и и два сторожевых судна,
пытавшихся  преградить  им  путь.  Пираты  высадились  за  королевской
твердыней  Бергенхус,  у  Тискебригген  -  Немецкого  моста,  с налета
сломили сопротивление торговцев  и  их  слуг,  и  понеслись  по  узким
извилистым переулкам гавани, сея смерть и пожары.
     Тут до  Клауса  Штертебекера  дошел  слух,  что  Вульф   Вульфлам
находится  в  Бергенхусе,  в  королевском  замке.  С небольшой группой
моряков с "Тигра" Штертебекер бросился  к  расположенному  у  входа  в
фиорд   замку.  Отряд  латников,  превосходящий  пиратов  и  числом  и
вооружением,  выступил  им  навстречу.  Штертебекер  так  стремительно
ринулся на них, что они заколебались и стали отступать под решительным
натиском.  В завязавшейся схватке латники не  успели  поднять  мост  и
запереть ворота, борьба разгорелась внутри замка...
     - Вульф Вульфлам!.. Мерзавец!.. Убийца! Изверг!.. Отвечай за свои
дела!..  Выходи  на  честный  поединок!..  Не  прячься,  как трусливая
баба!..  Вульф Вульфлам!.. Вульф Вульфлам! - кричал Клаус Штертебекер,
перебегая из одного зала в другой.
     Остатки ганзейских латников были  выбиты  из  тронного  зала.  На
стенах крепости и на крутых утесах еще продолжались последние схватки.
     Далеко внизу плескалось море.  Среди  десятка  наиболее  отважных
латников был и Вульф Вульфлам.  Он хорошо знал,  кто его преследует, и
решил не сдаваться живым своему врагу.  Его слугам  придется  оставить
замок;  с  храбростью  отчаяния они будут обороняться на мощном утесе,
который трудно взять, но легко защитить.
     Пираты установили   арбалеты  у  подножия  утеса  и  стреляли  по
ганзейским латникам, засевшим на его вершине: на открытой площадке они
были хорошей мишенью.
     Появился Клаус Штертебекер.
     - Вульфлам!  Где прячется Вульфлам? - закричал он, пробегая через
дворик замка, и тут увидел схватку на утесе и своего врага.
     Тотчас же  Штертебекер  приказал  своим прекратить стрельбу.  Уже
только четверо латников и Вульфлам оставались на вершине утеса.
     Штертебекер крикнул латникам, что гарантирует им жизнь и свободу,
если они выдадут живым Вульфа Вульфлама.
     Бывший бургомистр    и    хозяин    города   Штральзунда,   почти
шестидесятилетний богатырь мрачно взглянул на своего недруга. Он знал,
что  тот  многие  годы  ищет  встречи  с  ним  и  искал  его на каждом
захваченном корабле;  он знал,  что это его смертельный враг и что его
ждет  судьба  его  брата  Вульвекена.  Спасения не было.  Смерть!  Так
умирай,  последний отпрыск  Вульфламов,  умирай,  как  мужчина!  Вульф
Вульфлам  посмотрел на четырех латников,  которые,  отойдя от него,  о
чем-то шептались.
     Один из них повернулся к Вульфламу и просительно произнес:
     - Господин, нас четверо... И если мы...
     Больше он  сказать ничего не успел.  Вульфлам сразил его страшным
ударом меча.  Остальные трое кинулись на него.  Он  отразил  несколько
ударов,  но  вдруг  отбросил  меч,  подбежал к краю утеса и бросился в
море.
     Клаус Штертебекер,  затаив дыхание, смотрел на происходящее и, не
успев вмешаться, закричал от ярости и негодования - последний Вульфлам
ушел от его мести, сам ушел в небытие.
     В безумной ярости он ревел,  что  нужно  поджечь  город  со  всех
четырех сторон, не оставить ни одного дома, носился с обнаженным мечом
по улицам и крушил все, что попадалось ему на пути.

     В борьбе  за  Берген  был  тяжело  ранен  Киндербас.  Стрелой  из
арбалета  ему  пробило  колено.  На улицах города все еще продолжалась
борьба,  а он лежал в своей каюте,  скрипя зубами от невыносимой боли.
Если  бы  он  только  мог подняться,  то выполз бы на палубу корабля и
бросился бы за борт;  он чувствовал,  что нога потеряна,  а без нее он
уже  не сможет командовать коггой,  быть же обузой для товарищей он не
хотел.
     Два дня и две ночи мучался Киндербас от страшной боли. Как только
Штертебекер узнал о  ранении  друга,  он  приказал  доставить  его  на
"Тигр".  Там  была  хорошо известная всему флоту операционная и ученый
врач по имени Колле Адамс,  который с исключительным искусством владел
ножом.
     Колле Адамс становился врачом только после боя, во время сражения
он, как и все, действовал тесаком. То, что Штертебекер держал на борту
врача,  было  не  совсем  обычно,  потому  что  тяжелораненых  пиратов
сбрасывали  в  море,  если  они сами не могли выброситься за борт.  На
"Тигре" же теперь лечили всех раненых, кроме врагов.
     Киндербаса внесли  в  низкое помещение.  Воздух тут был затхлый и
спертый.  На стенах,  как и в  крюйт-камере,  висело  различного  рода
"оружие": ножи, топоры и пилы. На небольшой деревянной подставке стоял
какой-то ушат,  рядом  лежали  куски  льняной  ткани.  В  углу  стояла
жаровня.  Больше в помещении не было ничего,  кроме деревянных нар, на
которых лежал  больной.  После  боя  доктору  Колле  Адамсу  частенько
находилась  работа.  А он занимался только наиболее тяжелыми случаями:
производил ампутации, глубокие раны очищал прижиганием. Делал он это с
удивительной ловкостью и пользовался у благодарных матросов величайшим
уважением.
     Состояние Киндербаса   было  не  тяжелее,  чем  у  дюжины  других
моряков.  Нога была потеряна,  и ее предстояло ампутировать,  рана уже
начинала  гноиться.  Доктор Адамс подвязал кожаный фартук и точил нож.
При  этом  он   шутил   с   Киндербасом,   который   следил   за   его
приготовлениями,  называл его будущим Хромоногим капитаном, утешал его
тем, что, по крайней мере, одну-то ногу он ему оставит. Доктор был так
спокоен,  что  и  Киндербас  немного  приободрился,  несмотря  на свое
отчаяние.
     Во время  операции  он  не  терял сознания.  Ногу ему отняли выше
колена,  и скоро он впал  в  глубокое  забытье,  от  которого  очнулся
только, когда, уже перевязанный, лежал в своей каюте.
     Штертебекер навестил его, когда тот немного набрался сил.
     - Ну,  Клаус, теперь я поправлюсь, и мне придется уйти с корабля,
не правда ли? - спросил Киндербас. - Одноногие моряки нам ни к чему. Я
отправлюсь  в  Гамбург  или  Бремен  и стану разведчиком,  хорошо?  Ты
разрешишь мне?
     - Киндербас!  -  возразил  Клаус  Штертебекер.  - Ты останешься с
нами. Нам нельзя лишаться такого капитана, как ты.
     - С одной ногой, Клаус!
     - Я знал рулевого,  у которого тоже была  одна  нога.  "Одноногий
рулевой" - называли мы его. У него была деревянная нога, и при этом он
твердо стоял у руля, как и всякий другой рулевой, потому что он сделал
в  палубе  дыру  как  раз  такого  размера,  чтобы  в  нее входила его
деревянная нога.  Как вросший стоял он у руля,  никакой ветер, никакая
непогода не могли его сдвинуть с места.
     Киндербас искал руку друга.
     - Клаус!  -  прошептал  он.  -  Спасибо  тебе.  Я  буду  таким же
Одноногим рулевым.
     - Нет,  капитаном  Деревянная нога!  - смеясь сказал Штертебекер,
нагнулся и обнял его. - Киндербас, старина, ты верный друг, ты получил
новое  имя.  Киндербас  тебе  давно  не  подходит.  Отныне  ты капитан
Деревянная нога.

     Разгромив Берген,  ликедеелеры на четырнадцати кораблях двинулись
в Северное море,  чтобы вести там каперство против ганзейцев, идущих в
Англию.  Настроение на кораблях было радостное.  Добыча была  богатой:
корабельные помещения были заполнены всевозможными ценностями.  Каждый
день для моряков был праздником;  они угощались, пили и лихо распевали
свою песню:
                    С волков овечьи шкуры снять,
                    Из тайных теплых мест изгнать...
     Клаус Штертебекер  не  принимал  участия   в   этих   бесконечных
праздниках.  За последнее время он очень постарел.  Его все еще пышные
светлые волосы заметно поседели.  Вокруг глаз и рта залегли морщины, и
взгляд  его  был  мрачен  и  задумчив.  Конечно,  он  мог считать себя
победителем.  То,  чего он хотел добиться,  было достигнуто: Вульфламы
были уничтожены, Хозанг, Свен, Герд и восемь олдерменов - отомщены.
     И все же он не был удовлетворен.  С патрициями из рода Вульфламов
было  покончено,  но  в  городах господствовали другие вульфламы,  они
хозяйничали так же,  как и те,  и так же  притесняли  горожан.  "Может
быть,  мое  место  среди  ремесленников и плебеев,  которые борются за
демократические  свободы,  за  свои  права?  -  мучительно   размышлял
Штертебекер.  - А я оказался в стороне, словно отверженный; в одиночку
борюсь с целым миром на свой страх и риск,  хотя повсюду есть союзники
против общих врагов". Такие мысли чуть теплились в глубине, они еще не
приобрели четкости,  были не вполне ясны.  И  он  страдал,  не  находя
выхода.
     Когда он думал,  как бы помочь бедным  и  нищим,  как  бы  помочь
горожанам в борьбе,  он вспоминал о Германе Хозанге,  который выступал
вместе с народом.  И невольно тут же вспоминал  лживого  и  трусливого
"представителя  народа"  Карстена Сарнова...  Одно за другим наплывали
воспоминания...  Он видел себя идущим по рынку в Висмаре, видел народ,
крестьян  и  горожан,  "ученого доктора" Ангеликуса,  который оказался
шарлатаном и мошенником;  смерть  на  костре  странствующего  торговца
Йозефуса, который считал всех людей злыми и глупыми.
     Клаус Штертебекер смотрел с кормы "Тигра"  на  флот,  который  он
вел.  На  его кораблях не было господ и рабов,  бедных и богатых,  все
имели равные права, равную долю в добыче, при равном участии в бою, но
и обязанности всех были равны.  Витальеры были наемники, ликедеелеры -
свободные моряки; один стоял за всех и все за одного.
     Штертебекер добился, чтобы каждый изувеченный в честном бою моряк
как достойный сотоварищ был списан на берег  достаточно  обеспеченным.
Очень   часто   такие   искалеченные  пираты,  оказавшись  в  городах,
становились хорошими разведчиками ликедеелеров.
     Пираты-ликедеелеры превратились  в одно большое морское братство,
связанное клятвой на жизнь и на смерть;  братство, открыто выступающее
против римского папства,  объявившего их вне закона; братство, которое
борется с богачами и защищает бедняков.  Когда они  брали  корабль  на
абордаж,  они бросались в схватку с кличем:  "Богатым - враг, бедным -
друг!"
     После многих  месяцев  успешного  каперства  у берегов Шотландии,
близ Темзы и Шельды,  ликедеелеры нашли убежище у фризского побережья,
где  было  много  островов,  за  которыми можно укрыться от непогоды и
привести в порядок свои корабли.  (Фрисландия (Фризия) -  историческая
область  Европы  у  берегов Северного моря,  населенная большею частью
фризами.  Расположена между нижними течениями рек Везера  и  Рейна.  В
настоящее время входит в состав ФРГ и Голландии.)
     Здесь они  встретили  дружеский прием.  Фризский фюрст - Кено тен
Брок,  враждующий с ганзейским городом Бременом, особенно радушно, как
желанных  союзников,  принял  ликедеелеров.  И пастор Хиско из Эмдена,
заклятый враг Ганзы, отнесся к ликедеелерам по-дружески. Кено тен Брок
предоставил им гавань и церковь Мариенхав; ликедеелеры превратили ее в
крепость, в свой опорный пункт. Крепость Мариенхав была расположена на
берегу  хорошо защищенной бухты,  где даже в очень плохую погоду могло
укрыться и стать на якорь много кораблей.  С суши  бухта  была  хорошо
защищена  высокими  стенами,  окруженными  широким непреодолимым рвом,
который быстро заполнялся морской водой.
     Крепость Мариенхав  стала  их надежной якорной стоянкой.  Эмден -
рынком для продажи добычи, а Северное море - местом охоты. Ликедеелеры
чувствовали  себя  хозяевами  моря,  и  отсюда  время  от  времени они
совершали отважные каперские  набеги,  поднимались  вверх  по  течению
Эльбы  и  Везера,  появлялись  со  своими  коггами  у  входов в гавани
Гамбурга и Бремена.  Это  были  годы  смелого  и  успешного  каперства
ликедеелеров,  и  патриции в гаванях Северного моря несли неисчислимые
убытки.  Всякая торговля с Англией вследствие этого была  сопряжена  с
огромным риском.

     Но и   самые   доблестные   каперские  походы  не  могли  отвлечь
Штертебекера от замыслов,  которые он бережно хранил в  глубине  души:
Штертебекер был не только хозяином на море,  он сделал первый шаг и на
суше, на фризском побережье.
     Вместе с  Кено  тен Броком и пастором Хиско из Эмдена мечтал он о
свободных городах.  С его помощью горожане Бремена и Гамбурга, Стаде и
Вердена  должны были свергнуть ненавистное правление патрициев.  Таким
видел он воплощение своей мечты, такую цель ставил он перед собой.
     Клаус Штертебекер   хотел  укрепить  свои  союзнические  связи  с
фризским  фюрстом;  он  надеялся  достичь  этого,  став   его   зятем.
Пятидесятилетний  Штертебекер,  которого  жизнь  не  баловала  женской
лаской,  посватал дочь тен Брока, стройную, светловолосую и ясноглазую
Хельгу.  Он делал ей королевские подарки, но в роли влюбленного был до
такой степени неуклюж и становился в ее присутствии таким смущенным  и
беспомощным,  что девушка сначала смеялась над ним, однако скоро не на
шутку влюбилась в знаменитого и бесстрашного героя моря.
     Фризский фюрст,  разумеется,  желал  бы  своей  дочери  не такого
жениха,  однако,  после  того  как  Хельга  дала  Штертебекеру  слово,
противиться не стал.  "Тигр" теперь чаще,  чем другие корабли, стоял в
бухте Мариенхав,  а Михелю Гедеке  и  Магистру  Вигбольду  приходилось
одним  уходить  за добычей.  Клаус Штертебекер с удовольствием сидел в
зале у тен Брока и  рассказывал  Хельге  о  том,  как  унесла  "черная
смерть" тысячи людей в Висмаре,  о старом Йозефусе, о Свене и Герде, о
Хозанге и волчьем роде Вульфламов,  о далеком  Новгороде,  о  боях  за
Висбю и Берген.
     Он понимал,  что в жизни его появился новый смысл и другая  цель;
что  годы  шумных  безумств  миновали  и время исполнения его замыслов
наступило. Ах, дело не только в мести и истреблении Вульфламов, речь о
большем, о гораздо более важном...
     ...Осенью 1399 года отпраздновал Клаус Штертебекер свою свадьбу с
Хельгой  тен Брок.  В гостях у него были не только моряки ликедеелеры,
но и горожане Эмдена,  рыбаки побережья,  крестьяне Фрисландии.  Более
тысячи   мужчин  и  женщин  участвовали  в  этом  празднике.  Крепость
Мариенхав   была   празднично   украшена.   Пиратские   корабли   ярко
расцветились  флагами.  Вокруг стен крепости раскинули большие шатры и
на огромных кострах жарили быков и баранов. Гостей потчевали отборными
винами  и  пивом,  подавали  им  изысканные заморские блюда,  фрукты -
добычу, захваченную на судах патрициев. Играла музыка. Люди танцевали.
Шуты  потешали  толпу.  Штертебекер  и  его  супруга,  фризский фюрст,
капитаны, Деревянная нога и Герд, старейшие и храбрейшие друзья жениха
пировали за большим столом в зале. Пили, оживленно разговаривали, пели
- и всем было весело.  Штертебекер поднес ко рту подаренный  Кено  тен
Броком  серебряный  кубок  вместимостью  пять  литров  и  под  громкое
одобрение гостей воздал должное своему имени.
     По обычаю  того  времени  не один день и не одну ночь продолжался
праздник.  Вокруг замка на лестницах и в залах громко храпели те,  кто
выпил и съел больше, чем нужно.
     И только  Деревянная  нога  и  несколько   надежных   друзей   не
опрокинули в эти дни ни кубка: они несли вахту. Не исключено было, что
враги  воспользуются  случаем,  и,  пока  пираты  пьют  и   веселятся,
подкрадутся  и нападут на них.  Однако никто из врагов не отважился на
это.  Пираты и их гости из города и деревни могли спокойно праздновать
свадьбу.  Это  было  такое празднество,  каких никогда не устраивал ни
один фюрст,  и еще многие годы во  Фрисландии  говорили  о  свадьбе  в
Мариенхаве, на которой в гостях была вся округа.
     И, говорят,  единственное,  что омрачило праздник,  -  это  ссора
между  предводителями  ликедеелеров.  Магистр  Вигбольд  под  влиянием
выпитого открыто выступил против Штертебекера и не  только  насмехался
над ним,  но и заявил, что ремесленники - те, на кого он рассчитывает,
ничем не лучше патрициев.
     - Всему миру враг! - кричал он.
     Штертебекер запальчиво отвечал:
     - ... Бедным друг!..
     - Бедные?..  Бедные?..  Бедных поищи в другом месте! - возмущался
Вигбольд.
     Говорят, это едва не привело к поединку.  Михель Гедеке  бросился
между  ними и сумел помирить их.  Но это перемирие было непрочным.  На
самом  деле  между  предводителями  полного  согласия  уже  не   было.
Разногласия были началом разлада, а затем и поражения ликедеелеров.

ВОЙНА ПАТРИЦИЕВ

     Магистрат города  Гамбурга надеялся сохранить втайне намеченные с
пиратами переговоры,  однако, когда ганзейские когги с представителями
пиратов вошли в гавань, с корабля на корабль, от дома к дому, по всему
городу с необыкновенной быстротой  разнеслось:  "Прибыли  ликедеелеры!
Ликедеелеры!.."   Улицы  от  гавани  до  ратуши  наполнились  народом,
суконщики и  мясники  закрывали  свои  лавки  и  спешили  на  ратушную
площадь;  моряки  покидали  суда и бежали в гавань,  уличные мальчишки
карабкались по деревьям  на  стены,  весь  город  был  в  лихорадочном
возбуждении:  все  хотели увидеть знаменитых и грозных пиратов.  Когда
процессия, возглавляемая конными, двигалась по узким улицам гавани, ее
приветствовали  восторженными  криками  так,  как  обычно приветствуют
только почетных гостей города.
     Во главе представителей пиратов был Клаус Штертебекер. Решительно
шагал он в своих сверкающих чешуйчатых латах,  в  парадном  кольчужном
наголовье,  с широким мечом на боку. Это был могучий, уверенный в себе
великан,  силач.  Да разве он не имел права на самые высокие  почести?
Князья  рождались  на  свет  уже  облеченными  властью,  им  уже  было
уготовано  высокое  положение  и  богатство;   он   же   -   свободный
предводитель  моряков  - только благодаря самому себе стал господином,
хозяином моря,  которого боялись князья и патриции.  То, что магистрат
крупного ганзейского города ведет с ним переговоры на равных, было его
триумфом.  Они добивались этих переговоров,  не он.  И  он  ничуть  не
опасался  какого-нибудь  коварства,  ведь  они предложили на время его
пребывания в городе послать на  корабль  в  качестве  заложников  трех
ратсгеров.  Громко расхохотавшись,  Штертебекер отклонил предложение и
объяснил посланникам магистрата, что, если их попробуют оскорбить, его
люди разнесут город в пух и прах. И вот он здесь.
     Его корабли стоят на Эльбе у Стаде.
     Среди ратсгеров царило не меньшее волнение,  чем среди горожан на
улицах.  Старый Ирм Прис,  владелец трех когг,  настоятельно советовал
еще раз помириться с пиратами, умиротворить их, чего бы это ни стоило,
и ни в  коем  случае  не  затевать  с  ними  ссор.  Своим  дребезжащим
старческим голосом он увещевал магистрат:
     - Легко поднять на мачту флаг войны, но тяжело его с честью снова
спустить.
     - Нет, вы только послушайте старого болтуна, - рассерженно кричал
ратсгер  Христиан  Дейк.  -  Он  боится  только  за свои когги!  Хочет
вступить с пиратами в сделку! Вот он каков!
     Ратсгер Христиан Дейк был владельцем одной когги,  которая ходила
только по охраняемым Любеком балтийским гаваням, но, кроме того, и это
было для него самое главное, он владел корабельной верфью в Грасбруке,
и у него как раз строилась когга для города, а он хотел, чтобы это был
орлог,  потому что он принес бы ему больший доход. Вот почему он и был
против Ирма Приса,  против соглашения с ликедеелерами и, якобы защищая
интересы города, был очень воинственно настроен.
     Бургомистр Маттиас  Краман,  грузный,  полный   человек,   бывший
судовладелец,  - он передал управление своими торговыми делами сыну, -
молча слушал эту словесную перепалку.  План  его  действий  был  давно
готов,  но  старый советник не торопился его объявить.  Для того чтобы
перехитрить  пиратов,  приходилось  и  многих  ратсгеров   держать   в
неведении.  Бургомистр  и  члены  Совета  старейшин решили заключить с
пиратами союз и в то же  время  почти  готовый  корабль  превратить  в
орлог,  вооружив его пу