ающими  среди
рамок из темных сосен озерами и широкой лентой замерзшей реки.  То  не  была
мрачная и  зловещая  пустыня,  рисовавшаяся  его  воображению  на  основании
прочтенных книг. Нет, то была чудесная и разнообразная картина среди пейзажа
незапятнанной чистоты. Он блуждал взглядом по этим необозримым просторам,  и
сердце его трепетало от наслаждения, а кровь приливала к щекам.
     Мукоки подошел к нему и, видя  его  погруженным  в  созерцание,  сказал
своим гортанным голосом:
     -- Много есть оленей там, внизу! Много есть оленей! Людей  больше  нет!
Домов больше нет! На двадцать тысяч миль!
     Родерик перевел свои глаза на старого  индейца,  который,  по-видимому,
был также взволнован. Казалось, он старался пронизать своим  горячим  взором
эту бесконечность, заглянуть далеко, еще дальше, до самых  крайних  пределов
обширного Гудзонова залива.
     Ваби приблизился к ним и положил руку на плечо Рода.
     -- Муки,-- сказал  он,--  родился  там,  далеко,  за  пределами  нашего
зрения. Там, когда он был еще совсем мальчиком, он  получил  свою  охотничью
выучку.
     Потом он обратил внимание друга на необычайную прозрачность атмосферы и
связанное с ней кажущееся уменьшение расстояний между предметами.
     -- Видите эту гору, похожую на большое  облако,  до  которой,  кажется,
рукой подать? Она в тридцати милях отсюда.  А  это  озеро,  с  той  стороны,
которое вам кажется,  конечно,  не  дальше  ружейного  выстрела?  Пять  миль
отделяют нас от него. А между тем, если бы лось, олень или  волк  переходили
его, мы бы увидели их совершенно отчетливо.
     Еще несколько минут охотники простояли  так  в  молчаливом  созерцании.
Потом Ваби и старый  индеец  вернулись  к  огню  и  занялись  приготовлением
завтрака, предоставив Роду восторгаться.
     "Какие тайны, еще не разгаданные,-- думал он,-- какие трагедии, еще  не
написанные, какие романы, еще не  задуманные,  какие  сокровища  долларов  и
золота еще скрывает в себе этот огромный Север. Тысячу, миллион веков,  быть
может, он оставался нетронутым, в диких объятиях природы. Очень немногие  из
белых людей проникали в его уединение, а туземные племена,  которые  местами
проходили здесь, вели такое же существование, как и доисторический человек".
     Почти с сожалением услышал Род, что его зовут завтракать. Но он не  мог
пожаловаться на свой аппетит, и романтические мечтания нисколько не помешали
ему воздать должное трапезе.
     Он спросил, скоро ли они двинутся в путь. Но Ваби и Мукоки  уже  решили
не выслеживать сегодня зверей и остаться на стоянке до  завтрашнею  утра  по
нескольким соображениям.
     -- Так как выпал снег,--объяснил ему Ваби,--то мы сможем ходить  теперь
только на лыжах. Вам очень  пригодится  сегодняшний  день,  чтобы  научиться
пользоваться ими. Кроме того, снег занес все звериные  тропы,  какие  только
были. А лоси, олени и, в особенности, волки и пушные звери выходят из  своих
убежищ не раньше, чем после полудня или даже вечером.  Выслеживание  в  этот
час не дало бы никаких результатов. Завтра же,  напротив,  мы  легко  сумеем
различить все следы, которые нам встретятся, и распознать, какого рода  дичь
они нам сулят. Если местность покажется нам удобной для той цели, которую мы
преследуем, то мы здесь осядем и устроим нашу зимнюю стоянку.
     -- А вунги? -- спросил Род.-- Вы полагаете, что  мы  достаточно  далеко
ушли от них?
     В ответ раздалось ворчанье Мукоки:
     -- Вунга не подниматься на гору. Там позади много хороших  мест,  много
дичи. Оставаться там.
     Сотню других вопросов задал еще Род, пока они завтракали, а под  ногами
их расстилалось безграничное белое  пространство,  которое  должно  было  их
поглотить. Каждый ответ  еще  больше  разжигал  восторг  юноши.  Как  только
завтрак кончился, он выразил желание немедленно  же  приступить  к  обучению
лыжному спорту.
     В течение часа Ваби и Мукоки водили его на лыжах туда и  обратно  вдоль
гребня горы, останавливаясь на мельчайших деталях, хлопая  в  ладоши,  когда
ему удавался исключительно хороший прыжок, и весело потешаясь над ним, когда
он кувыркался в снег. В полдень Род, весьма довольный  собой,  находил,  что
все идет как нельзя лучше.
     День протекал великолепно. Однако от Родерика не ускользнуло, что  Ваби
моментами находится под гнетом какой-то непонятной ему тревоги. Пару раз  он
застал его одного сидящим внутри хижины в какой-то молчаливой  задумчивости.
В конце концов он забеспокоился.
     -- Могу я узнать причину вашего настроения? --  спросил  он.--  Чем  вы
недовольны?
     Ваби выпрямился и слегка усмехнулся.
     -- Случалось ли вам когда-нибудь, Род, видеть сон,  который  переживает
ночь и продолжает тяготить вас после пробуждения? Мне приснился такой сон, и
он держится упорнее, чем все ваши ночные кошмары, ибо с тех пор  я  не  могу
заставить себя не беспокоиться о дорогих  мне  людях,  которых  мы  оставили
дома. И больше всего о Миннетаки. Ничего, кроме этого. Вы скажете,  что  это
значит мучить себя понапрасну? Я с вами согласен. Послушайте! Это не  Мукоки
свистит?
     Действительно, старый индеец бегом приближался к ним.
     -- Идти смотреть красивую вещь! -- кричал он.--  Скоро.  Идти  смотреть
скоро!
     Он казался очень возбужденным  и  поспешно  повел  мальчиков  на  самый
крутой выступ горы.
     -- Карибу! -- сказал  он.--  Карибу  сейчас  играть!  --  И  его  палец
выпрямился по направлению к снежному склону, сбегавшему вниз под их ногами.
     На расстоянии около мили от них, а  Роду  казалось  гораздо  ближе,  на
маленькой площадке, расположенной на половине горы  и  летом  представлявшей
собой луг, они  увидели  около  полудюжины  крупных  млекопитающих,  которые
держали себя весьма странным образом.
     Это были карибу, канадские северные олени, чудесные  животные  Северной
Земли, столь же часто встречающиеся за 60њ широты, как и обыкновенные олени,
и о которых Роду приходилось читать в книгах столько изумительных рассказов.
Но он впервые видел их в действительной  жизни,  и  притом  в  их  привычной
обстановке.
     И как раз в этот момент животные приступили  к  своей  любимой,  весьма
любопытной игре, известной в землях Гудзонова залива  под  названием  "танца
северных оленей".
     -- Черт возьми, что это они там делают? -- спросил Род с  изумлением.--
Что с ними стряслось?
     -- Они бешено веселятся,-- прокудахтал Мукоки.
     И он потащил Рода немного вперед, за скалу, которая их скрывала.
     Ваби смочил во рту палец и поднял его в воздух над головой. Это обычный
способ для определения точного направления ветра. Та сторона пальца, которая
противоположна ветру, остается влажной, а другая моментально высыхает.
     -- Ветер для нас благоприятен, Муки,-- сообщил он,-- и они не могут нас
почуять. Удобный случай для выстрела. Иди стреляй, а мы  с  Родом  останемся
здесь и будем смотреть на вас.
     В то время как Мукоки ползком пробирался к  хижине,  чтобы  взять  свое
ружье,  Родерик  продолжал  любоваться  интересным  зрелищем,  происходившим
внизу.
     Еще два оленя присоединились к прежним на  маленькой  площадке.  Солнце
освещало их большие ветвистые рога, когда  они  трясли  головами,  выкидывая
свои забавные антраша. Трое или четверо  из  них  отделились  от  остального
стада и начали удирать прочь с быстротой вихря, как будто за ними гнался  по
пятам смертельный враг. Пробежав две или  три  сотни  метров,  они  внезапно
останавливались и, выстроившись полукругом, делали полный оборот, как  будто
непреодолимое препятствие пресекло их бег. Потом они рассыпались и  с  такой
же неистовой быстротой присоединялись к своим товарищам.
     Еще  одна  игра  привлекла  внимание   Рода,   такая   своеобразная   и
удивительная, что он  был  совершенно  озадачен,  и  в  то  же  время  такая
забавная, что Ваби, стоявший сзади него, все время  давился  от  сдержанного
смеха. Одно из этих быстроногих созданий,  отделившись  от  стада,  начинало
прыгать и брыкаться, взметая все вокруг себя, и,  сделав  последний  скачок,
опускалось прямо  на  ноги  и  застывало  неподвижно,  совсем  как  балетная
танцовщица, закончившая свою  фигуру.  После  чего  оно  симулировало  новое
бегство, и все стадо бежало по его пятам.
     -- Это самые продувные бестии Севера,--  сказал  Ваби,--  притом  самые
проворные и самые  забавные.  Если  ветер  для  них  благоприятен,  то  они,
находясь внизу, чувствуют вас на самой вершине горы и способны услышать  ваш
голос и ваши шаги на расстоянии мили... Но взгляните сюда!
     Он дотронулся до плеча  Рода  и  указал  на  Мукоки,  который  был  уже
довольно далеко и, крадучись, пробирался к оленям между скал и  кустарников.
Каждая минута  приближала  его  к  дичи,  и  Родерик  трепетал,  восхищенный
чудесным ансамблем всей картины. Безмолвные и веселые забавы детей  Пустыни,
осторожное приближение старого индейца, каждое дерево и каждая скала пейзажа
играли свою роль в маленькой драме, ни одна фаза которой не  ускользнула  от
его внимания.
     Прошло пять, десять, пятнадцать минут.  Мальчики  увидели,  что  Мукоки
остановился и поднял палец в воздух, чтобы определить направление ветра.
     Потом он распластался на снегу и медленно пополз, опираясь на руки и на
колени.
     -- Милый, старый Муки! -- пробормотал Ваби, тогда как  Род,  охваченный
нетерпением, судорожно сжимая руки, спрашивал себя, когда же наконец  Мукоки
решится стрелять. Потому что теперь, казалось, он был от стада уже не дальше
чем на расстоянии брошенного камня.
     -- На каком он расстоянии? -- спросил Род.
     -- Трехсот или четырехсот ярдов,-- сказал Ваби.-- Это  слишком  далеко,
чтобы стрелять.
     Мукоки в конце концов превратился в маленькую  черную  точку  на  белом
снегу.
     В этот момент веселые животные почуяли грозящую им опасность. Они вдруг
прекратили свои забавы и в течение нескольких минут оставались на месте, как
парализованные. Треск ружейного выстрела донесся до ушей мальчиков.
     -- Осечка! -- крикнул Ваби.
     Восемь оленей уже бежали, низко пригибаясь к земле.
     Последовал второй выстрел, за ним сейчас же третий, четвертый. Один  из
беглецов упал на колени, потом поднялся и снова побежал. Еще  один  выстрел,
последний заряд Мукоки, и раненое животное опять  упало,  еще  раз  пыталось
встать на ноги, потом грохнулось на землю.
     -- Ловкий выстрел! --  воскликнул  Ваби.--  Сегодня  за  обедом  поедим
свежего мяса.
     Мукоки, разрядив ружье, пошел  по  лужайке,  теперь  уже  опустевшей  и
покрасневшей от крови, где  всего  несколько  минут  тому  назад  веселились
олени.
     Вытащив нож, он опустился на колени близ шеи упавшего животного.
     -- Я сойду вниз, чтобы немного помочь ему,-- сказал Ваби,-- а вы,  Род,
оставайтесь здесь. У  вас  ноги  еще  слишком  слабы,  и  вам  трудно  будет
подниматься обратно. Подкиньте лучше веток в костер. Мы  с  Мукоки  принесем
мяса.
     Родерик, оставшись один, занялся собиранием дров на ночь и упражнялся в
хождении на лыжах. Он сам удивлялся своим успехам, недоумевая,  как  это  он
наловчился  ходить  с  такой  непринужденностью   в   этой   непривычной   и
стеснительной обуви.

Глава VIII. Мукоки тревожит покой старых скелетов

     Уже начинало  темнеть,  когда  Ваби  и  Мукоки  вернулись,  нагруженные
оленьим мясом. Они занялись приготовлением к обеду в  спешном  порядке,  так
как на следующий день и вообще в ближайшие дни  предполагалось  выступать  в
поход до зари и делать привал лишь с наступлением ночи. Поэтому  было  очень
важно хорошо выспаться.
     Все трое товарищей одинаково горели нетерпением  поскорее  начать  свои
охотничьи подвиги. Даже Волк, потягиваясь худощавым туловищем, вбирал в себя
воздух широко открытой  пастью,  как  будто  бы  он  заранее  устал  от  тех
драматических событий, в которых ему суждено было сыграть свою роль.
     -- Если у вас хватит силы,-- сказал Ваби Роду, поглядывая на него из-за
своего куска оленины,-- так мы с завтрашнего дня будем проходить по двадцати
пяти, тридцати миль, в случае необходимости конечно. Ведь возможно, что  уже
завтра днем мы натолкнемся на хорошее место для охоты, но не менее  возможно
и то, что мы проищем его двое-трое суток. Так или иначе, больше мы не станем
терять времени понапрасну. Ура! Близится час крупной игры.
     Роду казалось, что он только что заснул,  когда  он  почувствовал,  что
кто-то трясет его за плечо. Открыв глаза, он увидел перед собой  улыбающееся
лицо Ваби, освещенное отблесками яркого пламени.
     -- Ну, Род! Пора! -- сказал ему  товарищ.--  Утренний  завтрак  согрет,
весь багаж уже уложен на сани. А вы все еще предаетесь своим грезам.  О  чем
или о ком?
     -- О Миннетаки,-- ответил Род  с  откровенностью,  в  которой  не  было
ничего искусственного.
     Он встал, привел в порядок свое платье и пригладил растрепанные волосы.
Ночь была еще совсем черная, и, взглянув на  часы,  он  убедился,  что  было
всего четыре часа утра. Мукоки  уже  сервировал  завтрак  на  плоском  камне
вблизи огня.
     Завтрак был быстро окончен, и маленький караван тотчас  же  двинулся  в
путь. Род был в отчаянии от потери своего  ружья.  Охотничий  рай  разверзал
перед ним свои врата, а он был безоружен.
     Так как он жаловался на свою несчастную участь, то Ваби  предложил  ему
попеременно пользоваться его собственным  ружьем.  Большой  револьвер  также
будет переходить из рук в руки,  и  каждый  из  них,  в  случае  надобности,
использует его наилучшим образом. Родерик  был  счастлив  таким  разрешением
вопроса, и Ваби настоял, чтобы именно он в первую  очередь  получил  в  свое
распоряжение столь желанное оружие.
     Когда они перебрались через камни, усеивавшие вершину горы, и вышли  на
ровный склон, мальчики впряглись вместе в сани, тогда как Мукоки шел впереди
и прокладывал тропу.
     Родерик впервые видел процесс проложения тропы и любовался при  бледном
свете зарождающейся зари искусством старого индейца.  Мукоки,  который  слыл
самым искусным "прокладывателем троп", делал на своих лыжах огромные шаги, и
при каждом шаге из-под его ног взлетал в воздух настоящий снежный фейерверк.
На земле, освобожденной  таким  образом  от  мягкого  снега,  образовывалась
широкая тропинка с твердой поверхностью, по которой Роду и Ваби  было  очень
легко за ним следовать.
     Когда они были у подножья горы и  прошли  около  полумили  по  ложбине,
Мукоки остановился. Указывая  пальцем  на  любопытный  отпечаток  на  снегу,
индеец сказал:
     -- Лось!
     Род наклонился, чтобы посмотреть.
     -- След не старый,-- сказал Ваби.-- Он еще не замерз, и снег едва успел
прийти  в  равновесие.  Маленькие  комочки  еще  скользят  друг  по   другу,
посмотрите, Род! Это большой самец, здоровый малый, и не больше часа, как он
прошел здесь.
     По  мере  того  как  охотники  подвигались   вперед,   следы   животных
становились все чаще и чаще, разоблачая их беготню взад  и  вперед  и  дикое
ночное возбуждение. Прежде  всего  они  наткнулись  на  след  лисы,  который
пересекли несколько раз. Они установили, что эта маленькая ночная злодейка в
конце концов загрызла крупного зайца. Снег был покрыт кровью  и  шерстью,  и
часть маленькою тела еще не была съедена.
     Ваби остановился в раздумье и стал пристально разглядывать лисий след.
     -- Самое главное было бы знать, какая это лисица,-- произнес  он.--  Но
это нам неизвестно. Это лисица, и все тут! Все следы  этих  животных  сходны
между собой, независимо от их породы. А между тем с  денежной  точки  зрения
вопрос имеет принципиальное  значение.  Лиса,  которая  прошла  здесь,  быть
может, представляет собой целое состояние...
     Мукоки закудахтал, как будто эта  счастливая  перспектива  уже  заранее
наполнила его радостью.
     -- Объясните, в чем дело, Ваби? -- спросил Род.
     -- Вот! -- пояснил Ваби.--  Возможно,  конечно,  что  это  обыкновенная
красная лисица, и тогда цена ей не больше  десяти  --  пятнадцати  долларов.
Если это черно-бурая лиса, она стоит  от  пятидесяти  до  шестидесяти  и  от
семидесяти пяти до ста, если это то, что мы называем "крестовкой",  то  есть
помесь черной с серебристой. А если это...
     -- ...огромная серо-серебристая...-- прокудахтал Мукоки.
     -- ...тогда,-- продолжал Ваби,-- ее шкура стоит двести  долларов,  если
она обыкновенная, и от пятисот до тысячи, если это редкий экземпляр.  Теперь
вы понимаете, Род, почему нам желательно было бы удостоверить  ее  личность?
Серебристая, черно-бурая или  "крестовка"  стоила  бы  того,  чтобы  за  ней
гнаться. Но весьма возможно, что это всего лишь красная, и тогда  мы  только
даром потратили бы время.
     Образование Рода продолжало пополняться. Он видел следы волков, которые
можно было принять за следы больших собак. Потом  легкие  следы  от  оленьих
копыт и очень широкие, с растопыренными когтями,  следы  бродячей  рыси.  Но
ничто не произвело на него большего впечатления, чем огромные,  величиною  с
его голову, дыры, оставленные в снегу лосем. Какое это, верно, было огромное
животное! Он научился также отличать следы оленя от следов маленького  лося,
хотя с первого взгляда они были очень схожи.
     Пять-шесть  раз  в  течение  утра   спутники   останавливались,   чтобы
передохнуть. В полдень Ваби подсчитал, что они сделали около двадцати  миль.
Хотя Род начинал чувствовать усталость,  он  объявил,  что  способен  пройти
сегодня еще с десяток миль. Они пообедали.
     Дальше вид  местности  изменился,  поверхность  почвы  стала  неровной.
Маленькая речка, по течению которой они подвигались, превратилась  в  поток,
шумно несущийся между замерзшими берегами. Снова появились наносные валуны и
скалистые пласты, обрамленные лесистыми холмами. Новая цепь скалистых крутых
гор показалась на востоке. Стали более многочисленны также и маленькие озера
в своих замерзших бухточках.
     Но что в особенности радовало сердца наших охотников, так это  изобилие
следов, свидетельствовавшее о наличии  дичи  и  пушных  зверей.  Здесь  было
достаточно мест, точно нарочно созданных для зимней стоянки. Но трудно  было
решить, на каком из них остановить свой выбор. Спутники замедлили шаги.
     Наконец,  взобравшись  под  предводительством  Мукоки   на   последний,
довольно высокий холм, который преграждал им путь,  они  остановились  и  не
могли удержаться от радостного возгласа.
     Место  было  идеальное,  и  его  дикая  красота   поразила   их   своей
неожиданностью.  В  глубине  скалистой   чаши,   окруженной   величественным
амфитеатром  из  кедровых,  сосновых  и  буковых  лесов,   спало   маленькое
очаровательное озеро; с одной стороны к  нему  примыкала  небольшая  плоская
поверхность, которая летом, по всей вероятности, представляла собой луг.
     Мукоки, ни слова не говоря, сбросил на землю тяжелы и тюк, которым  был
нагружен. Род сделал то же со своим, а Ваби выпрягся из  ремней,  с  помощью
которых тащил сани. Даже Волк, натянув веревку, погрузил свои жадные глаза в
котловину, как будто понимал, глядя на  своих  хозяев,  что  зимняя  стоянка
найдена.
     Ваби первый прервал молчание.
     -- Как находишь ты это место, Мукоки? -- спросил он. Мукоки  закудахтал
с нескрываемой и безграничной радостью:
     -- Очень красивое и хорошее! Мы иметь тут чудесную зиму! Много дров для
огня! Никого кругом!
     Оставив багаж и Волка, привязанного к саням, трое мужчин  спустились  к
озеру.
     Но едва успели они подойти к берегу, как Ваби остановился и  вздрогнул.
Указывая товарищам на лес, расположенный на противоположном берегу озера, он
воскликнул:
     -- Смотрите!
     Там, наполовину скрытая среди сосен, стояла хижина. Даже на  расстоянии
можно было догадаться, что  она  покинута  людьми.  Масса  снега  навалилась
вокруг   нее.   Дым   не   поднимался   над   крышей.   Никаких   признаков,
свидетельствовавших о жизни.
     Обойдя озеро, охотники направились к хижине.
     Осто