сенные тем, что дорогие нам люди попали в плен.
  Мы подошли к небольшому склону, по которому двигаемся с бесконечными
предосторожностями. На траве следы крови, и, натягивая поводок, Мирадор
издает глухое ворчание. Вероятно, мы приближаемся к цели,
С возвышения, на котором мы находимся, видны вдали красноватые огоньки.
Они освещают долину. Откос у наших ног невелик. Деревья стоят как будто
более редко. По словам моих спутников, нас окружают не эвкалипты, а
камедные деревья.
  Свирепые жители австралийских лесов найдены!
  Мы шепотом советуемся и уже склоняемся к решению возвратиться в лагерь,
ибо поставленная перед нами задача выполнена. Однако случилось
непредвиденное, и мы оказались втянуты в авантюру, развязку которой
невозможно было предвидеть.
  Мирадор делает сильный рывок, поводок остается у меня в руке, а он со всех
ног несется вперед, в сторону огоньков, которые светятся в долине, при
этом лает во весь голос, словно выгоняет зверя из логова.
  Одновременно вспыхивают деревья. Похожие на огромные столбы искусственного
огня, они образуют грандиозное зарево на пути к мигающим огонькам.
  Моя собака, несомненно, подняла тревогу среди аборигенов. Нельзя терять ни
минуты. Мы вскочили на лошадей и пришпорили их. Дорога освещена как в
дневное время. Это пожарище, должно быть, видно даже в нашем лагере. А лес
горит и горит. Пожар распространяется с невероятной быстротой: ветви и
стволы камедных деревьев, пропитанные смолой, служат прекрасной пищей для
огня. Эти деревья воспламеняются как бочонки со смолой и потрескивают
подобно факелам. Воздух густо пропитан удушливым дымом.
  Равнина Бюиссон превратилась в Храм огня!
  Какая мизансцена для готовящейся драмы! И нам предстоит опасный выход
среди этих декораций, где страшное так тесно переплелось с величественным.
  - Вперед! - зовет приглушенным голосом Робартс, громадный англичанин с
обнаженной головой, обмотанной окровавленной повязкой. С револьверами в
обеих руках он немилосердно пришпоривает лошадь. Благородное животное, не
привыкшее к такому обращению, жалобно ржет и как безумное буквально
несется по воздуху.
  Перед боем этот офицер словно утратил свою британскую флегматичность; его
крик подобен львиному рыку. Таким я вижу его впервые, и моя симпатия к
Робартсу удваивается, если только это возможно.
  - Вперед! - кричит Сириль, припадая к шее своей лошади, которую какие-то
узы заставляют держаться рядом с лошадью Робартса.
  Эти два гиганта кажутся людьми иного века, случайно затесавшимися среди
измельчавших соотечественников. Через несколько минут они причинят немало
хлопот мрачному божеству, которое царит в этом южном аду.
  Я несусь за ними, отставая на полкорпуса, рядом с Томом. Если не ошибаюсь,
он будет жестоко драться со своими соплеменниками. Ведь Том не забыл до
сих пор той ночи, когда майор спас его от страшной смерти.
  Метрах в двух сзади от нас - оба поселенца, невозмутимые, как каменные
изваяния, хотя глаза их блестят. В руках у них оружие, и сидят они в седле
как на параде. Настоящие храбрецы.
  Мы летим над травянистым покровом, как метеоры, оставляя под собой мертвые
стволы, преграждающие нам путь, овраги, рытвины, ручьи, в которых
отражается зарево пожара. Рушатся горящие деревья. Поистине скачка с
препятствиями в преисподней.
  Аборигены уже близко. Разноцветные отблески - синеватые, белые, фиолетовые
- ослепляют нас, но крики каннибалов позволяют нам ориентироваться.
  Все шестеро, мы появляемся как страшное фантастическое видение и врываемся
в середину круга, образованного отвратительными существами, которые
беснуются, воют и отчаянно жестикулируют, - сущий бедлам. Все они голые.
Их лица разрисованы белым - это цвет войны. Белые линии покрывают также
торс и конечности, как бы изображая человеческий скелет. Этот танец
скелетов - мрачное вступление к пиршеству каннибалов. Лошади, украденные у
нас, убиты и зажариваются на кострах. Многие людоеды украсили свои головы
хвостами бедных животных. При свете костров мы наконец увидели наших двух
девушек и четырех мужчин, связанных по рукам и ногам. Они находятся в
сидячем положении, и над их головами уже занесены руки с каменными
топорами и ножами.
  Одной секунды было достаточно, чтобы оценить ситуацию.
  Из наших глоток вырывается дикий крик. Аборигены с тревогой замирают, и на
мгновение наступает тишина. Но ее прерывает зловещее рычание. Это Мирадор.
Умный пес бросается на группу аборигенов, впивается в горло одного из
туземцев, и вот они вместе катаются по земле. Со слепой и неумолимой силой
метательного снаряда мы влетаем в кишащую массу вражеских тел. Первых
аборигенов, с которыми сталкиваемся, наши лошади топчут ногами или
разбрасывают грудью. Грохот наших револьверов приводит дикарей в
необычайное замешательство, и под деревьями, недавно еще такими мирными,
царят ужас и смерть.
  Видит бог, нам хотелось избежать кровопролития.
  ...Бумеранг ударяется о землю, подскакивает, чтобы затем впиться чуть ниже
колена в ногу лошади Робартса. Почти одновременно каменный топор одного из
аборигенов со свистом обрушивается на голову лошади Сириля.
  Приложив величайшие усилия, мы, то есть два поселенца, Том и я,
прорываемся к нашим бедным пленникам. Том в мгновение ока спрыгивает с
лошади и быстрее, чем я об этом рассказываю, перерезает веревки, которыми
туго были стянуты их руки. Он отплачивает за добро, спасая своего хозяина.
Майор встает во весь свой огромный рост: теперь, по крайней мере, он может
умереть как солдат. Герр Шэффер, сэр Рид и канадец разминают онемевшие
члены, подбирают с земли все, что можно использовать в бою, и встают рядом
с нами. У них нет оружия, но они заберут его у убитых. Храбрая Келли не
растерялась. Она хватает головешку и бросает в лицо аборигена, который с
криком убегает. Мы прикрываем женщин своими телами.
  Сириль и Робартс, спешившись, сражаются в нескольких шагах от нас.
Геркулесова сила моего товарища удесятеряется от безумной ярости. Он
размахивает как палицей своим тяжелым карабином и наносит глухие удары по
головам и телам противников.
  Сознание опасности вернуло Робартсу обычное хладнокровие. Он точен как на
дуэли. Стреляя из револьвера, он каждый раз попадает в цель. Когда барабан
опустел, он бросает револьвер в голову врага. Оставшись без оружия,
Робартс хватает топор, подвешенный к ленчику седла своей лошади, и с новой
силой продолжает бой.
  Никто из нас не бездействует, каждый прилагает все силы, чтобы отбросить
вопящую ораву, которая не дает нам передышки. Мы, четверо, все еще сидим
верхом. Наши лошади прыгают, как крылатые кони, и стряхивают копья,
впившиеся в их бока. Беспрерывно приходится подымать их на дыбы, чтобы
расчистить пространство вокруг нас, куда все время лезут враги.
  Я вскрикиваю, у Робартса сломалась рукоять топора, и храбрый лейтенант по
инерции падает лицом вниз. Кучка негодяев устремляется к нему, но этот
джентльмен тут же вскакивает и разбрасывает противника.
  - Тысяча чертей! - возмущается Сириль. - Конца им нет, паразитам.
  Два или три удара, нанесенных им с сокрушительной силой, заставляет самых
назойливых нападающих отступить, но, к несчастью, оружие моего товарища
тоже ломается. Таких гигантов, как Сириль и Робартс, надо было бы
вооружить стволами деревьев, ибо их руки ломают все, к чему ни
прикоснутся. Один из поселенцев, видя опасность, угрожающую Сирилю,
заставляет свою лошадь брыкаться, отбрасывает аборигенов, очищает проход,
и два атлета присоединяются к нашей группе.
  На секунду можно перевести дух. Однако наша малочисленность придает
смелости аборигенам. К тому же они наверняка еще не ели: куски лошадиного
мяса - между прочим, наших чистопородных лошадей! - пригорают на тлеющих
угольях. Пленных, по-видимому, они берегли на закуску. Но это мы еще
посмотрим, как говаривал мой босеронец.
  Перезаряжаем оружие. Все мы более или менее здравы и невредимы, не считая
легких ранений, болезненных, но не опасных.
  Наступившее затишье держится недолго. Массы нападавших снова пришли в
движение. Трещат выстрелы, но они не останавливают аборигенов, которые
бросаются на нас с яростными криками. В нас летят копья и бумеранги. Мы
делаем все возможное, чтобы от них уклониться.
  Догорают последние деревья. Пожар не распространяется дальше- Мы сражаемся
при свете едва тлеющих углей. Мои товарищи видят лучше, несмотря на
темноту, которая сгущается. К счастью, они еще остаются никталопами.
  Удары противника становятся менее точными, тогда как наши обладают
устрашающей меткостью.
  Но, какова бы ни была наша храбрость, мы будем побеждены, если что-то не
изменит ход битвы. Мы окружены, устали, пот льется градом. Мы теряем силы
от ранений, правда, не тяжелых, но многочисленных. Нас не страшит смерть,
но тошно от мысли, что нас зарежут как скот на бойне, а нашими могилами
станут желудки этих негодяев. Если бы только среди нас не было женщин!..
Может, нам удалось бы сделать отчаянный рывок, оторваться от аборигенов,
вскочив по двое на каждую из оставшихся лошадей. Хоть и раненные,
животные, наверное, смогли бы вынести нас из этого осиного гнезда. Но
нечего и думать о такой отчаянной авантюре с двумя несчастными девушками,
которых мы намерены защищать до самой смерти. Но что будет потом? Когда
мы все будем убиты, что станет с ними? Каждый из нас думает об этом с
содроганием.
  Мой бедный Сириль в отчаянии. Между двумя выстрелами он украдкой бросает
на Келли выразительные взгляды. Келли видит в этом добром большом ребенке
защитника и настоящего друга, единственное стремление которого любить и
быть верным своему чувству, и одаривает его печальной улыбкой.
  - Наверное, мне надо убить ее сейчас, чтобы избавить от мук, - шепчет он
мне и прерывает фразу выстрелом в каннибала, - Послушай, брат, я хочу
сказать тебе, что очень люблю ее... и она тоже... Я хотел бы поцеловать ее
перед смертью... Уже недолго осталось... Мы пропали...
  Робартс... Храбрый офицер бросает на мисс Мэри взгляд, полный любви,
который побуждает ее, несмотря на весь ужас происходящего, спрятать
зарумянившееся лицо на груди у подруги...
  Услышав шорох, я поворачиваюсь. Рука аборигена тянется к девушкам. С
быстротой молнии один из поселенцев отрубает руку сильным ударом тесака.
  Мисс Мэри теряет сознание.
  В этот момент противник теснит нас. Я падаю и чувствую на своей груди
невероятную тяжесть. Вижу над собой занесенную руку с каменным топором -
сейчас она обрушится на мою голову.
  Но прежде чем орудие смерти опустилось, я вдруг услышал приглушенный звук.
Абориген скатывается с меня. Я вскакиваю, и в тот же момент раздаются
выстрелы, которые заглушают вопли каннибалов. Пули летят справа и слева с
интервалами в пять секунд, как будто их выпускает цепь отборных стрелков.
Нет ни одного промаха. Четверо справа, четверо слева. Каннибалы дрогнули.
Наш маленький отряд, истерзанный и окровавленный, снова сплачивается.
Сгущающуюся тьму прорезают яркие вспышки. Противник ничего не может
противопоставить этой атаке и постепенно отступает, оставляя убитых, число
которых возрастает. Мы переводим дух.
  Прекращается ливень стрел, копий и каменных топоров, который обрушивался
на нас. Каннибалы объяты ужасом. Их страшит смерть, настигающая издалека,
неизвестное число нападавших, множество выстрелов.
  - Кооо-мооо-хооо-эээ!..
  Призыв к сбору звучит под гигантскими деревьями. Теперь это жалобный
вопль, лишенный недавних победных интонаций.
  Это - сигнал к отступлению. В мгновение ока аборигены исчезают, подобно
ночным птицам, вспугнутым утренней зарей.
  И действительно, небо на востоке светлеет. Оно принимает светло-голубую
окраску. Звезды блекнут.
  За сигналом к отступлению следует радостный крик, но на чистом английском
языке, который издают восемь мужчин. Они приближаются к нам верхом, в
строгом порядке, тесным строем, с оружием на изготовку.
  В тропиках, по сути дела, нет ни зари, ни сумерек. Солнце тут же
выкатывается из золотого облака, и мы видим во главе отряда Эдварда, рядом
с ним МакКроули, затем пять поселенцев, и замыкает отряд юный Ричард.
  Галопом они подскакивают к нам. Их встречает тройное "ура". Мой храбрый
Мирадор присоединяется к общему ликованию, виляет хвостом и радостно
визжит.
  - Боевая готовность! - командует Эдвард, который, оставаясь в седле,
обнимает сестру и сажает ее перед собой. - Нельзя терять ни минуты,
джентльмены! В седло! Те, у кого нет лошадей, садятся позади всадников.
Соберите оружие. МакКроули, возьмите моего дядю. Сэр Харви, садитесь с
Ричардом. Будьте внимательны, джентльмены! Здесь больше нельзя оставаться!
  Молодой моряк просто великолепен. Какое хладнокровие! И все же он бледен.
Что стало бы с нами, если бы он и его товарищи не подоспели вовремя?
  Я отдаю свою лошадь Сирилю.
  - Бери, мой храбрый друг, садись на мою лошадь и возьми с собой мисс
Келли. Ты это заслужил.
  Теперь - в лагерь! И благородные чистокровки, несмотря на двойной груз,
несут нас, измученных, окровавленных, к оставленным повозкам.
  Наступил день. Чудовищный ночной кошмар улетучился, изгнанный солнцем. Мы
купаемся в солнце, Какое блаженство!
  Один из англичан скоро возвращает меня к реальной действительности. Это
МакКроули, который с тех пор, как отравился, мучительно ищет объяснения
непостижимого для него физиологического явления:
  - Мой дорогой ученый, объясните мне, пожалуйста, почему после того, как я
выпил этой мерзкой воды из источника, отравленного аборигенами, я вижу в
темноте почти так же хорошо, как средь бела дня?
  - Очень просто. После того как белладонна расширила зрачок, сетчатка,
поврежденная слишком большим количеством лучей, которые на нее
воздействуют, не в состоянии их воспринять. Отсюда усталость, нарушение
зрения, невозможность смотреть на дневной свет. Но то, что вызывает
неприятное ощущение при солнечном свете, становится преимуществом ночью.
Тот же самый зрачок, расширенный сверх меры ядовитым веществом, пропускает
в глаз гораздо большее количество лучей...
  - Понял. Действительно, любопытно. Белладонна случайно наделила нас
свойством видеть ночью, как кошки.
  - Совершенно верно, ваше сравнение вполне уместно.
  - Какое счастье, что аборигены не знают этой особенности, иначе они напали
бы на нас в дневное время.
  - Несомненно. И именно это их незнание позволило нам уверенно действовать
в темноте и сорвать их преступный замысел.
  - Да, интересная история. Благодарю за разъяснение.
  Наш отряд вскоре прибывает в лагерь.
  Аборигены, к счастью, исчезли и даже не пытались вернуться, чтобы снова
совершить нападение. Это великое благо, потому что они могли бы без труда
овладеть нашим оставленным богатством, например лошадьми, которых охраняли
всего трое раненых.
  Мы застали стражей в напряженном ожидании: двое лежали, скрючившись, на
траве, третий сидел прямо, готовый открыть стрельбу из пулемета.
установленного на лафете. Невозможно, да и нет нужды описывать радость,
которую они испытали при нашем возвращении.
  Мирадор, гордый ролью, которую он сыграл в ночной драме, разыскал своих
собратьев, сердечно поздоровался с ними... по-собачьи. Казалось, он
рассказывает им о своих приключениях.


                                  Глава IX


  Доктор Стивенсон оказался прав. По Австралии не прогуливаются. Бесконечные
неожиданности, с которыми мы сталкивались в путешествии, следовали одна за
другой с головокружительной быстротой на протяжении нескольких дней. И,
несмотря на все меры предосторожности, конечный результат экспедиции мог
бы быть плачевным.
  В настоящее время все живы, хотя несколько человек ранено. Однако у нас
нет ни капли воды, чтобы облегчить жажду. Нам необходимо как можно скорее
покинуть это злосчастное место и найти источник или ручей, которые
аборигены еще не успели отравить.
  Не знающий усталости Том отправляется в поиск на свежей лошади,
сопровождаемый четырьмя поселенцами, вооруженными до зубов. Тем временем
мы впрягаем в повозки несчастных лошадей, которые грустно поворачивают
головы к отравленному источнику, вдыхая влажный воздух и не понимая,
почему им не дают утолить жажду после таких героических усилий.
  Снова приходится надрезать драгоценные корни эвкалиптов, и их благотворный
сок, скупо распределяемый между всеми, дает некоторое облегчение.
  Трогательная сценка разыгралась перед повозкой с нашими девушками.
  Все еще бледная после страшной опасности, мисс Мэри со слезами на глазах
от всего сердца благодарит тех храбрецов, которые спасли ей жизнь, рискуя
своей собственной.
  Сэр Рид, майор, Эдвард и Ричард крепко пожимают нам руки и велеречиво
выражают горячую благодарность, что никак не вяжется с английской
флегматичностью. Мало того. Все по очереди обнимают друг друга с чисто
французской экспансивностью.
  Но как случилось, что генеральный штаб не в полном составе? Где Робартс? И
Сириль, который так отличился минувшей ночью? Почему он не идет получить
заслуженную награду за свою храбрость?
  Эта робость плохо вяжется с их недавней удалью. Создается впечатление, что
для них проще сражаться со свирепыми каннибалами, нежели выдерживать
взгляды прелестных глаз, к тому же если они выражают нечто большее, чем
просто благодарность.
  МакКроули показывает нам в сторону одной повозки, и мы видим бравого
лейтенанта, сидящего в ее тени. Он поставил перед собой несессер из
телячьей кожи, в котором поблескивают в лучах солнца хрустальные флаконы с
серебряными пробками. Тщательно смыв кровь и пот, покрывавшие лицо,
Робартс расчесал и надушил свою небольшую белокурую бородку и, забыв о
ране на голове, надел новый пробковый шлем взамен потерянного.
  Сириль же, наверное, уже в десятый раз расстегивает и застегивает кожаные
гетры, пытаясь решить, идут ли они ему.
  Они чувствуют на себе наши взгляды и от этого еще больше смущаются.
  - Черт возьми, чем вы там заняты, мой дорогой Робартс? - кричит майор. -
Мы ждем вас обоих.
  Лейтенант встает и подает знак Сирилю, который перестает наконец возиться
с гетрами.
  Оба медленно подходят, как будто у них вдруг отнялись ноги.

  Сириль запечатлевает на обеих щечках Келли по смачному поцелую.
  Каждый из нас выполнял свой долг, они же вели себя как герои. Они
инстинктивно чувствуют, что сделали больше других, во всяком случае,
стремились к этому, и им кажется, что истинная причина их подвига известна
всем.
  Юная мисс, несомненно, тоже испытывает тайное чувство. Она смотрела,
леденея от страха, как героически сражался офицер, как он упал, и
подумала, что он убит. Любовь вспыхнула в ней как молния во время бури. И
каждый раз, когда Робартс приближается, она краснеет, бледнеет,
протягивает ему руку, шепчет слова благодарности.
  Что касается моего босеронца, то он буквально потерял голову. Все его
поздравляют, и он не знает, кого слушать среди сердечных рукопожатий и
выражений дружбы, которые раздаются со всех сторон. Он подходит к
очаровательной ирландке, которая смотрит на него восторженными глазами.
Пробормотав какие-то банальности, Сириль берет протянутую ручку и тут же
на глазах у всех, без раздумий, простосердечно, как будто она его
землячка, запечатлевает на обеих щечках Келли по смачному поцелую.
  Он это заслужил, и никто его не порицает.
  В этот момент раздается радостный лай. Это мой верный Мирадор,
сопровождавший группу, с которой ушел Том. Инстинкт не подвел ищейку и на
сей раз.
  Том и поселенцы, посланные на поиски источника, прискакали во весь опор на
лошадях, покрытых пеной.
  - Ура! - кричит один из них, канадец Фрэнсис, размахивая кожаной
каскеткой. - Вода, джентльмены, вода!
  Полчаса туда и полчаса обратно потребовалось Тому и поселенцам, чтобы
найти воду. Однако с тяжелыми повозками, у которых рассохлись колеса,
скрипящие теперь так, что у нас болят барабанные перепонки, передвигаться
гораздо труднее. На протяжении трех часов наши раненые, поддерживаемые
только собственной силой воли, вновь испытывают тяжкие страдания. Их раны,
не перевязанные вовремя, начинают воспа