чать! Перестань, Равод! Тихо! Но собаки
срываются с поводков, и вся воющая свора устремляется вперед, держа нос по
ветру и хвост трубой, как во время охоты на зверя. Если это аборигены, то
бедные собаки пропали.
  Мы мгновенно окружаем повозки, как всегда, стратегически поставленные в
форме креста св. Андрея. Внимательно смотрим во все стороны и держим
пальцы на курках, готовые отразить атаку таинственного врага.
  Проходит десять минут. Лай, который постепенно отдалялся и стихал, вдруг
переходит в стенание, и наши собаки возвращаются гораздо быстрее, чем
убегали. Окровавленные, с разодранными ушами, они скулят так, будто их
отхлестали кнутом. Собаки буквально ползают у наших ног, как бы прося
прощения за опрометчивость и умоляя, чтобы их поскорее и понадежнее
защитили. У нас нет времени осматривать их раны. Враг уже здесь! Трава
исчезает под массой маленьких четвероногих, надвигающихся плотным потоком,
который тянется сколько видит глаз. Они повсюду: карабкаются на деревья,
скользят по ветвям, сгибают ветки кустов. Они непрестанно движутся,
сталкиваются, перелезают друг через друга, падают, снова поднимаются,
производя шум, словно при нашествии саранчи.
  Это - крысы!
  И откуда они взялись? Какая таинственная причина привела к столь
грандиозной миграции этих грызунов? В силу каких фатальных обстоятельств
мы оказались на пути этой живой лавины?
  Пока мы не можем ответить на эти вопросы. Наши продукты, лошади, тягловые
и верховые, мы сами, наконец, перед лицом реальной опасности. Жутко
подумать, что нас сожрут эти мерзкие свирепые животные. Вы можете сказать,
что, поскольку нас много и все мы хорошо вооружены, нечего бояться крыс.
Это так, если бы их были сотни. Но когда полчище крыс растянулось в ширину
метров на 500-600 и насчитывает сотни тысяч особей, только поспешное
бегство может спасти от их острых зубов.
  Бывали случаи, когда стада овец и даже отдельные быки, настигнутые
нашествием крыс, пожирались ими за несколько минут, и оставались лишь
чисто обглоданные скелеты, которые сделали бы честь любому анатому.
  Девушки быстро задвинули полог и спрятались в своей подвижной крепости, Мы
открываем частый огонь по первым рядам грызунов. Бесполезно! Наши пули
попадают в немногих. Живые крысы тут же пожирают мертвых. У нас нет
времени, чтобы перезарядить оружие. Крысы лезут на нас со всех сторон,
карабкаются по ногам, забираются на повозки, грызут брезентовые верха и
ремни. Нас буквально тошнит от их гнусного прикосновения. Мы давим их
сапогами, тогда как собаки, оправившись от первого испуга, мечутся во все
стороны, уничтожая крыс своими крепкими зубами. То, чего мы боялись с
самого начала, происходит очень скоро. Лошади, напуганные этим нашествием,
отчаянно брыкаются и затем, порвав путы, разбегаются.
  Мы прыгаем поочередно то на одной ноге, то на другой, давя подкованными
железом каблуками эту нечисть и обрушивая на крыс тяжелые приклады наших
ружей. Но мы не можем до бесконечности давить крыс, ибо число их
возрастает, а все мы начинаем уставать. От жгучих укусов болят ноги. Надо
срочно придумать что-нибудь, иначе мы пропали.
  А-а! Наш канадец Фрэнсис, кажется, нашел выход. Но что он собирается
делать? Вот Фрэнсис несет на своем могучем плече 40-литровую бочку и
врезается в самую гущу крыс.
  - Смелее, джентльмены! Бейте их! Расчистите немного места, остальное я
сделаю сам!
  Мы удваиваем усилия, а Фрэнсис, вытащив затычку, льет из отверстия во все
стороны наше лучшее виски.
  - Браво Фрэнсис, мы поняли!
  Канадец разливает виски в радиусе двадцати метров. Воздух пропитывается
запахом алкоголя.
  - Метр! - кричит он сэру Риду. - Зажгите вы этот пунш, потому что я так
пропитан виски, что боюсь загореться, как пакля.
  Идея эта пришла на ум Фрэнсису как нельзя вовремя: подходят все новые
полчища грызунов. Сэр Рид поджигает кусок просмоленной ткани и бросает ее
на политую виски землю. Вот это да! Какое отрадное для нас зрелище.

  Мы открываем частый огонь по первым рядам грызунов.
  П-ш-ш... Трава мигом загорается. Травинки коробятся. Застигнутые врасплох
крысы хотят повернуть обратно, но это невозможно. Ближайшие к нам
отшатываются назад и попадают в огонь, который не видят из-за жгучих лучей
полуденного солнца. Их серые шкурки горят, наполняя воздух отвратительным
запахом.
  Но этой передышки явно недостаточно.
  Виски выгорает, и огонь начинает гаснуть, отчасти и потому, что его
заваливают трупы сгоревших крыс.
  - Назад, джентльмены! Ко мне! - снова раздается громкий голос Фрэнсиса.
  Полагаясь на его опыт, мы быстро отходим назад, к повозкам - нашему
последнему укрытию.
  Пока разбрызганное виски довершало свое дело, мы открываем два небольших
бочонка в кожаных чехлах. Каждый из поселенцев всыпает в свою кожаную
каскетку две или три горстки отличного английского пороха и, повторяя
маневр, только что примененный канадцем, с опасностью для жизни
разбрасывает порох на расстоянии нескольких шагов от себя, туда, где еще
тлеет огонь. К счастью, им удается завершить операцию за несколько секунд.
  - Да пусть нам сопутствует удача! - восклицает Сириль.
  Все мы сбились в кучу, ожидая, когда вспыхнет огонь. Порох, попавший в
разные места различными порциями, загорается от одной искры, но не
одновременно. Взрывы происходят то тут, то там, огонь бежит маленькими
ручейками, соединяя загоревшиеся места и охватывая все большую площадь.
Горит земля, повсюду поднимаются белые облачка, и наши враги, растерянные,
сбитые с толку, не знают, куда податься... Вся масса крыс растерянно
копошится и, поняв наконец, что им не пройти через огненный барьер,
сворачивают влево от нас.
  И на этот раз мы спасены.
  Нашествие крыс на лагерь прекращается. Некоторые искалеченные грызуны
выползают из горящей травы и пытаются догнать остальных, но собаки,
разъяренные полученными ранами, загрызают жалкий арьергард.
  Теперь мы можем рассмотреть этих пакостных животных, которые чуть не съели
нас. Австралийские крысы примерно тех же размеров, что и их собратья в
захолустьях Парижа, но отличаются от них во всех отношениях. Усищи у них,
как у старого служаки. Передвигаясь на задних лапах, они напоминают
кенгуру, как по манере бегать, так и по строению. Подобно кенгуру, они
носят детенышей в сумках на животе.
  Но новая забота отвлекает нас от научных наблюдений, какими бы интересными
они ни были.
  Слова, произнесенные Сирилем, возвращают нас к действительности:
  - Лошади! Где теперь их искать?
  Сириль прав. Если паника, охватившая лошадей, не улеглась, они могут
убежать далеко. Необходимо как можно скорее отправиться на поиски и
привести беглецов. Шесть человек остаются охранять повозки, остальные
расходятся группами по трое в разных направлениях.
  Вдруг до нас доносится радостное ржание, и мы видим менее чем в двухстах
метрах вышедшего на полянку Али, превосходного мустанга майора.
Благородное животное, привыкшее к людям, как собака, медленно приближается
к лагерю. Али вытягивает свою красивую голову, делает несколько шагов
вперед, топчется на месте, отступает, ходит вокруг людей, не желая,
однако, быть пойманным. Но мы не можем терять время. Надо изловить эту
лошадь возможно быстрее, и тогда станет легче заманить остальных.
  - Мсье, - говорит Том, направляясь к повозкам, - моя ловить мастера Али.
  - Давай, - отвечает хозяин, - только поторапливайся.
  - Моя хочет взять что-то в повозке.
  Пошарив в повозке с продуктами, Том через минуту возвращается и затем идет
к лошади, которая сразу замирает. Том, облаченный в свою неизменную
красную рубаху, медленно идет навстречу животному, вытянув вперед руку, на
черной ладони лежит что-то белое. Али, узнав старого товарища, тянет к
нему свою умную морду и, в свою очередь, не спеша приближается шаг за
шагом, потом слегка приоткрывает пасть, берет то, что лежит на ладони, и
начинает похрустывать.

  В течение получаса мы слышим вибрирующие звуки его рожка.
  Не говоря ни слова, Том опять достает что-то белое, ломает его на две
части, съедает половину, дает вторую Али, а затем, пятясь, повторяет
маневр. Так, шаг за шагом, кусочек за кусочком, человек и лошадь уже почти
среди нас. Слышно, как Том приговаривает:
  - Это мастеру Али, это Тому, для вас, красивый мастер Али, для тебя,
добрый Том...
  Секрет Тома прост. Он любит сахар, и чистокровка не меньше. Каждое утро,
чистя лошадь, Том делится с Али любимым лакомством, которое припрятывает
весьма ловко. Теперь он ласкает и даже обнимает Али, а тот благосклонно
позволяет оседлать себя и взнуздать.
  Сириль, которому лавры канадца не дают покоя, просит разрешения
отправиться на поиски лошадей.
  - Ну что ж, отправляйтесь, - разрешает майор, - желаю успеха.
  Сириль вешает через плечо охотничий рожок, треплет шею лошади, свистом
сзывает собак, и вот он уже сидит как влитой на чистокровке, которая
галопом устремляется в лес. Вскоре мы слышим настойчивые призывы рожка,
которые звучат под листвой деревьев, возбуждая собак, и до нас доносится
их ответный лай.
  Однако пока нам не ясен план Сириля.
  Охотник делает большой круг, центром которого является наш лагерь, и в
течение получаса мы слышим вибрирующие звуки его рожка. Вдруг справа от
нас раздается несколько выстрелов, а затем - тишина. Нас охватывает
беспокойство: неужели поселенцы вступили в схватку с аборигенами?
  Через пять минут снова слышатся звуки рожка, доносится улюлюканье
охотников. Сириль теперь сзади нас, не более чем в километре. И вновь
раздаются выстрелы, на этот раз впереди. Рожок по-прежнему звучит, и
кажется, что его звуки приближаются к лагерю. Опять тишина... Снова -
рожок... Мы совершенно сбиты с толку.
  ...Примерно через час слышатся радостные возгласы "ура", перемежающиеся со
ржанием лошадей. Двенадцать человек, посланные на поиски лошадей,
возвращаются верхом медленной рысью, и каждый ведет за собой вторую
лошадь. Герр Шэффер, Фрэнсис, Сириль скачут впереди. Это возвращение
похоже на чудо.
  - Вот вам двадцать пять лошадей, - кричит мой лихой наездник, как только
приблизился к лагерю.
  - Но как вы их поймала? - спрашивает сияющий Робартс.
  - Очень просто. Однако без Фрэнсиса ничего бы не получилось, поверьте.
  - Вы мне льстите, - возражает гигант-канадец. - Идея-то ваша.
  - О какой идее вы говорите? - поинтересовался я.
  - Вот о какой. Я подумал, что наши верховые лошади привыкли к охоте, а
потому должны узнать звуки рожка и прискакать, как полковые кони на звук
трубы. Так и получилось. Как только они услышали звуки рожка, сразу же
явились - сначала лошадь Робартса, потом Ричарда, затем три или четыре
других...
  - Умные лошади! -говорит Том, улыбаясь и растягивая рот до ушей. Сириль
опускает свою мощную руку на плечо старого аборигена в знак дружбы.
  - Одно меня беспокоило, - продолжает Сириль. - Я не знал, куда вести
лошадей, и потому находился в растерянности. И вдруг - паф, паф, паф! -
три выстрела отвечают на призыв моего рожка. Я направляюсь в сторону,
откуда прозвучали выстрелы, и что вижу? Наш друг Фрэнсис с Беном и Диком,
у всех троих в руках лассо. "Ясненько", - говорю себе. Замедляю бег своей
лошади, и три лассо летят и падают на шеи трех лошадей, а наши молодцы в
мгновение ока вскакивают им на спины, показывая высокий класс
вольтижировки. С тех пор как нас стало четверо верховых, другие лошади
следовали за нами. Вот и все.
  - А как же остальные? - спрашивает МакКроули, поглаживая свою лошадь.
  - Остальные, - отвечает Фрэнсис, - были пойманы таким же манером. Герр
Шэффер, который понял наш сигнал, тоже начал стрелять, и мы направились к
нему. Так мы собрали все четыре группы, в то время как Сириль продолжал
дудеть в свой рожок, создавая видимость охоты.
  - Дети мои, - говорит сэр Рид, - прекрасно, что вы привели двадцать пять
лошадей, но как вы намереваетесь поймать тех, что еще не вернулись?
  - Не беспокойтесь, метр, они сами вернутся сегодня ночью, раз их товарищи
находятся в лагере.
  Канадец не ошибся. Прошло всего два часа после захода солнца, как из леса
раздалось ржание в ответ на призывы вернувшихся лошадей. И когда на
следующее утро караван выступил в путь, все до единого животного были на
месте.
  Прибытие в страну нга-ко-тко - это уже вопрос дней, и если, как мы
надеемся не без основания, наше предприятие увенчается успехом, каждый из
нас сможет похвалиться, что он действительно решил сложную задачу.
  Пока же в ожидании этого торжественного момента мы испытываем смутную
тревогу, которая возникает бессознательно и которую не удается подавить.
  Мы нервничаем, горим нетерпением, и хотя никто еще не пресытился все
новыми чудесами, с которыми сталкиваемся ежедневно, надежды и опасения,
сжимающие сердца, мешают нам наслаждаться, как в начале путешествия, теми
странными и разнообразными феноменами, которые мы не перестаем открывать.
  Преодолев необитаемые луга, каменистую пустыню, леса, полные цветов и
необычайных деревьев, в полдень мы вступаем на огромную равнину, голую,
как ладонь, и выжженную беспощадным солнцем.
  Зрелище этой пустынной местности никак нас не радовало. Веселые возгласы,
которыми раньше встречался каждый привал, сменились угрюмым молчанием, а
тоскливый лай собак и печальное ржание лошадей отнюдь не вызывают радости
у людей.
  Осматривая в подзорные трубы расстилающееся перед нами пространство, мы
видим только песок... И если на горизонте возникают какие-то холмики, то и
они такие же безжизненные, как эта бесконечная пыльная равнина.
  Но наши поселенцы не дети, они не нуждаются в банальных словах ободрения,
чтобы исполнить свой долг. Это сильные и преданные люди.
  - Дети мои, - говорит сэр Рид, - наши бедствия скоро кончатся. Вы храбро
выполнили свой долг как лояльные англичане и верные слуги. Еще несколько
дней самоотверженных усилий, и наши мучения окупятся с лихвой. Так же, как
и вы, я не знаю, как далеко простирается эта пустыня, которую мы должны
пересечь. Мне неведомо, какие опасности могут нам угрожать, но вера в вас
дает мне твердую надежду на победу. Вперед, во славу нашей страны!
  - Хип-хип-хип, у-р-р-а-а! Англия во веки веков! - кричат взволнованные
колонисты.
  Все идет хорошо, дурное настроение развеялось. Вторая половина дня
используется для пополнения запасов воды. Смазываем колеса повозок,
наводим порядок в одежде, готовясь к предстоящему переходу, который, по
всей вероятности, будет коротким, но трудным.
  Наступает ночь, но мы по-прежнему как в жерле печи, и ни малейшего
дуновения ветерка, который освежил бы перегретый, душный воздух. Почва
рыхлая, ноги погружаются в раскаленный песок. Лошади тянут повозки с
огромным напряжением. Наш молчаливый караван движется при свете звезд.
Поднятая нами неосязаемая пыль проникает в глаза, нос и легкие и делает
передвижение мучительным; потребность в воздухе все больше и больше
усиливается, но каждый вздох становится настоящей пыткой. До самого
восхода солнца от головы каравана до его хвоста слышится непрерывное
чиханье и покашливание.
  Горизонт загорается внезапно, диск солнца появляется в окружении палящих
лучей. Измученные, разбитые, обливающиеся потом, с руками, бородами и
лицами, покрытыми пылью кирпичного цвета, все останавливаются. как только
звучит команда: "Стоп!" Несмотря на то, что мы много раз прикладывались к
флягам, в горле пересохло, словно оно покрыто жестью. Несколько глотков
горячего чая дают удивительное облегчение и на какое-то время утоляют
жажду, а впереди еще несколько часов утомительного перехода.
  Насколько видит глаз, равнина сохраняет безнадежное и мрачное однообразие.
  Пошли! Надо продолжать путь! Мы не остановимся, пока продвижение не станет
физически невозможным. Любой ценой надо двигаться вперед. И каждый, без
жалоб, занимает свое место и следует отважно вперед, натягивая узду
измученной лошади, заставляя ее идти.
  В этой пустынной местности лишь время от времени встречаем казуаров.
Вспугнутые нами, они вскакивают с гнезд, полных огромных яиц, и удирают,
вытянув шеи. Казуары так быстро передвигают свои огромные лапы, что в
скорости не уступят скаковой лошади.
  Песок цвета охры раскален. Такое впечатление, что мы ступаем по плитам
горячей меди. Странные миражи встают перед глазами, ослепленными,
слезящимися, полными пыли, с покрасневшими и распухшими веками. Мы все
время мигаем. Это неприятные симптомы офтальмии. Однако надо идти, чего бы
это ни стоило, потому что остановки так же невыносимы, как и движение при
жаре.
  Лошадям недостает свежей пищи, и воды им выдается самая малость, Животные
буквально на пределе. Оси повозок скрипят, и рассохшиеся ободья колес
грозят развалиться.
  К довершению несчастий заболевание глаз тревожно прогрессирует. И хотя в
порядке предосторожности каждый прикрыл лицо зеленой сеткой, по крайней
мере, половина мужчин почти ослеплена. Видеть, как этих храбрых людей с
повязками на глазах ведут товарищи, которые и сами видят ненамного лучше,
- удручающее зрелище.
  И вот пять тягловых лошадей падают замертво. Красные орлы, которых первым
заметил Том, теперь кружат целой стаей над трупами лошадей, ожидая, пока
мы уйдем, чтобы наброситься на них. Не ожидает ли и нас такая же судьба?..
Даже самые мужественные страшатся этой мысли. и каждый потухшим взором
всматривается в горизонт, мечтая увидеть купы деревьев, которые положили
бы конец этой проклятой равнине.
  Но им нечем утешить себя! Все время один песок с кровавым оттенком,
краснеющий под вертикальными лучами солнца, что кажется шаром из
раскаленного металла!
  Этот мучительный переход продолжается уже три дня и три ночи. Две трети
лошадей пало. А те, что еще плетутся, немногого стоят. Сначала мы
облегчили повозки, выбросив часть провианта, боеприпасов и все
принадлежности дли обустройства лагеря, но потом нам пришлось бросить три
повозки. Запас воды почти исчерпан. Остался один деревянный бак с теплой
тошнотворной жидкостью. Верховые лошади, силы которых мы всячески берегли,
теперь наша последняя надежда. Но если случится беда и не удастся скоро
выйти из этого ада, мы будем доведены до крайности.
  Эта пустыня - смертельна! Офтальмия, свирепствующая в экспедиции, началась
через двадцать четыре часа труднейшего перехода. Ничто не могло в большей
степени повредить нашему передвижению, чем эта ужасная болезнь. Неужели
пострадавшие больше никогда не увидят света?
  Наши героические девушки мужественно поспевают повсюду, не думая о себе.
Они прикладывают влажные платки к горячим лбам, сменяют компрессы на
потухших глазах мужчин, находящихся в бреду, смачивают их растрескавшиеся
губы, подбодряют каждого добрым словом, пробуждают в сердцах надежду на
спасение.
  Мисс Мэри и Келли, к счастью, избежали этой болезни благодаря тому, что их
не выпускали из повозки, чтобы избавить, насколько возможно, от
изнурительной усталости, которую они не в состоянии были бы перенести.
  Видели ли вы когда-нибудь отправляющийся на битву хорошо экипированный
полк, со сверкающим оружием, бойцы которого маршируют в строгом порядке,
полные энтузиазма, силы и надежды? Но порой достаточно нескольких часов,
чтобы превратить эту образцовую часть в неорганизованную толпу
растерявшихся дезертиров, оборванных, с почерневшими лицами, едва
волочащих ноги, стонущих от боли и представляющих картину полного разброда.
  Так и наша экспедиция, еще недавно выглядевшая столь процветающей, ныне
стала неузнаваемой из-за неумолимо суровой стихии.
  Нам казалось, что мы прошли намного больше, чем на самом деле. Между тем
экспедиция не отклонилась от маршрута благодаря компасу, с которым
сверялись майор и сэр Рид, менее серьезно пострадавшие, а также благодаря
инстинкту Тома - такого же бодрого, как и в начале пути.
  Среди животных продолжался падеж, и сейчас у нас осталось только две
повозки, каждую из которых с величайшим трудом тащат по шесть лошадей.
Одна из повозок - это та, которая обита листовым железом и может быть
превращена в лодку. В ней сложены продукты, боеприпасы, оружие,
измерительные пр