е  одна  маленькая  крепость,  также  защищенная
каменной  стеной,  и в этой крепости возвышались самые большие и самые
великолепные церкви.  Дома были большею частью  деревянные,  но  таких
искусно и красиво построенных Клаусу не случалось еще видеть. Горожане
с длинными косматыми бородами,  в красочных кафтанах до пят,  воины  с
роскошно  расписанными  щитами,  в  остроконечных шлемах,  вооруженные
мечами и алебардами,  - все было  непривычно,  ярко,  красочно.  Город
казался  невообразимо  богатым  и могущественным.  Отсюда шел торговый
путь на Черное море,  в Персию и Китай, таящие неисчислимые сокровища.
Клаус  стоял  на  корме  и не мог насмотреться на это чудо.  (Патина -
налет зеленого цвета, образующийся на медных и бронзовых предметах под
влиянием влаги воздуха.)
     ...Прекрасны и  неповторимы  были  большие  торговые  города,  но
самыми  приятными для Клауса оставались часы,  когда он стоял у руля в
открытом море.  Теперь он изучил все  капризы  и  причуды  ветра,  мог
проявлять  в  борьбе с ним отчаянную смелость и идти на риск,  а мог и
перехитрить ветер и заставить  его  наполнить  паруса  и  гнать  коггу
вперед.  Он  умело  лавировал при встречном ветре,  ведь,  как говорил
Свен,  беспомощным рулевой имеет право быть только при полнейшем штиле
- самом страшном бедствии для моряка. Но штиль редко бывает в северных
морях.
     Вполне самостоятельным,  зрелым  человеком  казался Клаус рядом с
Киндербасом, который был лишь несколькими годами моложе, но, как и все
подростки, неуклюж в движениях и манерах, хвастлив, беспечен. И совсем
юным казался Клаус рядом со старым рулевым Свеном; тот держался, как и
подобает шестидесятилетнему, и ни циклоны, ни пираты не оставили следа
на его круглом спокойном лице.  Вокруг него белоснежным  венчиком  шла
коротко подстриженная бородка и еще больше подчеркивала полноту.
     Свен, как и Старик Хайн  и  Киндербас,  был  для  Клауса  близким
человеком  на  борту.  Клаус  охотно  стоял рядом со стариком,  а тот,
невозмутимо выставив перед собой свое брюшко, всем своим видом выражал
довольство и благополучие. Клаус удивлялся хладнокровию и уверенности,
с какими Свен вел корабль,  удивлялся и его  особенной,  необыкновенно
упорной даже и по северным понятиям неразговорчивости. Клаусу это было
совершенно непостижимо. Часами он мог стоять рядом со старым Свеном, а
у  того  даже не возникало желания произнести хотя бы слово.  Поначалу
Клаус обижался,  считая, что его просто не удостаивают внимания. Потом
ему стало даже интересно,  сколько же времени старик может молчать.  И
он убедился,  что старик молчит, словно немой. Только время от времени
посматривал  он  на Клауса,  подмигивал и снова глядел вперед.  И этот
разговор его вполне устраивал.
     Другое дело Клаус - тот не мог переносить такого молчания; у него
постоянно возникали вопросы,  и он хотел получить ответы на  них;  все
его  существо протестовало против молчания.  Он все время видел что-то
новое и не мог молча переживать это в себе;  ему надо  было  с  кем-то
поделиться,  что-то  разъяснить,  на что-то получить ответ.  Но старый
морской волк,  когда Клаус задавал вопрос, только поворачивался к нему
и упорно не отвечал.
     - Что вы за человек,  штурман,  - укоризненно сказал Клаус.  - Вы
разучитесь говорить, если хоть немного не будете упражняться. Мой бог!
Ну не для того же вам дан рот,  чтобы только  есть,  пить  да  дышать!
(Штурман  - здесь имеется в виду первоначальное значение этого слова -
рулевой.)
     - Эх,  юноша,  юноша,  -  печально  вздохнул старик,  - спрашивай
других, которые все знают.
     - Нет,  штурман, я хочу услышать от вас: были ли корабли викингов
лучше,  чем когги?  Говорят,  они глубже сидели в воде и поэтому  были
остойчивее.  Это  верно?  Они  должны  бы  тогда  быть  и  значительно
быстроходнее.  Не  так  ли?  Почему  теперь  больше  не  строят  таких
кораблей?  Разве  моряк  должен думать только об удобстве?  Я этого не
нахожу.  Я думаю,  что это совсем не имеет значения.  Самое главное  -
скорость и мореходность. Не правда ли?.. Правда ведь, штурман?
     Свен молчал.  Он взглянул на Клауса и кивнул...  но говорить? Ни,
ни.  Он уже достаточно наговорился на сегодня;  Клаус мог умолять его,
ругаться, насмехаться над ним - все напрасно.
     Но постепенно,  неделя за неделей,  месяц за месяцем,  бесконечно
терпеливый Клаус добился того,  что старик стал чаще  раскрывать  рот.
Рулевой    проникся    несомненной    симпатией    к   жизнерадостному
любознательному юноше,  несмотря на то,  что тот досаждал ему, нарушая
его  душевный  покой.  Понемногу  между ними установилось даже чувство
взаимного доверия,  какое только возможно между двумя столь различными
по возрасту людьми. Клаус в опытных руках Свена стал отличным рулевым.

ПРЕСТУПЛЕНИЕ И МЯТЕЖ

     Однажды октябрьским вечером,  когда судно находилось близ берегов
Швеции, Старик Хайн выглядывал из крюйт-камеры, намереваясь предложить
своему другу, который вот-вот должен был заступить на вахту, стаканчик
горячего  вина  -  подкрепление  в   холодную   ночь.   Хайн   заметил
промелькнувшую  позади  Клауса  тень.  Он  не  шелохнулся.  Ничего  не
подозревающий Клаус поднялся по маленькому крутому  трапу  наверх,  на
корму. Темная фигура застыла у подножия трапа. Вниз по трапу спускался
Штуве,  увидев человека,  он метнулся к нему. Оружейник услышал шепот.
Всего несколько слов - и Штуве пошел дальше.  Некоторое время все было
спокойно.  Затем кто-то тихо скользнул по  трапу  вверх.  Старик  Хайн
одним махом подскочил к ступенькам.  Берндт Дрезе поднимался на корму,
он обернулся к неожиданному противнику.  Оружейник увидел в руке Дрезе
увесистую железину.
     - Ну, кого же ты хочешь прикончить?
     - Убирайся к черту! - прохрипел Дрезе, спускаясь на пару ступенек
вниз.
     - Послушай-ка,  -  примирительно  зашептал  оружейник,  - не будь
глупцом! Не стоит из-за оскорбленного самолюбия становиться убийцей.
     Дрезе остановился. И вдруг, обернувшись, он замахнулся железиной.
Старик Хайн  увернулся.  Однако  Дрезе  все  же  сумел  схватить  его;
оружейник  успел  своей единственной рукой выхватить нож и всадить его
нападающему пониже затылка.
     Услышав шум, Клаус закричал.
     - Вахта! Ва-а-ахта!
     - Молчи, Клаус!.. Молчи! - крикнул Хайн.
     Первым выскочил из своей каюты капитан.  За ним появились рулевой
и цирюльник.
     - Что случилось? Кто это тут сбил с ног человека?
     Два запыхавшихся  матроса  подоспели  с носовой вахты.  Подошел и
Штуве: он еще не успел раздеться.
     - Он мертв,  - произнес цирюльник,  опустившийся рядом с Дрезе на
колени.
     - Оружейник, я арестовываю вас по подозрению в убийстве.
     - Я только защищался, капитан, - сказал Хайн.
     - В этом мы разберемся завтра.
     Оружейника связали, и одного из матросов поставили охранять его у
крюйт-камеры. Убитого перенесли на фордек.
     Клаус все это время не мог отойти от  руля.  Берндт  Дрезе  убит.
Старик  Хайн  арестован.  Клаус больше не сомневался в том,  что Дрезе
хотел напасть на него.  Но кто  может  это  подтвердить?  Старик  Хайн
помешал негодяю и схвачен,  закован в цепи. Над ним тяготеет обвинение
в убийстве.  "Он меня спас. Бог мой, я должен ему помочь! Но как? Как?
Нет никакого сомнения,  что он,  однорукий,  только защищался.  Это же
ясно,  как божий день.  И что нужно было Дрезе ночью на корме? Нет, не
могут они обвинить Старика Хайна в убийстве".
     И тут он услышал,  как кто-то опять подкрадывается к корме. Клаус
стал  смотреть  вниз,  но  решил  не подавать больше голоса,  чтобы не
поднимать снова суматохи.  По фигуре и  шаркающим  шагам  Клаус  узнал
Штуве.  Тот,  видимо, что-то искал. Потом он нагнулся. И Клаус услышал
тихий всплеск; Штуве тут же исчез.
     Мысли Клауса  все  время  возвращались  к Старику Хайну,  а тому,
закованному в цепи,  наверное,  было не до него. "Ты не один, Хайн, мы
за тебя; мы спасем тебя. Берндт Дрезе был порядочным мерзавцем".
     Рулевой Свен пришел сменить Клауса.
     - Штурман,  -  сказал  Клаус,  - я знаю,  Дрезе хотел меня убить.
Идиот, не мог перенести того, что и у меня нашлась силенка. Совершенно
ясно,  что оружейник не виноват.  У него только одна рука. А Дрезе был
самым сильным на борту,  не так ли? Оружейник был вынужден защищаться.
Мы должны спасти его, штурман.
     - Иди спать, юноша. Завтра посмотрим, что делать.

     Серым и неприветливым был октябрьский день.  Падали первые легкие
снежинки, тяжелой мутно-серой пеленой нависло над морем небо. Медленно
тащилась "Женевьева", плохо слушающаяся руля при слабом ветре.
     На корме шел суд.  Перед капитаном лежало тело.  Никто до сих пор
не закрыл устремленные в небо глаза.  Никто не  прикрыл  труп.  Берндт
Дрезе  лежал в той же позе,  как его обнаружили на палубе.  Запекшаяся
кровь покрывала рану.  На лице убитого застыло выражение  ненависти  и
ярости.  И  мертвый,  Берндт  Дрезе оставался олицетворением тупости и
злобы.
     Перед трупом   стоял  оружейник,  его  взгляд  был  устремлен  на
капитана.  Старик Хайн был бледен, и губы его были плотно сжаты. Клаус
и   Киндербас  стояли  в  первом  ряду  матросов,  которые  полукругом
обступили убитого и обвиняемого. Свен оставался у штурвала.
     - Хайн Виттлин, ты утверждаешь, что Дрезе хотел напасть на твоего
друга Клауса, - сказал капитан. - Чем можешь ты это доказать?
     - Он держал в руках железный штырь.
     - Что ты хочешь сказать, оружейник? Если у человека в руках кусок
железа, значит, он собирается убивать?
     - С тех пор,  как произошла злополучная проба сил, Дрезе ни о чем
другом и не помышлял, - ответил Старик Хайн.
     - К тому же рядом с убитым не обнаружили никакого железа, - снова
начал капитан.
     - Стой!  - закричал Клаус. - Капитан! Я стоял у штурвала и вскоре
после случившегося видел,  как олдермен Штуве вышел на среднюю палубу.
Он что-то искал и  нашел;  и  выбросил  за  борт,  должно  быть,  этот
железный штырь. Спросите его.
     - Парню  привиделось,  -  вмешался  Штуве,  хотя  его  никто   не
спрашивал. - Я не был на средней палубе, я ничего не искал и ничего не
бросал за борт.
     - И  ты,  конечно,  ничего  не  слышал  о том,  что Дрезе,  хотел
отравить Клауса,  но вместо него погубил  беднягу  Вентке?  -  крикнул
Старик Хайн олдермену.
     Тот только приподнял брови и ничего не ответил.
     - Хайн Виттлин,  ты убил Дрезе,  и матрос Клаус,  который стоял у
руля поднял,  как и положено, тревогу. Почему же ты крикнул ему, чтобы
он замолчал? - спросил капитан. - Если ты только защищался, то чего же
тебе было бояться огласки?
     Этого вопроса  и  опасался Хайн.  Он побледнел,  опустил голову и
молчал.
     - Признайся же, что своих ты был бы не прочь позвать на помощь? -
допытывался капитан.
     Рулевой Свен   впервые   обернулся  и  со  страхом  посмотрел  на
обвиняемого.
     - Да!
     Свен отвернулся,   и   весь   вид   его    выражал    совершенную
безнадежность. Он только бросил быстрый озабоченный взгляд на Клауса.
     - Капитан, вы считаете меня убийцей?
     - Я только придерживаюсь фактов.
     - Я не виноват!  - воскликнул  Старик  Хайн.  -  Я  хотел  только
предотвратить  нападение  на  Клауса...  Если  бы Дрезе не бросился на
меня, я бы и не защищался.
     - Но  нож ты все-таки предусмотрительно захватил с собой,  не так
ли? - громко крикнул ему в ответ капитан.
     - У меня только одна рука.
     - Но если у человека всего одна рука,  это  не  значит,  что  ему
позволено убивать.  - Капитан усмехнулся.  - И так, тебе больше нечего
сказать, Хайн Виттлин?
     Старик Хайн молчал.
     - Хайн Виттлин, я признаю тебя виновным в убийстве!
     - Нет, капитан! - закричал Клаус. - Вы не должны этого делать! Не
должны! Он не убийца! Уверяю вас - нет!
     - Дрезе убийца! - крикнул Киндербас.
     - Молчать! - прикрикнул на них капитан.
     - Капитан,  - обратился к нему Свен, - могу я поговорить с вами с
глазу на глаз?
     - Нет,  никто  не  может сейчас говорить со мной с глазу на глаз.
Сам черт не может! И что это значит? Кроме того, штурман, вы на вахте,
не  так  ли?  -  И  он повернулся к обвиняемому.  - По морскому закону
убийца вместе с убитым будет сброшен в море.
     - Нет,  нет!  - закричал Клаус.  - Капитан, вы не сделаете этого!
Это убийство!  - Он бросился к пристеру Бенедикту, который молча стоял
позади капитана. - Скажите же, патер! Он не убийца! Спасите его!
     - Бог ему судья, сын мой, не я.
     - Я заклинаю вас, патер, он не виноват, это же всем ясно. Спасите
его!
     - Я спасу его душу, - мрачно ответил священник.
     - Все вы убийцы! - не в силах сдержаться крикнул Клаус.
     - Вон  стоит  мой  убийца,  Клаус,  -  произнес Старик Хайн.  - И
показал на олдермена,  который облокотился о  борт.  -  Капитан  вынес
приговор,  он  так  и  должен  был  сделать  после того,  что тут было
сказано.
     - Я  не  позволю,  чтобы  они  тебя  убили!  - закричал Клаус.  -
Капитан, я...
     Свен громко перебил его:
     - Капитан,  прикажите увести юнца,  он  уже  не  соображает,  что
говорит.
     При этих словах  Клаус  замолчал  и  уставился  на  рулевого.  Он
почувствовал  себя  преданным.  И  предал  его он,  Свен.  Свен предал
Старика Хайна и предал его, Клауса.
     - Зачем же!  - крикнул кок, который стоял рядом со Штуве. - Пусть
поговорит, горячая голова!
     - Вы  правы,  штурман!  В  цепи его!  В крюйт-камеру!  - приказал
капитан.
     Никто из матросов не пошевельнулся. Вышел Штуве, указал на двоих,
те схватили Клауса,  который в отчаянии повис на шее у Старика  Хайна,
сопротивлялся  и  клял  всех  на  чем свет стоит,  стащили его вниз по
лестнице.
     Корабельный священник подошел к приговоренному.
     - Что вам нужно? - грубо бросил Старик Хайн.
     - Сын мой, я несу тебе последнее утешение!
     У Хайна  едва  не  сорвалось  с  языка  крепкое  словцо,  но   он
удержался;  с опущенной головой стоял он, пока священник читал над ним
по-латыни "Отче наш".
     Штуве, который  заковал  и  запер  Клауса,  теперь  стал палачом.
Старик Хайн был положен на убитого лицом к лицу и привязан к нему.
     Киндербас упал перед ним на колени и не отпускал его единственную
руку, по щекам юноши текли слезы.
     - Прощай,  парень!  Привет Клаусу! - громко произнес Старик Хайн,
заглушая латинские слова молитвы.
     И в этот момент Штуве накинул петлю на шею осужденного.
     - А ты... будь проклят ты, подлейший олдермен! - закричал Хайн. -
Твое молчание убило меня! Ты убийца!
     - Готово? - спросил капитан.
     - Cui bono! - ответил олдермен.
     - Пусть исполнится приговор!
     Один из  матросов  оттащил  плачущего Киндербаса,  четверо других
подняли связанных. Штуве придерживал оружейника за ноги.
     - Я не виновен! - крикнул тот в последний раз.
     Вместе с мертвецом его сбросили в море.
     Все смотрели вниз. Священник совершил крестное знамение. Два тела
показались еще раз из воды и вновь исчезли,  чтобы никогда  больше  не
появиться на поверхности.
     - Уходи отсюда, юнга! - крикнул рулевой.
     Киндербас не  слышал.  Потом,  уходя,  он  обернулся  и бросил на
старика полный ненависти взгляд.
     Свен с горькой усмешкой посмотрел ему вслед.
     ...В Стокгольме  моряки  узнали,   что   их   "Санта   Женевьева"
принадлежит  уже  не  купцу  Хозангу,  а Вульфламу.  Герман Хозанг был
мертв.  Восстание горожан было  жестоко  подавлено.  Матросы  опустили
головы и молчали.
     Трое вооруженных  людей  Вульфлама  прибыли  на  корабль,   чтобы
сопровождать  его до Штральзунда.  Они разместились в каюте капитана и
вели   себя,   как   хозяева.   Единственный,   кому   они   поспешили
засвидетельствовать  свое  почтение,  был  Штуве.  Стражники  заверили
олдермена,  что он станет капитаном этой когги.  Во всяком случае, они
поговорят об этом с Вульфламом.
     Постепенно стали  известны  подробности   печальных   событий   в
Штральзунде.  Из-за  бесчестного  сговора Герман Хозанг,  единственный
представитель ремесленников в магистрате,  был  вынужден  не  покидать
своего  дома.  Когда  по  истечении  более  чем  трех  недель  не было
предпринято никакого расследования по его делу,  он явился в магистрат
и  заколол  второго  бургомистра  Николауса  Зигфрида.  При  аресте он
объяснил,  что имел намерение убить  бургомистра  Бертрама  Вульфлама.
Хозанг был приговорен к смерти и колесован. Восстание горожан, которые
хотели его освободить,  было жестоко подавлено  Вульфом  Вульфламом  с
помощью   Карстена   Сарнова.   Сарнов   поддержал  ложное  обвинение,
предъявленное  Хозангу,  и  был  избран  вторым  бургомистром   вместо
Зигфрида.  Вот так купил Бертрам Вульфлам "Санта Женевьеву", во всяком
случае,  она теперь принадлежала ему,  и он с  нетерпением  ожидал  ее
прибытия в Штральзунд.

     Вечером капитан Хенрик явился в каюту рулевого с бутылкой бренди.
Было заметно, что он уже изрядно выпил.
     - Штурман, выпьешь со мной?
     - А почему бы и нет, капитан? - ответил тот.
     - Я тоже так думаю. - Он наполнил два стакана.
     Патер Бенедикт,  который услышал голос капитана в каюте рулевого,
тотчас явился.
     - Хо-хо,  святой дух тоже  пожаловал?  -  воскликнул  капитан.  -
Милости просим! Еще стакан, штурман!
     Они подняли стаканы, и капитан провозгласил:
     - За  правосудие!  Выпьем  за  правосудие.  Ведь  без  правосудия
погибнет мир!
     Они выпили за правосудие.
     - Я потерял двух матросов,  - сказал капитан, отставляя стакан. -
Одного хорошего и одного плохого.  Хорошего я бы охотно помиловал.  Но
правосудие...  Как только мы прибудем в Штральзунд,  я и еще  кое-кого
потеряю и хороших, и не слишком хороших. Но правосудие!
     - "Думкене" осиротела, - сказал рулевой.
     - Скоро   и  "Женевьева"  осиротеет,  -  заметил  капитан.  -  Но
правосудие!
     - Бог покарает виновных и спасет невинных! - пробормотал патер.
     И они опять выпили.
     - Капитан,  - сказал рулевой Свен, - я представлю доказательства,
что Штуве негодяй.
     - Только  ли  Штуве?  -  возразил  капитан и сказал:  - Выпьем за
правосудие!
     И они выпили.
     - Мальчишка, пожалуй, наговорит на свою голову.
     - Это   лучший  парень,  который  мне  когда-либо  встречался,  -
возразил рулевой.
     - Они завтра им займутся, - проронил капитан.
     - Он потребует правосудия!
     - Замечательное слово, штурман! - воскликнул капитан. - Выпьем за
правосудие!
     Ночью Свен   потихоньку   пробрался   в  крюйт-камеру  к  Клаусу.
Оказалось,  что  в  момент  опасности  старый  рулевой  может  неплохо
объясняться.   Торопливо   рассказал   он   о  том,  что  произошло  в
Штральзунде.
     - Это дело рук Вульфлама!  - воскликнул Клаус. - Он убил Хозанга,
чтобы завладеть коггой.
     - Речь  идет  о  большем  -  об  их  господстве,  об  их власти в
Штральзунде,  - ответил Свен.  - И они жестоко расправятся с нами,  об
этом  уж  позаботится  Штуве,  который так и крутится возле стражников
Вульфлама. Я ничего хорошего не жду.
     Клаус задумался:  "Настоящие волки.  Хозанг колесован.  Восстание
потоплено в крови.  Что с Гердом?  Наверное, они его тоже убили. Можно
ли    оставить    безнаказанными   эти   преступления?   Неужели   нет
справедливости?  Неужели все должны безропотно покоряться  тиранам?.."
Клаус схватил старого Свена за плечо и глухо зашептал:
     - Мы не пойдем в Штральзунд,  Свен.  Мы не должны идти на  верную
смерть!
     - Что ты предлагаешь? - спросил старый рулевой.
     - Матросы с нами, Свен. Стражников Вульфлама мы выбросим за борт.
Пусть плывут в Штральзунд.  если смогут. Мы выступим против Вульфламов
и  таких,  как  они,  патрициев.  Мы отомстим за Хозанга.  Мы принесем
смерть и проклятье убийцам из Штралъзунда.
     - Ты хочешь стать пиратом,  Клаус?  - спросил старый рулевой. - Я
всю жизнь был честным моряком.
     - Честный  моряк  на  службе  у  таких н