есяцев разлуки. Она сказала:
   - Ты отрастил бороду.
   - Да.
   - Зачем?
   - Так мне казалось разумнее. - Он положил руку ей на  плечо.  -  Все  в
порядке, Лайза?
   - У меня-то в порядке, а вот ты как...
   - Оснований для волнения нет.
   Они наконец поцеловались - не страстно, как я  видел  один-единственный
раз на экране в "Кинг-Конге" и запомнил  потом  на  всю  жизнь,  а  просто
чмокнули друг друга в обе щеки - наспех, боязливо, как если бы поцелуй нес
заразу для  любимого.  С  чувством  разочарования  я  повернулся  и  вышел
запереть дверь и при этом еще раз взглянул на машину, а когда вернулся  на
кухню, Лайза уже хлопотала, заваривая неизменный чай, который -  теперь-то
я уж знаю - Капитан пил, только чтобы доставить ей удовольствие.
   - Значит, Сатана все-таки объявился, - заметил Капитан.
   - Он сидел как раз на том месте, где сейчас сидишь ты.
   Капитан беспокойно заерзал на  твердом  стуле,  словно  ему  передалось
оставленное моим отцом тепло и это его раздражало.
   - И зачем же он приходил, что сказал?
   - Сказал, что хочет мне помочь.
   - А ты что ему сказала?
   - Я сказала, что не нуждаюсь в его помощи.
   Капитан продолжал беспокойно ерзать на стуле.
   - Может, это было неразумно, Лайза.
   - _Не желаю_ я от него помощи.
   - Да и мне, я думаю, он не доверяет.
   - О, это уж точно - не доверяет.
   - И все-таки если бы ты получала регулярно какие-то деньги  -  даже  от
него, - это избавило бы тебя от многих тревог. Я ведь не могу быть  всегда
под рукой.
   - До сих пор мы отлично справлялись.
   Не стану делать вид, будто я в точности  помню  все  подробности  этого
разговора. Некоторые слова я помню, но по большей части придумываю,  чтобы
заполнить пробелы между тем, что они говорили, так как мне  очень  хочется
снова услышать их интонации. Прежде всего я хочу понять этих  двух  людей,
единственных, в ком я наблюдал то, что, очевидно, можно назвать любовью  -
такой любовью, какой я до сих пор, безусловно, ни разу не испытывал. Но  в
одном я по крайней мере почти уверен - я уверен,  что  слышал,  как  после
долгой паузы Капитан спросил Лайзу:
   - Он снова причинил тебе горе?
   И она быстро ответила:
   - Этого он не может. Теперь уже не может.
   Остался ли Капитан с нами в ту ночь? Вполне естественно, что я никак не
мог этого знать - слишком они оба были сдержаны.  Улегшись  в  постель,  я
постарался подольше не засыпать - снизу доносились их  голоса,  и  мне  не
было так одиноко. А кроме того, я  прислушивался,  не  раздастся  ли  звук
отъезжающей машины, но я заснул, когда там, внизу,  еще  разговаривали.  Я
знаю только, что на другое утро Капитан завтракал с нами: я  запомнил  это
обстоятельство, потому что тогда впервые возник вопрос о моей учебе.
   Возник этот вопрос, думается, потому, что, не успев войти в комнату,  я
спросил Капитана про машину.
   - Это в самом деле ваша машина?
   - Конечно, моя.
   - А она какая?
   - Малолитражка "моррис".
   - Это хорошая машина?
   - Не "роллс-ройс". Но достаточно хорошая при данных обстоятельствах.
   - А вы научите меня ее водить?
   - Нет. В твоем возрасте это запрещено  законом.  Кстати,  о  законе,  -
добавил  Капитан,  обращаясь  к  Лайзе,  -  по-моему,  есть  закон  насчет
обязательного школьного обучения, но будь я проклят, если я знаю, что  там
написано. Джим  умеет  читать  и  умеет  писать  -  а  что  еще  требуется
мальчишке? Остальное приходит с жизненным опытом. Во всяком случае, я могу
научить его кое-чему куда лучше любого школьного преподавателя.
   - Точным наукам?
   - Ну, я не очень силен по части точных наук.  Да  я  и  не  представляю
себе, чтобы Джим когда-либо стал ученым.
   - Закону Божьему?
   - Это скорее по части женщин. Это твоя обязанность.
   - В религии я сама не очень сильна.
   - Дай ему Библию, и пусть читает. Нельзя заставить парня верить, Лайза.
В процессе жизни человек либо приходит к вере, либо уж не верит вообще.
   - Ты, мне кажется, так этому и не научился.
   - Значит, слишком много тебе кажется. Я ведь тебе  раньше  рассказывал,
что, когда я бежал из  плена  и  спустился  с  Пиренеев,  я  наткнулся  на
монастырь. У меня не спросили документов, не донесли в полицию - то, что я
там видел, было, конечно, кучей глупостей, но это были  хорошие  люди,  во
всяком случае, они хорошо ко мне отнеслись. А  когда  ты  сам  не  слишком
хороший, ты уважаешь хорошего человека. Я бы хотел,  когда  буду  умирать,
чтоб со мной рядом был хороший человек. Хороший человек  проповедует  уйму
глупостей, а плохой проповедует правду, но какая,  черт  побери,  разница,
если ты умираешь? Я не собираюсь  учить  малыша  глупостям.  Пусть  читает
Библию и привыкает сам обо всем судить. А я буду учить его географии.
   - Ну а потом есть ведь еще языки. Я бы не  хотела,  чтобы  мой  мальчик
знал меньше других.
   - Молодчина, Лайза. Вот ты и сказала.
   - Что сказала?
   - До сих пор ты еще ни разу так не говорила: "Мой мальчик".
   - Ну ведь, в общем-то, я думаю, он теперь стал моим...
   - А что до языков - никакой проблемы, Лайза. Можно купить ему пластинки
- "Учись сам  немецкому...  испанскому..."  А  я,  как  известно,  немного
кумекаю в обоих - и ты знаешь почему. Так что я могу поднатаскать его...
   Вот как получилось, что я, по счастью, на какое-то время избежал  школы
и приступил, если это можно  так  назвать,  к  домашнему  обучению.  Уроки
Капитан давал мне не слишком регулярно: все ведь зависело от  него,  а  он
очень часто отсутствовал. Занятия у нас происходили  как  бы  тайком,  что
делало их лишь более интересными: соседи видели, как в положенное время  я
отправлялся в школу, но не видели, как я быстро возвращался окольным путем
и садился за уроки у себя в комнате. Иначе слухи о том, что я  не  хожу  в
школу, безусловно, достигли  бы  властей.  Таким  образом,  не  очень  это
сознавая, я по-своему уже  последовал  за  Капитаном  и  вступил  на  путь
нелегальщины.
   Я плохо помню занятия языками; у меня лишь сохранилось впечатление, что
Капитан куда свободнее чувствовал себя  в  немецком,  чем  в  испанском  -
возможно, потому, если он говорил мне правду, что больше времени провел  в
германском плену, чем беглецом в Испании. Это обстоятельство сказывалось и
на его преподавании географии. Это были уроки человека, исколесившего  мир
при довольно необычных обстоятельствах, и, пожалуй, куда более живые,  чем
поверхностные знания школьного учителя, почерпнутые из книг.
   Попробую воспроизвести здесь часть типичного урока по географии.
   - Если тебе надо попасть из Германии в Испанию, какой ты выберешь путь?
- спросил меня Капитан.
   - Я полечу, - сказал я.
   - Нет, нет, это не по правилам. Мы же с тобой как  бы  играем  в  игру.
Вроде "Монополии".  Идет  война,  так  что  по  правилам  игры  ты  должен
передвигаться пешком.
   - А почему не на машине?
   - У тебя нет машины.
   А меня все еще занимала мысль об его машине. Если он за  нее  заплатил,
то откуда взял денег, или же он поступил как тогда, когда мы обедали и ели
копченую лососину?
   Капитан купил школьный атлас и раскрыл его передо мной; по-моему, он  с
облегчением увидел, что я достаточно хорошо ориентируюсь по карте со всеми
ее условными обозначениями и разбираюсь, какими  красками  выделены  реки,
железные дороги, горы.
   - Пожалуй, я пошел бы через Францию, - сказал я.
   - О нет, так нельзя. Франция занята противником. Там всюду немцы.
   Я сделал новую попытку.
   - Через Бельгию? - предложил я.
   - Это уже лучше. Там  тоже  немцы,  но  тебе,  понимаешь,  дали  адрес.
Конспиративной  квартиры.  Что-то  вроде  этого  подвала.  В  городе   под
названием Льеж. Найди Льеж.
   Он  по  буквам  произнес  мне  название  города,  и  я  его  нашел,  но
по-прежнему был в некотором недоумении.
   - А зачем мне нужно идти в Испанию?
   - Потому что это нейтральная  страна,  кроме  того,  ты  можешь  оттуда
попасть в Португалию, а затем - в Англию. Где Португалия?
   Поискав немного, я нашел Португалию.
   - Португалия - на нашей стороне, - пояснил он, - но сначала  тебе  надо
попасть в Испанию. Как же ты это сделаешь?
   Уразумев, что география  -  это  своего  рода  военная  игра,  я  начал
получать от нее удовольствие. Я внимательно смотрел на карту.
   - Хоть во Франции и немцы, мне  все  равно  придется  каким-то  образом
пробираться через нее.
   - Правильно. На квартире ты обнаружишь четырех летчиков,  которые  тоже
там прячутся, и храбрую молодую женщину - не старше Лайзы, - которая будет
вашим проводником. До Пиренеев вы поедете поездом.  Пиренеи  -  это  горы.
Найди их.
   У меня ушло на это побольше времени, потому  что  я  спутал  Пиренеи  с
Арденнами.
   - Но как же это немцы не остановят нас?
   - А у этой  женщины  фальшивые  документы  для  всех  вас.  К  тому  же
остальное немного говорят по-французски. Во всяком случае, лучше немцев. А
ты не говоришь, поэтому она забинтовывает тебе голову перепачканным кровью
бинтом, чтобы ты не мог говорить. Жертва бомбежки, сообщает  она  всем,  а
также что тебя ей доверили. Ну  а  про  остальных  она  говорит,  что  они
познакомились в поезде и подружились. Словом, вы благополучно  пересекаете
Париж и садитесь на другой поезд. Выходите  вы  из  него  в  местечке  под
названием Тарб. - Капитан по буквам произносит название. - А теперь  найди
мне Тарб.
   Для меня это была только игра, а не часть истории. Сколько из  того,  о
чем рассказывал мне Капитан, было правдой, я и по сей день не знаю,  но  я
бесспорно, получал удовольствие  от  наших  занятий  географией,  особенно
когда перебирался ночью через Пиренеи, босой, по снегу, прислушиваясь,  не
раздастся ли чавкающий  звук  шагов  немецких  патрулей.  Все  последующие
занятия географией стерлись из моей памяти,  так  что  даже  и  сегодня  я
весьма смутно представляю себе Испанию и Португалию - не то  что  Западную
Германию, Бельгию и Францию,  -  помню  только,  когда  мы  добирались  до
Испании, урок географии начинал подчас превращаться в урок истории.
   Особой симпатией у Капитана пользовались Дрейк и Генри  Морган  [Дрейк,
сэр Фрэнсис (1540-1596) - английский мореплаватель, руководитель пиратских
экспедиций в Вест-Индию;  Морган,  сэр  Генри  (1635?-1688)  -  валлийский
пират].
   - Это были пираты, - сказал он, - бороздившие  в  поисках  золота  Семь
морей.
   - И что же они делали?
   - Отбирали золото у испанцев.
   Капитан  рассказал,  как  испанцы  переправляли  на  мулах   золото   с
тихоокеанского побережья Панамы на атлантическое (и показал мне их путь на
карте) и как Дрейк устроил каравану засаду.
   - Они были воры?
   - Нет, я же сказал тебе. Пираты.
   - А что делали испанцы?
   - Они отчаянно сражались. Это были по-настоящему мужественные люди.
   - И кого-то при этом убили?
   - Людей убивают и в боксе. - Капитан довольно долго молчал, погруженный
в свои мысли. Потом сказал: - Воры крадут по  мелочам.  Пираты  же  крадут
миллионы. - И снова надолго задумался. - Я думаю, воров тоже можно назвать
пиратами - только в меньшем масштабе. Им не так везет, как пиратам,  и  не
бывает у них таких возможностей.
   Этот урок часто прерывался молчанием, и в  ходе  его  Капитан  упомянул
лишь  несколько  географических  названий.  Я  попытался   заставить   его
побыстрее  перейти  к  Португалии,  но  у  меня  ничего  не  вышло.  После
очередного молчания он сказал:
   - Будь у меня деньги, хотел бы я  отправиться  по  следам  Дрейка  -  в
Панаму и во все эти страны, откуда везут золото, только Лайзе  там  бы  не
понравилось: она бы не чувствовала себя там дома. И все  же  когда-нибудь,
может...
   Я ткнул пальцем в карту и вторично произнес:
   - А как насчет Португалии. Какая она, Португалия?
   - Агломерация сардин.  -  Он  употребил  слово,  которое  сам  едва  ли
понимал, не говоря уже обо мне. - Оставь в покое Португалию. Тебя в  школе
учили стихам, малыш?
   Я прочел стихи, которые нас заставляли в школе учить наизусть. Сейчас я
их забыл, но в них говорилось про доблестного Горация,  который  удерживал
какой-то мост. Капитан прервал меня:
   - По мне, так  лучше  уж  неделю  подряд  смотреть  "Кинг-Конга".  -  И
извиняющимся тоном добавил: - В общем-то, я не очень люблю поэзию, но  вот
есть стихи одного малого по имени  Киплинг,  которые  застряли  у  меня  в
голове. О, его бы не поняли в  твоей  школе.  "Доблестный  Гораций",  -  с
презрением повторил он. - Разве это имя для мужчины! А вот Киплинг  описал
чувства мужчины - во всяком случае, такого, как я. Он будто обращается  ко
мне. Может, если б Лайза тоже так чувствовала, нас бы  уже  давно  тут  не
было, мы были бы богатые и жили покойно и уютно.
   - Разве тут вам не покойно? - спросил я.
   Он не ответил на мой вопрос - во всяком случае, впрямую. Он произнес:

   - Храни, Господь, какой-то остров свой,
   Где не знакомы жители с войной.
   Храни, Господь, тот вольный край земной,
   Где правят справедливость, мир, покой.

   - Это поэзия? - спросил я.
   - Поэзия, настоящая поэзия, Джим. Она обращена к тебе. А  этого  твоего
"доблестного Горация" можешь  послать  подальше.  Знаешь,  что  я  вижу  в
мечтах?
   Непонятно почему, я сказал:
   - Черепах?
   - Черепах! Вот уж никогда не видел черепах. С какой  стати  мне  должны
видеться черепахи? Я мечтаю с открытыми глазами, а не когда сплю. Я мечтаю
об этом золоте, которое везли через Панаму мулы и которое захватил  Дрейк.
Я мечтаю, как мы все трое станем богатыми, будем жить в богатстве и покое,
я мечтаю, чтобы Лайза могла купить себе что только пожелает.
   - Она тоже об этом мечтает?
   - Я прекрасно знаю, что не мечтает, и не думаю, чтобы ей нравилось, что
я мечтаю.
   Я постарался описать типичный урок Капитана, но хорошо понимаю, что мое
описание не может быть фактически точным. Все это извлечено из  памяти,  а
память одно отбрасывает, другое меняет - так же как Капитан, рассказывая о
своих  военных  испытаниях,  вполне  возможно,  изменил   немало   фактов.
Случалось, Лайза присутствовала на уроке, и, когда она бывала  с  нами,  я
замечал, что ее любимый рассказ о побеге в Испанию, - которому  находилось
место даже в уроках Капитана по языку, а также по географии (как-то раз он
даже попытался преподать мне с помощью этого рассказа немного  современной
истории), - обрастал разными подробностями и  подробности  эти  не  всегда
были одинаковы: должно быть, в присутствии Лайзы Капитану хотелось,  чтобы
его рассказ был поинтереснее. Возможно, думалось мне иногда, он  намеренно
немного подвирает. К примеру, описывая мне свой побег с  товарищами  через
Пиренеи, он рассказывал - вот в этом я уверен, - как они лежали в темноте,
прислушиваясь, не раздастся ли звук  шагов  немецкого  патруля,  а  потом,
когда Лайза сидела с нами, добавил одну драматическую  подробность  -  как
сверху сорвался камень и ударил его по лодыжке, так что в сырую погоду  он
и по сей день чувствует боль и даже начинает прихрамывать, чего я лично ни
разу не наблюдал.


   Борода продержалась у Капитана  не  больше  недели  или  двух.  Однажды
утром, спустившись к завтраку, я обнаружил, что  он  старательно  сбривает
ее. Одновременно насвистывал что-то и, наверное, потому дважды порезался.
   - Никогда не чувствовал себя уютно с этой штукой, - сообщил он  мне.  -
Она всегда мне напоминает те черно-копотные дни в Пиренеях. Вот там и речи
не могло быть о бритье. Так или  иначе,  Лайзе  не  нравится  борода.  Она
говорит, что щетина колется. - С бритвой в  руке  он  обернулся  к  Лайзе,
готовившей чай. - А так тебе нравится, Лайза?
   - Мне вовсе не нравится видеть тебя в крови.
   - Небольшое кровопускание никому еще не вредило.
   Я уверен, что он именно так и сказал: эта фраза по непонятным  причинам
на многие годы застряла у меня в голове. К  тому  же  это  были  последние
слова, которые он произнес перед тем, как исчезнуть на несколько недель, а
он в тот вечер не вернулся к ужину, и на другое утро за завтраком его тоже
не было.
   - Где Капитан? - спросил я.
   - Откуда же мне знать? - сказала Лайза тоном,  которым  теперь  кажется
мне почти криком отчаяния.
   - Но он же сказал, что у нас будет еще один урок истории, - заскулил  я
со свойственным моему возрасту  эгоистическим  разочарованием,  тем  более
что, как я и опасался, Лайза тут же заменила его уроком закона Божьего.
   Уроки закона Божьего пользовались у меня куда меньшим успехом. В  школе
я,  конечно,  посещал  вместе  с  другими  амаликитянами  так   называемые
"Божественные" уроки, тем не менее события, описанные в  Новом  завете,  я
представлял себе весьма смутно -  знал  только,  что  Христос  родился  на
постоялом дворе (не на таком, где подают джин с тоником, -  в  этом  я  не
сомневался), был распят, а потом воскрес. Все это казалось мне сказочкой с
неправдоподобно счастливым концом. (Я, к примеру, никогда  не  верил,  что
Золушка может выйти замуж за Принца.)
   Следуя  указанию  Капитана,  Лайза  купила  мне   Библию   в   магазине
подержанных книг, и я время от времени в нее  заглядывал,  но  старомодный
язык был слишком для меня труден, а вся  эта  история  рождения  Христа  у
непорочной девы озадачивала меня. Однажды вечером,  когда  Лайза  как  раз
собиралась гасить свет над моим диваном, я попросил ее объяснить это мне.
   - Я всегда думал, что непорочная дева - это...
   Но Лайза быстро оборвала меня и ушла, оставив в темноте. Я  решил,  что
ей, возможно, неприятно говорить о детях, потому что у нее  самой  никогда
их не было, да и слова "непорочная дева" явно озадачивали ее тоже.
   Тем не менее - из желания угодить Капитану  -  она  каждое  воскресенье
заставляла  меня  читать  вслух  кусок  из  Библии,  но  я  скоро  изыскал
возможность увильнуть от этой нудоты, два раза подряд  выбрав  для  чтения
такие места, которые она не могла мне объяснить. Для этой цели я нырнул  в
ту часть Библии, которая именуется  Ветхим  заветом,  а  если  не  считать
истории про амаликитян. Ветхому завету уделялось очень  мало  внимания  на
уроках "Божественного".
   Для начала я спросил Лайзу, является ли Библия  святой  книгой,  и  она
сказала:
   - Конечно.
   Тогда я прочел ей:
   - "А ты, сын человеческий, возьми себе острый  нож,  бритву  брадобреев
возьми себе, и води ею по голове твоей и по бороде твоей,  и  возьми  себе
весы, и  раздели  волосы  на  части.  Третью  часть  сожги  огнем  посреди
города... третью часть возьми и изруби ножом... и третью часть  развей  по
ветру... И возьми из этого небольшое число, и завяжи их  у  себя  в  полы"
[Книга пророка Иезекииля, 5:1-3].
   Я спросил:
   - Как ты думаешь, Капитан тоже так сделал  со  своими  волосами,  когда
порезался? И потом - в какие полы?..
   Но Лайза уже исчезла, прежде чем я закончил фразу.
   Во второй раз, читая вслух Библию, я напал на по-настоящему  интересное
место. Я сказал:
   - Мне это трудно. Здесь слова, которых я не  понимаю.  Ты  не  поможешь
мне? - И стал читать: - "И пришли к ней сыны Вавилона на любовное ложе,  и
осквернили ее блудодейством своим, и она осквернила себя  ими...  Когда  ж
она явно предалась блудодеяниям своим  и  открыла  наготу  свою...  И  она
умножила блудодеяния свои, вспоминая дни молодости своей, когда блудила  в
земле Египетской" [Книга пророка Иезекииля, 23;17-19].
   Я наверняка неверно произнес "блудодеяния", но Лайза все равно сбежала,
так и не объяснив мне непонятные слова, и уже никогда  больше  не  просила
меня читать вслух.


   Когда Капитан на этот раз вернулся, у него снова были усы,  но  другого
вида и цвета. Уже совсем стемнело, когда прозвенел условный звонок, но  не
успели мы поздороваться с Капитаном, как звонок зазвенел снова, властно. Я
уже привык считать, что все звонки  имеют  условное  значение,  и  в  этом
звонке было что-то знакомое, но, конечно же, это не мог быть Капитан,  так
как он стоял с нами на кухне и, затаив дыхание, прислушивался. У мен