,  прошел  сквозь тоннель  и снял
призрачный кокпит  в необычном освещении под  изрытой  штормом  поверхностью
моря. Закончив съемку, возвратился к лестнице маяка и высунул свою маску над
соленой пеной. Набежавшая волна  подсадила  Диди на каменную ступеньку, и он
побрел к маяку.
     После  этого случая  мы  взяли за  правило  никогда  не  погружаться  в
одиночку. Нырять только группами - закон для тех, кто работает в аквалангах.
     Каждое затонувшее  судно для ныряльщика как бы одушевленное существо со
своими отличительными чертами. Каждое из них имеет свою историю, трагическую
или  комическую, волнующую или нелепую.  Мы всегда стремились ознакомиться с
жизнью  судна до того,  как  оно  очутилось на дне,  и иногда  нам удавалось
открыть примечательные страницы в  прошлом  какой-нибудь дремлющей подводной
развалины. Так было с "Дальтоном", буйным рождественским гулякой, так было с
темпераментным  авантюристом  "Рамоном  Мембру",  испанским грузовым судном,
лежавшим на дне близ порта Кавалер на Лазурном берегу.
     Мы  услышали  эту  историю   в  кавалерском   кафе   от  одного  седого
крестьянина.   Мы  несколько  дней  охотились  за  этим  человеком:  он  был
свидетелем гибели "Рамона Мембру" в 1925 году.
     -"Сижу это я на рассвете, - рассказывал он, - с удочкой на мысу Лардье.
Вдруг поразительное зрелище:  прямо на меня идет огромный корабль. Появление
большого судна  так близко  от берега вообще вещь необычная, не говоря уже о
том, чтобы  столкнуться с  ним  носом к носу.  Со  страшным грохотом  "Рамон
Мембру"  врезается  в  скалы.  С  разгону  даже  выскакивает  из  воды.  Нос
оказывается на берегу, а корпус сминается, словно желе. Тут он и остался".
     И двадцать лет спустя наш очевидец дрожал от  волнения, вспоминая  этот
удивительный случай.
     "Весь день испанцы грузили на шлюпки  сундучки  и чемоданы и свозили их
на берег. Наконец таможенный офицер из Кавалера возмутился. Заявил, что если
они не  прекратят  эту  контрабанду,  то  он  опечатает  груз:  пароход  вез
испанские сигары.
     На  следующий  день появился морской буксир. Осторожно стащил  судно за
корму с камней, и - о чудо! - "Рамон Мембру" держится на плаву! Затем буксир
подал трос к носу парохода - трос лопается!
     А  они все  еще торчали у  самого берега, и свежий  ветерок снова понес
пароход  на камни. На  буксире поняли, что тут  надо  спешить, и успели-таки
закрепить другой трос. "Рамона" отвели в Кавалер.
     А ночью вся деревня проснулась от тревоги: испанец загорелся  на рейде!
Все сигары вспыхнули ярким пламенем, "Рамон Мембру" пошел ко дну".
     Мы  обнаружили  "Рамона"  в нескольких  сотнях  ярдах  от  пристани,  в
мутноватой  воде  густоизумрудного  цвета. Мы  были  удивлены, увидев  судно
водоизмещением  в пять-шесть тысяч  тонн.  Люди, которые рассказывали  нам о
затонувших судах, были весьма склонны к  преувеличениям, особенно  же жители
Южной Франции. Однако наш крестьянин, бывший моряк, сказал правду.
     "Рамон  Мембру"  весь  был  покрыт  водорослями,  только  нос  и  корма
оставались незаросшими.  Кругом него в песке  образовалось  нечто вроде рва.
Нам ничего  не  удалось  обнаружить внутри, даже обрывка от  старой сигарной
этикетки  не  нашлось.  Зато мы встретили там  гигантскую  ставриду. Крупная
рыба,  величиной  с  человека,  она  родственна  тунцу,  однако  стройнее  и
грациознее его. Ее еще ни разу не удавалось поймать ни на крючок, ни  сетью.
Нужно провести немало времени под водой, чтобы  увидеть ставриду. Зато какое
это красивое зрелище - большая серебристая рыбина,  царственно скользящая  в
морском  приволье. Они  двигались  гуськом  над гладким дном  совсем рядом с
кораблем, словно следовали  по привычному маршруту. Сегодня они торопились и
нервничали, завтра  беззаботно  резвились.  Однако  момент  их  появления  и
исчезновения  предсказать  было невозможно.  Они  то пропадали на  несколько
дней, то опять появлялись, словно караван в пустыне.
     ...В  районе Пор-Кро на  дне моря лежал небольшой рыболовный траулер  -
чистый,  новенький, с аккуратно сложенными на  палубе сетями  и  бьющимися о
доски пробковыми поплавками. Мы не стали осквернять маленькое судно, но сети
подсказали нам  одну  идею: мы решили  заснять движущийся по дну  рыболовный
трал. Никто еще не видел трал непосредственно в  действии. Рыбаки, всю жизнь
добывающие  рыбу  тралом,  имеют  лишь  теоретическое  представление  о  его
действии. Нападешь на хорошее  место - будешь с рыбой. Вот чуть ли и не все,
что было известно о траловом лове.
     Выбрав  себе место над  травянистым дном, я увидел приближающийся трос.
На конце троса тащился  ненасытный зев, ломая водоросли и  внося переполох в
мир хрупких жителей подводных прерий.  Рыба разбегалась  в  стороны,  словно
кролики  перед  косарем.  Огромный   мешок   трала  проследовал  мимо  меня,
раздуваемый водой. Примятая трава  медленно поднималась. Я удивился, увидав,
как много рыбы спасается от страшной пасти. Диди висел на тросе головой вниз
и  запечатлевал  на кинопленку  разверстую  пасть  дракона,  чтобы  наглядно
показать, сколько рыбы  благополучно  спасается  и сколько  вреда  наносится
подводному пастбищу.
     Нам  приходилось  видеть и  большие  сетевые заграждения, преграждавшие
путь  подводным  лодкам.  Проход   в  заграждении  охранял  морской   буксир
"Полифем".  Престарелое  судно  было  поставлено  сторожить  дверь,  подобно
парижскому консьержу. На ночь "Полифем" закрывал проход, бросая в нем якорь,
и засыпал так с ключом в руках. Буксир покачивался там на волнах и в ночь на
27 ноября  1942 года, когда в Тулоне взрывался  флот, "Полифем"  покончил  с
собой и пошел ко дну, по-прежнему привязанный к сети.
     Мы навестили его год спустя.  Он  лежал  на глубине шестидесяти футов в
удивительно  чистой воде,  а верхушка  его  грот-мачты  находилась  всего  в
четырех футах от  поверхности  моря.  У  нас  закружилась голова,  когда  мы
поглядели   вниз   на   буксир   через    маску.   Совершенно   чистый   сто
пятидесятифутовый корпус, повисшие в  пространстве мачты  и ванты - ничто не
говорило о разрушении. Легкий крен на штирборт только  усиливал  впечатление
полной сохранности. Ни  одна травинка не успела вырасти на  буксире,  только
нежный зеленый пушок, который даже не закрыл краску.
     Внутри судна  было  совершенно пусто. Команда  сняла все  с  величайшей
дотошностью, прежде чем открыть кингстоны.
     На  картах  бухты  Йера  можно  увидеть  маленький кружочек с  надписью
"Epave"  -  скромная  надгробная  эпитафия  над испанским  судном "Феррандо"
водоизмещением в шесть тысяч тонн, затонувшим пятьдесят лет назад. Место его
гибели  точно  обозначено на карте,  однако  найти судно по такому знаку  не
так-то  просто.  Один  местный  житель доставил  нас  на  шлюпке  до  места,
соответствующего кружочку на карте,  но затем вдруг начал  колебаться. "Я не
совсем  уверен,  -  сказал он. - Где-то здесь..."  В пятистах  ярдах  от нас
подпрыгивал на волнах заякоренный  плавучий буй. Наш проводник никогда ранее
не  видел его.  "Возможно,  рыбаки  пометили  место, где потеряли  сеть",  -
произнес он в раздумье.
     Дюма  нырнул  вдоль  якорного  троса  этого  буя  и   обнаружил  могилу
"Феррандо".  От  судна  остался  один скелет, покрытый  множеством  обрывков
сетей.  "Феррандо"  лежал  на левом борту, и  остатки палубы торчали, словно
изрешеченная снарядами артиллерийская мишень.
     Дюма пробрался в главный грузовой трюм. Там было темно и просторно, как
в соборе. Сквозь  отверстия в корпусе проникал внутрь слабый свет, а в одном
месте  зияла огромная дыра, проделанная водолазами,  которые много лет назад
обобрали "Феррандо".
     Дюма проплыл через всю среднюю часть судна и нашел на проникшем  внутрь
песке  четыре  китайских  блюда  с  черными  прожилками.   Кругом  виднелись
нагромождения  серо-зеленого  камня,  уродливые, словно в  бредовом видении.
Диди подобрал один камень и разбил его ударом о переборку. Камень рассыпался
черными  блестящими  осколками  -  это  был  битуминозный   уголь  из  груза
"Феррандо", покрывшийся серым налетом за пятьдесят лет пребывания, в море.
     Выбравшись  наружу, Дюма  увидел  огромные  черные ракушки пинна([11  -
Пинна  -  громадная  длинная  раковина  с  выростами]),  лежавшие  наподобие
могильных камней. Обрывки сетей тянулись, словно  ограда вокруг кладбища, на
котором  были погребены  надежды  многих  рыбаков. Рыбаки  знают, что  около
затонувших судов водится особенно много  рыбы, но они знают также, что здесь
легче всего  потерять свои сети. Стоит пройти поближе, с намерением  набрать
полные  сети, как  вдруг выясняется, что  вы  шли слишком близко и  потеряли
все...
     Диди поплыл  к раковинам. Ярдах в  ста  от винта он увидел нечто  вроде
амфитеатра  на  песчаном  дне.  В  центре  лежала маленькая чаша  тончайшего
японского  фарфора.  Он  положил ее  в  мешок  и поплыл дальше над  россыпью
снарядных осколков, говоривших о  том, что когда-то на поверхности проходили
учебные  стрельбы. Здесь он  нашел дешевое керамическое блюдо. За  много лет
пребывания на  дне  море покрыло его  тонким  узором трещин,  словно  то был
специальный рисунок. Блюдо тоже очутилось в мешке.
     Пора  было  возвращаться, чтобы обойтись без  длительной  декомпрессии.
Только  Дюма  двинулся  к  поверхности, как  вдруг увидел  пересекающую  дно
математически прямую дорогу. Он задержался, чтобы изучить ее поближе. Дорога
терялась вдали в обоих направлениях. Кто  или что  создало  эту дорогу? Куда
она ведет?
     Диди  вынырнул,  неся с собой  найденную посуду.  На следующий  день мы
решили  вернуться,  чтобы посмотреть поближе на таинственную  дорогу, но буй
уже исчез. Мы ныряли снова и снова, стараясь отыскать "Феррандо", однако все
наши старания оказались напрасными.
     Японская чаша и глиняное блюдо стоят на видном месте в новом  доме Диди
в Санари. Каждый посетитель, проявляющий интерес  к  этой находке,  слышит в
ответ  вопрос: не известно ли ему что-нибудь о древнеримских дорогах на  дне
моря?


Глава четвертая. ПОДВОДНЫЕ ИЗЫСКАНИЯ


     После окончания оккупации меня  назначили  в Марсель заведовать сборным
пунктом для возвращающихся моряков. Как-то ночью я стал раздумывать о  своем
прошлом  и  будущем.  Конечно,  я  находился  на  нужной  работе,  но  я  не
сомневался,  что  ее  может  выполнить  любой  офицер.  Между тем  подводные
эксперименты, начавшиеся в  свое время по нашей  собственной инициативе,  не
могли не представлять интереса  для военно-морского флота.  Ныряльщики могли
выполнять  самую  разнообразную  работу,  когда  дело шло о  поврежденных  и
торпедированных судах.
     Чтобы убедить министерство, что  я  принесу  больше  пользы  в качестве
ныряльщика,  я направился  в Париж и  показал адмиралу Андрэ Лемонье  и  его
штабу  фильм  о  работе  на  затонувших  судах  с  участием Дюма и Тайе.  На
следующий  день  я  уже ехал  в  Тулон  с поручением  возобновить  подводные
эксперименты.
     Тайе был счастлив оставить свою временную работу  лесника. Мы привлекли
Дюма  в качестве  вольнонаемного  специалиста  и  заняли  письменный стол  в
канцелярии  начальника  порта,  поставив  дощечку   с   надписью  Groupe  de
Recherches Sous-Marines (Группа подводных изысканий). Начальником группы был
назначен  старший по  чину  Филипп.  Все  наше  снаряжение состояло  из двух
аквалангов.  Разумеется,   это  не   мешало  нам  при   каждой   возможности
рекламировать самих себя в качестве мощного отдела Марин Насиональ.
     В  наше распоряжение направили  трех унтер-офицеров: Мориса Фарга, Жана
Пинара  и  Ги  Морандьера. Дюма преподал  им  краткосрочный  курс  работы  с
аквалангом  и  сделал  их  инструкторами   ныряльного  дела.  Постепенно  мы
обзаводились  средствами,  людьми, мотоциклами, грузовиками, а вскоре  у нас
появилось и свое суденышко - новенькая моторная лодка "Л'Эскилляд".
     После "Л'Эскилляд" мы получили двухвинтовой катер ВП-8 в семьдесят  два
фута  длиной, который  Тайе переоборудовал  в базу для ныряния, установив на
нем специальные  площадки, резервуары со сжатым воздухом и ре-компрессионную
камеру. В это же время мы  изготовили  некоторое количество  аквалангов  для
британского военно-морского флота. Сэр Роберт  Дэвис, изобретатель  аппарата
для  спасения  с  подводных  лодок  и  глава  крупнейшей  в  мире  фирмы  по
производству   ныряльного   и   водолазного   снаряжения,  купил   право  на
изготовление аквалангов в Великобритании.
     Нашим наиболее крупным приобретением был "Альбатрос", настоящая морская
плавучая база для ныряльщиков, переданная нам военно-морским  министерством.
"Альбатросу" было всего два года, однако он успел многое пережить. Он не был
еще  спущен  со  стапелей, не был  даже покрашен,  когда  его  захватили  на
немецкой верфи русские. Они передали судно англичанам, и  оно бросило  якорь
на Темзе. Затем "Альбатрос" очутился во Франции. Некрашеный,  переходивший в
течение  двух лет  из рук  в руки,  он  попал  к нам  в  довольно запущенном
состоянии.  В  группе подводных изысканий  "Альбатрос" нашел,  наконец, себе
счастливую  гавань.  С  огромным  увлечением,  забыв  обо  всем  другом,  мы
принялись  оборудовать наше  новое  судно, которое  окрестили  "Инженер  Эли
Монье"  -  по имени  моего  знакомого  морского  инженера,  погибшего  из-за
несчастного случая во время ныряния.
     Затонувший "Дальтон" сделал из нас глубоководных ныряльщиков, благодаря
"Эли Монье" мы приобщились к  океанографии. На  нем мы  побывали  у  берегов
Корсики, Сардинии, Туниса, Марокко и на просторах Атлантики. С нами выходили
в  плавание  научные работники;  они расширяли  наши познания о море  и сами
увлекались аквалангом, который позволял  им  своими глазами наблюдать  жизнь
глубин.
     Штаб   утвердил   планы   работ   ныряльщиков,   осуществлявшиеся   под
руководством  видных  специалистов, в  том  числе военврачей  Ф.  Дэвилля  и
Дюфо-Казенаба.  Жан  Алина  заведовал нашим  "игрушечным  магазином", где он
изобретал и  изготовлял  новые  маски, скафандры,  оружие  и  аппаратуру для
подводного освещения.  Там мы сконструировали и  "подводные  сани",  которые
позволяли  буксировать  ныряльщика   со  скоростью  шести  узлов([12   -  11
километров в  час]); это во много раз увеличивало наши возможности в области
подводных поисков.
     Мы  придумали  удобное  устройство,  которое  прикреплялось  на  поясе:
маленький  буй  с  тросиком  и  грузом.  В ходе рекогносцировки  на  "санях"
ныряльщик  выбрасывал буй, если замечал что-нибудь  интересное,  и продолжал
движение. Другой ныряльщик мог спуститься в глубину по тросику и обследовать
замеченный предмет.
     Наша  группа   установила  связь  с  океанографическими  и  водолазными
учреждениями Великобритании, Германии, Швеции, Италии.
     В   годы   войны   британский   флот  осуществил   ценные  исследования
восприимчивости организма ныряльщика  к подводным взрывам.  Профессор Дж. Б.
С. Хелдэйн, участник ряда экспериментов, писал:
     "Нужно быть  по-настоящему  отважным  человеком, чтобы искать магнитные
мины в мутной  воде, особенно если вам пришлось видеть, как подрываются ваши
товарищи.  Нужна  сверхчеловеческая  смелость,  когда  знаешь,  что если  ты
поспешишь  наверх,  услышав  шипение  мины,  то  в лучшем  случае  окажешься
парализованным на всю жизнь, а то и изорванным в клочья".
     Нас втравил в это малоприятное дело Дюма - неисправимый любитель острых
ощущений под  водой.Находясь  в  одно  из воскресений  в  Санари,  он  решил
наглушить рыбы  и  швырнул в  воду итальянскую  ручную  гранату. Через  пару
секунд на поверхности  воды  появилось несколько  оглушенных  рыбешек.  Тайе
нырнул и достал  со дна вдесятеро  большее  количество убитой  рыбы  - яркое
доказательство того,  что глушение взрывом  является  крайне  расточительным
способом рыбной ловли, если нет возможности нырнуть и собрать весь улов.
     Дюма бросил вторую гранату. Она  не взорвалась.  Диди выждал  несколько
минут  и нырнул проверить,  в  чем  дело. Граната  лежала на дне на  глубине
пятнадцати футов.  Дюма  увидел, как от нее  поднимается цепочка  пузырьков,
однако  не понял, что это  означает.  Граната взорвалась  как раз под ним  -
самый худший изо всех вариантов, так как взрывная волна идет  в  направлении
менее плотных слоев воды.
     Дюма не  приходилось опасаться осколков, ибо  они  теряют  свою ударную
силу  уже  на  расстоянии  нескольких  футов из-за  сопротивления воды. Зато
взрывная волна, поражая тело человека, может оказаться  смертельной. Тем  не
менее Тайе  увидел, как  Дюма  выбрался на  поверхность и побрел, шатаясь, к
берегу. Весь организм его был потрясен, однако обошлось без повреждений.
     Удар  взрывной  волны  нарушает  мозговую   ткань.  Мы  ознакомились  с
исследованиями англичан и убедились, что Дюма находился  от  места взрыва на
расстоянии,  означающем  верную  смерть;  отсюда   мы  сделали   вывод,  что
сопротивляемость голого человека взрывной  волне значительно превосходит все
предположения.
     И  вот Дюма и Тайе решили проверить эту  гипотезу  поближе.  У Хелдэйна
сказано:  "Для выяснения  грозящей  опасности  полезно  провести  опыты  над
животными,  но  эти  опыты не  говорят нам  точно о том,  что может  вынести
человек. Здесь требуются люди, достаточно смелые или увлеченные своим делом,
чтобы быть готовыми пожертвовать собой".
     Мы  стали попарно  погружаться  в  воду,  в  которой  все ближе  к  нам
производился  взрыв фунтового  заряда ТНТ.  Эксперимент  прекращался  тогда,
когда взрыв начинал причинять нам  слишком уж  неприятные  ощущения. Главная
опасность заключалась  в том, что мы могли получить  внутренние повреждения,
даже ничего и не почувствовав. Тем не  менее мы благополучно  завершили нашу
программу опытов.
     Подводный взрыв динамита неприятно  отдавался в ушах и вызывал ощущение
резкого  удара  по  всему  телу.  Взрыв  фунтового  заряда  немецкого толита
действовал   иначе  -  словно   тяжелый  мешок  с  песком  ударял  в  грудь,
основательно потрясая  весь организм. Поразительно,  до чего близко мы могли
подходить к заряду без последствий для здоровья.
     Взрывчатка одного типа, который я не могу здесь назвать, заставила Тайе
и Дюма  пережить настолько  неприятное мгновение,  что мы решили найти  себе
лучшее  занятие.   Результаты  опытов   и   так  уже  оказались   достаточно
красноречивыми. Первый наш вывод  гласил, что голый  человек обладает лучшей
сопротивляемостью взрыву, чем  водолаз. Этот кажущийся  парадокс объясняется
тем, что взрывная волна распространяется в ткани человеческого тела примерно
с той же скоростью, что в воде: еще одно доказательство сходства между нашей
тканью и морской водой. Слабым местом водолаза оказывается... его шлем: хотя
он и предохраняет голову от ударов извне, но взрывная волна проникает сквозь
мягкий  костюм в тело  и  передается  по  нему  вверх,  а внутри  шлема  нет
контрдавления, которое могло бы нейтрализовать ее действие.
     Неприятно идти на войну, когда  для  всех  остальных  война  кончилась.
Однако таков удел  подрывников и матросов на минных тральщиках, которые ищут
в воде  зловещие предметы, расставленные воюющими  сторонами.  Поиск мин  не
относился к основным обязанностям Группы подводных изысканий, но штабы умеют
выступать  крайне  убедительно,  когда  ставят  новые  задачи подчиненным им
подразделениям.
     Подъем затонувших судов и ремонт доков  в Тулоне были сильно затруднены
наличием   в  окружающих  водах   необнаруженных  немецких   мин.  В  районе
Поркерольских островов существовала большая опасность для судоходства: здесь
в самых неожиданных местах попадались контактные мины. Как обычно, мы начали
свою  работу с расспросов местных рыбаков.  Они показали нам  свою карту; на
ней был нанесен узкий безопасный проход, по которому они выходили в море.
     Мы вышли  на  "Л'Эскилляде