ужу.
   Полковник сказал:
   - Мистер Квигли - прекрасный журналист,  и,  поскольку  он  работает  в
газете гринго [презрительное прозвище американцев в Латинской Америке],  у
него есть источники информации, закрытые для нас. Мы подумали: может быть,
он сказал вам что-то, что  могло  бы  послужить  указанием...  Нам  крайне
необходимо узнать о мистере Смите.
   Я подумал про письмо, но, следуя инструкции мистера Квигли, сказал:
   - У меня никаких данных нет.
   - Вас обоих видели вчера утром в отеле "Континенталь", и мы решили, что
вы хотели встретиться с вашим отцом. Мы подумали, возможно, он сказал  вам
что-то...
   Я не стал восполнять  пробел  в  их  информации  о  моих  отношениях  с
Капитаном и сказал:
   - Ни слова. Его в отеле уже не было. Он исчез.
   - Да, да, исчез, нам это известно, и  самолет  его  тоже  исчез.  Но  я
подумал, может быть, раньше он вам на что-то намекнул...  уверяю  вас,  мы
крайне обеспокоены - обеспокоены за его безопасность, мистер Бэкстер. - И,
не поднимая глаз  от  бумаг,  полковник  произнес  тихо,  точно  ему  было
совестно выдавать мне ценную информацию: - Люди видели, как он улетел,  но
не в том направлении.
   - Не в том направлении?
   - Не в том, в каком ему приказано было лететь.
   Последовала долгая пауза - полковник Мартинес молча сидел,  уставясь  в
свои бумаги. Я подумал: "Может, он тоже выбрал не то направление?"
   Непонятность ситуации не давала мне  покоя,  и  я  попытался  прояснить
дело, задав вопрос, который даже для моих  ушей  прозвучал  в  этой  тихой
комнате до неприличия прямолинейно:
   - А кто дал ему приказ? Вы или мистер Квигли?
   Полковник Мартинес поднял глаза и издал легкий вздох,  как  человек,  с
чьих плеч свалилась необходимость соблюдать осторожность.
   - Ах, да, мистер Квигли! Что, собственно, вы знаете о мистере Квигли?
   - Я знаю, что он предложил мне работу.
   - И вы собираетесь принять его предложение?
   - Мистер Смит оставил мне письмо и чек. Он хочет,  чтобы  я  немедленно
возвращался домой.
   - И вы поедете?
   - Сначала я хочу рассказать ему о своих планах.
   Полковник Мартинес сказал:
   - Могу лишь надеяться, ради всех нас, что это окажется возможным.
   Я совсем растерялся.
   - Я что-то вас не понимаю, - сказал я Он что-ни  будь  натворил?  Он  в
тюрьме?
   - Безусловно, нет. Он же наш друг. Мы чрезвычайно высоко ценим все, что
он  делает  для  нас.  Мы  в  нем  нуждаемся.  -  Опять  проклятое   слово
"нуждаемся".
   - А при чем тут мистер Квигли?
   - Ну, я не назвал бы мистера Квигли другом мистера Смита.
   - Но, - я опять запнулся на этом имени, - но ведь  мистер  Смит  послал
мистера Квигли встретить меня, когда я прилетел.
   - О, мы очень довольны тем, что мистер Смит  поддерживает  определенный
контакт с мистером Квигли. Мы не говорим ничего плохого о мистере  Квигли.
Если вы решите работать для мистера Квигли  -  ваше  дело,  но,  если  это
произойдет, мы, пожалуй, могли бы дать вам один маленький совет. А пока  я
советую вам подождать. Ничего  не  решайте:  сначала  поговорите  -  а  мы
надеемся, такой разговор состоится, - с вашим отцом.
   Он прихлопнул бумаги на столе и поднялся  с  дружеской  улыбкой,  давая
понять, что разговор - допрос? - окончен.
   - Мы,  конечно,  сообщим  вам,  -  сказал  он,  -  как  только  получим
какие-либо вести о вашем отце.


   Но о случившемся мне сообщил не полковник Мартинес. Мне сообщил об этом
через два часа - или, как  он,  несомненно,  сказал  бы,  через  два  часа
двенадцать минут  -  мистер  Квигли.  Я  вернулся  в  гостиницу,  в  номер
Капитана, так как идти мне было больше некуда. Прилег на диван, но заснуть
не мог. Оставалось лишь думать - и как же усиленно я думал,  как  снова  и
снова все переворачивал в своем встревоженном  и  смятенном  мозгу.  Такое
было впечатление, точно я держал кулаки, помогая  наматывать  шерсть,  как
это часто делал мальчишкой для Лайзы, а потом вдруг неосторожно дернулся и
все нитки перепутались.
   Почему их так тревожит исчезновение Капитана  -  ведь  он  исчез  всего
несколько  часов  тому  назад?  Разве  вся  его  жизнь  не   состояла   из
исчезновений, начиная с того первого раза, когда  он  исчез  из  немецкого
концентрационного лагеря и его отсутствие было обнаружено  охранниками,  -
если то, что он рассказывал мне, было правдой? А может быть, мистер Квигли
и полковник Мартинес опасались предательства со стороны Капитана, но разве
вся его жизнь не была полна предательства? Он делал вид, что любит  Лайзу,
и, однако же, то и дело бросал ее по причинам, которые никогда не трудился
объяснить. Кто был этот Сомоса, про которого говорил полковник Мартинес, и
кто такие сандинисты? Я достаточно хорошо понимал, что  был  фантастически
невежествен, понятия не имел о том, что происходило в этих  неведомых  мне
районах земного шара. Как журналист я был знаком лишь с  небольшой  частью
территории Англии. Только однажды я отправился по заданию в столь  дальние
края, как Ипсвич, чтобы размотать странную и довольно комичную историю  об
одном воре. Капитан ведь тоже был вором. Мысли мои перескакивали с  одного
на другое, и нити все больше запутывались. А Квигли? Кто такой  Квигли?  И
что такое Квигли?
   И вот, как раз когда я задался  этими  вопросами,  на  которые  труднее
всего было найти ответ, раздался телефонный звонок. Я  знал  заранее,  что
произнесет голос на том конце провода (а это будет кодовое слово  "Фред"),
поэтому не снимал трубки - телефон звонил и  звонил.  В  известном  смысле
этот звук принес мне облегчение: вопросы перестали одолевать меня и  нитки
свалились с моих запястий.
   Наконец телефон перестал звонить, и вскоре, как я  и  ожидал,  раздался
стук в дверь. Я чувствовал,  что  обязан  ее  открыть,  ну  и  на  пороге,
конечно, стоял мистер Квигли.
   - Я звонил снизу. Мне сказали, что вы на месте. Почему вы не отвечали?
   - Я был занят размышлениями, мистер Квигли. Или  мне  следует  называть
вас Фредом?
   - Не до шуток, Джим. Я принес новость, скверную  новость.  Ваш  отец  -
извините, я хотел сказать: мистер Смит - погиб.
   В мозгу у меня мелькнуло, что мистер Квигли по крайней  мере  не  тянул
время, как это делал я, когда Капитан заговаривал со мной о Лайзе. И я был
благодарен за это мистеру Квигли. Это как-то сразу разрядило атмосферу.  И
мне не надо было изображать горе, которого я не чувствовал.
   - Вы уверены? Полковник Мартинес сказал, что сообщит  мне,  как  только
что-либо о нем узнает.
   - Ах, так он, значит, еще ничего не  слыхал.  Видите  ли,  мистер  Смит
вылетел не в  том  направлении.  -  Те  же  слова  употребил  и  полковник
Мартинес.
   - Вы хотите сказать, что, если бы он вылетел в нужном направлении...
   - Полковник Мартинес знал бы, где он находится, и мистер  Смит  был  бы
жив.
   - А какое это "не то направление"?
   - Равносильное  самоубийству.  Он,  должно  быть,  знал,  что  едва  ли
вернется. Я думаю, он и не хотел возвращаться. Хотел только  помочь  своим
друзьям и погибнуть.
   - Какая же это помощь друзьям?
   - Так ведь, погибая сам, он при этом убил бы Сомосу.
   - Сомосу?
   Неужели я так и останусь чужаком в этой части света, где я не  способен
запомнить даже имена?
   - О, президент Сомоса остался жив - к радости _моих_ друзей.
   Вот, подумал я, все и кончено - и наши ссоры, и его жизнь.
   А мистер Квигли тем временем продолжал:
   - С нашей стороны ему ничего не грозило. Мы хотели, чтобы он  был  жив.
Хотя бы для того, чтобы знать, где именно он сбрасывает оружие.
   - Что все-таки вы имеете в виду, когда говорите - "не то  направление"?
Как он погиб?
   - Его самолет разбился возле бункера в  Манагуа,  где  последнее  время
ночует Сомоса. Самолет, по-видимому, был до отказа набит  взрывчаткой,  но
Капитан ничего не достиг - только сам погиб  да  выбил  несколько  окон  в
отеле  "Интерконтиненталь",  что  стоит  через  дорогу.  Никто  больше  не
пострадал - только он.
   - О нет, _он_ не пострадал, - сказал я. -  Он  избавился  от  меня,  от
Лайзы и от всех остальных.
   - Остальных?
   - От всех, кто нуждался в нем.
   - Его смерть - это утрата. Он даже нам был немного полезен. Ну а вы что
теперь намерены делать... Джим? - Он помедлил, прежде чем назвать меня  по
имени.
   - Он оставил мне достаточно денег, чтобы я мог вернуться домой.
   - И вы поедете?
   - У меня же нет дома. - Я произнес эту  фразу  не  потому,  что  хотел,
чтобы меня пожалели, - это была простая констатация факта.  Я  был  словно
человек без паспорта, с одним видом на жительство.
   Мистер Квигли сказал:
   - Я почти убежден, что смогу вас устроить, если вы останетесь.  Знаете,
Джим, вы ведь представляете  определенную  ценность.  -  На  этот  раз  он
произнес мое имя без заминки. - В конце концов, он же был вашим  отцом,  и
благодаря вам мы, может быть, сумеем вступить в контакт кое с кем  из  его
старых друзей.
   - Но ведь он же не был моим отцом.
   - Ах да, я забыл, но не будем буквалистами, Джим.
   - А как будет с полковником Мартинесом?
   - Я уверен, он тоже станет вашим другом,  если  только  вы  дадите  ему
такую возможность. Вам нет нужды выбирать между нами. Об этом  надо  будет
поговорить всем вместе. Вы можете быть полезны нам обоим. Я  уверен,  если
вы останетесь, все можно устроить ко всеобщему удовлетворению.
   Я что-то совсем запутался в недосказанностях мистера Квигли.  Речь  его
походила на извилистую проселочную дорогу  со  множеством  указателей,  по
которой уже давно не ездят грузовики. И я вдруг почувствовал, что  мне  не
хватает широких автострад и грохота тяжелых грузовиков. Я сказал:
   - Уходите, мистер Квигли. Я хочу побыть один.
   Мистер Квигли медлил.
   - Но мы же друзья, Джим. Я пришел сюда как друг.
   - Да, да, - не слишком убежденно  согласился  я,  чтобы  избавиться  от
него, и он направился к двери. Однако, прежде чем  выйти  из  комнаты,  он
швырнул на кровать конверт.
   - На случай, если вдруг окажетесь на мели, -  сказал  он  и  отправился
назад, в город ста двадцати трех банков.
   А я, вскрывая конверт, подумал: "Значит, здесь даже  за  дружбу  платят
живой монетой". Я положил  деньги  в  карман  -  пять  бумажек  по  двести
долларов, - и тут снова зазвонил телефон. На этот раз звонил Пабло.
   - Полковник Мартинес снова хочет видеть вас, - сказал он. - У него есть
для вас новость.
   Внутренне забавляясь, я сказал ему:
   - Он может не утруждать себя.  Я  уже  знаю  эту  новость.  От  мистера
Квигли.
   На линии наступило  долгое  молчание.  Я  представил  себе,  как  Пабло
сообщает об этом полковнику и ждет ответа. Ответ наконец поступил:
   - Полковник Мартинес говорит, что вам все равно надо повидаться с  ним.
Немедленно. Он посылает меня с машиной за вами.


   В ожидании Пабло я  решил  не  тратить  времени  даром  и  довести  это
повествование до конца. Капитан умер - какой же смысл продолжать  рассказ?
Теперь я понимаю больше,  чем  когда-либо,  что  никакой  я  не  писатель.
Настоящий писатель не перестает идти своей стезей и не  умирает  вместе  с
героем.
   Как же быть дальше? У меня был авиабилет назад, в Лондон (но я могу его
сдать), и доллары, оставленные мне Капитаном и мистером Квигли. Принять ли
мне совет мистера Квигли и вступить на путь  опасностей  и  тайн,  который
приведет меня неизвестно куда.  Я  не  считаю  себя  в  чем-то  виноватым.
Капитан все сам устроил. Он знал, на что он шел, когда крал драгоценности,
когда разбивал самолет. В иные минуты, думая  о  Капитане,  я  представляю
себе, что вдруг он  каким-то  странным  образом  окажется  моим  настоящим
отцом, хотя бы потому, что оставил мне в наследство вкус  к  нелегальщине,
который сидит у меня в крови. Мне вспомнился снова сон,  который  я  видел
накануне, когда мистер Квигли разбудил меня; там была одна деталь, которую
я поначалу забыл.  Когда  я  проснулся,  в  памяти  моей  оставалась  лишь
сумрачная дорога, по которой  я  шея  в  непроходимый  лес,  но  сейчас  я
вспомнил о причине, побудившей меня идти по этой дороге. Я  шел  за  двумя
мулами, которые то и дело останавливались, чтобы поесть травы. Они  ничего
не везли, и я понятия  не  имел,  почему  я  за  ними  следовал.  Капитан,
конечно, знал бы причину. Сколько раз говорил он мне об этих мулах, но  по
его версии они всегда везли мешки с золотом.
   Можно ненавидеть своего отца, и,  даже  если  я  решу  последовать  его
путем, чувствовать к нему я все равно буду ненависть. В сравнении с Лайзой
я был для него ничто. Он заботился о ней до самой ее смерти, а обо  мне...
он оставил мне в качестве наследства, говорившего  о  полном  безразличии,
обратный билет в город, который я навсегда  покинул,  и,  если  я  все  же
задержусь здесь, я твердо знаю одно: больше писать я не буду.  У  двери  в
мою комнату раздался звонок. Это почти несомненно Пабло, который  приехал,
чтобы везти меня к полковнику Мартинесу.  А  что  я  стану  делать  потом?
Расскажу мистеру Квигли о разговоре между мной  и  полковником?  Возьму  у
мистера Квигли деньги? А полковник - предложит мне денег или  только  даст
совет? Капитан дал бы совет исходя из своего опыта, но он покоится в мире,
да и поверил ли бы я ему? Он любил только Лайзу, если вообще ее любил. Оба
мы были для него тяжелой ношей. И тут мне вспомнился "Кинг-Конг" и то, что
Капитан сказал мне, когда я смотрел, как Кинг-Конг тащит свою ношу, а  эта
ноша, то есть девушка, так его пинала, что я лишь диву давался, почему  он
не сбросит ее вниз, на улицу. "Он же любит ее,  малыш,  неужели  тебе  это
непонятно?" Возможно, я просто не понимал природы любви.  Возможно...  Мне
захотелось снова увидеть Капитана, и я пожалел, что так ему лгал.


   Когда я вернулся в номер после  встречи  с  полковником  Мартинесом,  я
обнаружил в кухоньке, в ведре для мусора, клочки бумаги, которых ни я,  ни
мистер Квигли не заметили. Он-то, по всей  вероятности,  считал,  что  все
по-настоящему важное сожжено или изорвано в мелкие клочья. Ведь он же  был
профессионал.
   Найденные  мною  обрывки,  по-видимому,  были  частью  письма,  которое
Капитан мне написал, а потом, возможно, подумал, что  эти  строки  слишком
выдают его слабость. Я сложил куски и воспроизвожу  их  здесь  в  качестве
заключения моей несостоявшейся книги, которую никто никогда не  опубликует
и не прочтет.

   "А в чем _я_ нуждаюсь? Почему, черт подери,  получается  так,  что  все
вечно во мне нуждаются! Однажды в Манчестере я встретил на улице  старуху,
и то немногое, что я имел, мне было куда нужнее, чем ей, но она,  наверно,
не виновата в том, что не почувствовала моей нужды, тогда как я  ее  нужду
почувствовал. Но это же неестественно. Будь у меня сила Кинг-Конга..."

   Последнюю фразу прочесть было невозможно. Странно, что он тоже вспомнил
о Кинг-Конге.
   Но хватит о всей этой ерунде. У меня тысяча десять долларов  с  мелочью
(я пересчитал деньги, как  сделал  бы  мистер  Квигли),  затем  -  деньги,
оставленные Капитаном, и билет, который я могу  сдать.  И  вот  я  подвожу
черту под этим свитком и швыряю его все в то же ведерко для мусора - пусть
его там кто-нибудь найдет. Черта эта  означает  -  Finis  [конец  (лат.)].
Теперь я сам  себе  хозяин  и  пойду  за  собственными  мулами  в  поисках
собственного будущего.




ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ


9

   Полковник Мартинес, слегка забавляясь, посмотрел на мистера Квигли.  Он
сказал:
   - На этот раз мы побывали в  номере  мистера  Смита  до  вас.  Рукопись
найдена в ведерке для мусора. Неужели молодой человек сам бросил ее  туда,
так  как  не  собирался  писать  дальше?  Тогда  почему  он  не  уничтожил
написанное? Сомневаюсь, чтобы мы когда-либо узнали настоящую причину.  Сам
он сейчас где-то в пути. Мой переводчик успел просмотреть  лишь  последние
страницы, в которых  он  описывает  свой  приезд  в  Панаму.  Рассказ  его
становится интересным с момента встречи с вами. У  мальчишки,  безусловно,
есть талант, и жаль, что он не посвятил себя  писательскому  делу:  водить
пером по бумаге - занятие безопасное. Я попросил вас прийти, потому что  в
этом его сочинении - назовем его романом, - много упоминаний о вас, сеньор
Квигли!
   - Что ж, я ведь был другом его отца.
   - У нас есть основания считать - не очень близким другом.
   - Ну, я часто помогал  ему  по  мелочам.  Например,  ездил  в  аэропорт
встречать Джима.
   - И вы получили известие о смерти сеньора Смита быстрее нас,  так  что,
возможно, мы недостаточно серьезно относились к вам, сеньор Квигли. Это вы
предупредили людей Сомосы в Манагуа о его маршруте?
   - Откуда же я мог это знать?
   - Да. Хотелось бы мне иметь ответ на  этот-вопрос.  Откуда?  Можно  еще
один вопрос? Кто такой Кинг-Конг.
   - Кинг-Конг?
   - Возможно, кодовое имя?
   - Понятия не имею. В моей газете мы не пользуемся кодами.
   - И у вас, конечно, нет никаких сведений о том, где Джим? Боюсь, как бы
он не последовал по стопам мистера Смита.
   - Я видел Джима только раз после смерти его отца.
   - Обычно вы очень точны в цифрах, сеньор Квигли. Подумайте еще.
   Мистер Квигли подумал.
   - Ну, может быть, мне следовало сказать - раза два или три.
   - Вы предлагали ему работу, так?
   - Ничего определенного. Работу на  подхвате.  У  него  ведь  почти  нет
опыта.
   - Спрашиваю еще раз: кто такой Кинг-Конг?
   - Насколько я припоминаю - какая-то обезьяна.
   - Обезьяна?
   - Возможно, горилла - право, не помню.
   Полковник Мартинес издал легкий  вздох,  который  вполне  мог  означать
отчаяние.
   - Насколько я понимаю, у вас британский паспорт, сеньор Квигли?
   - Да.
   - И там есть американская виза?
   - Да, мне  приходится  время  от  времени  ездить  по  делам  газеты  в
Нью-Йорк.
   - Вам, конечно, известно, что  в  будущем  месяце  президент  Картер  и
генерал Торрихос подпишут договор о Панамском канале и тогда большая часть
Американской зоны перейдет в наши руки.
   - Ваш генерал хорошо поработал, и я вас поздравляю.
   - Крайне важно, чтобы до подписания договора в Вашингтоне  не  возникло
никаких дурацких проблем. У нас ведь есть там  враги.  Я  уверен,  вы  это
понимаете.
   - Конечно.
   -  Так  или  иначе,  я  считаю,   что   на   мне   лежит   определенная
ответственность. Так называемый "отец" молодого человека... я  думаю,  его
можно считать в известной мере ответственным,  если  с  молодым  человеком
что-то случится. Но и на нас с вами лежит доля ответственности.
   - Я никакой ответственности за собой не чувствую.
   - При случае вы, по всей вероятности, платили  его  отцу,  и,  как  вам
должно быть известно, я платил ему тоже.
   - Я бы предпочел, чтобы вы не называли мистера Смита его отцом.
   - Извините, но мы оба несколько неточны. Ведь настоящая фамилия мистера
Смита была все-таки Браун.
   - Как бы там ни было, о чем вы волнуетесь, полковник? Джим  сейчас,  по
всей вероятности, летит в Лондон. Он говорил мне,  что  намерен  вернуться
домой. Смит оставил ему обратный билет.
   - Какой же у него там дом? Будем откровенны,  сеньор  Квигли.  Вы  ведь
знали, не  так  ли,  что  Смит  полетел,  как  я  это  именую,  не  в  том
направлении?
   - Откуда я мог это знать?
   - Мне думается,  вы  разыграли  небольшую  комедию,  когда  отправились
смотреть на его самолет. Вы тогда уже предупредили жандармов и Сомосу. Они
подстрелили его еще до того, как он подлетел к  бункеру.  Почему?  Они  же
знали, что у сандинистов нет самолетов.
   - Вот тут вы ошибаетесь, полковник. Они, безусловно, знали про  самолет
Смита. Он ведь уже довольно давно сбрасывает оружие в районе Эстели.
   - И все же интересно, это вы их предупредили?.. Неважно. Сейчас это  не
имеет большого значения, если не считать... - Полковник  Мартинес  опустил
взгляд на лежавшую на его столе рукопись. И сказал:  -  Жаль,  что  я  так
плохо владею английским. Придется, пожалуй, отдать  все  это  на  перевод.
Кинг-Конг может оказаться весьма важным.
   - Я человек