думай! - Виктор на всякий случай погрозил ей пальцем.
     И, конечно, она сделала то, чего он меньше всего  от  нее  ожидал,  -
подавшись к Виктору, обхватила его щеки руками и нежно поцеловала в  губы.
И тут же еще  раз  -  уже  не  столько  нежно,  сколько  с  азартом  легко
разгорающейся молодости.
     С  некоторым   смущением   Виктор   моргал.   Да,   елки-палки!   Она
действительно была молода, а он был  стар,  ужасающе  стар.  Разница  эта,
нет-нет, да била ему по глазам, колола шипом розы, к которой так часто  он
пробовал неосторожно прижаться. И наверное, дело  заключалось  даже  не  в
возрасте, - в чем-то совершенно ином, но в чем именно, он  так  и  не  мог
разобраться по сию пору.
     - Для ласк сейчас не самое подходящее время, - растерянно пробормотал
Виктор.
     - Напротив, самое-самое, - легко возразила она. - Эти болваны посадят
нас в разные камеры, вот увидишь. А целоваться сквозь  стены  человечество
еще не научилось...
     Громыхание мегафонов заглушило ее фразу.
     - Медленно отворите дверцы и выходите из машины с поднятыми руками!
     Вертолет продолжал зависать над землей  метрах  в  тридцати  от  них.
Стволы могучих "Мини-Ган" угрожающе целились в сторону беглецов. Виктор не
понаслышке знал силу этих скоростных пулеметов. В пару секунд они способны
были превратить автомашину в полыхающий дуршлаг. Он посмотрел на Летицию.
     - Ну что, амазонка? Пойдем сдаваться?
     Она пожала плечиком. Сдаваться эта барышня явно не  привыкла.  Прежде
чем отворить дверцу, она проворчала:
     - Надеюсь, машину они догадаются перегнать в город.  Я  одолжила  эту
колымагу всего на один день у знакомого психопата. Если не верну  в  срок,
он очень обидится.
     - Что-то ты не вспоминала о нем, пока мы направлялись к пещере.
     - Сам видишь, обстоятельства изменились.
     - Ладно, крошка, не будем их  злить,  -  Виктор  торопливо  пожал  ее
кисть. - Если что, вали все на меня и на ОПП. Но лучше не слишком афишируй
свою осведомленность. Просто проезжала мимо, решила помочь.
     - Не учи ученого, - она с бравадой распахнула дверцу  и,  оправив  на
бедрах коротенькую юбочку, выбралась из кабины. Виктор поторопился вылезти
с другой стороны.
     - Я  сказал:  с  поднятыми  руками!  Оружие,  если  таковое  имеется,
отбросить на пять  шагов  перед  собой.  Бросать  левой  рукой,  держа  за
ствол!..
     Пропустив мимо ушей тираду об оружии, Виктор покорно сложил ладони на
затылке.  Плечо  привычно  отозвалось  болью.  Летиция,   обойдя   машину,
приблизилась к нему  и  заботливо  оправила  на  доноре  куртку.  Смешливо
покосилась на его руки.
     - Не переусердствуй, Вичи! Не забывай, что ты ранен.
     Из приземлившегося вертолета один за другим  выпрыгивали  вооруженные
полицейские.
     - Вы что, не слышали команды?! - один из них целился из револьвера  в
Летицию.
     - Я, офицер, все слышала, но не все поняла. Решила, что это относится
только к мужчинам, - последнее слово Летиция почти пропела,  произнеся  по
слогам. Очень медленно, словно издеваясь  над  блюстителями  правопорядка,
она стала поднимать руки. Она поднимала их, не  сгибая,  через  стороны  -
так, словно делала гимнастику или собиралась нырнуть с  водной  вышки.  И,
конечно же, коротенькая юбочка по-своему отреагировала  на  это  движение.
Уразумев, какую  картину  он  рискует  увидеть  в  самом  скором  времени,
полицейский качнул револьвером, хмуро пробурчав:
     - Бросьте ваши штучки!  Разумеется,  сказанное  относилось  только  к
мужчинам.
     Летиция  немедленно  сложила  руки  на  поясе,  деловитой  развальцей
направилась к вооруженным людям.
     - Учтите, он серьезно ранен. Так что по возможности обращайтесь с ним
аккуратно.
     Двое из вертолетной команды, приблизившись, быстро  обшарили  машину,
еще двое топтались возле Виктора,  внимательнейшим  образом  ощупывая  его
одежду. Ни тех, ни других он не  замечал.  С  глупейшей  улыбкой  на  лице
Виктор наблюдал, как, отведя офицера под локоток в сторону, Летиция что-то
весьма эмоционально ему втолковывает.  Полицейский  чин  стоял  перед  ней
провинившимся, но не утерявшим еще упрямства  мальчуганом.  Стриженый  его
затылок часто  и  расстроено  кивал.  Руки  Летиции  все  более  энергично
жестикулировали перед носом офицера. Завороженный ее красноречием,  он  не
делал ей ни единого замечания...


     Сколько себя помнил Виктор, женщины, напоминающие  Фаню  Каплан,  ему
никогда не нравились. Не нравились  и  Софья  Перовская  с  Верой  Фигнер.
Единство жестокости и женского начала  ассоциировалось  у  него  с  чем-то
абсолютно противоестественным. Захватчик и воин мужчина  -  было  явлением
мерзким, но тем не менее привычным, а потому вполне  приемлемым.  Женщина,
получающая удовольствие от чужой смерти,  была  страшнее,  чем  женщина  -
наркоманка и алкоголичка. Старуха с косой была все-таки старухой, но  даже
и здесь женское обличье он воспринимал как  некую  ошибку  или  неточность
народных сказаний. Виктор не верил в орлеанских дев, не  верил  в  суровых
комиссарш с осиными талиями и сухо  поджатыми  губами.  Они  казались  ему
некими   жутковатыми   призраками,   материализовавшимися   по   халатному
недосмотру природы. И тем ужаснее было его признание собственных чувств  к
Летиции. Все более он ощущал крепость ловушки, в  которую  угодил.  Виктор
сознавал, что отказаться  от  Летиции  вторично  ему  будет  во  сто  крат
труднее. Он угодил в клетку, и дверца этой клетки немедленно закрылась  на
замок. Ключиком, запершим замок, послужили те самые слова, которые Летиция
произнесла в машине...
     Вечером  Виктора  сосредоточенно  осматривали  и  ощупывали  тюремные
лекари. Ему наложили несколько швов, в кровь впрыснули дозу антибиотиков и
болеутоляющего. Вероятно, под действием всех этих лекарств  ему  приснился
пугающий  сон.  С  развевающимися  волосами  Летиция  мчалась  по  небу  в
деревянной ступе. Виктор сидел где-то сзади - вроде как в багажнике. Ступа
пикировала вниз, и у него перехватило дыхание. Из  крохотных  кубиков,  не
более спичечного коробка, дома вмиг вырастали до своих истинных  размеров.
Летиция с уханьем взмахивала метлой, и ступа вновь возносилась к  облакам.
Ничего страшного они не вытворяли - просто носились с воплями над городами
и селами. Тем не менее, ужас, пропитавший его душу, не покидал Виктора  ни
на минуту. Он сознавал себя мужем ведьмы, и мысль эта заставляла горячечно
биться сердце. Что-то было не так, но что именно, он не мог  понять.  Лишь
позже с облегчением опытного обманщика он списал  тревожное  состояние  на
предчувствие, которое, как известно,  во  снах  обостряется,  предупреждая
спящего о грядущем. В данном случае грядущим Виктор посчитал  не  ступу  с
Летицией, а то, что произошло с ним тотчас по пробуждении.
     Зачастую  процесс  пробуждения  и  без  того  -   весьма   неприятная
процедура. Проснуться же в минуту, когда тебя душат тюремной  подушкой,  -
действие, вовсе лишенное какой бы то ни  было  прелести.  Несчастный  царь
Павел, первый и последний из всех российских  павлов,  знал,  что  умирать
лучше бодрствуя. К такому же выводу пришел организм Виктора, ощутив острую
нехватку кислорода. Забарахтав руками, он попытался  сесть,  но  из  этого
ничего не вышло. Голову  его  с  силой  прижимали  к  койке.  Кулаки  тоже
оказались  бесполезными.  Человек  оседлал  его  грудь,  ногами  ограничив
мобильность рук. Убийца, казалось предусмотрел все  и  на  потуги  Виктора
отвечал приглушенным хихиканьем.
     Даже в самой  критической  ситуации  у  людей  в  запасе  еще  бездна
способов самозащиты. К сожалению, о большинстве этих способов  они  просто
не подозревают. Дикий зверь тем и сильнее  цивилизованного  существа,  что
без стеснения  практикует  все  дозволенное  и  недозволенное.  Собственно
говоря, спасающему свою жизнь дозволено все.  Человек  вправе  кусаться  и
царапаться, бить чем угодно и по чему  угодно,  нисколько  не  заботясь  о
последствиях. Там, где  в  человеческие  игры  вмешивается  ее  величество
Смерть, джентльменские правила не в ходу. Оттого-то  война  и  есть  самое
гнусное лицемерие на земле, фарс узаконенного убийства,  где  не  желающий
убивать - дезертир, и безжалостно  приговаривается  трибуналом  оскаленных
звероящеров к расстрелу. Расстрел  отказавшихся  от  насилия  -  могло  ли
выдумать человечество что-нибудь более  постыдное?  Впрочем,  конечно  же,
могло. В подобных  вещах  достижения  землян  уникальны,  и,  если  бы  не
скромное умалчивание летописцев,  все  давно  бы  потонуло  в  славословии
кровавого ханжества...
     Ударив сидящего на нем человека  коленом  по  спине,  Виктор  добился
того, что противник подался слегка вперед, - удары по  почкам  никогда  не
приветствуются   теми,   кто   их   получает.   Почувствовав   перемещение
громоздящейся на нем тяжести, донор рывком выгнул  тело  дугой,  сбрасывая
соперника на пол. Подушка соскользнула с лица, а в следующую  секунду  они
уже поменялись местами, и Виктор молотил кулаками по ненавистной,  впервые
видимой им физиономии, не забывая пускать в ход и  здоровую  ногу.  Ярость
его была такова, что оторвать донора от исходящего визгом душителя удалось
лишь троим полицейским.
     В коридорах  уже  громыхали  шаги  бегущих  на  помощь.  Проснувшиеся
арестанты, ругаясь, молотили по прутьям  железными  мисками.  Всюду  горел
свет, с дубинками наготове надзиратели спешно обходили свои владения.
     Как оказалось, одному из сидящих здесь психопатов  удалось  выбраться
из  камеры.  Вооруженный  замысловато  изогнутой   шпилькой,   с   успехом
заменившей ему отмычку, он направился  прямиком  к  апартаментам  Виктора.
Событийность вновь властно напоминала о  себе.  Освободившемуся  психопату
удивительным  образом  везло.  Никто  не  заметил  его  пробирающимся   по
коридору, никто не увидел, как он проникает в камеру к русскому. А десятью
минутами позже Виктор вновь объяснялся с арестовавшим его офицером.
     - Теперь-то вы мне  верите?  -  Виктор  сидел  на  табурете  напротив
молодого лейтенанта и, морщась, потирал потревоженную грудь. Поверх бинтов
вновь выступили  багровые  пятна,  и  только  что  заспанный  лекаришка  в
очередной раз вколол ему какое-то снадобье.
     Он и без того знал, что ему верили. Летиция как  следует  пропесочила
мозги лейтенанту. Вопрос был чисто  риторическим.  Сначала  Боу  Ричардсон
беседовал с девушкой, потом с ним, а в конце концов снова с Летицией.  Как
оказалось, о деятельности ОПП он кое-что уже слышал и все-таки поверить  в
рассказываемое отказывался. Летицию полицейские отпустили с миром, Виктора
же по его собственной просьбе  упрятали  в  одну  из  ближайших  городских
тюрем. Формальности лейтенанту удалось уладить. Донору было  обещано  трое
суток гарантированной безопасности, но уже  в  первую  ночь  с  гарантиями
вышла промашка.
     - Как ему это удалось?  -  караульный  сержант  продолжал  вертеть  в
пальцах металлическую шпильку. - Одно  дело  отомкнуть  наручники,  совсем
другое - специальный замок в камере.
     - Вы думаете, если оставить вас здесь, случится что-нибудь еще?
     - Я этого не исключаю.
     Ричардсон смущенно взглянул на Виктора.
     - Видите ли, это риск. И мне, и кое-кому из моих коллег может  крепко
достаться. Ваше содержание здесь не совсем законно, а в  деятельность  ОПП
нам запрещено вмешиваться.
     - Но кольца у меня нет, формально я могу  считаться  подозреваемым  в
поджоге дома. Да мало ли кем вы можете меня записать!  Мы  рассказали  вам
все, но могли ведь и не рассказывать, верно?
     - Тем не менее, вы рассказали, - лейтенант, краснея,  опустил  глаза.
По всей видимости, честность была для него не пустым звуком.  Долг  в  нем
боролся с совестью, и чему отдать предпочтение, он не знал.
     - Разве я не объяснил вам,  в  чем  заключается  деятельность  отдела
профилактики?  Фактически  они  банкроты.  Не  сегодня,  так   завтра   их
обязательно разгонят.
     - Да, я все  понимаю.  Конечно,  этих  субъектов  следует  как  можно
быстрее одернуть, но в том-то вся и штука, что свободному  гражданину  или
тем  же  журналистам  выполнить  подобное  куда  проще.  Я   всего-навсего
лейтенант и в этом городе работаю только год. Словом, вы должны понять - я
не слишком многое могу сделать...
     - К тому же субординация и все такое, - вяло подсказал Виктор.  Очень
уж мучился и переживал лейтенант. Вот и в тюрьму прикатил среди ночи.
     - До утра, разумеется мы обеспечим вам охрану, а  потом...  -  офицер
развел руками и снова убежал взглядом в сторону. -  Та  девушка  говорила,
что ей есть куда вас пристроить.
     - Слушай, Ричардсон,  -  сержант  подсел  к  их  столу  и  раздумчиво
застучал шпилькой по пластиковой поверхности. - Мы сделаем проще. Здесь  у
нас есть карцер. Если включить отопление, там не так  уж  плохо.  Стены  и
двери такие, что ни один псих не проникнет. Он  сейчас  как  раз  пустует.
Парень перекантуется там пару дней и  отправится  к  своей  дамочке.  Чем,
скажи, плохо?
     Он подмигнул Виктору, и тот ответил ему благодарным кивком.
     Лейтенант заерзал на стуле, рукой стал теребить мятый ворот.
     - Насколько я понял, эта самая событийность может подкинуть сюрприз и
похлеще. Я понятия не имею, что это может быть, но  в  случае  чего  мы  с
тобой ответим головами.
     - Да почему ответим-то? - сержант удивился. - Начальство сюда носа не
кажет. Болтунов здесь тоже нет. Два дня абсолютно ничего не решат.
     - Но тот придурок из камеры все же умудрился  выбраться,  -  возразил
офицер. - И никто это не предвидел. А если прорвет трубы и карцер затопит?
Или обвалится какой-нибудь из этажей? Пойми, может случиться что угодно!
     Лицо лейтенанта пошло пятнами, сержант  глядел  на  него  озадаченно.
Чем бы закончился  разговор,  неизвестно,  но  где-то  в  каменных  недрах
хлопнул выстрел. Все трое вздрогнули, обернувшись на дверь.
     - Пойду узнаю, что там стряслось, - сержант спешно поднялся  и  вышел
из комнатки.
     - Вот видите! - лейтенант нервно пригладил коротенький ежик волос. Он
хотел сказать что-то еще, но  промолчал.  Виктор  не  стал  ему  помогать.
Захочет, сам все объяснит, а  нет  -  так  нет.  Виктор  вытянул  на  полу
располневшую от повязки ногу, коротко кашлянул. В полуночной голове  царил
полуночный сумбур, и все-таки он чувствовал, что с лейтенантом  что-то  не
так. Беседа, которую они провели часов шесть  или  семь  назад,  протекала
вполне дружески. Ему думалось, что  они  поняли  друг  друга.  Если  не  к
Виктору, то уж к Летиции этот Ричардсон проникся явной симпатией. А теперь
испуган и взвинчен до последнего предела.  Почему?..  Виктор  окончательно
решил про себя, что сцена с душителем здесь ни при чем. Вряд ли  испугался
лейтенант и  ответственности.  По  крайней  мере  днем  он  показался  ему
достаточно отважным человеком. Или он успел навести об этом ОПП справки  и
струхнул?..
     В комнатку вернулся сержант.
     - Что там такое? - как-то уж очень поспешно лейтенант вскинул голову.
Он словно нуждался в том, чтобы услышать еще что-нибудь  страшное.  Лишний
аргумент укрепил бы его позиции, убедил  бы  его  самого  в  том,  что  он
совершает верный шаг.
     - У одного из охранников выстрелил револьвер. Он уверяет, что даже не
прикасался в кобуре. Пуля угодила ему в ногу. На этот раз  сержант  и  сам
выглядел смущенным.
     - Случайность, - пробормотал он. Пробормотал не слишком уверенно.
     - Значит, так, - лейтенант хозяйственно поднялся, его момент все-таки
наступил. - В шесть утра мы вынуждены будем отпустить вас.
     - Я так и понял,  -  насмешливо  обронил  Виктор.  -  Одна  маленькая
просьба: как только вернетесь домой, позвоните Летиции и сообщите ей о том
же. Объяснять ничего не надо, просто сообщите, через  какие  ворота  и  во
сколько вы выставите меня на свободу.
     - Обещаю это сделать.
     Глаза их на мгновение встретились, и  в  это  самое  мгновение  неким
мистическим  образом  Виктор  уверился  в  своей  правоте.  С  лейтенантом
действительно было не все в  порядке.  Его  припугнули  и  припугнули  как
следует. Иначе не мялся бы он тут и не краснел.  Этот  взгляд  походил  на
некое покаяние, и сообразив, что Виктор  прощает  его,  офицер  облегченно
вздохнул. Руку он подать не решился, но, уходя, пожелал удачи.


     На этот раз машина у Фармера была более скоростная. Спортивная модель
"Альфа-Ромео". Собственно говоря, на переполненных городских  улицах,  где
транспорт не движется, а ползет, подобный автомобиль был столь же уместен,
как реактивный истребитель на аэродромах четырнадцатых годов. Тем не менее
Джо Фармер не отказал себе в удовольствии выбрать для  задуманного  именно
это техническое чудо.
     Оценив нового работника по достоинству,  Рупперт  дал  ему  очередное
поручение. Еще одна точка, которую следовало погасить. Задача  облегчалась
тем, что жертву не нужно было  выслеживать  по  экранам  сонаров.  Фармеру
назвали время и место, снабдив парой неплохого качества фотографий. Ранние
часы его тоже устраивали: меньше возможных свидетелей, больше простора для
итальянского механического чуда.
     Стартующая "Альфа-Ромео" подобна  стреле,  спускаемой  с  тетивы.  На
пустынной улочке увернуться от ее  удара  одинокому  пешеходу  практически
невозможно. Опыт наездов Джо Фармер уже имел,  а  потому  действовал,  как
никогда, хладнокровно.
     Метров сто он следовал за опознанной жертвой на черепашьей  скорости,
и лишь когда человек повернул на более ровную улицу, Фармер воспользовался
педалью акселератора. Его вдавило в спинку кресла, и вырулив на прямую, он
послал механического коня вдогонку за уходящим.  Чуть  дальше  стояла  еще
одна машина, но она его не слишком обеспокоила. За  те  короткие  секунды,
когда произойдет столкновение, они ничего не успеют заметить. Кроме  того,
не исключалось,  что  машина  стоит  пустая,  без  хозяев.  Однако  Фармер
ошибался.


     Обернувшись, Виктор заморожено наблюдал, как с ревом на него  несется
сверкающий автомобиль. Все  напоминало  тот  первый  его  день,  когда  он
покинул центр ОПП, только эта машина  выглядела  намного  страшнее.  Руки,
поворачивающие  руль,  принадлежали  не  терзаемому  похмельем  опойке,  а
знающему свое дело убийце. Скрываться от него было совершенно  бесполезно,
и потому Виктор просто стоял и ждал.
     Трескотню очередей за спиной  он  воспринял  с  полным  спокойствием.
Безжалостным ураганом пули обрушились на красавицу-машину, дробя стекла  и
сияющий лаком металл.  "Альфа-Ромео"  вильнула  в  сторону,  перевернулась
раз-другой, с  пронзительным  скрежетом  проехалась  крышей  по  асфальту,
остановившись в каких-нибудь пяти-шести шагах от  донора.  Виктор  ожидал,
что она вспыхнет или даже взорвется, пытаясь хоть  таким  образом  достать
ускользающую жертву, но этого не произошло. Его убийца, человек,  повисший
на  ремнях  безопасности,  был  мертв,  и  залитая  кровью   рука   нелепо
высовывалась  в  окно,  не  дотягиваясь  до  тротуара  какой-нибудь   пары
сантиметров.
     Отвернувшись, донор торопливо зашагал. В конце  улицы  его  поджидали
двое: размахивающая автоматом Летиция и нахохлившийся, чем-то напоминающий
тощего галчонка Сэм. В  руках  последнего,  разумеется,  тоже  красовалось
оружие. Галчонок был настроен воинственно.


     В пять коротких минут Летиция выложила  все  новости...  Майкл  успел
выйти  из  больницы  и  уже  разгуливал  на  костылях   по   ремонтируемой
мастерской. Лейтенант, как было обещано, сообщил ей о Викторе и о том, что
они вынуждены отпустить его. Сэм же разыскал ее к вечеру,  еще  до  звонка
Ричардсона. Таким образом они подоспели вовремя.
     - Интересно, как это ты  разыскал  Летицию?  -  Виктор  покосился  на
хмурящегося Гордона.
     - Это было проще простого. Вспомни, ты прожужжал мне о ней  все  уши.
Адрес, цвет волос, характер, привычки... Я выучил ее данные  н