ь свою цель. Впрочем, и эксперимент,
который мы проделали, тоже научит нас кое-чему.
  Наши предположения подтвердились. На следующее утро лист принял свой
первоначальный вид, а на земле мы обнаружили скелет ары, к которому еще
прилипало несколько перьев.
  - Ну и чудная страна! - пробормотал Сириль. - В ней можно найти пиявок
метровой величины, что запросто высосут кровь из лошади, деревья,
способные без труда убить человека, и листья, пожирающие птиц величиной с
курицу.
  Ей-богу, чудная у тебя страна, старина Том!


                                  Глава VII


  Внезапно, безо всякого перехода, без малейшего изменения характера
местности, которое могло бы навести на эту мысль, мы очутились перед
знаменитой каменистой пустыней. Последние деревья, едва достигающие десяти
метров, словно монастырской стеной отгораживали колоссальное пространство,
где были повсюду разбросаны валуны всевозможных форм и размеров. До самого
горизонта тянулась покрытая камнями пустыня, лишенная всякой
растительности. Ее почва - мелкий песок, сухой и белый, - отражала
солнечные лучи с такой же интенсивностью, что и солончаковая корка
бесплодной земли в Тунисе. Впрочем, еще накануне нас предупредили об этом
явлении разведчики, которых мы постоянно высылали вперед. И хотя каждый из
нас знал о геологическом феномене, представшем нашему взору, мы были не
просто удивлены, а буквально потрясены увиденным.
  Ничто не говорило о том, что эти камни были вулканического происхождения.
Создавалось впечатление, что они просто свалились с неба, или, если
рассуждать более рационально, были занесены сюда в ледниковый период
перемещением масс снега и льда, наподобие морен Швейцарии. По последним
опубликованным сведениям Географического общества Мельбурна, каменистая
пустыня имеет не менее пятидесяти километров в ширину и около ста
шестидесяти в длину.
  Наши странствия через каменные нагромождения, словно воздвигнутые перед
самым центром континента какой-то злобной волшебницей, растянулись на три
дня. Емкости с водой еще полны, но все равно мы скупо распределяем ее
между людьми и животными. Запас травы, заблаговременно сделанный на
последних зеленых лугах, каждая лошадь несет на своей спине.
  Нам приходится прилагать значительные усилия, чтобы расчистить путь. Вот
кто-то воюет с помощью лома с глыбой весом в тонну, которую он тщетно
пытается сдвинуть. Потом берется за домкрат - напрасные усилия. Приходится
использовать полдюжины лошадей и канат. Чистокровки напрягают свои мощные
мускулы так, что трещат кости! И наконец скала выползает из углубления,
переворачивается два или три раза: путь свободен. А через сто метров все
начинается сначала. И это при изнурительной жаре, когда камни настолько
раскалены лучами солнца, что к ним невозможно притронуться.
  Ночь такая же жаркая, как день, ибо каждая каменная глыба отдает
накопившееся тепло, и всем нам приходится получать слишком большую часть
этого дара.
  О боже, когда же мы выберемся из этого ада!
  ...И все-таки мы продвигаемся вперед, и я надеюсь, что завтра, вероятно,
доберемся до свежей воды, которая покажется нам божественным нектаром в
сравнении с той, что мы пьем сейчас. Наша вода нагрелась до такой
температуры, что еще чуть-чуть, и можно будет заваривать чай, не кипятя ее.
  Сегодня утром герр Шэффер ускакал на разведку со своими
соотечественниками. Они возвращаются в полдень с радостными лицами. Камни,
которые разбросаны впереди на этом раскаленном песке, по размеру еще
крупнее, но зато более редки, и наши разведчики обнаружили между ними
нечто вроде дороги, по которой караван пройдет без особых усилий.
  Можете себе представить, с каким восторгом восприняли мы эту новость!
  Действительно, пора выходить из этого пекла, потому что запасов воды и
фуража осталось всего на полдня. Совершенно необходимо накормить и напоить
лошадей, иначе нам не выбраться...
  Вдруг мрачная туча заволакивает солнце. Тотчас начинает темнеть -
чудовищные тучи покрывают все небо: черные, с синевой, окаймленные
зловещими ободками цвета меди!.. Это буря. застигшая нас совершенно
неожиданно, подобно внезапному катаклизму в атмосфере, стремительная, как
мощный взрыв упавшего астероида.
  Мы находимся в узком каменистом проходе, где повозки могут двигаться
только гуськом; направо и налево - камни по три-четыре метра в диаметре,
касающиеся один другого и образующие подобие стены...
  Караван останавливается. Как раз вовремя! Раздается удар грома, и
одновременно молния прочерчивает черное небо с востока на запад. Можно
подумать, что это какой-то сигнал.
  Две секунды спустя, словно некий титан сгреб в руку все грома двух
полушарий и сбросил их в одной точке, удары грома достигают неимоверной
силы. И уже не отдельные молнии рассекают тучи, а миллионы их вспыхивают в
секунду, без малейшего перерыва. Одновременный залп множества
артиллерийских орудий - просто невинный хлопок петарды по сравнению с
оглушительным грохотом грома.
  Лошади оцепенели от страха. Они дрожат, склонив головы, Наши лица стали
смертельно бледны и как бы фосфоресцируют, освещенные этим дьявольским
светом. Неужели мне почудилось? Кажется, что земля под ногами
заколебалась. Трудно разобраться в наших ощущениях: мы ослеплены и
оглушены.
  Но вот все сомнения исчезли: эта атмосферная конвульсия невиданной силы
передается земле. Нас сбивает с ног. Подняться удалось лишь через
полминуты, ибо землетрясение длилось тридцать секунд.
  Едва мы успели прийти в себя, как ураган вступает в новую фазу.
Представьте себе ливень, мгновенно затопляющий местность, когда земля под
вами буквально уходит из-под ног, и вы поймете, сколько воды одновременно
обрушилось на наш лагерь. К счастью, мы находимся на возвышенном месте, в
противном случае наверняка погибли бы под толщей воды.

  Вдруг перед нами появляется высокий канадец, пролезший на четвереньках под
повозками.
  Ураган длится одну минуту. Это страшное проявление гнева капризного
существа, именуемого природой Австралии, прекращается столь же внезапно,
как началось. Смолкают раскаты грома, гаснут молнии, рассеиваются тучи, и
снова светит солнце...
  Мы с радостью встречаем появление дневного светила, поскольку промокли до
нитки. Но температура достигает 45ё, и наша одежда быстро просыхает.
  Караван вновь трогается в путь, проходит пятьсот-шестьсот метров, и тут в
голове нашей колонны раздаются возгласы разочарования. Движение снова
прекращается. Что еще случилось?
  Робартс, которому не терпится узнать причину остановки, забирается на
брезентовый верх последней повозки, за которой следуем мы.
  - Ну что там?
  - Беда! Дальше дороги нет!
  - Как - нет дороги?
  - Путь преграждает скала, огромная, как дом. Надо поворачивать назад.
  - Назад? - переспрашивает сэр Харви. - Легко сказать. Как вы хотите
повернуть здесь повозки? Наши повозки едва не касаются бортами скал слева
и справа.
  - Дьявол! Мы - в ловушке!
  Вдруг перед нами появляется высокий канадец, пролезший на четвереньках под
повозками. Он шел впереди как разведчик.
  - Что там такое, Фрэнсис? - спросил сэр Рид.
  - Ошибки здесь нет, метр. Именно по этой дороге мы прошли утром, но,
несомненно, в результате землетрясения произошли сдвиги почвы. Какое
несчастье! Лес находится менее чем в двух лье отсюда, и там есть чистый
источник.
  - Что вы предлагаете, Фрэнсис?
  - Надо отойти назад.
  - Но как это сделать?
  - Мы действительно не можем развернуть повозки. Но дышло каждой из них
прикреплено двумя чеками. Я вытащу их и прикреплю дышло сзади каждой
повозки. Распряженные лошади смогут тогда развернуться. Мы вновь их
запряжем и запросто вытащим повозки из тупика.
  - Браво! - вскричали мы хором, услышав такой простой план, дающий реальный
шанс выбраться из западни.
  - Благодарю вас, Фрэнсис, - сказал скваттер. - Ступайте, мой друг, и
быстро принимайтесь за работу.
  После часа лихорадочного нетерпения мы трогаемся уже во главе каравана, не
ускоряя аллюр лошадей, которые с таким же нетерпением, как и мы, стремятся
поскорее выйти из каменистой пустыни. Пройдя менее километра, мы
обнаруживаем место, где можно повернуть направо или налево, и, наконец,
выбраться из ловушки, в которой оказались все 20 человек и 120 лошадей. Мы
радостно обсуждаем перспективу достичь деревьев, пусть даже не
отбрасывающих тени, свежей травы и водных источников.
  Мисс Мэри идет пешком, опираясь на руку своего брата Эдварда, одаряя всех
улыбкой. Сириль подошел к Келли, которая не в силах скрыть своей симпатии
к моему товарищу. Они оживленно беседуют, и я улавливаю обрывки фраз.
  - Ну, конечно, мсье... уверяю вас! Об этом знает у нас каждый в Англии...
  - О, нет, мадемуазель, поверьте мне, что французы не едят это, а только
лягушек. То, о чем вы говорите, не водится в наших реках. Не правда ли,
мсье?
  Я улыбаюсь, но не отвечаю, предоставив моему товарищу без помех читать
лекцию об амфибиях насмешливой ирландке.
  - Эдвард, - говорила мисс Мэри своему брату, - я надеюсь, что мы еще
застанем его живым. Бедный отец, как он должен был страдать!
  - Да, милая Мэри, мы его разыщем, я тоже на это надеюсь. Провидение не
оставит его своей милостью!
  Меня трогает эта привязанность детей, которая не ослабевает перед лицом
трудностей. Их надежда порождена твердой верой, которая заслуживает
благополучного исхода.
  - Стоп! - раздается внезапно громкий возглас впереди. И волнение сразу
охватывает всех путешественников, которые немедленно останавливаются.
  - Мы не можем пройти дальше! - продолжает тот же голос, звучащий, как
горн. - Дорога перерезана рвом глубиной более ста футов!
  Услышав эту новость, дрогнули даже самые мужественные. Мне хочется
увидеть, что же там, впереди.
  Я подхожу к краю рва. Все верно - никаких преувеличений. Ров шириной 15 и
глубиной 30 метров круто обрывается вниз. Перебраться через него
совершенно невозможно. Некоторые скалы возле него рассыпались, разбитые
бурей, несомненно, достигшей здесь максимальной силы. Если бы мы
находились в этом месте во время урагана, то молнии превратили бы в прах
всех нас, наших животных и багаж. Что же касается самого рва, то это,
конечно, последствие землетрясения.
  Положение становится ужасным. Запас воды исчерпан, несмотря на крайне
экономное его распределение. Арабские чистокровки держались долго, но если
мы останемся в этой раскаленной печи еще двадцать четыре часа, менее
выносливые из них погибнут. И тогда мы пропали!
  Что делать? Какое решение принять? К счастью, нас много, и перед лицом
опасности энергия каждого не только не ослабевает, но, наоборот,
возрастает. Это не первый опасный отрезок пути и, вероятно, далеко не
последний.
  Наш канадец, человек, кажется, весьма изобретательный, предлагает
взобраться на повозку, перебраться с нее на одну из наименее отвесных скал
и спуститься с другой стороны. Затем нужно будет прорыть под скалой яму в
рыхлом песке, собрать все силы и опрокинуть ее в ров, чтобы перекрыть его,
и проехать потом, как по мосту.
  План принят, и мы приступаем к реализации его первой части. Однако не
успел один из путешественников добраться до вершины скалы, как тут же
прижался к ней животом и затем поспешно сполз вниз, крикнув:
  - Аборигены!
  Хорошо, что он ретировался так быстро! Более пятидесяти туземных копий
одновременно ударили в то место, на котором он только что находился,
отлетели от скалы и упали к нашим ногам, не причиня вреда.
  Аборигены! Возможно, те самые, которых мы так приветливо угощали и у
которых после нашего гостеприимства настолько разгорелся аппетит, что они
хотят теперь превратить в пищу и нас самих. Подлые люди, лишенные всякой
благодарности, они сейчас ожесточились и, несомненно, решили
воспользоваться нашим бедственным положением. Вот к нам приблизились две
отталкивающих физиономии, которые отвратительно гримасничают. Ну что ж.
тем хуже для них! Бах! Бах! - раздаются два выстрела, и оба лица исчезают.
Аборигены долго вопят, потом наступает тишина.
  Что же будет дальше? Положение осложняется. Мы не хотим погибнуть от
жажды, и никто из нас не имеет никакого желания быть наколотым на вертел.
Надо действовать! Половина мужчин с оружием на изготовку будут нести
охрану, остальные займутся подкопом.
  План канадца - единственно реальный для нас. Однако присутствие каннибалов
значительно его осложняет. Но наши мужчины - храбрые люди, они намерены
взять в руки заступы и мотыги, держа одновременно рядом ружья и
револьверы, чтобы мгновенно отправить к праотцам любителей белой плоти.
Речь идет о том, чтобы рыть яму под носом у врага, и они ее, безусловно,
выроют. Наши бесстрастные, но благоразумные англичане изготавливают
подобие вил, наматывают на них брезент и ставят перед собой. Эта преграда
достаточна для того, чтобы не пропустить стрелы с красными перьями, а
также гудящие бумеранги.

  С полдюжины аборигенов кубарем летят среди камней...
  Мы все стоим на камнях, рядом с нашими "саперами", готовые их защищать.
Враги находятся перед нами, вращают глазами и беспрестанно орут во всю
глотку. Господи! До чего же они уродливы! Они более отталкивающи, чем
страшны.
  Ей-богу, это те самые дикари, с которыми мы встретились совсем недавно! У
одного на голове красный колпак, который кто-то из поселенцев дал ему в
обмен на бумеранг. У многих вокруг грязных тел повязаны платки и куски
материи.
  Нас разделяет тридцать метров, а аборигены собираются нас атаковать.
Красный колпак, несомненно, на голове вождя: именно счастливый обладатель
этого украшения командует всеми ими.
  Внимание! Звучат шесть выстрелов. О! Ситуация меняется. С полдюжины
аборигенов кубарем летят среди камней, и мы видим, как они корчатся в
судорогах.
  Тут же все остальные, а их более двухсот, рассыпаются во все стороны и
благоразумно прячутся. Наши "саперы" хладнокровно спускаются с помощью
веревок в вырытую яму и продолжают копать под основанием скалы. Их десять
человек, почва рыхлая, и дело продвигается быстро.
  Но вот мы, кажется, забыли о противнике, потому что он начинает
шевелиться, правда, очень осторожно. И когда кто-то из дикарей
высовывается, мы тут же посылаем пулю.
  Проходят часы. "Саперы" удваивают усилия, пот струится по их телам. Однако
ни один из них не жалуется, никто не думает об отдыхе. Что касается нас,
то мы продолжаем следить за аборигенами. Стволы ружей жгут нам руки,
камни, на которых мы стоим, поджаривают ноги. Но покинуть свой пост нельзя
даже на минуту: аборигены неустанно следят за нами, и то и дело мы
вынуждены убеждать их пулей, что им лучше оставаться на местах.
  Три часа пополудни. Если мы не хотим умереть от жажды, то должны выбраться
отсюда до наступления ночи. Все дышат порывисто. Кое-кто решил смочить рот
капелькой коньяка, но от этого становится только хуже. Состояние наших
бедных животных плачевное. Хватит ля у них сил вытащить нас отсюда?
  Не сдавайтесь, храбрые "саперы"! Еще немного поработайте заступом, и
подкоп будет закончен.
  Аборигены, видя безуспешность своих атак и понимая, что мы одерживаем верх
благодаря нашей бдительности, затихают.
  Наконец-то! Подкоп вырыт. Работавшие выбираются из него один за другим.
Теперь остается лишь, объединив усилия, сбросить скалу в ров.
  Ободряющие возгласы, рычаги, ломы, деревянные колья - все, что может
помочь усилиям людей, - пустой номер. Мы приходим в отчаяние.
  Измученные, едва переводя дыхание, с расцарапанными руками, уставшие до
предела, мы вынуждены признать свое бессилие: скала даже не шелохнулась.
  Неужели такая огромная работа оказалась бесполезной и весь труд пропал
задаром? Нет, мы не сдадимся. Если наши руки слишком слабы, чтобы
исполнить задуманное, мы прибегнем к последнему средству.
  Бочонок пороха, который мы подложим под скалу, за одну секунду совершит
то, на что нам потребовался бы месяц мучительных усилий. Мина готова. Шнур
от бочонка протянут: на то, чтобы огонь дошел до него, потребуется пять
минут.
  Робартс просит, чтобы ему оказали честь и позволили поджечь шнур.
  Раздается оглушительный взрыв, и густой столб дыма вырывается из-под
скалы. Все, как один, мы бросаемся вперед.
  Ура! Скала перекрыла ров. Мы спасены! Да будет благословенна тень
почтенного Роджера Бэкона!7
Измученные путешественники покидают наконец это гибельное место,
выстроившись в полном порядке, так сказать, повзводно, ибо теперь, когда
аборигены следуют за нами по пятам, нельзя, чтобы хоть один человек отстал
от плотно сомкнувшегося каравана.
  Лошади почуяли близость травы. В воздухе потянуло влагой, и они ускоряют
ход, так что мы едва поспеваем за ними. Бедные мои собаки, их пасти в
пене, бессильно висят языки.
  Вот наконец благословенный лес!
  Каменистая пустыня пройдена. Мы ступаем на траву. Здесь тень, здесь вода!
Аборигены исчезли. И все же надо смотреть в оба и удвоить бдительность.
  Источник имеет в ширину около четырех метров. Он глубок, и вода в нем
свежая и прозрачная. Его берега покрыты цветами. Травянистый покров
тянется сколько видит глаз.
  Все пьют воду с наслаждением, маленькими глотками, долго ее потягивая, как
дегустаторы, пробующие волшебный ликер, от которого нельзя оторваться.
Надо было испытать пытку жаждой, худшую, чем голод, когда язык не
двигается и висит, как сухая пакля, чтобы оценить благо глотка воды!
  Какое блаженство ощущать, как вода попадает в сжавшийся желудок и
возрождает организм, усиливает циркуляцию крови, нарушенную испарением
влаги,
Однако такое опьянение водой может оказаться роковым, и надо сдержать
исступленность, впрочем, вполне понятную, которую проявляют даже самые
благоразумные. Лично я выпил лишь несколько глотков кофе, случайно
оставшихся в моей фляге, потом пожевал лист эвкалипта. Некогда в Индии я
чуть не умер, когда после длительной жажды выпил холодной воды в жуткую
жару, и теперь это воспоминание побуждает меня сдержать нетерпение. Мой
героизм объясняется страхом перед болями в желудке.
  Том, настоящий туземец, кажется, не испытывает ни голода, ни жажды,
Животных напоили и щедро обмыли водой, а я собираюсь, как гурман, медленно
насладиться мелкими глотками воды. И в тот момент, когда я наклоняюсь над
источником, чтобы попить в охотку, меня останавливает громкий крик.
  Мисс Мэри, бледная, испуганная, с расширенными зрачками, падает на землю и
издает сдавленные крики. Майора, МакКроули и Робартса тоже охватывает
какое-то недомогание. Они бегут, не разбирая дороги, натыкаются на деревья
и вопят как сумасшедшие. Страшные гримасы искажают их лица. Они закрывают
руками глаза от света, который, видимо, причиняет им невыносимую боль.
  - Мисс, что с вами? - спрашиваю я с тревогой.
  - Мне больно, - шепчет бедная девушка прерывающимся голосом. - У меня
горит в груди. Болят глаза. Дядя! Дик! Эдвард! На помощь!
  Молодые люди и старик, находящиеся в странном оцепенении, разражаются
нелепым смехом.
  Часть путешественников, кажется, пала жертвой той же непонятной болезни.
Не иначе, как я попал в сумасшедший дом. Или сам сошел с ума?
  Верховые и тягловые лошади тоже вскоре начинают беситься, еще больше
усиливая сумятицу.
  Я подбегаю к друзьям. Робартс хватает руками воздух, как эпилептик, потом
падает ничком, скребет землю руками и ногами, а затем теряет сознание.
  Сириль, мой бедный Сириль, душераздирающим голосом взывает ко мне:
  - Брат! Я сошел с ума. У меня горит в желудке. Я ничего не вижу. О, боже,
я умираю!
  - Не покидайте меня, мсье Б... - жалобно стонет мисс Мэри.
  Я стараюсь не терять присутствия духа, хотя сердце мое сжимается от ужаса.
  - Том, скорее к своему хозяину!
  - Да, Друг, бедный мастер! Я идет.
  Мисс Мэри теряет сознание, ее челюсти сжимаются, глаза закрыты. Я
приподнимаю одно веко и отшатываюсь, потрясенный. Зрачок расширен, по
меньшей мере, в три раза против обычного. Радужная оболочка настолько
сократилась, что остался едва заметный круглый ободок.
  Подхожу к Сирилю, к Робартсу, к другим больным: у всех тот же симптом, У
всех одинаково расширены зрачки.