вольно преследовал меня! Я не из тех,
к кому ты можешь протянуть лапу. Говорю тебе прямо и начистоту - я более  не
стерплю! Уходи!
   Из ее черных глаз разлетелась по комнате сила  отчаянного  сопротивления.
Все это почувствовали. Почувствовал это и Лемарен, так  как  широко  раскрыл
глаза, смигнул и, нескладно улыбаясь, повернулся к Варрену.
   - Каково? - сказал он. - Ваша сестра сказала мне дерзость, Варрен.  Я  не
привык к такому обращению, клянусь  костылями  всех  калек  этого  дома.  Вы
пригласили меня в гости, и я пришел. Я пришел вежливо, - не с худой целью. В
чем тут дело, я спрашиваю?
   - Дело ясное, - сказал, глухо крякнув, толстый человек, ворочая кулаки  в
карманах брюк. - Нас выставляют.
   - Кто вы такой? - рассердилась Арколь. По  наступательному  выражению  ее
кроткого даже в гневе лица я видел, что и эта женщина дошла до предела. -  Я
не знаю вас и не приглашала. Это мое помещение, я здесь хозяйка. Потрудитесь
уйти!
   Дюрок поднял голову и взглянул Эстампу в глаза. Смысл взгляда был ясен. Я
поспешил захватить плотнее револьвер, лежавший в моем кармане.
   - Добрые люди, - сказал, посмеиваясь. Эстамп, - вам лучше  бы  удалиться,
так как разговор в этом тоне не доставляет решительно никому удовольствия.
   - Слышу птицу! - воскликнул Лемарен,  мельком  взглядывая  на  Эстампа  и
тотчас обращаясь к Молли. - Это вы заводите чижиков, Молли?  А  есть  у  вас
канареечное семя, а? Ответьте, пожалуйста!
   - Не спросить ли моего утреннего гостя, - сказал Варрен, выступая  вперед
и становясь против Дюрока, неохотно вставшего навстречу ему. -  Может  быть,
этот господин соблаговолит объяснить, почему он здесь, у моей, черт  побери,
сестры?!
   - Нет, я не сестра твоя! - сказала, словно бросила тяжкий камень,  Молли.
- А ты не брат мне! Ты - второй Лемарен, то есть подлец!
   И, сказав так, вне себя, в слезах, с открытым, страшным лицом, она  взяла
со стола книгу и швырнула ее в Варрена.
   Книга, порхнув страницами, ударила его по нижней  губе,  так  как  он  не
успел прикрыться локтем. Все ахнули. Я весь  горел,  чувствуя,  что  отлично
сделано, и готов был палить во всех.
   - Ответит этот господин, - сказал Варрен, указывая пальцем  на  Дюрока  и
растирая другой рукой подбородок, после того, как вдруг наступившее молчание
стало невыносимо.
   - Он переломает тебе все кости! - вскричал я. - А я пробью  твою  мишень,
как только...
   - Как только я уйду, - сказал вдруг сзади низкий,  мрачный  голос,  столь
громкий, несмотря на рокочущий тембр, что все сразу оглянулись.
   Против двери, твердо и широко распахнув ее, стоял человек с седыми баками
и седой копной волос, разлетевшихся, как сено на вилах. Он был без  руки,  -
один рукав матросской куртки висел; другой,  засученный  до  локтя,  обнажал
коричневую пружину  мускулов,  оканчивающихся  мощной  пятерней  с  толстыми
пальцами. В этой послужившей на своем веку мускульной машине человек  держал
пустую папиросную коробку. Его  глаза,  глубоко  запрятанные  среди  бровей,
складок  и  морщин,  цедили  тот  старческий  блестящий  взгляд,  в  котором
угадываются и отличная память и тонкий слух.
   - Если сцена, - сказал он, входя, - то надо закрывать  дверь.  Кое-что  я
слышал. Мамаша Арколь, будьте добры дать немного толченого перцу  для  рагу.
Рагу должно быть с перцем. Будь у меня две руки, - продолжал  он  в  том  же
спокойном деловом темпе, - я не посмотрел бы на тебя,  Лемарен,  и  вбил  бы
тебе этот перец в рот. Разве так обращаются с девушкой?
   Едва он проговорил это, как толстый человек сделал движение, в котором  я
ошибиться не мог: он вытянул руку ладонью вниз и  стал  отводить  ее  назад,
намереваясь ударить Эстампа. Быстрее  его  я  протянул  револьвер  к  глазам
негодяя и нажал спуск, но выстрел, толкнув руку, увел пулю мимо цели.
   Толстяка отбросило назад, он стукнулся об этажерку и едва не  свалил  ее.
Все вздрогнули, разбежались и оцепенели; мое сердце  колотилось,  как  гром.
Дюрок с неменьшей быстротой направил  дуло  в  сторону  Лемарена,  а  Эстамп
прицелился в Варрена.
   Мне не  забыть  безумного  испуга  в  лице  толстого  хулигана,  когда  я
выстрелил. Тут я понял, что игра временно остается за нами.
   - Нечего делать, - сказал, бессильно поводя плечами, Лемарен. - Мы еще не
приготовились. Ну, берегитесь! Ваша взяла! Только помните, что подняли  руку
на Лемарена. Идем, Босс! Идем, Варрен! Встретимся  еще  как-нибудь  с  ними,
отлично увидимся. Прекрасной Молли привет! Ах, Молли, красотка Молли!
   Он проговорил это медленно, холодно, вертя в руках шляпу и взглядывая  то
на нее, то на всех нас по очереди. Варрен и Босс молча смотрели на него.
   Он мигнул им; они вылезли из комнаты один за  другим,  останавливаясь  на
пороге; оглядываясь, они выразительно смотрели на Дюрока и  Эстампа,  прежде
чем скрыться.  Последним  выходил  Варрен.  Останавливаясь,  он  поглядел  и
сказал: - Ну, смотри, Арколь! И ты, Молли!  Он  прикрыл  дверь.  В  коридоре
шептались, затем, быстро прозвучав, шаги утихли за домом.
   - Вот, - сказала Молли, бурно дыша. - И все, и ничего более. Теперь  надо
уходить. Я ухожу, Арколь. Хорошо, что у вас пули.
   - Правильно, правильно и правильно! - сказал инвалид. - Такое поведение я
одобряю. Когда был бунт на "Альцесте", я открыл такую пальбу, что все  легли
брюхом вниз. Теперь что же? Да, я хотел перцу для...
   - Не вздумайте выходить, - быстро заговорила Арколь. - Они караулят. Я не
знаю, как теперь поступить.
   - Не забудьте, что у меня есть  лодка,  -  сказал  Эстамп,  -  она  очень
недалеко. Ее не видно отсюда, и я  поэтому  за  нее  спокоен.  Будь  мы  без
Молли...
   - Она? - сказал инвалид Арколь,  устремляя  указательный  палец  в  грудь
девушке.
   - Да, да, надо уехать.
   - Ее? - повторил матрос.
   - О, какой вы непонятливый, а еще...
   - Туда? - Инвалид махнул рукой за окно.
   - Да, я должна уехать, - сказала Молли, - вот придумайте, - ну, скорее, о
боже мой!
   - Такая же история была на "Гренаде" с юнгой;  да,  вспомнил.  Его  звали
Санди. И он...
   - Я - Санди, - сказал я, сам не зная зачем.
   - Ах, и ты тоже Санди? Ну, милочка, какой же  ты  хороший,  ревунок  мой.
Послужи, послужи девушке! Ступайте с ней. Ступай, Молли. Он твоего роста. Ты
дашь ему юбку и - ну, скажем, платьишко, чтобы закутать то  место,  где  лет
через десять вырастет борода. Юбку  дашь  приметную,  такую,  в  какой  тебя
видали и помнят. Поняла? Ступай, скройся и переряди  человека,  который  сам
сказал, что его зовут Санди. Ему будет дверь, тебе окно. Все!
 
 
 
   XI
 
   - В самом деле, - сказал, помолчав, Дюрок, - это, пожалуй, лучше всего.
   - Ах, ах! - воскликнула Молли, смотря на меня со смехом и жалостью. - Как
же он теперь? Нельзя ли иначе? - Но полное одобрение слышалось в ее  голосе,
несмотря на притворные колебания.
   - Ну, что же, Санди? - Дюрок положил мне на  плечо  руку.  -  Решай!  Нет
ничего  позорного  в  том,  чтобы  подчиниться  обстоятельствам,   -   нашим
обстоятельствам. Теперь все зависит от тебя.
   Я воображал, что иду на смерть, пасть жертвой за  Ганувера  и  Молли,  но
умереть в юбке казалось мне ужасным концом. Хуже всего было то, что я не мог
отказаться; меня ждал, в случае отказа, моральный конец,  горший  смерти.  Я
подчинился с мужеством растоптанного стыда  и  смирился  перед  лицом  рока,
смотревшего  на  меня  нежными  черными  глазами  Молли.  Тотчас   произошло
заклание. Худо понимая, что делается кругом, я  вошел  в  комнату  рядом  и,
слыша, как стучит мое опозоренное сердце, стал, подобно манекену, неподвижно
и глупо. Руки отказывались бороться с завязками и  пуговицами.  Чрезвычайная
быстрота четырех женских рук усыпила и ошеломила  меня.  Я  чувствовал,  что
смешон и велик, что я - герой и избавитель, кукла и жертва.  Маленькие  руки
поднесли мне зеркало; на голове очутился платок, и, так как я не знал, что с
ним делать, Молли  взяла  мои  руки  и  забрала  их  вместе  с  платком  под
подбородком, тряся, чтобы я понял, как прикрывать лицо. Я увидел  в  зеркале
искаженное расстройством подобие себя и не признал его. Наконец тихий  голос
сказал: "Спасибо тебе, душечка!" - и крепкий поцелуй в щеку вместе с  легким
дыханием дал понять, что этим Молли вознаграждает Санди за отсутствие у него
усов.
   После того все пошло как по маслу,  меня  быстро  вытолкнули  к  обществу
мужчин, от которого я временно отказался. Наступило  глубокое,  унизительное
молчание. Я не смел поднять глаз и направился  к  двери,  слегка  путаясь  в
юбке; я так и ушел бы, но Эстамп окликнул меня: - Не  торопись,  я  пойду  с
тобой. Нагнав меня у самого выхода, он сказал: - Иди быстрым  шагом  по  той
тропинке, так скоро, как можешь, будто торопишься изо всех сил,  держи  лицо
прикрытым и не оглядывайся; выйдя на дорогу, поверни вправо,  к  Сигнальному
Пустырю. А я пойду сзади.
   Надо думать, что приманка была хороша, так как,  едва  прошел  я  две-три
лужайки среди светлого леса, невольно входя в роль  и  прижимая  локти,  как
делают женщины, когда спешат, как в стороне послышались торопливые голоса.
   Шаги Эстампа я слышал все время позади, близко от себя. Он  сказал:  "Ну,
теперь беги, беги во весь дух!" Я полетел вниз с холма, ничего не слыша, что
сзади, но, когда спустился к новому подъему, раздались крики: "Молли!  Стой,
или будет худо!" - это кричал Варрен. Другой крик, Эстампа, тоже  приказывал
стоять, хотя я и не  был  назван  по  имени.  Решив,  что  дело  сделано,  я
остановился, повернувшись лицом к действию.
   На разном расстоянии друг от друга по дороге двигались  три  человека,  -
ближайший ко мне был Эстамп, - он отступал в полуоборот к неприятелю. К нему
бежал Варрен, за Варреном, отстав от него, спешил Босс. "Стойте!"  -  сказал
Эстамп, целясь в последнего. Но Варрен продолжал  двигаться,  хотя  и  тише.
Эстамп дал выстрел. Варрен остановился, нагнулся и ухватился за ногу.
   - Вот как пошло дело!  -  сказал  он,  в  замешательстве  оглядываясь  на
подбегающего Босса.
   - Хватай ее! - крикнул Босс. В тот же момент обе  мои  руки  били  крепко
схвачены сзади, выше локтя, и с силой отведены к спине, так что, рванувшись,
я ничего не выиграл, а только повернул лицо назад, взглянуть на вцепившегося
в меня Лемарена. Он обошел лесом и пересек путь. При этих  движениях  платок
свалился с меня. Лемарен уже сказал: - "Мо ...", - но, увидев,  кто  я,  был
так поражен, так взбешен, что, тотчас отпустив мои руки,  замахнулся  обоими
кулаками.
   - Молли, да не та! - вскричал я злорадно, рухнув  ниц  и  со  всей  силой
ударив его головой между ног, в самом низу - прием вдохновения. Он завопил и
свалился через меня. Я на бегу разорвал пояс юбки и выскочил из нее,  потом,
отбежав, стал трясти ею, как трофеем.
   - Оставь мальчишку, - закричал Варрен, - а то она удерет! Я знаю  теперь;
она побежала наверх, к матросам. Там что-нибудь подготовили.  Брось  все!  Я
ранен!
   Лемарен не был так глуп, чтобы лезть на человека с револьвером,  хотя  бы
этот человек держал в одной руке только что скинутую юбку: револьвер  был  у
меня в другой руке, и  я  собирался  пустить  его  в  дело,  чтобы  отразить
нападение. Оно не состоялось - вся троица понеслась обратно, грозя кулаками.
Варрен хромал сзади. Я еще не опомнился, но уже видел, что отделался дешево.
Эстамп подошел ко мне с бледным и серьезным лицом.
   - Теперь они постоят у воды, - сказал он, - и будут,  так  же,  как  нам,
грозить кулаками боту. По воде не пойдешь. Дюрок,  конечно,  успел  сесть  с
девушкой. Какая история!  Ну,  впишем  еще  страницу  в  твои  подвиги  и...
свернем-ка на всякий случай в лес!
   Разгоряченный, изрядно усталый, я  свернул  юбку  и  платок,  намереваясь
сунуть их где-нибудь в куст, потому что, как ни блистательно я вел себя, они
напоминали мне, что, условно, не по-настоящему, на полчаса, - но я  был  все
же женщиной. Мы стали  пересекать  лес  вправо,  к  морю,  спотыкаясь  среди
камней, заросших папоротником. Поотстав, я приметил  два  камня,  сошедшихся
вверху краями, и  сунул  меж  них  ненатуральное  одеяние,  от  чего  пришел
немедленно в наилучшее расположение духа.
   На нашем пути встретился озаренный пригорок. Тут Эстамп лег, вытянул ноги
и облокотился, положив на ладонь щеку.
   - Садись, - сказал он. - Надо передохнуть. Да, вот это дело!
   - Что же теперь будет? - осведомился я, садясь по-турецки и раскуривая  с
Эстампом его папиросы. - Как бы не произошло нападение?!
   - Какое нападение?!
   - Ну, знаете... У них, должно  быть,  большая  шайка.  Если  они  захотят
отбить Молли и соберут человек сто...
   - Для этого нужны пушки, - сказал Эстамп, - и  еще,  пожалуй"  бесплатные
места полицейским в качестве зрителей.
   Естественно, наши мысли вертелись вокруг горячих утренних происшествий, и
мы перебрали все, что было" со всеми подробностями, соображениями, догадками
и (c)себе картинными моментами. Наконец мы подошли к нашим  впечатлениям  от
Молли; почему-то этот разговор  замялся,  но  мне  все-таки  хотелось  знать
больше, чем то, чему был я свидетелем. Особенно меня волновала мысль о Дигэ.
Эта таинственная женщина непременно возникала  в  моем  уме,  как  только  я
вспоминал Молли. Об этом я его и спросил.
   - Хм ... - сказал он. - Дигэ... О,  это  задача!  -  И  он  погрузился  в
молчание, из которого я не мог извлечь его никаким покашливанием.
   - Известно ли тебе, - сказал он наконец, после того как я решил,  что  он
совсем задремал, - известно ли  тебе,  что  эту  траву  едят  собаки,  когда
заболеют бешенством?
   Он показал острый листок, но я был  очень  удивлен  его  глубокомысленным
тоном и ничего не сказал. Затем, в молчании,  усталые  от  жары  и  друг  от
друга, мы выбрались к морской полосе, пришли на пристань и наняли лодочника.
Никто из наших  врагов  не  караулил  нас  здесь,  поэтому  мы  благополучно
переехали залив и высадились в стороне от дома. Здесь был лес, а дальше  шел
огромный, отлично расчищенный сад. Мы шли садом. Аллеи  были  пусты.  Эстамп
провел меня в дом через одну из боковых арок, затем по чрезвычайно  путаной,
сурового вида лестнице, в  большую  комнату  с  цветными  стеклами.  Он  был
заметно не в духе, и я понял отчего, когда он сказал про  себя:  "Дьявольски
хочу есть". Затем он позвонил, приказал слуге, чтобы тот отвел меня к  Попу,
и, еле передвигая ноги, я отправился через блестящие недра безлюдных стен  в
настоящее путешествие к библиотеке. Здесь слуга бросил меня.  Я  постучал  и
увидел Попа, беседующего с Дюроком.
 
 
 
   XII
 
   Когда я вошел, Дюрок доканчивал свою речь. Не помню, что  он  сказал  при
мне. Затем он встал и в ответ многочисленным молчаливым кивкам Попа протянул
ему руку. Рукопожатие  сопровождалось  твердыми  улыбками  с  той  и  другой
стороны.
   - Как водится, герою уступают место и общество, -  сказал  мне  Дюрок,  -
теперь, Санди, посвяти Попа во все  драматические  моменты.  Вы  можете  ему
довериться, - обратился он к Попу, - этот ма... человек сущий клад  в  таких
положениях. Прощайте! Меня ждут.
   Мне очень хотелось спросить, где Молли и давно ли Дюрок вернулся, так как
хотя из этого ничего не вытекало, но я от природы любопытен во всем.  Однако
на что я решился  бы  под  открытым  небом,  на  то  не  решался  здесь,  по
стеснительному чувству чужого среди высоких  потолков  и  прекрасных  вещей,
имеющих свойство оттеснять непривычного в его духовную раковину.
   Все же я надеялся много узнать от Попа.
   - Вы устали и,  наверное,  голодны?  -  сказал  Поп.  -  В  таком  случае
пригласите меня к себе, и мы с вами позавтракаем. Уже второй час.
   - Да, я приглашаю вас, - сказал я, малость недоумевая, чем могу  угостить
его, и не зная, как взяться за это, но не желая уступать никому ни  в  тоне,
ни в решительности. - В самом деле, идем, стрескаем, что дадут.
   - Прекрасно,  стрескаем,  -  подхватил  он  с  непередаваемой  интонацией
редкого иностранного слова, - но вы не забыли, где ваша комната?
   Я помнил и провел его в коридор, второй дверью  налево.  Здесь,  к  моему
восхищению, повторилось то же, что у Дюрока: потянув шнур, висевший у стены,
сбоку стола, мы увидели, как откинулась в простенке меж  окон  металлическая
доска и с отверстием поравнялась никелевая плоскость, на которой были  вино,
посуда и завтрак. Он состоял из мясных блюд, фруктов и кофе. Для храбрости я
выпил полный стакан вина, и, отделавшись таким образом  от  стеснения,  стал
есть, будучи почти пьян.
   Поп ел мало и медленно, но вина выпил.
   - Сегодняшний день, - сказал он, - полон событий, хотя  все  главное  еще
впереди. Итак, вы сказали, что произошла схватка?
   Я этого не говорил, и сказал, что не говорил.
   - Ну, так скажете, - произнес он с милой улыбкой. - Жестоко держать  меня
в таком нетерпении.
   Теперь происшедшее казалось мне не довольно поразительным, и я взял самый
высокий тон.
   - При высадке на берегу дело пошло на ножи, -  сказал  я  и  развил  этот
самостоятельный текст в виде прыжков, беганья и рычанья, но никого не  убил.
Потом я сказал: - Когда явился Варрен и его  друзья,  я  дал  три  выстрела,
ранив  одного  негодяя...  -  Этот  путь  оказался  скользким,   заманчивым;
чувствуя, должно быть, от вина, что я  и  Поп  как  будто  описываем  вокруг
комнаты нарез, я хватил самое яркое из утренней эпопеи: - Давайте, Молли,  -
сказал я, - устроим так, чтобы я надел ваше платье и обманул врагов, а вы за
это меня поцелуете. И вот...
   - Санди, не пейте больше вина, прошу вас, - мягко перебил Поп. -  Вы  мне
расскажете потом, как все это у вас там произошло, тем более, что  Дюрок,  в
общем, уж рассказал.
   Я  встал,  засунул  руки  в  карманы  и  стал  смеяться.  Меня   заливало
блаженством. Я чувствовал себя Дюроком и Ганувером. Я  вытащил  револьвер  и
пытался прицелиться в шарик кровати. Поп взял меня за руку и усадил, сказав:
- Выпейте кофе, а еще лучше, закурите. Я почувствовал  во  рту  папиросу,  а
перед носом увидел чашку и стал жадно пить черный кофе. После четырех  чашек
винтообразный нарез вокруг комнаты перестал увлекать меня,  в  голове  стало
мутно и глупо.
   - Вам лучше, надеюсь?
   - Очень хорошо, - сказал я, - и, чем скорее вы  приступите  к  делу,  тем
будет лучше.
   - Нет, выпейте, пожалуйста, еще одну чашку. Я послушался его и,  наконец,
стал чувствовать себя прочно сидящим на стуле.
   - Слушайте, Санди, и слушайте внимательно. Надеюсь, вам теперь хорошо?
   Я был страшно возбужден, но разум и понимание вернулись.
   - Мне лучше, - сказал я обычным своим тоном, - мне почти хорошо.
   - Раз почти, следовательно,  контроль  на  месте,  -  заметил  Поп.  -  Я
ужаснулся, когда вы налили себе  целую  купель  этого  вина,  но  ничего  не
сказал, так как не, видел  еще  вас  в  единоборстве  с  напитками.  Знаете,
сколько этому вину лет? Сорок восемь, а вы обошлись с ним, как с водой.  Ну,
Санди, я теперь буду вам открывать секреты.
   - Говорите, как самому себе!
   - Я не ожидал от вас другого ответа. Скажите мне...  -  Поп  откинулся  к
спинке стула и пристально взглянул на меня. - Да, скажите вот что: умеете вы
лазить по дереву?
   - Штука нехитрая, - ответил я, - я умею  и  лазить  по  нему,  и  срубить
дерево, как хотите. Я могу даже спуститься по дереву головой вниз. А вы?
   - О, нет, - застенчиво улыбнулся Поп, - я,  к  сожалению,  довольно  слаб
физически. Нет, я могу вам только завидовать.
   Уже я дал многие доказательства моей  преданности,  и  было  бы  неудобно
держать от меня в тайне общее положение дела, раз требовалось  уметь  лазить
по дереву, по этим соображениям Поп, - как я  полагаю,  -  рассказал  многие
обстоятельства. Итак, я узнал, что позавчера утром  разосланы  телеграммы  и
письма  с  приглашениями  на  сегодняшнее  торжество  и  соберется   большое
общество.
   - Вы можете, конечно, догадаться о причинах, - сказал Поп, - если примете
во внимание, что Ганувер всегда верен своему слову.