особствовать выполнению их планов.  Будь  в
их распоряжении небесные громы и молнии, и тогда они не  смогли  бы  столь
своевременно и смертельно поразить своего популярного соперника,  как  это
само собой случилось.
   Между тем, подчиняясь приказанию барина, Транкель  спешил  -  возможно,
слово это здесь не подходит, - итак, он спешил выполнить,  его  поручение.
Понурив  голову,  неуверенным  шагом  он  отправился  знакомой  дорогой  в
полицейский участок. Покинув дом банкиров и оставив слева рижский замок  с
желтыми стенами - резиденцию генерал-губернатора края, он  прошелся  между
палатками рынка, где торгуют всякой всячиной: разным хламом, безделушками,
ветошью,  образками  и  кухонной  посудой;   затем,   для   бодрости,   он
раскошелился на  чашку  горячего  чая  с  водкой,  которым  бойко  торгуют
разносчики, со вздохом покосился на молоденьких прачек, пересек ряд  улиц,
где  повстречал  везущих  тележки  каторжников,   за   которыми   наблюдал
надзиратель.  С  почтением  посмотрел  он  на  этих  несчастных,   которых
нисколько не порочит суровый приговор к каторжным работам за  какие-нибудь
незначительные провинности, и, наконец, приплелся в полицейский участок.
   Здесь слугу Иохаузенов приняли как  старого  знакомого.  Навстречу  ему
протянулись руки полицейских, и он ответил каждому дружеским пожатием.
   - Эге, вот и Транкель! -  воскликнул  один  из  полицейских.  -  Что-то
давненько тебя не было видно, никак с полгода?..
   - Нет, не так уж давно! - отвечал Транкель.
   - А кто тебя прислал?..
   - Барин, господин Иохаузен послал.
   - Так, так... И ты, конечно, хочешь говорить с майором Вердером?
   - Если возможно.
   - Он как раз прибыл, Транкель. Если тебя не затруднит пройти к нему, он
будет рад принять тебя.
   Весьма гордый оказанным ему приемом, Транкель направился к  майору.  Он
тихонько постучал в дверь кабинета и, получив короткий ответ, вошел.
   Майор сидел за столом и листал пачку бумаг. Подняв на вошедшего  глаза,
он сказал:
   - А, это ты, Транкель?..
   - Я самый, господин майор.
   - И ты пришел, чтобы...
   - Меня послал господин Иохаузен.
   - Серьезный случай?..
   - Самовар не мог раздуть нынче утром...
   - Должно быть, ты забыл его разжечь?.. - усмехнулся майор.
   - Все может быть.
   - И сколько тебе причитается?
   - Вот бумага.
   И Транкель вручил майору записку, которую ему дал хозяин.
   - О! Какая-то мелочишка, - сказал майор, пробежав записку.
   - Гм, гм! - кашлянул Транкель.
   - Всего лишь двадцать пять плетей!
   Само собой разумеется, Транкель предпочел бы отделаться дюжиной.
   - Ну что же, - сказал майор, - сейчас выдадим тебе сполна, не  заставим
ждать. - И он подозвал одного из своих подчиненных.
   Полицейский вошел и вытянулся по-военному.
   - Двадцать пять плетей, - приказал майор, - и полегче... как другу. Вот
если бы это был славянин! Ступай раздевайся, Транкель. Когда  покончишь  с
этим, приходи за квитанцией...
   - Спасибо, господин майор!
   Транкель вышел из  кабинета  майора  и  проследовал  за  полицейским  в
комнату, где должна была состояться экзекуция.
   С ним обойдутся как с другом, как с завсегдатаем участка, жаловаться не
приходится.
   Транкель обнажил верхнюю часть туловища, согнулся  и  подставил  спину.
Полицейский взмахнул плетью.
   Но в ту самую минуту, когда он собирался  нанести  первый  из  двадцати
пяти ударов, у входа в участок внезапно поднялась суматоха.
   Какой-то запыхавшийся от быстрого бега человек неистово кричал:
   - Майор Вердер!.. Майор Вердер!
   Плеть, занесенная над спиной Транкеля, повисла в воздухе -  полицейский
выглянул в дверь, чтобы узнать причину шума.
   Столь же любопытному Транкелю не оставалось ничего  другого,  как  тоже
выглянуть.
   На шум вышел из своего кабинета и майор Вердер.
   - Что здесь происходит? - спросил он.
   Человек приблизился к нему, поднес руку к козырьку фуражки и вручил ему
телеграмму, сказав: "Совершено преступление..."
   - Когда?.. - спросил майор.
   - Нынче ночью.
   - Какое преступление?..
   - Убийство...
   - Где?..
   - На дороге в Пернов, в трактире "Сломанный крест"...
   - Кого убили?..
   - Артельщика банка Иохаузенов!
   - Как!.. беднягу Поха? - воскликнул Транкель. - Мой друг Пох убит?..
   - Цель преступления?.. - спросил майор.
   - Ограбление. В комнате, где был убит Пох, найдена его пустая сумка.
   - Что было в ней?..
   - Не знаю, господин майор. Но это можно узнать в банке.
   Телеграмма из Пернова содержала те же сведения.
   Обратившись к полицейским, майор Вердер приказал:
   - Ты... ступай предупреди следователя Керсдорфа...
   - Слушаюсь, господин майор!
   - Ты... беги к доктору Гамину...
   - Слушаюсь, господин майор!..
   - Да скажите обоим, чтобы немедленно шли в банк Иохаузенов.  Я  их  там
буду ждать.
   Полицейские поспешно выбежали из  участка,  а  несколько  минут  спустя
майор Вердер шагал уже по направлению к банку Иохаузенов.
   Вот как случилось, что в суматохе,  вызванной  известием  об  убийстве,
Транкель так и не получил причитавшихся ему за упущение по службе двадцати
пяти плетей.



7. РАССЛЕДОВАНИЕ

   Спустя два часа после описанного происшествия по дороге в Пернов мчался
экипаж  -  не  телега,  не  почтовая  карета,  а  дорожный  экипаж  Франка
Иохаузена,  запряженный  тройкой  почтовых,  которых  сменяли  на   каждой
станции. Несмотря на быструю езду, было мало надежды прибыть раньше ночи в
трактир "Сломанный крест". Поэтому путешественники решили  остановиться  в
пути, за один перегон от места  назначения,  и  рано  утром  добраться  до
корчмы.
   В  карете  ехали  банкир,  майор  Вердер,  доктор   Гамин,   призванный
установить  причину  смерти  Поха,  следователь  Керсдорф,  которому  было
поручено расследовать это дело, и судебный писарь. Задние места  в  карете
заняли двое полицейских.
   Скажем  несколько  слов  о  следователе  Керсдорфе,  поскольку   другие
персонажи уже известны читателю и появлялись в ходе нашего повествования.
   Следователю было лет около пятидесяти. Коллеги весьма ценили его, и  он
справедливо пользовался всеобщим уважением: можно было только  восхищаться
проницательностью и  тонкостью,  которые  он  проявлял  при  расследовании
преступлений. Человек  испытанной  честности,  он  не  поддавался  ничьему
влиянию, никакому давлению, откуда бы оно ни исходило. Политика никогда не
диктовала  ему  решений.   Этот   человек   был   олицетворением   закона.
Малообщительный, замкнутей, он мало говорил и много думал.
   В  предстоящем  следствии  сталкивались  противоположные  флюиды,   как
говорят физики, которые вряд  ли  удалось  бы  согласовать,  если  в  дело
вмешалась бы политика. Ведь с одной стороны выступали  банкир  Иохаузен  и
майор Вердер - оба немецкого происхождения, а с другой -  славянин  доктор
Гамин.  Следователя  Керсдорфа,  единственного  из  всех,   не   обуревали
бушевавшие тогда в Прибалтийском крае  страсти,  порожденные  национальной
рознью.
   В пути беседу поддерживали - да и то лишь временами - только  банкир  и
майор.
   Франк Иохаузен не скрывал глубокого сожаления по поводу смерти  бедняги
Поха. Он чрезвычайно ценил своего  артельщика  -  человека  исключительной
честности и беззаветной преданности, служившего в банке уже многие годы.
   - Бедняжка Зинаида! - вздохнул он. - Как велико будет  ее  горе,  когда
она узнает об убийстве жениха!..
   Да, на днях должна была состояться в Риге их  свадьба,  но  банковского
артельщика вместо церкви отвезут на кладбище!
   Что касается майора, то, хотя участь несчастной жертвы и  не  оставляла
его равнодушным, все же мысль о поимке убийцы заботила его гораздо больше.
До   расследования   на   месте   преступления,    до    ознакомления    с
обстоятельствами,  при  которых  произошло  убийство,  ничего  нельзя  еще
сказать. Возможно, найдутся  какие-нибудь  улики,  какой-нибудь  след,  по
которому можно будет направить поиски. В сущности майор Вердер склонен был
приписывать убийство одному из разбойников, которыми  кишела  в  то  время
часть Лифляндии. Поэтому он надеялся, что отряды полиции, ведущие розыск в
окрестностях, изловят убийцу.
   Задача доктора Гамина ограничивалась освидетельствованием  трупа  Поха,
установлением причин его смерти.  Только  после  этого  он  выскажет  свое
мнение. Сейчас он был озабочен, вернее обеспокоен, совсем другим. В  самом
деле, накануне вечером, как обычно зайдя к учителю, он не застал его дома.
От Ильки он узнал, что отец  ее  уехал.  В  этот  день  Николев,  даже  не
повидавшись с дочерью перед отъездом, сообщил ей в записке, что на два-три
дня уезжает из Риги. Куда он едет?.. Никаких объяснений на этот счет он не
дал. Была ли эта поездка задумана им уже с  вечера?..  Наверное,  так  как
никаких писем после вчерашнего возвращения домой он не  получал.  А  между
тем накануне он ничего не сообщил о своем замысле ни дочери,  ни  доктору,
ни консулу. Не показался ли  он  им  особенно  озабоченным  в  тот  вечер?
Пожалуй. Но разве спросишь у столь замкнутого человека, чем он встревожен?
Верно лишь то, что ранним утром следующего дня, уведомив  Ильку  запиской,
он безо всяких объяснений пустился в путь. Илька была сильно  встревожена,
да и доктор, покидая ее, разделял ее тревогу.
   Экипаж быстро мчался по дороге.  Верховой,  высланный  вперед,  отдавал
распоряжения, чтобы свежие лошади ждали на каждой следующей станции. Таким
образом путешественники не теряли времени, и если бы они выехали  из  Риги
на три часа раньше, расследование могло бы начаться в тот же день.
   Воздух был сухой и слегка морозный.  Буря,  свирепствовавшая  накануне,
утихла, дул легкий северо-восточный ветер. Но на  большой  дороге  все  же
гуляла вьюга, и лошадям приходилось трудно.
   На полпути  путешественники  сделали  получасовой  привал.  Пообедав  в
скромной корчме, они тотчас же снова пустились в путь.
   Погруженные в свои мысли, они  теперь  ехали  молча.  Если  не  считать
нескольких слов, которыми изредка перебрасывались Франк Иохаузен и  майор,
в экипаже царила полная тишина. Как ни быстро мчалась  карета,  пассажирам
все казалось, что ямщик недостаточно гонит лошадей. Самый нетерпеливый  из
всех, майор, то и дело понукал ямщиков, ругал их, даже  грозил  им,  когда
лошади в гору замедляли шаг.
   Одним словом, когда экипаж въехал на последнюю станцию перед  Перновым,
пробило пять, Низко  стоящее  над  горизонтом  солнце  должно  было  скоро
скрыться, а до трактира "Сломанный  крест"  оставалось  еще  около  десяти
верст.
   - Господа, - сказал следователь Керсдорф, - наступит уже темнота, когда
мы прибудем на место. Начинать в таких условиях расследование не  очень-то
удобно... Предлагаю отложить до завтрашнего утра...  Да  и  не  найдем  мы
приличных комнат в трактире  "Сломанный  крест".  Переночуем  лучше  около
станции в корчме...
   - Весьма разумное предложение, - отвечал доктор Гамин. - Если  вдобавок
выехать на заре...
   - Остановимся здесь, если только майор Вердер не имеет ничего против, -
сказал тогда Франк Иохаузен.
   - Я не возражаю, но это задержит следствие, - ответил  майор,  которому
не терпелось поскорей прибыть на место преступления.
   - Наверное к трактиру с утра приставлена стража? - спросил следователь.
   - Конечно, - ответил майор. - В депеше из  Пернова  сказано,  что  туда
немедленно отправлен отряд полицейских с  приказом  не  пускать  никого  и
воспретить Крофу общаться с кем бы то ни было...
   - В таком случае, - заметил г-н Керсдорф, - задержка на  одну  ночь  не
повредит ведению следствия...
   - Так-то оно так, - возразил майор, - но за  это  время  убийца  успеет
далеко уйти от трактира "Сломанный крест".
   Майор рассуждал как  весьма  опытный  полицейский.  Однако  надвигалась
ночь, и тени сумерек сгущались. Разумнее было подождать до утра.
   Итак, банкир и его спутники остановились в пристанционной  корчме.  Они
здесь поужинали и кое-как устроились на ночь в отведенных им комнатах.
   На следующий день, 15 апреля, как только  рассвело,  экипаж  выехал  со
станции и к семи часам подкатил к трактиру.
   Охранявшие его перновские полицейские встретили прибывших  на  крыльце.
Кроф расхаживал  по  большой  комнате  корчмы.  Прибегать  к  силе,  чтобы
удержать его в  корчме,  не  пришлось.  Зачем  ему  покидать  свой  дом?..
Наоборот. Разве не должен он обслуживать полицейских, подавать им  все,  в
чем они  будут  нуждаться?  Разве  не  обязан  находиться  в  распоряжении
следователя, который будет производить допрос?..  Чьи  показания,  как  не
его, могут быть так ценны при начале следствия?
   Полицейские строго наблюдали за тем, чтобы все внутри  и  вне  дома,  в
комнатах   и   на   большой   дороге   около   трактира,   оставалось    в
неприкосновенности.   Крестьянам   окрестных   деревень   было   запрещено
приближаться к дому, и даже сейчас  с  полсотни  любопытных  держались  на
почтительном расстоянии.
   Согласно  данному  обещанию,  накануне  в  семь  часов  утра  Брокс   с
каретником и ямщиком верхами вернулись в  трактир.  Кондуктор  рассчитывал
застать там Поха и незнакомца и, починив карету, повезти их дальше.
   Легко  представить  себе  ужас,  который  обуял  Брокса,  когда  он   и
трактирщик очутились перед трупом Поха, бедняги Поха, с таким  нетерпением
стремившегося обратно в Ригу, чтобы  сыграть  свадьбу!  Оставив  ямщика  и
каретника в корчме, кондуктор тотчас же вскочил на  лошадь  и  поскакал  в
Перлов  заявить  в  полицию.  На  место  происшествия  немедленно  выехали
полицейские, а майору Вердеру в Ригу отправили депешу.
   Что  касается  Брокса,  то  он  решил  вернуться   в   трактир,   чтобы
предоставить  себя  в  распоряжение   следователя,   которому,   вероятно,
понадобятся его показания.
   Прибыв  в  корчму,  следователь  Керсдорф  и  майор  Вердер  сразу   же
приступили к делу. Они расставили снаружи полицейских -  на  дороге  перед
домом, позади дома, вдоль огорода и, немного  правее,  на  опушке  елового
леса, - приказав не подпускать близко зевак.
   При входе в дом майора, доктора и г-на  Иохаузена  встретил  трактирщик
Кроф; он провел их в комнату, где лежал убитый банковский артельщик.
   При виде несчастного Поха г-н Иохаузен не мог  совладать  с  волнением.
Труп его старого служителя лежал здесь, перед ним, на кровати в том  самом
положении,  в  каком  смерть  застигла  беднягу  во  время  сна.  В   лице
банковского артельщика не было ни кровинки, за сутки, прошедшие с  момента
убийства, тело его окоченело. Накануне в семь часов утра, заметив, что  из
комнаты Поха не доносится ни звука, Кроф,  помня  просьбу  артельщика,  не
стал его  будить;  но  когда  через  час  приехал  кондуктор,  оба  начали
стучаться в дверь, запертую изнутри. Им никто не  ответил.  Тогда,  весьма
встревоженные, они взломали дверь и нашли еще теплый труп артельщика.
   На столике возле кровати лежала сумка с  вензелем  братьев  Иохаузенов.
Цепочка валялась на полу, и сумка  была  пуста.  Пятнадцать  тысяч  рублей
кредитными билетами, которые Пох вез в Ревель, исчезли.
   Первым делом доктор Гамин исследовал труп. Убитый потерял много  крови.
Красная лужа тянулась от кровати до двери. Рубашка  Поха  покоробилась  от
запекшейся крови.  Примерно  на  уровне  пятого  ребра  на  ней  виднелось
отверстие, а на груди в этом месте довольно странной формы рана. Не  могло
быть сомнения, что она  была  нанесена  шведским  ножом.  Эти  ножи  имеют
пяти-шестидюймовое  лезвие  на  деревянной  ручке,   стянутой   на   конце
металлическим кольцом с  защелкой.  Это  кольцо  оставило  по  краям  раны
заметный след. Удар был нанесен с большой силой.  Нож  проткнул  сердце  и
вызвал моментальную смерть.
   Причина убийства была ясна - ограбление: деньги, находившиеся  в  сумке
Поха, исчезли.
   Но каким образом преступник проник в  комнату?..  Видимо,  через  окно,
выходившее на  большую  дорогу,  раз  дверь  была  заперта  изнутри.  Ведь
трактирщику с помощью Брокса пришлось ее взломать. Можно будет убедиться в
этом, осмотрев окно снаружи. Ясно только одно:  Пох,  как  это  показывают
кровавые следы на подушке, положил под  нее  сумку,  убийца  пошарил  там,
вытащил ее окровавленной рукой и, вынув содержимое, бросил сумку на стол.
   Все это было установлено  в  присутствии  трактирщика,  который  весьма
толково отвечал на вопросы следователя.
   Прежде чем приступить к допросу, г-н Керсдорф и майор решили  осмотреть
дом с внешней стороны. Нужно было обойти  корчму  кругом  и  выяснить,  не
оставил ли там убийца каких-нибудь следов.
   В сопровождении доктора Гамина и г-на Иохаузена они вышли из дому.
   Кроф и прибывшие из Риги  полицейские  последовали  за  ними.  Крестьян
продолжали удерживать поодаль, на расстоянии тридцати шагов.
   В первую очередь подвергли тщательному осмотру окно комнаты, в  которой
произошло убийство. С первого взгляда заметили,  что  правый,  и  так  уже
ветхий, ставень был сорван при помощи какого-то  рычага  и  державший  его
железный крючок вырван из подоконника. Земля была  усеяна  битым  стеклом.
Через разбитое окно убийца, вероятно, просунул руку и отодвинул шпингалет,
который  достаточно  было  повернуть  для  этого  вокруг  оси.  Итак,   не
оставалось сомнения: убийца проник в комнату через это  окно  и,  совершив
преступление, бежал тем же способом.
   Что касается следов ног вокруг трактира,  то  их  оказалось  множество.
Земля, размокшая от дождя, лившего в ночь с 13-го на  14-е,  сохранила  их
отпечатки. Но следы эти скрещивались, находили один на другой и были столь
различной формы, что не могли служить уликой.  Это  объяснялось  тем,  что
накануне,  еще  до  прибытия  на  место  перновских   полицейских,   толпа
любопытных кружила вокруг дома, и Кроф не сумел им помешать.
   Следователь Керсдорф и майор приступили тогда к осмотру  окна  комнаты,
где ночевал незнакомец. На первый  взгляд  на  нем  не  замечалось  ничего
подозрительного. Наглухо запертые ставни не открывались с ночи, то есть  с
тех  пор,  как  незнакомец  поспешно  покинул  трактир.   Между   тем   на
подоконнике, а также и на стене, виднелись царапины  как  будто  от  сапог
человека, лезшего через окно.
   Установив это, следователь, майор, доктор и  банкир  вернулись  в  дом.
Оставалось осмотреть комнату  незнакомца,  примыкавшую,  как  известно,  к
общей комнате трактира. У двери  со  вчерашнего  дня  поочередно  дежурили
полицейские.
   Комнату открыли, в ней стояла кромешная тьма. Майор Вердер сам  подошел
к окну, повернул деревянную задвижку, отворил окно и, отцепив  укрепленный
на подоконнике крючок, распахнул ставни.
   В комнате стало светло. Она была в том самом состоянии,  в  котором  ее
оставил незнакомец. Постель была не убрана, сальная свеча, собственноручно
погашенная  Крофом  после  ухода  путешественника,  почти  выгорела,   два
деревянных стула стояли на своих обычных местах; все  свидетельствовало  о
том, что порядок не был ничем нарушен; в  печке,  находившейся  в  глубине
комнаты у продольной стены дома,  оставалось  немного  золы  и  две  давно
потухшие головешки. Обыскали старый шкаф, но в нем ничего не нашли.  Таким
образом осмотр комнаты не дал  никаких  улик,  если  не  считать  царапин,
замеченных снаружи на стене и на подоконнике.  Это  открытие  могло  иметь
важное значение.
   Обыск закончили осмотром комнаты Крофа в пристройке со стороны огорода.
Полицейские  добросовестно  обшарили  задний  двор,  сарай   и   курятник,
обследовали и огород до самой живой изгороди, убедившись, что  в  ней  нет
никакого пролома. Не оставалось сомнений, что убийца проник снаружи и влез
в комнату своей жертвы через выходившее на большую  дорогу  окно,  ставень
которого был сорван.
   Покончив  с  обыском,  следователь   Керсдорф   приступил   к   допросу
трактирщика. Он устроился за столом в большой комнате; рядом с ним  уселся
судебный писарь. Майор Вердер, док