которая  уже
стала на якорь.
     Вопрос был повторен, когда приблизилась вторая.
     - "Пенящий море", - прозвучало в ответ.
     - "Морской рысак", - сообщили с третьего судна.
     Посвященные знали   теперь  -  это  корабли  трех  самых  грозных
балтийских пиратов:  Клауса Штертебекера,  Михеля  Гедеке  и  Магистра
Вигбольда.  Капитан  Штертебекер  первым  сошел  со  своего корабля на
берег.  Он был одет в ярко-красную куртку, которая достигала бедер, на
ногах его были светло-коричневые рейтузы из мягкой кожи,  темный берет
прикрывая длинные,  цвета соломы волосы.  На боку висел  широкий  меч.
Сила  и  гордость были в облике этого предводителя пиратов.  Перед ним
расступились с почтением и,  пожалуй,  даже со  страхом.  Штертебекер,
широко улыбаясь,  приветствовал горожан и моряков.  Он ждал,  пока два
других капитана пришвартуют свои когги и сойдут на берег.
     Михель Гедеке  - приземистый широкоплечий человек - был в панцире
и шлеме, как рыцарь. Магистр Вигбольд, идущий за ним, больше был похож
на  ученого:  высокий,  худой,  в  бархатной  куртке,  темных штанах в
обтяжку и в ботинках с длинными острыми  носками.  Его  узкое,  словно
сплюснутое с боков лицо,  казалось,  никогда не знало морского ветра и
солнца.  Когда все три предводителя направились в городской магистрат,
за   ними   последовала   растущая   на   ходу  толпа  любопытных.  Их
приветствовали криками,  им кланялись,  горожане высовывались из окон,
чтобы  увидеть трех известных пиратов,  которые теперь были союзниками
города.  Правда,  и легенды  о  трех,  как  их  называли,  властелинах
Балтийского  моря,  передавались  из  уст  в  уста.  И не раз и не два
вспоминали о том,  как капитан Штертебекер получил свое имя.  О Михеле
Гедеке  говорили,  что он - ремесленник из Грейфсвальда и был объявлен
патрициями вне закона;  с тех  пор  "денежные  мешки"  подвергают  его
яростному преследованию.
     Магистр Вигбольд был мозгом этой троицы пиратов: он умел читать и
писать  и считался человеком большой учености.  Поэтому его и называли
"магистр".  Впрочем,  кто-то уверял,  что пират раньше,  и верно,  был
знаменитым  магистром  в ученом городе Виттенберге,  кто-то утверждал,
что он был магистром в Оксфорде.  У одного из моряков выведали,  что у
Вигбольда в каюте есть толстая книга известного высокоученого магистра
Гуго из Тринберга,  которую  он  часто  читал.  Этот  рукописный  труд
назывался "Реннер" - "Рысак", и поэтому магистр Вигбольд назвал и свой
корабль "Морской рысак".  "Морской тигр",  по общему мнению, был самым
опасным из всех пиратских кораблей,  а "Пенящий море" - самым быстрым.
(Гуго Тримбергский (1230 -  умер  около  1313)  -  поэт  средневековой
Германии.  Автор  поэмы  "Die  Renner" ("Рысак"),  направленной против
недостатков и пороков существующего строя.)
     Прибытие трех пиратских кораблей было в городе единственной темой
разговоров.  Перед зданием магистрата,  куда отправились  предводители
пиратов,  стояли  в  ожидании  горожане  и прибывшие из глубины страны
парни. Они хотели попытать счастья на море.
     И в  гавани  тоже  толпились  зеваки,  охотники до сенсаций,  они
любовались могучими коггами,  которые немало кораблей отправили на дно
моря. Говорили, что на борту у них несметные сокровища.
     Один из тех, кто рвался на море, крикнул наверх на "Тигр":
     - Хе, рулевой!.. Рулевой!!!
     - Что надо? - крикнули с кормы, где нес вахту Киндербас.
     - Можно мне к вам на борт? Я витальер.
     - Есть ли у тебя хотя бы три боевых шрама? - спросил Киндербас.
     - Нет, а что? - ответил витальер, рослый, отчаянный оборванец.
     - Капитан не берет никого,  кто не покажет хотя бы трех рубцов на
теле.
     Витальер смущенно молчал.  У него не было ни  одного.  Молчали  и
другие,  стоящие  рядом  с ним,  с завистью осматривая коггу и команду
Штертебекера.

     Переговоры в магистрате завершились ко всеобщему  удовлетворению.
Три предводителя оставались полновластными хозяевами на своих кораблях
и могли сами распоряжаться  всей  добычей,  они  только  обязаны  были
использовать  каждый  удобный случай,  чтобы наносить урон торговому и
военному флоту датской королевы  и  помогать  обеспечивать  осажденный
Стокгольм.   За   это   им   было   обещано   покровительство  герцога
мекленбургского,  и мекленбургские гавани были открыты для них в любое
время. В этих же гаванях они должны были по определенным ценам сбывать
свою добычу.  Соглашение было оформлено  письменно.  Магистр  Вигбольд
тщательно  ознакомился  с  ним,  проверил  и наконец подписал от имени
троих капитанов.  Торжественно  скрепленный  печатью,  этот  документ,
являющийся  для пиратов законным договором о каперстве,  был помещен в
шкаф магистрата.  Представители городов  Висмара,  Ростока  и  Рибница
выдали им каперские грамоты.
     Во время этих переговоров произошли два незначительных инцидента,
которые, к счастью, быстро уладились. Клаус Штертебекер заявил, что он
согласен выступить против королевы Дании  и  ее  союзников  в  морской
войне, но, кроме того, у него есть еще один враг, которого он не может
щадить и с которым схватится,  где бы и когда бы его  ни  встретил.  И
никакой документ,  никакой договор, никакое соглашение не смогут ему в
этом воспрепятствовать. Речь шла о роде Вульфламов из Штральзунда.
     Ратсгеры Висмара сообщили ему,  что в Штральзунде народная партия
ремесленников взяла управление городом в свои руки  и  что  Вульфламам
пришлось   бежать  из  города:  Вульвекен  Вульфлам  служит  у  датчан
управляющим в одном из замков в  Сконе,  а  Вульф  Вульфлам  входит  с
недавних пор в рейхсрат датской королевы.
     - Вульфламы  изгнаны  из  Штральзунда?!  -   воодушевился   Клаус
Штертебекер.  - Я благодарю вас,  ратсгеры.  Лучшего известия мне и не
надо.  Возможно,  мой друг  Герд  Виндмакер,  брошенный  Вульфламом  в
темницу, теперь свободен?
     Ратсгеры пообещали Штертебекеру разузнать и об этом.
     Второй инцидент    был    связан    с    Хеннингом   Мантойфелем.
провинциальным юнкером,  имение которого в Укермарке  захватили  более
сильные  соседи,  и он теперь занимался морским разбоем.  Он добивался
подчинения объединенных пиратских кораблей общему командованию,  чтобы
с  самого  начала  предотвратить  возможные раздоры.  Все три капитана
единодушно выступили против.  Конечно, они не против подчинения общему
руководству,  но оно, разумеется, может быть доверено только тому, кто
покажет себя самым храбрым,  самым опытным и самым осмотрительным. Они
выговорили   себе  право  оставить  без  внимания  неразумный  приказ,
отданный каким-нибудь не в меру честолюбивым командиром.  Нет,  они не
наемники,  не  холопы,  они  свободные  моряки,  и  каждый  их корабль
самостоятельная единица.  Как рыцарь  самостоятельно  распоряжается  в
своем  замке,  точно  так и они - хозяева на кораблях.  И кто вздумает
нарушить этот порядок,  станет их врагом и тотчас же почувствует  силу
их кулака.
     Как бы подводя итог, Магистр Вигбольд бесстрастно произнес:
                    С волков овечьи шкуры снять,
                    Из тайных теплых мест изгнать,
                    Добро отнять, огнем донять
                    Проклятый волчий род!
                    Так требует народ!
     Ратсгеры и благородные господа поняли,  что пираты не  собираются
так  просто расстаться со своей независимостью.  Они не доверяют чужой
власти и полагаются только на собственные силы.  Они хотят  оставаться
свободными пиратами, а господам они достаточно послужили.
     Отплытие флота витальеров превратилось в  праздник  для  Висмара.
Весь  город был на ногах.  Звонили колокола.  Священники благословляли
корабли,  кропили пиратские пушки святой  водой.  На  мачтах  кораблей
витальеров   полоскались   пестрые  вымпелы.  Хеннинг  фон  Мантойфель
командовал торговым кораблем,  на котором  находились  продовольствие,
оружие   и   снаряжение,  столь  необходимые  осажденному  Стокгольму.
Марквард Прин командовал двумя военными коггами,  Арндт  Штюк  -  тоже
двумя.  В качестве охранения с ними шли "Тигр" Штертебекера. "Пенящий"
- Гедеке,  "Рысак" - Вигбольда. В море к ним должен был присоединиться
одновременно выходящий из Ростока флот под командованием фон Каланда и
Генриха Люхова. Такую армаду датчане вряд ли смогли бы сдержать.
     Клаус Штертебекер  стоял  у руля своего судна и смотрел вперед на
"Пенящего",  который шел во  главе  каравана.  На  носу  "Тигра"  была
выставлена  "думкене",  готовая  в  любой  момент  послать  врагу свой
громовой привет и продырявить его  бока.  У  бортов  лежали  палицы  и
булавы, мечи и алебарды, - словом, оружия хватало, его отнимали у всех
поверженных врагов.  А "Тигр" уже немало поохотился и овладел не одним
вражеским  судном.  Многие  купцы  вульфламовской  породы,  как  и  их
корабли, стали добычей моря...
                    С волков овечьи шкуры снять!
                    Из тайных теплых мест изгнать...
                    Проклятый волчий род!
     В трюме "Тигра" было уже немало богатой добычи: бесчисленные тюки
шелковых и шерстяных тканей,  кожи, меха, различные руды, лен, пенька,
сало, соленая рыба - всякая добыча была кстати. В ближайшей гавани все
это  превращалось в звонкую монету или в вино и пиво,  если на то было
желание. В капитанской каюте Клауса Штертебекера стоял тяжелый сундук,
доверху    наполненный   дукатами,   гульденами,   рейхспфеннигами   -
разнообразной звонкой монетой.  На стенах каюты были развешаны дорогие
ковры,  два  огромных фландрских гобелена,  редкостное оружие,  чучела
морских животных,  которые были неизвестны в здешних водах, а на столе
стояли великолепные шахматы с фигурами из слоновой кости. Жаль только,
что никто из моряков,  даже ученый Магистр  Вигбольд,  не  знали  этой
чужеземной игры. О, Клаус Штертебекер был счастливейшим человеком - он
был свободен,  он был сам себе господин и сказочно  богат.  Но  дороже
всего  для  него  было  то,  что  он  жил  морем,  управлял  кораблем,
распоряжался четырьмя дюжинами отважных моряков.  Лучшего  он  себе  и
представить не мог, его мечты осуществились. Одно только удручало его:
как он ни старался,  до сих  пор  ни  одного  корабля  Вульфламов  ему
встретить не удалось.  И еще ни одного Вульфлама он не отправил на тот
свет за Хозанга, Свена, за Герда Виндмакера и за восьмерых олдерменов!
Старый  Вульфлам  умер.  В  постели.  Жалкой  смертью,  которую  он  и
заслуживал.  А его сыновья?  Он, Клаус Штертебекер, он их еще отыщет и
заставит защищаться.  "Тогда горе вам,  Вульфламы, проклятые волки! Мы
больше не ягнята,  мы стали тиграми!" (Фландрия - историческая область
Западной Европы,  населенная в большинстве фламандцами.  Ныне входит в
состав Франции, Бельгии и Голландии.)
     Когда Киндербас   пришел   его  сменить,  Штертебекер  с  улыбкой
посмотрел ему в лицо.  Киндербас был уже не мальчик, а статный парень,
превосходный  рулевой.  Он  стал почти таким же рослым и сильным,  как
Клаус. На левой щеке у него был глубокий шрам. Ударом топора ему тогда
отхватили и левое ухо, но этого не было заметно, потому что его густые
темно-русые волосы спускались до самых плеч.  У него было и  еще  пять
шрамов,  и он этим очень гордился. Капитан Штертебекер же, несмотря на
то, что всегда бросался в гущу рукопашной схватки, оставался невредим.
"Меня не задело", - восклицал он всякий раз после схватки. И не только
Киндербас,  но и вся команда "Морского тигра" считали своего  капитана
неуязвимым, и это только возвышало его в их глазах.
     - Киндербас,  - сказал Клаус,  - Вульвекен Вульфлам сидит в замке
на Сконе.
     - Да неужели! - пророкотал тот своим басом, который с годами стал
еще гуще. - Чтоб ему жариться у сатаны! Когда мы идем туда?
     - Скоро. На этот раз он не уйдет.
     - Хорошо бы попался,  - произнес Киндербас. - А Стокгольм? Зачем,
собственно,  нам Стокгольм?  Вместо того чтобы  нападать  на  торговые
корабли,  мы  охраняем их.  Что нам за дело до датской королевы?  Наши
враги Вульфламы.
     - Не горячись, Киндербас, - с улыбкой сказал Штертебекер. - Я дал
слово, что мы поможем стокгольмцам. Покончим с этим и пойдем на Сконе.
А наши старые счеты мы всегда успеем свести.
     - Мне кажется,  лучше бы сейчас с ними поквитаться.  Этот морской
парад мне не нравится.
     - Но я дал слово! - повторил Штертебекер.

     Датчане не  были  столь   неподготовленными,   как   предполагали
витальеры.  Они  замкнули  вокруг  города железное кольцо не только на
суше, но и блокировали своим флотом выход из озера Меларен.
     Стремительным налетом  кольцо датских кораблей было разорвано,  а
пока корабли пиратов сражались с  военными  коггами  датчан  в  заливе
Сальтшен,  Хеннинг Мантойфель беспрепятственно провел нагруженные суда
в  гавань.  Защитники  Стокгольма  встретили  этот  геройский   подвиг
ликованием:  уже  два года они стойко сдерживали натиск превосходящего
врага,  и вот пришла помощь - продовольствие  и  оружие.  Теперь  они,
почувствовав поддержку,  стали дразнить датчан,  насмехаться над ними:
"Что ж,  нападайте,  если посмеете,  а нет,  так отступитесь;  Ганза и
витальеры поддерживают нас, и мы никогда не сдадимся!"
     Корабли расположились все вместе в гавани Стокгольма. А между тем
датчане  снова  сосредоточили  свой флот и подтянули подкрепления.  Со
свежими силами они блокировали гавань и решили не выпускать  пиратские
корабли в море.
     На совете  капитанов   Штертебекер   настаивал   на   немедленных
действиях.  Он  считал,  что  до  наступления зимы блокада должна быть
прорвана.  В противном случае придется зазимовать и уступить  датчанам
господство на море.  Капитаны не могли прийти к единому решению. Арндт
Штюк поддерживал разумное предложение Штертебекера, Хеннинг Мантойфель
проявил себя,  однако,  человеком нерешительным и приводил все новые и
новые доводы в пользу отсрочки.  Марквард  Прин,  который  пользовался
большой  популярностью  среди немецкого населения Стокгольма,  тоже не
мог  решиться  на  уход.  Штертебекер  угрожал   собственными   силами
пробиться  в  открытое  море.  Магистр Вигбольд уверял,  что эта затея
неосуществима.  Датчане сосредоточили свой  флот  в  заливе  Сальтшен.
Любые  разрозненные  действия  с  самого  начала  обречены на неудачу.
Штертебекер думал о Сконе и о Вульфламах.  С каждым днем он становился
все нетерпеливее и невыносимее.
     Неожиданно ударили морозы.  Быстро замерзли озеро Меларен и залив
Сальтшен.  Только открытое море,  где находился датский флот, было еще
свободно  ото  льда.  И  тут  датчане  попытались  внезапным   налетом
завладеть  вмерзшими в лед пиратскими кораблями и сжечь их.  Благодаря
бдительности команды "Морского тигра" атака была отбита.
     Штертебекер проклинал  нерешительность  и  бездеятельность других
капитанов.  Вместе с Михелем Гедеке и Магистром Вигбольдом  он,  чтобы
защититься от неожиданных налетов, с помощью моряков окружил три своих
корабля,  которые были ближе других к выходу из озера Меларен, высоким
бревенчатым  палисадом.  В  особенно  морозные  ночи  палисад обливали
водой. Он обледенел и благодаря этому стал почти непреодолимым.
     Клаус Штертебекер  пустился  еще  на одну военную хитрость.  Едва
наступала темнота, его команда взламывала лед перед палисадом; если бы
датчане  отважились  атаковать его и поставить лестницы и тараны,  они
провалились бы под лед.  Во время этой работы  Штертебекеру  пришла  в
голову    великолепная   мысль.   Он   приказал   изготовить   длинные
водонепроницаемые  деревянные  ящики,  в  крышках  их  просверлил   по
маленькой дырке.  В эти ящики насыпали пороху,  который предназначался
для "думкене".  Через дырку в крышке ввели внутрь каждого по фитилю. В
месте,  где могло произойти нападение,  во льду были сделаны ямки, как
раз такие, чтобы в них поместились эти ящики с порохом.
     На других   кораблях   посмеивались   над  всеми  этими  спешными
приготовлениями и над ледяным валом перед пиратскими кораблями.
     - И чего они боятся?  - кричал Хеннинг Мантойфель. - А я-то думал
- пираты не знают, что такое страх!
     Штертебекер велел  ему  передать,  что  он  в его присутствии дал
висмарцам слово действовать в бою с ними  вместе,  но  что  он,  Клаус
Штертебекер,  командир  "Морского  тигра"  примет во внимание насмешки
Хеннинга Мантойфеля.
     С тех   пор   ни   Хеннинг  Мантойфель,  ни  другие  капитаны  из
"благородных" не высказывались опрометчиво в адрес кого-нибудь из трех
капитанов-плебеев.  (Плебеи  -  беднейший  слой  населения феодального
города;  обедневшие  члены  цехов,   подмастерья,   наемные   рабочие,
поденщики, бродяги.)
     Как и предполагал Клаус Штертебекер,  датчане, уверовавшие в свое
превосходство,  попытались  совершить  нападение на застрявшие во льду
корабли витальеров. Их собственный флот был в открытом море, а солдаты
с  кораблей  развернулись  широким фронтом против пиратов.  Они тащили
много лестниц,  для того чтобы преодолеть палисад.  Клаус  Штертебекер
отдал  приказ  команде  оставаться  на  кораблях и стрелять по каждому
датчанину,  который попытается перелезть через палисад. Если бы врагам
все  же  удалось преодолеть препятствие,  предстояло защищать корабли.
Для этой цели у каждого  матроса  была  наготове  палица  или  булава.
Небольшие  группы  остались у палисада,  чтобы в нужный момент поджечь
маленькие ящики с порохом.
     С диким   воинственным   кличем   ринулись   датчане   на  штурм.
"Благородные"  капитаны  и  не  подумали  послать   помощь   пиратским
кораблям,  находившимся  у  выхода  из  озера Меларен.  Они наблюдали,
ожидая исхода борьбы,  которую вели три оказавшихся  впереди  корабля.
Штертебекер,  Гедеке  и  Вигбольд  увидели,  что они одни противостоят
всему датскому флоту.  Несмотря на это,  они не  дрогнули  и  спокойно
поджидали наступающего врага.
     Когда датчане были не более чем в пятидесяти шагах  от  палисада,
Штертебекер подал знак тем,  кто был внизу на льду. Они поднесли огонь
к фитилям и поспешили на свои корабли.
     Датские корабли,  стоящие  в открытом море,  обстреливали ледяную
крепость,  но не причинили большого вреда.  И вот первые датские воины
достигли  палисада.  Они  приставили  принесенные  с  собой  лестницы,
однако,  когда  все  больше  и  больше  солдат  устремилось  на  штурм
укрепления,  тонкая  корочка,  намерзшая  за ночь на месте расколотого
льда,  сломалась,  и  многие  оказались  в   воде.   Это   привело   к
замешательству.
     В другом  месте,  где  атака  проходила  удачнее,  некоторые  уже
достигли  вершины  палисада.  Их встретил град выстрелов из арбалетов.
Первые убитые покатились с лестниц. И все же атака продолжалась. И тут
один за другим последовали пять глухих взрывов и страшный крик.  Лед в
пяти  местах  проломился,   словно   по   волшебству.   Ужас   овладел
нападающими.  Бросая  лестницы  и  оружие,  они  в  паническом  страхе
побежали.
     Команда Клауса Штертебекера и все витальеры издали победный клич,
"думкене" выпустила несколько ядер вслед бегущему врагу.
     Датчане и не думали о повторении нападения;  они подняли паруса и
ушли прочь,  а витальеры устроили на льду большой праздник победы. Был
зажарен  на  вертеле целый бык,  на палубы выкатили много бочек вина и
пива.  Были приглашены все,  никого не обошли. Прибыли и "благородные"
предводители  и  их  матросы.  Клаус Штертебекер всем говорил:  "Добро
пожаловать!" Матросы Хеннинга Мантойфеля  запели  песню,  которую  они
называли гимном витальеров: "Богу друг, всему свету враг". Она звучала
так:
                    Развевайся гордо, грозный наш флаг,
                    В мире нет преграды для морских бродяг.
                    Убивай! Жги все подряд!
                    Богу друг, всему свету враг!

                    С запада, с востока суда идут.
                    Знатную поживу они нам принесут.
                    Убивай! Жги