одку  нанесло  непоправимый  удар  по особого рода  культуре,  возникшей на
основе старой цены. Пол-литра водки стоило три рубля. Пьяницы скидывались по
рублю и  покупали  поллитровку. Отсюда пошло выражение  "на троих" и  обычай
"скидываться  на  троих".  На  этой  чисто  арифметической  основе  возникло
множество анекдотов  и шуток. Вот два примера. Как, спрашивается,  разделить
восемьсот на  три без остатка? Ответ:  триста грамм водки делится на три без
остатка,  а  оставшееся пол-литра  на  троих без остатка разделит вам  любой
пьяница. Сбросили американцы на парашюте трех шпионов в  России. Один из них
спустился  в лесу,  закопал парашют.  Все в порядке,  никаких  кагебешников.
Пошел в поселок. К нему подошли два человека  и сказали: "А вот и третий! ".
И шпион сознался.
     Но все же культурный аспект пьянства не захирел совсем. Талант великого
русского народа получил новую сферу применения, -- изобретение  новых  видов
одуряющих средств. Последние стали изготовлять  из зубной  пасты, столярного
клея, стирального порошка и даже из старых патефонных пластинок. Так и стали
говорить: "Пошли, тяпнем Шаляпина! " или "Вчера наклюкались Собинова". Стали
употреблять  новые,   специфически   перестроечные  выражения  вроде  "морду
перестроить ", "дать в глазность ", "пороть горбачушь".


Борьба против бюрократизма

     Второй по значению после антиалкогольной  кампании была кампания против
бюрократизма.  И была она  столь же бессмысленной и  безрезультатной,  как и
первая.
     Борьба против  бюрократизма  началась  сразу  же  после революции.  Был
создан   специальный  орган  для   этого  (Рабоче-  Крестьянская  Инспекция,
сокращенно Рабкрин) во  главе со Сталиным. Но чем упорнее велась эта борьба,
тем сильнее разрастался государственно- бюрократический аппарат. Это не было
отклонением   от  неких  здоровых  норм.  Наоборот,  это  было  закономерным
следствием самого нового социального строя.
     Партград не был исключением из общего правила.  И здесь велась борьба с
бюрократизмом. Как  и в  других местах, она  служила одним  лицам в  системе
власти средством потеснить  других и занять их место. Это была борьба внутри
бюрократического аппарата, лишь внешне принимавшая форму борьбы против него.
Находились  козлы  отпущения,  расправа  с которыми  (часто лишь  кажущаяся)
создавала видимость  серьезности мероприятия. Так  и на  этот  раз  на  роль
козлов  отпущения были выбраны лица из "мафии" Жидкова. Публично их обвинили
во всех смертных грехах, включая и бюрократизм. Выходило, что это по их вине
в области образовался дефицит предметов потребления. Все неполадки с жильем,
транспортом,  школами,  больницами свалили  тоже на них. На них свалили даже
то, что от них никак не зависело, например -- катастрофу в "Атоме", засуху и
дожди.
     В руководстве  области  произошли изменения  в личном составе. Поменяли
секретарей  обкома,  горкомов  и  райкомов  партии.  Поменяли  председателей
советов. В общей сложности  поменяли  более двухсот должностных лиц.  Многих
уволили на пенсию. Но  большинство все равно осталось на каких-то должностях
в аппарате  управления. Все они стали перестройщиками и критиками застойного
периода.


Управленческий кризис

     Общий  кризис   системы  власти  и  управления  захватил,   однако,   и
управленческий  аппарат  Партграда.  Крутов  жаждал  угодить  Москве,  чтобы
удержаться на посту. Но он видел, что Москва не едина. Получая инструкции от
Сусликова и советуясь с  ним, он чувствовал во  всем двойственность. От него
требовали более энергично проводить перестройку, и вместе с тем ему намекали
на то, чтобы он не особенно усердствовал, берег опытные кадры и не забывал о
воспитании населения в нужном духе. Выход из положения он находил в том, что
все  меньше  и меньше  вмешивался  в  работу подконтрольных  частей  системы
управления и управляемых учреждений и предприятий области. Показуха, которой
была  объявлена  решительная  борьба, принимала новые,  более рафинированные
формы.  Она  углубилась  по  существу,  внешне  приняв   вид  открытости   и
объективности.  И нечто  подобное происходило  на всех  уровнях  -- городов,
районов,  отдельных  предприятий и  учреждений,  более  мелких  коллективов,
отдельных  граждан. Вместо  декларированной  наверху  перестройки получалась
лишь имитация  ее на более низких  уровнях.  Имитация грандиозная. Настолько
грандиозная и глубокая, что многие воспринимали ее как нечто подлинное.
     Интересным здесь является  то,  что  разрегулирование аппарата власти и
управления происходило  несмотря  на то, что  представители  и  руководители
различных подразделений  этого  аппарата  в  личном  отношении  образовывали
мафии,  тесно  спаянные круговой  порукой  и взаимной выручкой.  Образование
таких  мафий даже способствовало кризису  аппарата.  Если  первый  секретарь
обкома партии выпивает в  одной компании с председателем областного совета и
начальником  управления КГБ, это не  означает, что  система  управления есть
гармоническое целое. Расставшись и уйдя в свои ведомства, эти люди действуют
уже независимо друг  от друга, а панибратские отношения  и совместные темные
делишки дают им больше оснований игнорировать друг друга.
     Натолкнувшись   на   неявное   сопротивление  широких  слоев  населения
навязываемым  сверху реформам и зная заранее, что эти реформы  не могут быть
реализованы  так, как хотелось бы  Горбачеву и его  соратникам, партградский
управленческий  аппарат стал  сознательно  прилагать  усилия  к тому,  чтобы
сделать  имитацию   перестройки  наиболее  близкой  к  подлинности.  Границы
допустимого были нарушены. Имитация позитивных намерений перестройки перешла
в подлинное кризисное состояние области. Люди уверовали не столько в то, что
в результате реформ общество подымется на более высокий уровень, а в то, что
в результате глупостей руководства общество пало ниже самого низкого уровня.
Кризис был в некотором роде  спущен с вершин власти в Партград, а  не возник
спонтанно  в  самих основах  жизни области. Партград  постепенно втянулся  в
сферу  действия кризиса,  начавшегося  с казалось бы  обычных  разговоров  о
реформах на вершинах власти.


Гласность

     Эпоха гласности началась в Партграде  раньше,  чем в Москве. Собственно
говоря,  Москва сначала провела эксперимент с гласностью в Партграде. И лишь
тогда, когда убедились в пользе гласности на  этом примере, ее решили ввести
по всей стране. Началось все  с самого, казалось бы,  заурядного события: на
улице Робеспьера из-за каких-то неполадок с газом взорвался новый жилой дом.
Взрыв был  грандиозный.  Его слышали во всем городе. Смотреть  на результаты
взрыва  бегали все  жители города, включая  безногих инвалидов и  валяющихся
пьяниц. Ходили слухи, будто  при  взрыве погибло пятьсот  человек.  Любители
сплетен и слухов увеличивали цифру погибших вдвое, а  то  и втрое. Недобитые
диссиденты ринулись было в Москву  с намерением передать информацию западным
журналистам,  но  их  перехватили по дороге на  вокзал.  В обкоме  партии  в
экстренном порядке собрались руководители области. Крутов  связался лично  с
Сусликовым. Тот  посоветовал пресечь ложные слухи. Крутов истолковал это как
совет предать факт гласности, но в такой форме, чтобы из этого польза вышла.
Так и поступили. Информацию напечатали, уменьшив число жертв и  взвалив вину
на  бюрократов  из  прежнего руководства. Поскольку  число  жертв  оказалось
огромным  даже  после  сильного  преуменьшения,  на  Западе  эту  информацию
истолковали как начало новой эпохи гласности.
     Настоящий ураган  гласности в Партграде начался в связи с разоблачением
наркомании, проституции и гомосексуализма. Хотя наркоманов в области не было
вообще, кампания против них  прошла  так, что даже  в Москве позавидовали. В
Партград  завезли  наркотики  из  Средней  Азии и  обучили  употреблению  их
"неустойчивых элементов".  Провели  показательные  процессы над  "торговцами
смертью".  Более  пятисот  человек  было  приговорено  к  длительным  срокам
заключения в лагерях строго режима. Но что касается профилактики наркомании,
то тут произошел срыв: партградцы к наркотикам привыкли и уже не захотели от
них  отказываться. И  тогда  появились  настоящие торговцы  смертью,  против
которых милиция и КГБ оказались бессильными.
     Проституция в Партграде до начала перестройки тоже не существовала. Это
не  означает,  что  тут процветало целомудрие  и  сдержанность в  отношениях
полов.  Как  раз  наоборот. В  Партграде, как и  во всей  стране,  процветал
промискуитет,  причем  --   в  самых  примитивных   формах.  Проституция  не
существовала  в   том   смысле,   что  не   было   женщин,   профессионально
зарабатывавших  на   жизнь  своим  телом.   Партградцы   использовали   свои
сексуальные   способности  с  целью  добиться  желаемого,  но  это  не  было
проституцией  в строгом  смысле слова. Это вполне укладывалось  в рамки норм
коммунистической морали. Это с проституцией не имеет ничего общего.
     Когда  началась  эпоха гласности,  и по  всей стране стали  публиковать
разоблачительные  материалы  о   ранее   скрывавшихся   пороках,   журналист
"Партградской  правды"  разыскал  двух старых шлюх, иногда  подрабатывавших,
проводя  время  с пьяными  инвалидами, каковыми был  переполнен Партград,  и
солдатами.  Журналист  угостил  шлюх   настоящей  водкой  и  вызвал   их  на
откровенность.  И  вот  в газете  появился  очерк,  потрясший партградцев  и
вызвавший массу откликов в центральной прессе. После этого множество молодых
девушек приняло решение стать проститутками, поскольку,  как  об этом писали
газеты,   проститутки   зарабатывают   больше,  чем  профессора,   инженеры,
стюардессы и даже пилоты.


Экономическая реформа

     Целый  ряд  предприятий  Партграда  перевели  на  самофинансирование  и
предоставили им неслыханную доселе свободу. Застрельщиком в деле перестройки
экономики стал автомобильный завод. Руководители завода немедленно укатили в
заграничные командировки с целью приобрести для завода новейшую технологию и
найти  рынки  сбыта   для  продукции.  Командировки   оказались   успешными.
Руководители   вернулись   с   сумками,  набитыми  заграничными   вещичками,
компьютерами,  видео  и  прочей аппаратурой,  продаваемой почти  легально за
бешеные деньги, кроме  того, все они получили  в подарок  по  автомашине  от
западных фирм, заключивших выгодные сделки с  советским предприятием,  минуя
бюрократические инстанции.
     Руководители    завода    особенно   гордились   тем,   что    закупили
ультрасовременный сборочный. конвейер. Даже  не  столько закупили (цена была
символической),  сколько получили  в  подарок  в благодарность  за  то,  что
советское  правительство  согласилось  принять  от   этой  западной   страны
беспроцентный  заем  на  неопределенный  срок.  Конвейер  смонтировали  сами
западные  мастера.  Зная,  что  русские  халтурщики  пропускают  бракованные
детали,  они установили  на  конвейере  робота,  который должен  был хватать
бракованные детали и сбрасывать их с конвейера.
     Пуск  конвейера  отмечали весьма торжественно. На  церемонию  из Москвы
прилетел  помощник  Сусликова  Корытов  с   оравой   западных  и   советских
журналистов.   Иностранные  мастера   продемонстрировали  работу  конвейера,
использовав при  этом детали, привезенные с Запада. Эффект был ошеломляющий.
Экономисты  подсчитали, что производительность завода возрастет более чем  в
пять  раз,  и  завод  по экономической  эффективности  поднимется на уровень
ведущих мировых автомобильных предприятий. К  тому же на заводе высвободится
пять  тысяч рабочих, которых можно будет использовать в Сибири  и  на севере
страны.  Руководители области рапортовали в Москву об успешном претворении в
жизнь горбачевской экономической реформы.
     Но одно дело  --  детали,  изготовленные на  Западе.  И другое дело  --
отечественные. Кончились  торжества.  Сенсация с конвейером сменилась другой
сенсацией с дебатами в  Верховном  Совета. Иностранные мастера уехали домой.
На  конвейер  пустили  отечественные  детали.  И  тут  произошло  то,  о чем
старались  не  думать ранее. Робот  начал  хватать одну деталь за  другой  и
сбрасывать  их  с  конвейера в кучу  брака. Не пропускал ни одну!  На заводе
началась паника. Начальство  собралось  на  экстренное  совещание.  Что было
делать? Робот -- не человек. Его не напоишь водкой, не подкупишь взяткой или
премией, не проработаешь на партийном собрании, не уволишь. Не известно, как
окончилась бы эта история,  если бы инженеры в шутку не обратились к пьяному
работяге, проходившему мимо, с  просьбой  выручить. Тот, не говоря ни слова,
взял грязную веревку  и  подвязал  руку  робота  ровно настолько,  чтобы  он
обозначил хватательное  движение,  но  чтобы бракованную  деталь оставлял на
конвейере. И конвейер заработал на полную  мощность. Проблема  была  решена.
Машины, правда, получались  бракованные.  Но это  уже было  не столь  важно.
Главное, производительность завода поднялась до западного уровня.
     Заслугу инженеры присвоили себе. Работягу  за пьянство  в рабочее время
уволили  и  выслали  из города в  "Атом". Попробовали было заменить  веревку
металлической цепочкой,  но ничего  хорошего  из  этого не  вышло.  Пришлось
вернуться  к старой  веревке,  восстановив на работе  того пьяного работягу.
Робот слушался  почему-то только веревку, подвязанную именно этим пьянчугой.
В  чем  секрет  этого  феномена, не  могли разгадать  ведущие ученые страны.
Академия   Наук   предложила   переориентировать   робота   на   сбрасывание
небракованных  деталей.  Хотя  идея  была  разумной,  рисковать   не  стали.
Бракованные автомашины,  производимые в Партграде, охотно  покупала за гроши
какая-то итальянская фирма, занимавшаяся утилизацией старых машин.
     Примеру  автозавода последовал  протезный  комбинат. Он  принял решение
наладить  производство  миниатюрных  автомобильчиков  на  основе  инвалидных
колясок, причем таких, что их могут  использовать не  только  инвалиды, но и
здоровые. Моторчики  для  автомобильчиков  решили закупать в ФРГ,  на заводе
детских  игрушек.  Колеса  решили  закупать  в  Японии,  на  заводе  детских
велосипедов.  Кузова  взялась  поставлять  итальянская   фирма,  утилизующая
бракованную  продукцию   партградского   автозавода.  И  опять-таки  десятки
сотрудников  комбината вместе с сотрудниками КГБ  и ГРУ укатили за границу с
пустыми чемоданами, надеясь наполнить их предметами западного комфорта.
     Скоро  все  партградские предприятия  включились в  ускоренное развитие
экономики  на  основе свободы  предпринимательства  и самофинансирования.  В
городе по  этому  поводу возник  анекдот. На вопрос, чем ускоренное развитие
отличается от обычного, партградец отвечает: тем же, чем понос отличается от
обычного испражнения, а именно то же самое говно, только с ускорением.


Партградский Чаадаев

     Крутов,  живший  в   постоянном  страхе,  что  гласность  доберется  до
подноготной  перестройки,  и  он станет  предметом  насмешек  распоясавшейся
прессы,  собрался было  проситься на  пенсию  по состоянию здоровья,  но его
помощник,  бывший  ранее помощником Жидкова, отсоветовал ему совершать такой
опрометчивый поступок. -- Если  Вы,  Сидор  Егорович, попроситесь на пенсию,
Вас  немедленно объявят консерватором и  свалят  на Вас вину  за  все  грехи
перестройки. Я  Вас сведу с одним человеком. Должность у него  маленькая  --
всего  лишь  заведующий  овощной  базой. Зато  голова у него большая.  Можно
сказать,  гений, На  Западе он  наверняка стал  бы  финансовым воротилой или
президентом,  А  у нас в  России он вынужден прозябать на какой-то  паршивой
овощной базе, на которой и овощей-то никаких нет. Одним словом, как Чаадаев.
-- А это еще кто такой, -- спросил Крутов. --  Друг Пушкина. С  декабристами
был  близок. Письма писал  о положении  в  России. За  это  его  сумасшедшим
объявили.  --   Диссидент,   короче   говоря.  Ну,   да  теперь   диссиденты
реабилитированы. Полезное дело делают. Ладно, давай твоего Чаадаева!
     И  вот  состоялась встреча  Крутова  с  партградским "Чаадаевым"  --  с
заведующим  овощной  базой  Гробыкой.  Встреча произошла в  загородной вилле
последнего. Снаружи вилла выглядела как заурядная дача заурядного советского
жулика среднего масштаба. Но  войдя  внутрь,  Крутов понял,  что  он, первый
человек  в области,  просто бедняк  в  сравнении с этим "Чаадаевым  ". После
ужина,  поразившего видавшего  виды  Крутова  царским  изобилием,  прошли  в
кабинет  хозяина. -- Вот это  библиотечка,  --  воскликнул  Крутов при  виде
огромного количества  книг.  --  Всю  жизнь  собирал, --  сказал  Гробыка  с
гордостью.  -- Теперь ей цены нет. Пустить на черный рынок -- все финансовые
трудности области покрыть можно.  Только не стоит это делать. -- Почему?! За
такой патриотический поступок мы Вас орденом наградим,  в газетах прославим.
-- Почести  мне  не  нужны, я  не  тщеславен. И не жаден. Дело  не  в  этом.
Трудности  не  мешают  жить. Без  них  вообще нельзя.  Избавитесь  от  одних
трудностей, появятся новые, еще более трудные. Так уж лучше со старыми жить,
с привычными.
     После таких намеков разговор зашел об экономической реформе и вообще  о
положении в области.  -- Вы,  Сидор Егорович, не  первый год  на руководящей
работе, не мне Вас учить, -- сказал Гробыка. -- Эта  реформа не в первый раз
у нас проводится. А результат? .. И на сей раз результат будет тот же. В чем
тут загвоздка?-- В чем, по- Вашему?  -- А  в том, что наши вожди и теоретики
не принимают во внимание специфику нашего строя. Вот возьмите мою базу!  Она
с первых дней существования находится на самофинансировании. Она финансирует
не только себя, но и кое-кого еще.
     Гробыка  не стал уточнять, кого именно. Да  Крутов  и сам знал, что все
руководители области пользовались услугами таких  экономических  гениев, как
Гробыка, делая вид, будто  понятия о них не имеют.  -- В Ставрополе, которым
много  лет руководил сам  Михаил  Сергеевич,  овощей  производили в пять раз
больше, чем  у  нас.  А дефицит  их ощущался уже  тогда.  У нас же  никакого
дефицита не было. И сейчас как-то выкручиваемся В чем тут дело? -- И в самом
деле,  в  чем?  --   Дайте  мне   вместо  овощей  заниматься   автомашинами,
компьютерами,  ботинками или романами,  и я за полгода наведу такой порядок,
что в  Москве  взвоют от восторга.  Согласен, машины и романы  будут плохими
сравнительно с западными. Но какое это имеет значение?! Дело же не в них. Со
страной ничего особенного не  случится, если  роман  будет скучный, а машина
будет  ломаться  через каждый километр. --  Так в чем же секрет? --  Порядок
должен быть. Уверенность. Люди должны  думать, будто  у них все  есть  или в
принципе  достижимо.  В Ставрополе и в  Москве  думают,  что  нет картошки и
капусты. И кричат. И страдают.  И на Запад  поглядывают. Вспоминают, что при
царе картошки и капусты вдоволь было. У нас в Партграде люди думают, будто у
нас,  слава Богу, это  еще есть. И помалкивают.-- Что  же, по- Вашему, опять
гайки закручивать?  -- При чем тут  гайки?! Я не против  перестройки. Только
как ее  понимать? Если по-  газетному,  то пиши пропало. Первым делом, Сидор
Егорович, перестаньте газеты читать. Пусть помощники читают, это их  дело. А
Ваше  дело  --  руководить.  И  пошлите  подальше  московское  начальство  и
московских трепачей. Наплюйте на все вообще. --  Как это так?! -- А вот так:
тьфу на вас на всех  и на все! -- Так ведь меня за это... -- Ничего, дорогой
не случится. Уважать только больше  будут.  Они к Вам  с приказами. А Вы  на
это: тьфу на ваши приказы! Они к Вам с нотациями.  А Вы на это: тьфу на ваши
нотации.  Они  Вам нагоняй.  А  Вы  твердо на своем стоите:  тьфу!  Вы сразу
почувствуете, как дело пойдет на лад, все постепенно образуется и успокоится
Я, между прочим, ни на базе  своей, ни в колхо