препятственно пробрался в их тени и, притаившись за
стволом  дерева,  стал  всматриваться  в  открытое   пространство,   которое
расстилалось перед ним. Снег падал теперь не так густо, и его глаз  различал
предметы, находившиеся на довольно далеком расстоянии.
     Волнение его  дошло  до  предела.  Чмоканье  рыжей  белки,  раздавшееся
неожиданно  над  самым  его  ухом,  заставило  его  вздрогнуть.  Потом   ему
показалось, что он слышит немного поодаль, в темноте,  какой-то  шорох,  как
будто кто-то зацепился нечаянно ружьем за ветку дерева.
     Вдруг ему померещилось, что из темноты выплывают  две  едва  различимые
тени. Он протер рукавицей глаза, мокрые от снега, который  таял  у  него  на
лице, и стал пристально, со страшным напряжением всматриваться вдаль.
     Теперь уже не было никакого сомнения. Две тени, заставившие только  что
вспорхнуть птицу, молча приближались.
     Их силуэты скоро стали вырисовываться более четко. Он  уже  видел,  что
это были двое мужчин. Они  подвигались  с  крайней  осторожностью,  метр  за
метром, почти что крадучись по земле, как он сам за  минуту  перед  тем,  и,
казалось, также готовились к встрече с врагом. Ваби приложил ружье к  плечу.
Он был невидим, и положение складывалось в его пользу. Он держал обе тени на
прицеле. Жизнь или смерть зависела от нажима его пальца на курок ружья.
     Его обезумевшее воображение рисовало Рода и Мукоки, сраженных в схватке
и убитых двумя вунгами (потому что он не сомневался уже в тождественности  с
ними этих двух теней), которые возвращались теперь обратно по следам,  чтобы
убить и его. Да, да это так... И его палец начинал незаметно нажимать курок.
     Он готов был уже выстрелить,  когда  две  тени,  находившиеся  от  него
теперь не больше чем в двадцати ярдах остановились и, приблизившись  одна  к
другой, стали, по-видимому, совещаться. Ваби опустил  свое  ружье  и  напряг
слух, стараясь уловить, что они говорили.
     Тени разговаривали приглушенными голосами. Но тишина была  так  велика,
что их бормотанье долетело до него. На момент один  из  собеседников  слегка
повысил голос, и он услышал:
     -- All right!
     Ну конечно же не Вунга стал бы так выражаться. И интонация была слишком
чиста.
     Тогда, в свою очередь, он позвал едва слышно:
     -- Род, это вы? Эй, Муки... Род... Муки!
     Через секунду трое друзей были уже  вместе,  молча  сжимая  друг  другу
руки, так что кости трещали. Смертельная бледность Рода,  сверхъестественное
напряжение в бронзовых чертах Ваби и Мукоки свидетельствовали  достаточно  о
той тревоге друг за друга, которую они только что пережили.
     -- Это вы стрелять? -- прошептал Мукоки.
     -- Нет, я не стрелял,--  ответил  Ваби,  и  глаза  его  расширились  от
удивления.-- А вы?
     -- Нет.
     Одно слово сорвалось с уст старого индейца. Но  оно  заключало  в  себе
целый сонм вопросов и новых тревог. Пять ружейных выстрелов. Кто же в  таком
случае стрелял?
     Род и Мукоки предполагали, что это Ваби, как он сам думал, что это они,
и они вернулись обратно,  чтобы  оказать  ему  помощь,  если  бы  он  в  ней
нуждался.
     -- Я думать,-- сказал Мукоки,-- враги засесть здесь.
     И он показал  пальцем  на  кедровый  лес.  Ваби  ограничился  тем,  что
отрицательно покачал головой.
     Не зная, что предположить, они продолжали все трое  стоять  на  том  же
месте. Одинокий вой волка донесся до них на расстоянии около полумили.
     -- Зверь, должно быть, напал на человеческий след,-- сказал Ваби.--  Не
думаю, чтобы это был мой, судя по направлению звука.
     Ни один звук не нарушал больше спокойствия надвигающейся  ночи.  Мукоки
двинулся в путь, и оба мальчика последовали за ним.
     Они прошли  так  около  четверти  мили.  Долина  все  больше  и  больше
суживалась, и русло замерзшего потока терялось среди огромных массивов скал,
которые, теснясь и налезая друг на друга, образовывали  дикие  нагромождения
крутых  утесов.  Несколько  дальше  оно  совершенно  исчезало  между   этими
циклопическими  скалами,  и  поток  уходил  под  землю.  Не   было   никакой
возможности пройти дальше.
     Покинув долину, путники стали карабкаться вверх среди наносных каменных
глыб. Скоро они добрались до гребня, где под навесом большой скалы,  которая
служила прекрасной защитой от снега и от ветра,  дувшего  с  противоположной
стороны, еще тлели остатки костра.
     Это было то место, где  Род  и  Мукоки  сделали  привал  и  откуда  они
вернулись  обратно  к  Ваби,  услыхав  треск  пяти   таинственных   ружейных
выстрелов.
     Место было на редкость удобное, и трудно было  найти  что-нибудь  более
подходящее для стоянки после  целого  дня  утомительной  ходьбы  по  мягкому
снегу. Мукоки уже разложил костер из благоухающих сосновых веток и пристроил
на вертеле возле огня большой кусок консервированной дичи,  но  в  тревожной
спешке ухода старый индеец так и оставил его лежать у огня.
     Оба мальчика, казалось, были  в  восторге  и  обменивались  счастливыми
взглядами,  несмотря  на  внутреннюю  тревогу,  которая  их  угнетала.   Они
готовились устроиться на ночь в этом уютном убежище и начали  уже  раздувать
огонь. Но, случайно подняв глаза на  Мукоки,  остановились,  удивленные  его
поведением.
     Старый проводник стоял совершенно неподвижно, опираясь на свое ружье, и
вся его фигура  выражала  явное,  хотя  и  безмолвное,  неодобрение  работы,
которой они занялись.
     Ваби, одним коленом опираясь на землю, посмотрел  на  него  вопрошающим
взглядом.
     -- Не делать огонь,-- пробормотал старый индеец, качая головой.--  Идти
дальше, вверх по горе.-- И он протянул по направлению к северу свою  длинную
руку.-- Река,-- сказал он, -- обходить горы через  скалы,  потом  образовать
водопады и после больших болот хорошее место для лосей.  Потом  снова  стать
широкая и ровная. Мы пройти по  верху  горы,  снег  падать  всю  ночь.  Утро
наступить и никакого следа для вунгов. Если остаться здесь, сделать  хороший
след утром. Вунги гнаться, как дьяволы. Очень легко видеть.
     Ваби выпрямился, и горькое разочарование  отразилось  на  его  лице.  С
самого раннего  утра  он  безостановочно  шел,  а  несколько  раз  ему  даже
приходилось бежать. Он  чувствовал  усталость,  совершенно  достаточную  для
того, чтобы, во имя возможности поужинать и выспаться, подвергнуть себя  без
колебаний небольшой опасности.
     Положение Рода было еще хуже, хотя он прошел меньший  путь.  В  течение
нескольких минут огорченные мальчики молча смотрели  друг  на  друга,  всеми
силами старались скрыть свою досаду, вызванную требованием Мукоки.  Но  Ваби
был слишком рассудителен, чтобы решительно  воспротивиться  желанию  старого
индейца.  Если  тот  утверждал,  что  было  опасно  провести  ночь  на  этом
привале,-- ну что ж! -- приходилось верить  ему  и  сказать  "нет"  было  бы
безумием.
     Тогда, скрывая под улыбкой свое  огорчение  и  стараясь  изо  всех  сил
подбодрить Рода, который в этом очень нуждался, Ваби стал снова  прилаживать
на плечи свой  мешок,  уже  сброшенный  на  землю.  Мукоки  в  свою  очередь
подбадривал бедного мальчика:
     -- Взобраться на гору. Не очень далеко идти. Две  или  три  мили.  Идти
медленно. Тогда привал и хороший ужин.
     Кое-какой разгруженный уже багаж был запакован  и  привязан  к  санкам,
путники двинулись в дорогу, оставляя новый след вдоль причудливого и  дикого
гребня горы.
     Ваби шел впереди, неся свой мешок на спине, чтобы  несколько  облегчить
сани, и выбирал самые удобные места, где  они  могли  бы  проехать.  Лезвием
своего топора он обрубал кусты и ветки, преграждавшие путь. Шагов на  десять
сзади шел Мукоки, таща сани, к которым крепкой веревкой привязан  был  Волк.
Родерик, нагруженный легким тюком, заключал шествие.
     Он дошел до предела усталости и совершенно  утратил  бодрость  духа.  С
большим трудом различал он смутно вырисовывавшийся иногда в  темноте  силуэт
Ваби. Мукоки, перегнувшийся пополам под тяжестью своей упряжки,  был  совсем
неуловим. Один только Волк был от него настолько близко, что  мог  составить
ему компанию.
     Первоначальное  восхищение  Рода  дикой  красотой  окружающей  природы,
прелестью  вольной  жизни  было  настолько  велико,  что  не  могло   быстро
исчезнуть.  Однако  сейчас,  в  эту  печальную  ночь,  мысль  Рода  невольно
переносилась  в  Вабинош-Хоуз,  где  он  хотел  бы  теперь  сидеть  рядом  с
Миннетаки, которая рассказывала бы ему  какую-нибудь  прелестную  легенду  о
звере или птице, встреченной  ими  днем.  Насколько  этот  разговор  был  бы
приятнее, чем теперешнее положение! Но его грезы, в  которых  царил  призрак
маленькой очаровательницы, были прерваны самым неожиданным и  притом  весьма
неприятным образом.
     Мукоки остановился на минутку, чтобы передохнуть, Родерик же не обратил
на это внимания и продолжал шагать вперед, притом так усердно, что  в  конце
концов наткнулся  на  сани  и  растянулся  на  них  во  всю  длину.  Пытаясь
подняться, он ухватился за упряжку индейца, который от  неожиданного  толчка
потерял равновесие, в свою очередь перевернулся и повалился на него.
     Услышав шум, Ваби пошел посмотреть, что случилось, и застал их обоих  в
весьма комичном положении. Это происшествие оказалось очень  кстати,  потому
что мальчик хохотал от души, помогая Мукоки  выпутаться  из  упряжки.  Потом
поднялся Род и, отряхиваясь от снега, залепившего ему глаза, уши и даже шею,
присоединился к смеху Ваби, и его мрачные мысли бесследно рассеялись.
     Гребень становился все более  и  более  узким;  беспрерывно  подвигаясь
вперед, охотники слышали, как по левую  руку  от  них,  внизу,  бурно  ревел
поток, быстрое течение которого еще не было сковано  льдом.  Там  находилась
пропасть, которую они чувствовали, не видя. Наносные  камни  и  целые  глыбы
скал,  разбросанные  или  нагроможденные  друг  на   друга   доисторическими
катаклизмами, заграждали теперь их путь,  и  они  могли  подвигаться  вперед
только с большой осторожностью, следя за каждым своим шагом.
     По мере того как они шли, рев потока становился все громче,  и  наконец
перед глазами Рода с правой стороны выросла огромная  неясная  тень,  высоко
поднимавшаяся к небу.  Наступил  момент,  когда  Мукоки  и  Ваби  поменялись
местами.
     -- Муки уже проходил здесь,-- крикнул Ваби в ухо Роду.-- Я предоставляю
ему вести нас потому, что переход небезопасен. Под нами поток устремляется в
пропасть с головокружительной высоты. Слушайте!
     Шум воды стал действительно так силен,  что  он  почти  заглушал  голос
Ваби. Волнение Рода дошло до  апогея,  и  он  забывал  из-за  него  о  своей
усталости. Никогда в своих  мечтах  о  самых  безумных  приключениях  он  не
предвидел такого часа. Он широко открывал глаза и  уши  и  старался  уловить
взором пейзаж, которого не видел, но слышал и чувствовал вокруг себя.
     Вдруг, в минутном проблеске снежного затишья, он увидел,  как  огромная
тень, поднимавшаяся в темноте справа от него, приняла  четкие  очертания,  и
уяснил себе впервые положение свое и своих  товарищей.  Эта  тень  оказалась
гигантской горой, но они шли вовсе не по ее кряжу,  а  по  скалистой  горной
цепи,  которая  тянулась  по  склону.  Слева   открытая   пропасть   отвесно
низвергалась в бурлящий мрак. Наткнувшись случайно ногой  на  кусок  дерева,
Род поднял его и бросил в пустоту. Потом он прислушивался  в  течение  одной
или двух минут, но не услышал ничего, кроме того же оглушительного  грохота,
который не прекращался ни на секунду. Дрожь пробежала у него по  спине.  Да,
это были ощущения, которых он никогда прежде  не  испытывал,  да  и  не  мог
испытать на улицах большого города.
     Скалистая горная цепь продолжала подниматься все круче  и  круче.  Ноги
наливались свинцовой тяжестью. Из-за  окутавшего  все  мрака  в  двух  шагах
ничего не было видно. Особенно трудно приходилось Ваби, который тащил  сани.
Несмотря на свою рану и утомление, Род стал  помогать  ему,  подталкивая  их
сзади.
     Восхождение продолжалось  в  течение  получаса,  и  шум  водопада  стал
постепенно затихать, а потом и совсем заглох. В то же  время  казалось,  что
стена тени опустилась. Наконец она вовсе исчезла.
     -- Стоп! -- закричал Мукоки.
     Караван  дошел  до  вершины  горы,  которая  была  хоть  и   достаточно
внушительной высоты, но далеко не столь огромна, как сперва показалось Роду.
     Ваби со  вздохом  облегчения  сбросил  свою  упряжь,  Родерик  испустил
радостный возглас. Что касается Мукоки, то он со своей обычной неутомимостью
тотчас же отправился на поиски места, удобного для стоянки.
     На этот раз снова громадная скала приняла их под свою сень. Род и  Ваби
помогли индейцу срезать сосновые ветки для  устройства  хижины  и  постелей,
после того как с земли был тщательно  сметен  снег.  Часом  позже  все  было
кончено и уже потрескивало веселое пламя костра. Мертвые тополя,  валявшиеся
на земле,-- наилучшее топливо, какого только можно было желать,-- в изобилии
снабдили их дровами. Только тогда товарищи  заметили,  что  они  голодны,  и
Мукоки было поручено позаботиться об  ужине.  Кофе  и  консервы  скоро  были
готовы.
     Стена скалы выполняла роль рефлектора, отражая  с  удесятеренной  силой
благодетельную теплоту огня и его раскаленный свет.  В  этом  жарком  блеске
Род, окончив еду, почувствовал, что его непреодолимо клонит  ко  сну.  Не  в
силах больше бороться, он дотащился, уже почти спящий, до хижины и закутался
в одеяло на своей пахучей сосновой постели. Через несколько минут никто  уже
не существовал для него.
     Последним  образом,  который  сознательно  восприняли  его  глаза,  был
Мукоки, громоздящий на костре  одно  полено  за  другим,  и  пламя,  которое
взвилось почти на четыре метра в высоту и осветило во мраке сказочный пейзаж
горного хаоса.

Глава VII. Танец оленей

     Только когда Родерик лег  спать  и  его  нервное  напряжение  ослабело,
сказались последствия чрезмерных усилий, проявленных им,  несмотря  на  свою
рану, в течение истекшего дня.
     Тревожные, мучительные кошмары прерывали его  лихорадочный  сон.  В  то
время как Ваби и старый индеец, лучше его  вооруженные  против  усталости  и
волнующих впечатлений Пустыни,  мирно  отдыхали,  вкушая  сладкий  сон,  наш
горожанин неоднократно просыпался, как от толчка, с глухим стоном или резким
криком, думая, что спасается  от  какой-то  страшной  опасности.  И,  только
проведя рукой по глазам и наполовину приподнявшись на локте, он отдавал себе
отчет, что все пережитые им страхи были простым кошмаром.
     Во время одного из этих пробуждений, когда он в десятый раз приподнялся
на своем ложе, ему показалось, что он слышит шаги. Он расправил свои  члены,
протер глаза, посмотрел на темные и неподвижные фигуры спящих  товарищей  и,
убежденный, что это опять был сон, снова опустился на сосновые ветки.
     Ему показалось, что снова послышался едва уловимый  шум,  и,  подскочив
как на пружине, он в один миг выпрямился на своем ложе. Больше не могло быть
сомнений. Он дал бы голову на отсечение, что ясно слышал  совсем  близко  от
хижины скрип снега под  чьими-то  осторожными,  мягкими  шагами.  Он  затаил
дыхание и стал напряженно слушать. Ни один звук не  нарушал  тишины,  только
головешки слегка потрескивали в костре. Конечно, ему опять приснилось, и  он
натянул на себя одеяло, как вдруг...
     Сердце его перестало биться. Кто там был?
     Теперь  уже  совершенно  проснувшись,  с  широко  раскрытыми   глазами,
чувствуя, как все его мускулы напрягаются в ожидании  возможной  борьбы,  он
медленно и осторожно поднялся на ноги.  Шаги  и  скрип  снега  стали  теперь
совершенно  отчетливы.  Кто-то  ходил   позади   хижины.   Удалялся.   Потом
останавливался.   Колеблющееся   пламя   полуугасшего   костра    продолжало
отбрасывать красноватые блики на высокую стену скалы.
     При этом неверном свете Род увидел что-то  движущееся.  Неясная  фигура
ползком подбиралась к уснувшей хижине.
     Сделав это открытие, мальчик  в  первый  момент  замер  на  месте,  как
прикованный. Но тотчас же у него мелькнула мысль, что вунги выследили  их  и
теперь  собираются  сделать   неожиданное   нападение   на   спящих.   Почти
одновременно рука его наткнулась на дуло ружья Ваби.  Холод  стали  заставил
его вздрогнуть.
     Уже поздно было будить товарищей. В тот самый момент, когда он тащил  к
себе ружье, фигура выросла близ скалы и пригнулась,  чтобы  сделать  прыжок.
Прерывистое дыхание Рода, треск выстрела,  прозвучавшим  как  раскат  грома,
крик боли -- и вся хижина была на ногах.
     -- Нападение! -- кричал Род.-- Скорей! Ваби! Мукоки!
     Белый  юноша  стоял  на  одном  колене  с  дымящимся  ружьем  у   щеки,
направленным на скалу. Там, в темноте, несколько поодаль от огня,  судорожно
корчилось в предсмертных муках какое-то тело.
     Худощавая фигура старого индейца с ружьем у плеча опустилась на  колени
рядом с Родом, а над их головами Ваби, вытянув руку, направлял свой огромный
револьвер, дуло которого блестело при свете костра.
     После минуты напряженного ожидания Ваби прошептал:
     -- Они ушли.
     Род ответил дрожащим от волнения голосом:
     -- Одного я уложил.
     Мукоки, раздвинув ветви, из  которых  была  построена  хижина,  рискнул
выйти наружу, все время оставаясь начеку. Мальчики увидели,  как  он  обошел
скалу, прячась в ее тени, и приблизился  к  жертве  Рода.  Подойдя  к  телу,
теперь уже неподвижному,  он  наклонился  над  ним,  потом  выпрямился  и  с
ворчанием швырнул останки их врага в пространство, освещенное костром.
     -- Вунги! А! А! Род убить красивую жирную рысь,-- крикнул он.
     Род отшатнулся, немного сконфуженный, и вернулся в  хижину,  тогда  как
Ваби, испустив  веселый  крик,  раскатившийся  в  темноте,  присоединился  к
Мукоки.
     -- Вунги! А! А! -- кудахтал старый индеец.-- Рысь  красивая  и  жирная,
пуля попасть прямо в морду.
     Род вышел из своего убежища и присоединился  к  товарищам,  сделав  при
этом мину, которая напомнила Ваби блеющего барашка.
     -- Да, хорошо вам теперь смеяться надо мной,-- протестовал он.-- А  что
было бы, если бы это и  в  самом  деле  оказались  вунги?  Пожалуйста!  Если
когда-нибудь на нас опять нападут, я не двинусь  с  места.  Предоставлю  вам
прогонять их.
     Хотя друзья и подшучивали над  ним,  но  Род  в  глубине  души  страшно
гордился своей  рысью.  Это  было  крупное  животное,  вероятно  голодное  и
привлеченное остатками еды. Оно осторожно изучало местность, в то время  как
мальчик сделал выстрел. Что же касается Волка, то  он  благоразумно  молчал,
видя, что речь идет не о человеке, а всего лишь о рыси, которая  к  тому  же
является его прирожденным врагом.
     Мукоки поспешил выпотрошить животное, пока оно было еще теплым.
     -- Вы идти спать,-- заявил он обоим юношам.-- Я  разжечь  огонь,  потом
тоже спать.
     Это трагикомическое происшествие освободило Рода от его кошмаров, и  он
заснул теперь более спокойно.
     На другое утро он проснулся поздно. Снег за  ночь  перестал,  и  солнце
сияло  на  небе.  Ваби  и  старый  индеец  возились  уже  снаружи,   занятые
приготовлением завтрака, и веселое насвистывание  товарища  напомнило  Роду,
что опасность нападения вунгов миновала. Не теряя времени, он живо  поднялся
с постели.
     Вокруг стоянки, которая была на самой вершине горы, открывалась широкая
и чудесная панорама. Деревья, скалы, сама гора -- все было  покрыто  толстым
слоем снега, ослепительно белого и сверкающего под солнечными лучами.
     Тайга предстала перед ним во всем своем величии. Насколько  далеко  мог
видеть глаз, безбрежная белая ширь развертывалась миля  за  милей  к  северу
вплоть до Гудзонова залива.  В  блаженном  упоении  Род  охватывал  взглядом
тянувшуюся под ним черную линию лесов, потом долины  и  холмы,  которые  без
конца чередовались друг с  другом,  местами  прорезанные  сверк