, понимающе кивнул и  присоединился  к  своей
компании.
   - Здравствуйте, Таня, - пробормотал Котов.
   - Я решила вас найти и нанести ответный визит.  Почему-то  мне  стало
скучно. Вы никуда не собирались сегодня?
   - Я? - растерянно спросил Котов. - Никуда...
   - Может, опять покатаемся на лодке?
   Котов не знал, что отвечать. Если бы не загар, то  любой  увидел  бы,
как ему стыдно. Тютюка дал короткий импульс, но пробить плюсовую  защиту
не смог. Оставалось воздействовать на вторую сигнальную.
   - Наверно, вы все-таки куда-то собирались... - склонив голову  набок,
проговорила Таня. - Я вам помешала. Простите!
   Она повернулась, но Котов, спохватившись, остановил ее:
   - Нет, я правда никуда не собирался. Пойдемте, покатаемся.
   Тютюка послал импульс Вале Бубуевой, чтоб она выглянула из  окна,  но
та тоже была защищена - импульс не прошел.
   - Дай импульс на кого-нибудь из отдыхающих, пусть крикнут: "Валя!"  -
подсказал Дубыга.
   Но никого, кроме старичков у шахматной  доски,  поблизости  не  было.
Пришлось остановиться на них.
   - Валя! Горничная! - визгливо,  но  очень  громко  проблеял  один  из
шахматистов.
   Валя,  мывшая  пол  на  площадке  второго  этажа,  подошла  к   окну,
высунулась. Как раз в это время Котов  и  Таня  уходили  по  дорожке  от
корпуса. Они сразу попали в поле зрения Валентины.
   "Какая красивая! - вздохнула она про себя.  -  Куда  мне  до  нее..."
Злости у нее не было  ни  грамма,  только  обида,  что  уродилась  такой
толстой и непутевой.
   - Повышения минуса не регистрирую, - доложил Тютюка разочарованно.
   - Ишь ты, какой скорый! - сыронизировал Дубыга. - Конечно, когда  она
в активном плюсе, это не подействует. Но то,  что  она  сейчас  увидела,
отложится в памяти. Завтра к утру активный плюс сойдет и она начнет  так
ревновать, что только держись! Продолжай вести Котова. Я тебя страхую.
   Лодку взяли быстро, и Котов, стянув майку, подставил  бронзовый  торс
под солнечный душ. Таня тоже сбросила платьице и  смотрелась  совершенно
очаровательно, хотя на сей раз  на  ней  был  купальник.  Едва  лодка  с
Котовым и Таней отошла от берега,  как  на  причале  появилась  компания
Колышкина.
   - Она ему чуть не в  дочки  годится,  -  усмехнулся  Лбов.  -  Может,
отобьем?
   - А мы? - обиженно спросила Соскина.
   Лодка с четверкой уже скользила по воде следом  за  лодкой  Котова  и
Тани. Лбов греб, девицы кудахтали на корме,  а  Колышкин  развалился  на
носу лодки.
   - Ну что, командир, как насчет отбить?
   - Я этого не слышал... - не  поднимая  век,  прищуренных  от  солнца,
буркнул Андрей. - Давай хоть несколько дней не будем сволочами, а? А  то
вот чурку уже побили, нарушили спокойный  отдых...  Зачем?  Потом,  если
видел, этот дяденька нам таких  пирожков  вломить  может,  что  мало  не
покажется.
   - Как скажешь, начальник, - пожал плечами Лбов.  -  А  бабу  он  себе
клевую оторвал.
   - Не дрейфь, мы себе лучше купим, - сонно сказал  Колышкин,  надвигая
на нос козырек бейсболки.
   - А нас совсем забыли... Ни к черту мы уже не годимся, Элка.
   - Ну это ты зря, подруга боевая, - не согласился  Колышкин,  -  может
быть, тебя еще ждет в жизни счастье.
   - Гы-гы-гы! - радостно заржал Лбов. Он любил юмор.
   - Издеваешься? - обиделась Соскина.
   - Вполне серьезно. - Андрей важно почесал волосатую грудь. - Конечно,
сейчас вы слишком вросли в покупной секс, но  ведь  когда-нибудь  и  вас
посетит это... любовь.
   - Во дает! - Никита аж согнулся, перестав грести.
   - Давай без комментариев, а? - проворчал Колышкин. - В конце  концов,
если имеешь одну извилину между ягодиц, то это лучше не показывать...
   Девицы с готовностью прыснули,  а  Лбов,  повернувшись  к  Колышкину,
угрюмо спросил:
   - Андрюха, ты чего? Умный стал? Обижусь!
   - Не обижайся, это я по дружбе. И не гляди  на  меня,  как  Ленин  на
буржуазию. Продолжаю: ты,  Людочка,  и  ты,  Эллочка,  -  вы  просто  не
понимаете, что можете жить как  люди.  Небось  соплями  исходите,  когда
смотрите всяких там "Рабынь Изаур", а то, что сами рабыни, не понимаете.
   - Ишь, Леонс-ио нашелся! - хмыкнул Лбов.
   - Да, я Леонсио. А ты - этот, как его... Надсмотрщик там был.
   - Франсиско, кажется, - припомнила Соскина.
   - Вот именно. На Франсиско тоже мокруха была, как и на тебе.
   - Только этого не надо, - предостерегающе сузил глаза Никита.
   - Да здесь все свои, чего там. Я ведь тебя тогда выкупил, менты  даже
заточку отдали, которую ты, как дурак, у Хряка  под  лопаткой  забыл.  С
пальчиками. Ты ведь у меня в ногах валялся, помнишь?
   - Попрекаешь, - у Лбова заходили желваки, - попрекаешь, да?
   - Я просто напоминаю, Никитушка. Тебе еще рано забывать, рано... Тебя
совесть не мучила, а?
   - Ты чего пристал? - уже совсем разъярившись, зашипел Лбов. - Ты меня
что, за шестерку держишь?
   - Не,  за  козырного  вальта...  Не  жми  кулаки,  пацан,  пальцы  не
разогнутся... Ты лучше слушай, наматывай на ус. Если ты посадил  подонка
на пику - а Хряк был подонок, это все знают, -  ты,  в  общем,  поступил
нормально и совести особо болеть не из-за чего. Но речь ведь идет  не  о
самом факте, а о мотивах, как говорят наши общие друзья юристы. Ты  ведь
его запорол не за то, что он подонок, а за то,  что  не  вовремя  взялся
тебя пугать. Ну и, конечно, за то, что  взносы  в  профсоюз  не  платил.
Заделал ты его дуриком, без моей санкции, так сказать,  да  еще  визитку
оставил в виде заточки. Ты бы минимум  восемь  лет  зону  топтал,  а  по
первой ходке это очень скучно. Хорошо, что Хряк уже мало что  значил,  а
то была бы разборочка. Мне ведь, чтобы Хряковых ребят  перекупить,  тоже
пришлось разбашлиться немножко. Это, братанок, целая дипломатия  была...
Да я тогда только об этом  и  думал:  как  бы  мне  за  Хряка  решку  не
выписали. Заметь: мне, а не тебе.  Потому  что  знали,  ты  -  это  так,
пустышка, робот. Им даже в голову прийти не могло, что у меня в  команде
такие самостоятельные мальчики растут. Но не в этом дело. Вот сегодня  я
впервые чувствую, что меня за Хряка совесть гложет. Меня! Я его даже  не
заказывал, а мне совесть мозги ест. Меня ест, а тебя, Лбище, - нет!
   Колышкин внезапно вскочил, сел на банку, бешено глядя на Никиту.  Тот
отшатнулся. Девицы испуганно сжались.
   - Понимаешь, - глядя в глаза испуганно  моргающему  Лбову,  продолжил
Колышкин с неожиданным жаром, - я впервые почуял, что  это  грех!  Мы  с
тобой убили человека! Пусть он был весь  дерьмовитый,  пусть  в  нем  от
свиньи и обезьяны гораздо больше, чем от гомо сапиенса, но  все-таки  он
был человек. С матерью, с отцом, даже душа  у  него  была  какая-то.  Мы
заповедь нарушили...
   - Заповедь?.. - Лбов мотнул головой, словно стряхивая страшный сон. -
Ты свихнулся, что ли? Это ж надо придумать!
   - Это не я придумал, это Господь Бог. И если  он  есть,  то  тебе  за
этого Хряка гореть, а мне - за лжесвидетельство.
   - Да брось ты,  Андрюха,  все  равно  нам  всем  гореть,  -  беспечно
ввернула Шопина. - А Хряку туда и дорога.  Я  у  него  начинала,  помню,
какая это погань. Я б его все равно отравила, если бы Лоб не приколол. А
деньги драл - безбожно. Мне только на косметику хватало.
   - Все равно, - упрямо, с каким-то нарождающимся  фанатизмом  произнес
Колышкин, - не мы ему жизнь дали, не нам и отбирать.
   - Ну нет, - сквозь зубы процедила Соскина,  -  это  что  же  выходит?
Такое дерьмо - и пальцем не тронь? Пусть живет, гадит и  воняет?!  Какой
там Бог, елки-моталки? Наслушался небось  по  телеку  всякой  хреновины.
Неужели не понимаешь, что все эти попы,  проповедники  и  прочая  шушера
просто хорошие бабки делают. Посвистел три часа, пополоскал всем мозги -
и бабки в карманчик хапнул.  Сейчас  кто  как  может:  кто  свои  головы
продает, кто - задницы, а кто - языки.
   - И все равно есть святое! Есть! - Колышкин махнул рукой,  отвернулся
и, сгорбившись, подпер голову руками.
   - Андрюха... -  виновато  позвал  Лбов,  отчего-то  сконфузившись,  и
тронул Колышкина за плечо, - ты че, а?
   - Отвали... Не понимаете, блин, ни хрена...
   - Ну хочешь, я Соске сейчас по заднице нашлепаю, чтоб  не  выступала?
Эй, Соска, иди сюда! Пороть буду! - Лбов встал в лодке во  весь  рост  и
сделал шаг к притворно завизжавшей Соскиной. Обе девицы  шарахнулись  от
Лбова, сильно качнули лодку, Никита потерял равновесие  и  повалился  на
борт, отчего  лодка  перевернулась.  С  воплями  и  визгом  все  четверо
плюхнулись в воду...
   - Мать твою за ногу! - выразил свои чувства Дубыга.  После  этого  он
употребил еще несколько очень  странно  звучащих  реликтовых  выражений,
которые, как уже знал Тютюка, нельзя было понимать буквально.
   Тютюка из Таниной оболочки смог по-девичьи испуганно ахнуть.  У  него
это получилось очень естественно.
   - Да ничего страшного, - увидев все четыре  головы  над  поверхностью
воды, заметил Котов, - дурачились - вот и перевернулись. Все  нормально.
Все целы.
   Однако и у Дубыги, и у Тютюки были все основания расстраиваться. Дело
в том, что вынужденное купание  произошло,  как  выражаются  моряки,  на
траверзе устья святого ручья, всего в десяти метрах от берега, и все они
упали в воду, прочно зараженную активным плюсом...

МЕСТЬ МАРИНЫ ПУЗАКОВОЙ

   Пока на озере разворачивались  эти  события,  в  корпусе  происходило
следующее: Валя Бубуева, вздыхая о своей незадачливости, продолжала мыть
пол, Сутолокина, которую мучили  телесные  и  душевные  раны,  лежала  в
кровати, накрывшись  с  головой  простыней,  и  тихо  скулила  время  от
времени, словно побитая  собака,  а  в  семействе  Пузаковых,  выражаясь
словами вождя мирового пролетариата, "кризис назрел".
   Пузаков-старший рассчитывал, что  сердце  супруги  оттаяло,  и  ходил
вокруг нее, как кот вокруг хозяйки, преданно  заглядывая  в  холодные  и
ничего хорошего не обещающие глаза. Кирюша  при  этом  теребил  папу  за
штаны и требовал немедленного похода на речку.  Марина  Ивановна  грозно
сидела на стуле и делала вид, будто читает газету, но не  только  ничего
не читала, но даже не глядела в нее. Перед ее  глазами  стояли  мрачные,
прямо-таки апокалипсические картины: море крови, гора костей, отрезанная
голова Сутолокиной, брошенная в унитаз. Мелькал в этих страшных видениях
и Пузаков-старший. Участь его была еще более  ужасной.  Марина  Ивановна
предполагала выпустить ему кишки, посадить на кол, сжечь до  половины  -
разумеется, всю  нижнюю  часть,  -  а  все,  что  останется,  утопить  в
канализации. Однако вслух она сказала:
   - Идите на озеро и до обеда не приходите!
   Пузаков, зная, что надежда умирает последней, взял Кирюшу за  руку  и
вышел из номера.
   Когда Марина Ивановна осталась одна, ей стало еще тошнее,  чем  было.
Где-то за стеной она слышала тоскливые  стоны  Сутолокиной,  но  это  не
облегчало ее собственных страданий. Даже воспоминание о том, как  славно
она отметелила "счастливую  соперницу",  не  утешало.  А  уж  наказание,
которому был подвергнут бухгалтер  Пузаков,  и  вовсе  мало  устраивало.
Разумеется, те казни, которым его уже предала Марина Ивановна в  мечтах,
реально  не  могли  осуществиться  из-за   технических   сложностей.   К
сожалению, Марина Ивановна провела всю сознательную жизнь в КБ "Пузырь",
а на мясокомбинате никогда не работала. Именно поэтому в ее  воображении
были лишь голые эмоции и никакого  практического  плана.  Точно  так  же
мелькнувшие мысли  об  убиении  Сутолокиной  путем  отрезания  головы  и
выброса  данного  предмета  в   унитаз   очень   скоро   были   признаны
неадекватными. Инженерное образование Марины Ивановны  подсказывало  ей,
что если даже отрезать Сутолокиной голову, то спустить ее  в  унитаз  не
удастся.
   Пузакова жаждала мести. И поскольку долгий поиск вариантов расправы с
неверным мужем все время вертелся на грани между ненавистью и жалостью к
самой себе, то в конце концов  Пузакова  приняла  наиболее  рациональное
решение, подсказанное коротким импульсом Тютюки.
   Итак, она  решила  изменить  мужу  в  отместку  за  его  измену.  Это
показалось самым простым и безопасным решением. Оставалось только  найти
подходящий объект. Марина Ивановна, однако, не очень представляла  себе,
где искать такой объект. И как заставить его выполнить  свой  замысел  -
тоже. Марина Ивановна никогда не обладала жарким темпераментом