жавшую  посреди  просеки.  Над  ней  кружились
сороки,  но  зверей  поблизости не было.  Все ниже опускалось солнце и
наконец скрылось за горой.  Когда стемнело и  мы  стали  собираться  в
обратный  путь,  из  леса вышел старый бурый медведь,  почуявший запах
мяса. Приблизившись к туше, он обошел вокруг нее, потянул носом воздух
и вдруг,  рванувшись вперед,  громко заревел и начал есть. Медведь был
большой, очень большой, и ревел он оглушительно громко.
     - Вот,  Огота,  тот  медведь,  которого мы ждали!  - сказал я.  -
Сейчас слишком темно, и ты не можешь спустится к плетню. Ты убьешь его
утром,  потому  что  утром он непременно вернется доедать тушу.  Огота
ничего мне не ответил,  и Хонани тоже промолчал.  Я стал спускаться  с
утеса,  а они последовали за мной,  но потом отстали, и дальше я пошел
один. Когда они вернулись в лагерь, Хонани подошел ко мне и сказал:
     - Потоша,  это  очень  большой  медведь,  и Огота подвергает себя
страшной опасности. Мне кажется, мы оба должны сопровождать его завтра
утром и вместе с ним спрятаться за прикрытием и ждать медведя.
     - Хонани,  - ответил я,  - условия охоты ты знаешь не хуже  меня.
Огота один пойдет на медведя.  Мы с тобой проводим его только до утеса
и оттуда будем следить за ним.
     - Хорошо,  - сказал Огота, - но так как медведь очень большой, то
я имею право взять не только лук и стрелы, но и ружье Хонани. С ружьем
спрячусь за прикрытием и буду ждать медведя.
     - Сам летний кацик утвердил правила этой охоты,  - возразил я.  -
Он  запретил  брать ружье.  Ты возьмешь лук и стрелы или не пойдешь на
медведя.
     - Ха!  Понимаю!  -  закричал  Хонани.  - Ты идешь против нас.  Ты
хочешь, чтобы победа досталась этому наваху!
     - Ты ошибаешься, я хочу только, чтобы Огота соблюдал все правила,
- ответил я.
     Больше они не сказали ни слова.
     На рассвете я разбудил обоих,  и мы стали спускаться с  горы.  На
востоке забрезжил свет,  когда мы подошли к утесу. Я посоветовал Оготе
поскорее спрятаться за плетнем,  но  он  все  мешкал.  Наконец  взошло
солнце,  и мы увидели, что медведя нет около убитого мной оленя. Тогда
только Огота спустился с утеса и медленно пошел к плетню.
     Сороки и  вороны уже слетелись к туше,  сарычи кружились над ней.
Два койота выбежали из леса и  начали  обгладывать  кости.  Вдруг  они
потянули носом воздух и убежали на восток.
     - Бурый медведь идет, - сказал я, обращаясь к Хонани.
     В эту  минуту на просеку медленно вышел медведь.  Подойдя к туше,
он обнюхал ее со всех сторон и  лениво  стал  отрывать  кусочки  мяса.
Вечером он сытно поел и еще не успел проголодаться.  Мы следили за ним
и недоумевали,  что делает Огота,  почему он не стреляет,  когда бурый
поворачивается  к  нему широкой спиной.  И вдруг мы увидели Оготу:  на
четвереньках он быстро полз на восток и через несколько минут  скрылся
в лесу.
     - Вот и конец охоте! - воскликнул я.
     Хонани ответил не сразу.
     - Это очень большой медведь, - сказал он наконец. - Я уверен, что
будь ты на месте Оготы, ты бы тоже не посмел в него стрелять.
     Я промолчал и задумался,  ибо не знал, как бы я поступил, если бы
сидел там,  за плетнем. Молча смотрели мы на бурого медведя с длинными
когтями. Он поел и ушел на запад, в лес. Тогда подошел к нам Огота. Он
ничего не сказал и даже не взглянул на нас.
     - Почему ты не убил его? - спросил Хонани.
     Он ничего не ответил.
     - Испытания ты не выдержал.  Конец охоте, - сказал я, а он кивнул
головой.  -  Но если с тобой случилось что-нибудь неладное,  ты имеешь
право попытаться еще раз.
     Он отрицательно покачал головой.
     - Значит, мы можем идти домой, - сказал я.
     Мы начали  спускаться  с  горы.  На  просеке  мы увидели оленей и
индюков.  Хонани и я выпустили несколько стрел, но ни одна не попала в
цель. Вот почему мы вернулись так поздно.

     Так закончил Потоша свой рассказ.  Все молчали.  Наконец Начитима
обратился ко мне:
     - Сын  мой,  через  четыре  дня ты пойдешь в горы и убьешь бурого
медведя.
     Я посмотрел  на  Потошу  и видел,  как он покачал головой.  Он не
одобрял этого решения.  Он сам не отважился бы идти на бурого.  Мог ли
надеяться  на  успех я,  неопытный стрелок!  Я бранил себя за то,  что
бросил вызов Оготе. Мысль о предстоящей охоте приводила меня в ужас, и
в ту ночь я почти не спал.
     Утром, когда мы завтракали, пришел Кутова и сказал Начитиме:
     - Самайо   Оджки,  я  очень  встревожен.  Нашего  охотника  будет
сопровождать Тэтиа из клана Огонь. Его избрали советчиком.
     - Ха!  Это лукавый человек!  Ты должен следить за ним. Я знаю, он
постарается сделать все, чтобы опозорить моего сына.
     - Тяжело  было  у меня на сердце.  Я знал,  что Тэтиа всегда меня
ненавидел.
     - Мы притворимся,  будто видим в нем друга,  но будем внимательно
следить за ним, - отозвался Кутова.
     Начитима пристально посмотрел на меня и сказал:
     - Сын мой, ты не хочешь идти на охоту?
     - Не хочу, - ответил я. - Я боюсь бурого медведя. Но как бы я его
ни боялся, я знаю, что должен его убить.
     - Ты хорошо сказал.  Мы сделаем все, чтобы тебе помочь. Ты можешь
взять мой  лук  и  стрелы.  А  теперь  идем!  Каждое  утро  ты  будешь
упражняться  в  стрельбе,  а  вечером  наш летний кацик расскажет тебе
историю народа тэва и древние наши предания.  Я просил его об этом,  и
он обещал исполнить мою просьбу.
     Мы спустились  к  реке  -  Начитима,  мой  брат  и  я.  Чтобы  не
притуплялись наконечники стрел,  мы взяли вместо мишени пук соломы.  У
Начитимы лук был очень тугой,  и я с трудом мог его сгибать. В то утро
я  стрелял  очень плохо.  На следующий день дело пошло лучше,  а утром
третьего дня почти все мои стрелы попадали в цель,  и Начитима остался
мною доволен.
     - Ты стреляешь не хуже меня, - сказал он.
     По вечерам я ходил к летнему кацику, и он рассказывал мне историю
народа тэва.  Меня сопровождал Одинокий Утес.  В первый  вечер  старик
стал  задавать  нам  вопросы  и  убедился,  что  мы понятия не имеем о
древних преданиях тэва,  но очень хотим их  узнать.  Вот  что  он  нам
рассказал:
     - Под нами находится подземный мир,  и  некогда  там  жили  тэва.
Много лет назад они нашли дорогу,  поднимавшуюся наверх,  и эта дорога
привела их на землю.  Выход из подземного мира находится к  северу  от
нашего пуэбло.  Когда люди поднялись на землю, было холодно и темно, и
они стояли испуганные и ошеломленные.  Но вскоре на небе показался наш
отец Солнце и позаботился о первых тэва.  Он разделил их на два народа
- летний народ и зимний народ,  и  назначил  им  вождей  -  летнего  и
зимнего кациков. Зимний народ он послал на восток - в холодные прерии,
где водятся бизоны, а летнему народу велел идти на юг, в теплую долину
Рио-Гранде.  Спустя много лет зимний народ тоже пришел в эту долину. И
с тех пор у летнего и зимнего народов всегда были кацики  -  летний  и
зимний.  Эти  двое  не  пользуются одинаковой властью:  решающее слово
всегда принадлежит летнему кацику,  и он  является  старшим  вождем  в
пуэбло.  Жена  Солнца  -  мать  Луна  - также помогала тэва и учила их
охотиться и работать.  Полученные сведения передавались из поколения в
поколение.
     Мы оба внимательно слушали старого кацика,  хотя многое  казалось
нам  смешным.  Очень  хотелось мне быть принятым в среду тэва,  и ради
этого я готов был слушать хоть до утра.  Многие древние  предания  мне
понравились.
     На третий день старик закончил свой рассказ  и  сказал  нам,  что
теперь  мы  -  настоящие  тэва  и  знаем не меньше,  чем другие жители
пуэбло.  Я очень обрадовался и открыл ему  свое  заветное  желание:  я
хотел стать членом Патуабу. Старый кацик улыбнулся и ответил:
     - Хорошего  охотника  принимают  в  Совет  воинов.  Смелый   воин
становится военным вождем и членом Патуабу.
     - Понимаю.  Дай мне указания, и я буду им следовать! - воскликнул
я.
     - Хорошо. Путь будет тебе указан. Но помни, что тебя ждут тяжелые
испытания, - ответил он.
     Когда мы вернулись домой,  на крыше перед нашим  домом  я  увидел
Чороману. Она ждала меня.
     - Завтра ты уйдешь,  - сказала она. - О, будь осторожен! Поступай
так,  как  посоветует тебе мой отец.  Не прислушивайся к советам этого
злого Тэтиа. Он думает только о том, чтобы повредить тебе.
     - Тэтиа не причинит мне зла, я его знаю, - сказал я.
     - Сегодня на закате солнца Огота  вышел  на  северную  площадь  в
первый  раз  с  тех  пор,  как вернулся,  и знаешь,  что он сказал?  -
продолжала она.  - Он сказал,  что  нарочно  не  убил  медведя.  Хотел
доказать,  что  ты  трус  и  убежишь,  как только увидишь,  какой этот
медведь большой и страшный.  А тогда он,  Огота,  вернется  со  своими
советчиками и убьет его.
     - Огота боялся показаться  на  площади,  пока  не  придумал  этой
сказки. А думал он долго.
     - Да, но многие ему верят.
     - Члены  тайного совета Патуабу знают всю правду,  и мне нет дела
до того, что думают другие.
     - Уампус1!  О  мой  будущий муж!  Как я боюсь за тебя!  Ты будешь
осторожен? Обещаешь?
     1 Здесь  впервые названо имя рассказчика - Уампус,  что означает:
"У подножья" (у подножья горы он был  взят  в  плен).  Тэва,  а  также
индейцы других племен редко произносят вслух свои имена. - Прим. авт.
     - Да.
     Она прижалась ко мне,  и,  обнимая ее,  я поклялся беспрекословно
следовать советам Кутовы.
     Келемана крикнула нам, что ужин готов, и мы вошли в дом.
     Начитима и Кутова сидели в комнате,  обращенной на запад,  и вели
тихую беседу.  Я знал,  что они говорят обо мне и о предстоящей охоте.
Келемана позвала их ужинать,  и они присоединились к нам. Кутова зорко
посмотрел на меня (я сидел рядом с Чороманой), потом отозвал девушку в
дальний угол комнаты и что-то ей шепнул.  У  меня  сжалось  сердце:  я
боялся, что он недоволен нашей дружбой.
     Вдруг за моей спиной раздался голос Чороманы:
     - Охотник, закрой глаза! Сейчас же закрой глаза!
     Я повиновался и почувствовал, что она надевает мне что-то на шею.
     - Теперь смотри! - крикнула она.
     Я открыл глаза.  Чоромана надела мне на шею ожерелье из бирюзы. Я
посмотрел на подвеску: это было изображение горного льва, считавшегося
у тэва священным животным, покровителем охоты.
     Я вскочил и повернулся к ней:
     - Как! Ты даешь мне этот талисман?
     Она кивнула; губы ее дрожали; казалось, она не могла говорить. За
нее ответил Кутова:
     - Да,  она дает его тебе.  Это ее талисман. Ее дед из клана Канг,
бывший некогда нашим Самайо Оджки,  подарил ей  этот  талисман  и  дал
наказ, о котором скажет тебе она сама.
     Улыбаясь, они переглянулись с Начитимой и Келеманой.
     - Отец, не сейчас! - воскликнула Чоромана. - Я скажу ему позднее.
     - Поступай, как хочешь, - ответил он.
     Как я  был счастлив,  получив от Чороманы ожерелье!  От радости я
почти ничего не ел за ужином.  Потом Начитима и  Кутова  спустились  в
киву, а Келемана с моим братом пошли за водой. Мы остались одни.
     - Теперь скажи мне, - попросил я.
     - Мой  дед  горячо  меня  любил,  - начала она.  - Давая мне этот
талисман,  он сказал:  "Я даю тебе его  с  одним  условием:  когда  ты
вырастешь,  ты поступишь так,  как я тебе сейчас скажу". - "Хорошо", -
согласилась я.  "Повторяй за мной слова клятвы",  -  продолжал  он.  -
"Обещаю моему старому деду,  который горячо меня любит,  что я никогда
не выйду замуж за недостойного человека.  Обещаю,  что спутником  моей
жизни будет человек храбрый, добрый, великодушный и работящий. Когда я
найду такого человека и узнаю, что он меня любит, я отдам ему талисман
священного льва и помогу ему сделаться вождем в нашем пуэбло".
     Вот что сказала мне Чоромана, когда мы сидели вдвоем возле очага.
Если  бы  ты знал,  как глубоко взволновали меня ее слова!  С трудом я
выговорил:
     - Из всех юношей этого пуэбло ты выбрала меня,  человека другого,
враждебного вам племени?
     - Не  все ли равно,  кем ты был!  - воскликнула она.  - Теперь ты
тэва!
     - Да, да! Теперь я тэва!
     Она отвернулась и стала смотреть на огонь,  в волнении  перебирая
пальцами бахрому платья.  Потом взглянула на меня и снова отвернулась.
Я понял, что она хочет что-то мне сказать.
     - Что такое? Ты о чем-то умолчала?
     - Да.  Мой дед заставил меня повторить слова клятвы: "Обещаю, что
я  не  выйду  замуж  за моего избранника,  пока он не сделается членом
Патуабу".
     - Ну,  что  ж!  Мы оба знаем,  что друг другу мы будем верны.  Мы
можем подождать. Не забудь, что и тебе и мне только по семнадцать лет,
- напомнил я ей.
     - Да. А пока Келемана позволит мне заботиться о тебе. А завтра...
завтра ты пойдешь искать этого страшного медведя! О, мой будущий муж!
     - Подумай,  какое будет счастье,  если я найду его и убью.  После
этого  первого  испытания мне легче будет стать членом Патуабу.  Как я
рад, что бросил вызов Оготе!
     - О, если бы тебе удалось выдержать испытание! - воскликнула она,
сжимая руки.
     Послышались шаги  Келеманы  и  брата,  и  больше мы не сказали ни
слова.

6. КОНЕЦ ОХОТЫ

     На следующее утро мы встали  очень  рано,  а  на  восходе  солнца
пришли Кутова и Чоромана и позавтракали вместе с нами.
     Когда мы поели, явился Тэтиа и, усмехаясь, остановился в дверях.
     Втроем мы  вышли из пуэбло.  Впереди шел Кутова,  за ним я,  а за
мной по пятам следовал Тэтиа.  Я  чувствовал,  что  он  обжигает  меня
злобным взглядом.
     Всю дорогу он молчал,  а к полудню мы вышли на просеку.  Здесь мы
нашли  обглоданные  кости  животных,  убитых  нами  во время последней
большой охоты.  Тэтиа предложил остаться здесь и посмотреть, не придет
ли  сюда  большой  бурый  медведь.  Но  Кутова возразил,  что не стоит
понапрасну тратить время - медведь эти  последние  дни  питался  тушей
оленя, убитого Потошей, и мы должны пойти туда и посмотреть, все ли он
съел. Когда мы шли к подножью горы, нам попадались на пути олени, лоси
и  дикие индюки,  а в конце просеки мы после недолгих поисков нашли то
место,  где не так давно лежала туша. Медведь и другие хищники сожрали
ее;  остались от нее только обрывки шкуры да обглоданные кости.  Тогда
Кутова сказал,  что нам остается сделать только  одно:  убить  другого
оленя  или лося и ждать,  не придет ли бурый на новую приманку.  Тэтиа
тотчас же согласился.
     Два дня  охотились  мы  на  просеке,  и  наконец Кутова,  который
захватил с собой ружье, подстрелил большого лося.
     Все это  время  Тэтиа  только  и  говорил,  что о страшной силе и
жестокости бурых медведей,  припоминал,  сколько тэва они растерзали и
искалечили.  Эти разговоры он вел для того,  чтобы запугать меня.  А я
был испуган,  я трусил так,  что при одной мысли о бурых медведях меня
начинало тошнить.
     Кутова подстрелил лося на южном  склоне  горы  Обсидиан;  раненое
животное пыталось убежать,  но пало на широкой просеке, спускавшейся к
южному каньону.  Лось лежал на середине  просеки,  на  расстоянии  ста
шагов от леса,  где журчал ручей.  Когда мы потрошили животное,  Тэтиа
сказал,  что он очень беспокоится и жалеет меня:  лес очень далеко,  и
если  первая  стрела не убьет,  а только ранит медведя,  зверь догонит
меня и растерзает на части раньше,  чем я успею добраться  до  леса  и
влезть на дерево. На это мы не ответили ему ни слова.
     Кутова предложил поставить  плетень,  за  который  я  должен  был
спрятаться.  Тэтиа  стал  возражать:  не  стоит  тратить время и силы,
плетень мы поставим,  когда убедимся,  что бурый нашел тушу. Но Кутова
настоял на своем.  Так как ветер дул с запада,  плетень мы поставили к
востоку от туши,  шагах в  пятнадцати  от  нее.  Тэтиа  отказался  нам
помочь,  а  когда  мы  хотели  протащить  куски мяса на восток,  чтобы
медведь нашел тушу по нашему следу,  он заявил,  что мы можем обойтись
без его помощи, а он вернется в наш лагерь и приготовит ужин.
     Мы расстались.  Кутова и я  пошли  на  восток,  волоча  по  траве
огромные куски мяса,  а Тэтиа повернул на север. Когда мы вошли в лес,
Кутова остановился и сказал:
     - Тэтиа  пойдет на все,  чтобы помешать тебе.  Прикрытие он хотел
поставить позднее,  чтобы бурый,  придя во второй раз к  туше,  увидел
плетень,  которого раньше не было. Тогда медведь мог бы встревожиться,
броситься к плетню и растерзать тебя раньше,  чем ты успел бы натянуть
тетиву. Вернемся на опушку леса и посмотрим, что делает Тэтиа.
     Мы спрятались в кустах и стали ждать.  Тэтиа не  было  видно,  но
вскоре  он вышел на просеку и направился к убитому лосю.  В нескольких
шагах от него он остановился и  опустился  на  колени;  высокая  трава
закрывала его до пояса.  Он наклонился,  и нам показалось, что он роет
яму.  Потом он встал, расправил примятую им траву и пошел на север, по
направлению к лагерю. Тогда тронулись в путь и мы.
     - Хорошо, что мы вернулись и выследили его, - сказал Кутова.
     - Что он там делал? - спросил я.
     - Я догадываюсь,  но еще не уверен. Мы все узнаем, когда вернемся
на просеку.
     У подножья гор мы повернули на север,  дошли  до  каньона,  потом
свернули на запад и наконец снова вышли на просеку,  отыскав то место,
где стоял на коленях Тэтиа,  мы нашли пару старых  мокасин,  прикрытых
сухими листьями, ветками и травой.
     - Я  так  и  знал!  Запах  человека  с  подветренной  стороны!  -
воскликнул Кутова.
     Я посмотрел  на  него,  потом  перевел  взгляд  на  мокасины.  Он
догадался, что я ничего не понимаю, и стал объяснять.
     - Бурые медведи обычно избегают  людей  и  на  них  не  нападают.
Только когда они ранены или удивлены, приходят они в бешенство. Запах,
оставленный  здесь  нами,  скоро  рассеется,   но   запах   спрятанных
поблизости мокасин будет держаться несколько дней. Тэтиа надеялся, что
бурый,  почуяв запах человека, повернет назад и больше никогда сюда не
придет. Вот почему он спрятал здесь свои старые мокасины.
     - Отдай их мне!  - попросил я. - Я покажу их ему и скажу все, что
я о нем думаю.
     - Нет,  он не должен знать,  что мы его выследили. Эти мокасины я
спрячу  за  пазуху,  а  когда  мы вернемся в пуэбло,  отдам их ему при
свидетелях.
     Когда мы подошли к лагерю, Кутова еще раз посоветовал мне молчать
и делать вид, будто мы ничего не знаем.
     Тэтиа нас ждал.  За это время он успел поджарить мясо, достать из
дорожного мешка маисовые лепешки и принести воды.  Пока мы ели,  Тэтиа
болтал  безумолку.  Никогда  мы  еще  не  видели  его  таким веселым и
разговорчивым.  С трудом удерживался я,  чтобы  не  сказать  ему:  "Мы
знаем, почему ты весел, знаем, чему ты радуешься!"
     Рано утром мы отправились на просеку и увидели,  что лосиная туша
еще не тронута. На закате солнца мы снова пошли туда; медведя не было;
хищные птицы кружили над мясом. Тэтиа не смог скрыть улыбки.
     Солнце высоко   стояло  на  небе,  когда  на  следующее  утро  мы
поднялись на склон горы и,  посмотрев вниз,  увидели,  что часть  туши
съедена. Тэтиа сердито нахмурился, не понимая, почему запах спрятанных
мокасин не спугнул хищника.  Кутова посмотрел на меня и засмеялся,  но
мне было не до смеху. Настала минута, когда я должен был спуститься на
просеку, спрятаться за плетнем и ждать возвращения страшного зверя.
     - Ну, теперь пойдем туда и осмотрим тушу, - сказал Тэтиа.
     - Нет!  - воскликнул Кутова. - Хищник почует запах человека, если
мы  подойдем к лосю.  Наш молодой охотник один спустится вниз,  а мы с
тобой останемся здесь, на склоне горы.
     Тэтиа не сказал больше ни слова. Взяв лук и четыре стрелы, я стал
спускаться на просеку, а Кутова крикнул мне вслед:
     - Сын мой, будь храбрым!
     Как я хотел,  чтобы до плетня нужно было  идти  несколько  часов,
целый день!  Чем ближе я к нему подходил, тем медленнее шел. Наконец я
спрятался за прикрытием и посмотрел на убитого лося.  Задние ноги  его
были объедены,  и я понял, что только гигантский медведь может ст