Ф. Хойл
   История Черного Облака


   ПРЕДИСЛОВИЕ ПЕРЕВОДЧИКА

   Эта книга отличается от многих других произведений научно-
фантастического жанра тем, что ее написал профессиональный ученый,
активно и плодотворно работающий в тех самых областях науки, о которых
идет речь в романе. Автор хорошо знает образ мышления, условия работы и
быт ученых-астрономов и физиков в Англии и США в наше время. Поэтому,
кроме научной фантазии, в книге содержится много интересных бытовых
деталей. С большим знанием дела описаны взаимоотношения ученых с
государством в капиталистическом мире, методы организации научной работы
в западных странах и т.п. Ф. Хойл всегда отличается оригинальностью и
самостоятельностью мышления; действующие лица романа высказывают весьма
своеобразные взгляды по многим вопросам не только науки, но и политики,
морали, образования и даже музыки. Читатель едва ли во всем согласится с
ними, но во всяком случае роман не только доставит ему удовольствие, но и
даст обильную пищу для ума. Правда, в свою очередь, он потребует от
читателя некоторых элементарных знаний по астрономии в пределах хотя бы
школьного курса.
   При чтении книги следует помнить, что она была написана до 1957 года.
В переводе, с разрешения автора, сделаны незначительные сокращения.

   Д.А. Франк-Камеиецкий

        ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ

   Я надеюсь, что мои товарищи по науке получат удовольствие от этой
шалости пера, написанной в часы отдыха. В конце концов, почти все, что
здесь рассказано, вполне могло бы произойти на самом деле. Так как
упомянутые в книге научные учреждения действительно существуют, я хотел
бы подчеркнуть, что персонажи книги не имеют никакого отношения к людям,
которые работают в этих учреждениях. Обычно считают, что мнения,
высказываемые персонажами, отражают собственные взгляды автора. Я хотел
бы добавить, несмотря на избитость этих слов, что подобная параллель
может быть ошибочной.

        ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ

   Научная фантастика существует, вероятно, очень давно. Задолго до
первых письменных памятников литературы, у костров на стоянках древних
кочевых народов уже рассказывали фантастические истории. Когда человек
достигает пределов своего понимания, ему хочется взлететь на крыльях
воображения и искать путей в неведомое. В прежние времена фантазия не шла
дальше рассказов об отдаленных уголках Земли и диковинных обычаях
населяющих их людей. Именно такого рода фантастику мы находим в античной
древности. Что такое "Одиссея" Гомера, как не прекрасный образец
фантастики? То же самое можно сказать и о большей части "Историй"
Геродота.
   Стремление дать простор свободной игре воображения - это нечто
большее, чем просто попытка уйти от повседневности. Оно служит более
значительной цели. Будущее показалось бы нам - если бы мы могли заглянуть
в него - столь же, если не более странным, чем самые удивительные
истории, которые создает наше воображение. Во всяком случае, так всегда
бывало до сих пор: представьте себе, каким показался бы наш современный
мир людям уже семнадцатого столетия, и сразу станет ясно, что у нас нет
основания полагать, что все радикально новые открытия уже сделаны. Только
с помощью воображения, да и то не в полной мере, мы можем предугадать,
что сулит нам будущее.
   Для ученого фантастика таит в себе особую привлекательность. В своей
повседневной работе ученый по необходимости должен сосредоточивать
внимание на ближайших задачах - на тех, которые он способен разрешить, но
йена тех, которые он хотел бы решить. Только в форме научной фантастики
он может представлять себе задачи отдаленного будущего. Писатель,
художник, музыкант счастливее ученого: материал, над которым они
работают, не в такой степени ограничивает свободу их творчества. Ведь
ученый обязан строго следовать велениям природы, в то время как люди
искусства вправе преобразовывать свой материал согласно собственным
устремлениям и желаниям. Может быть, именно поэтому ученые иногда
чувствуют потребность сочинять фантастические истории, как, например,
Кеплер, написавший роман о путешествии на Луну. Если Кеплеру удалось
предугадать многое, то и ученый наших дней может подчас предсказать, что
несет нам будущее. Здесь главная опасность - остаться в плену современных
представлений, видеть слишком мало. Будущее всегда замечательно именно
тем, что оно открывает нечто совершенно непредвиденное. Двадцатое
столетие поразило бы людей восемнадцатого века не теми достижениями,
которые уже можно было предугадать, но такими совершенно неожиданными
явлениями, как, например, радиоволны. Конечно, здесь есть элементы
противоречия, ибо ясно, что неожиданное нельзя предвидеть! Но по крайней
мере мы можем стараться избежать наивной экстраполяции нынешних
направлений развития. Мало интересного можно придумать, например, о
машинах. Очевидно, что машины и различные приборы будут с течением
времени делаться все сложнее и совершеннее. Ничего неожиданного здесь
нет.
   В то же время в фантастике нужно избегать прямого противоречия с
представлениями современной науки. Новые достижения никогда не
противоречат старым теориям в пределах их точности. Напротив, новые
теории, обладающие более широкой применимостью, включают в себя старые.
Мне кажется, что уже нынешние наши знания исключают возможность
путешествий к далеким звездам. Нельзя ожидать чего-то совершенно нового в
области химических ракетных топлив, и, хотя легко представить себе ракету
с ядерным двигателем, все равно ей не под силу преодолевать колоссальные
расстояния, отделяющие нас от звезд. Ведь даже если 6м скорость
современных ракет удалось увеличить в десять раз - и тогда потребовалось
бы 10 тысяч лет, чтобы добраться хотя бы до ближайшей звезды. С другой
стороны, мне не кажется исключенной возможность установить связь с живыми
существами - обитателями планеты, вращающейся вокруг какойнибудь далекой
звезды. При нынешних темпах развития радиотехники возможность связи с
обитателями далеких миров может скоро оказаться вполне реальной. Если на
путешествие требуется 10 тысяч лет, то между нашим сигналом и ответом на
него будет проходить, скажем, всего лет 100. Станет возможным обмен
телевизионными передачами, и мы увидим, что собой представляют другие
планеты и как выглядят их обитатели. Таким путем мы узнаем не меньше, а
скорее больше, чем если сами там побываем. Ведь, путешествуя, можно
посетить каждый раз лишь одну планету, в то время как радиосигналы или
световые сигналы лазеров смогут дать сведения о многих планетах (особенно
если будет создана система ретрансляции в Галактике). Наши ближайшие
соседи, быть может, уже имеют библиотеку, содержащую сведения об огромном
числе обитаемых планет по всей Галактике.
   Вот, мне кажется, одна из областей, в которых будущее может самым
необычайным образом отличаться от настоящего. При этом не приходится
слишком далеко отходить от научных представлений нашего времени.
Естественно, хотелось бы представить себе, каковы живые существа других
миров. Интересно, чем они походят на нас и чем отличаются. И для
фантастики, пожалуй, особенно интересны именно эти различия. В своем
романе я поставил себе задачу придумать живое существо, возможно более
непохожее на нас. Оно оказалось настолько непохожим, что ему не
понадобилась даже планета, на которой оно могло бы жить. Но пора кончать
- а то я уже начал пересказывать содержание романа.

   Ф. Хойл

            ПРОЛОГ

   Эпизод с Черным облаком всегда очень интересовал меня. Диссертация,
которая принесла мне звание члена Колледжа королевы в Кембридже, касалась
некоторых сторон этой эпопеи. К моему большому удовольствию, работа моя
послужила основой для соответствующей главы "Истории Черного облака" сэра
Генри Клейтона.
   Не удивительно, что покойный сэр Джон Мак-Нейл, бывший заслуженный
член нашего колледжа и широко известный врач, завещал мне после своей
смерти большое количество материалов о том, что он пережил сам в связи с
появлением Облака. Замечательно было письмо, приложенное к этим бумагам.
Вот оно:

   Колледж королевы, 19 августа 2020 г.

   Дорогой Блайс,

   Надеюсь, вы простите старика, если некоторые ваши рассуждения
относительно Черного облака вызывают у него усмешку. Случилось так, что
во время бедствия я находился в положении, позволившем мне изучить
действительную природу Облака. Эти данные по ряду веских причин нигде не
были опубликованы и, кажется, остались неизвестными авторам официальной
традиционной версии. Меня очень волновала мысль, должно ли то, что я
знаю, сойти вместе со мной в могилу или нет. В конце концов, я решил
поведать вам о моих трудностях и сомнениях" Я думаю, все станет яснее,
когда вы получите мою рукопись, где я выступаю от третьего лица, чтобы
моя персона не занимала слишком много места в повествовании. Кроме того,
я оставляю вам конверт, содержащий рулон перфоленты, который прошу вас
бережно хранить до тех пор, пока вы не поймете его значения.

   Искренне Ваш
   Джон Мак-Нейл.

           ГЛАВА ПЕРВАЯ

          ИСТОРИЯ НАЧИНАЕТСЯ

   Было восемь часов утра на гринвичском меридиане. 7 января 1964 года
над Англией поднималось зимнее солнце. По всей стране люди мерзли в своих
плохо отапливаемых домах, проглядывая утренние газеты, завтракая и ругая
погоду, и в самом деле отвратительную в последнее время.
   Гринвичский меридиан идет к югу по Западной Франции, через покрытые
снегами Пиренеи и Восточную Испанию. Линия тянется затем к западу от
Балеарских островов, где северяне поумнее проводят зимний отпуск - на
пляже в Менорке можно было встретить смеющихся людей, которые
возвращались с утреннего купанья, - и дальше пересекает Северную Африку и
Сахару.
   Нулевой меридиан затем направляется к экватору, проходя через
Французский Судан, Ашанти и Золотой Берег, где "новые алюминиевые заводы
выросли вдоль реки Вольты. Здесь меридиан выходит на бескрайную гладь
океана, простирающегося до самой Антарктиды. Экспедиции из многих стран
работают тут бок о бок. Вся Земля к востоку от этой линии до самой Новой
Зеландии была повернута к Солнцу. В Австралии приближался вечер. Длинные
тени легли на крикетную площадку в Сиднее. Шли последние минуты встречи
между командами Нового Южного Уэльса и Квинсленда. На Яве рыбаки делали
последние приготовления к ночному лову.
   На большей части Тихого океана, в Америке и Атлантике стояла ночь. В
Нью-Йорке было три часа пополуночи. Город был ярко освещен и, несмотря на
недавно выпавший снег и холодный северо-западный ветер, на улицах сновало
много машин. И на всей Земле вряд ли нашлось бы в эту минуту более шумное
место, чем Лос-Анжелос. Вечернее оживление продолжалось здесь за полночь,
по бульварам шли нескончаемые толпы народа, машины неслись по
автострадам, рестораны были переполнены.
   В ста двадцати милях к югу от Лос-Анжелоса астрономы на горе Паломар
уже приступили к ночному дежурству. И хотя ночь стояла ясная и звезды
искрились от горизонта до зенита, с точки зрения профессионального
астронома условия были неблагоприятные: плохая видимость из-за слишком
сильного ветра на больших высотах. Поэтому все без сожаления оставили
приборы, когда пришло время перекусить. Еще вечером стало ясно, что
наблюдения вести будет нельзя, и ученые договорились встретиться в куполе
48-дюймового Шмидта.
   Поль Роджерс прошел целых четыреста ярдов, отделяющих 200- дюймовый
телескоп от Шмидта, и увидел, что Берт Эмерсон уже принялся за суп, а его
ночные ассистенты Энди и Джим заняты у плиты.
   - Я жалею, что начал, - сказал Эмерсон, - все равно эта ночь пройдет
впустую.
   Эмерсон вел специальное обозрение неба, и для его работы были
необходимы хорошие условия наблюдения.
   - Берт, тебе везет. Похоже, ты собираешься сегодня улизнуть пораньше.
   - Я повожусь еще часок-другой и, если не прояснится, залягу спать.
   - Суп, хлеб с вареньем, сардины и кофе, - сказал Энди. - Что вам?
   - Суп и чашку кофе, пожалуйста, - попросил Роджерс. - Что вы
собираетесь делать на 200-дюймовом? Применить качающуюся камеру?
   - Да, я все-таки поработаю сегодня. Хочу сделать несколько снимков.
   Разговор был прерван появлением Кнута Йенсена, который пришел
сравнительно издалека - с 18-дюймового Шмидта. Эмерсон приветствовал eго:
   - Привет, Кнут. Есть суп, хлеб с вареньем, сардины и кофе, его сварил
Энди. - Начну-ка я с супа и сардин, пожалуй. Молодой норвежец, любитель
подурачиться, взял тарелку супа из томатов и бросил туда несколько
сардин. Остальные изумленно взирали на него.
   - Черт возьми, парень, верно, проголодался, - сказал Джим.
   Кнут взглянул на него с притворным удивлением. - Вы никогда не ели
сардины с супом? Ну, тогда вы не знаете, как их надо есть. Попробуйте,
вам понравится.
   Поразив таким образом воображение слушателей, он добавил:
   - Мне показалось, когда я подходил сюда, что здорово несет скунсом.
   - Именно такой запах идет от вашей стряпни. Кнут, - сказал Роджерс.
Когда смех утих, Джим спросил: - Вы слышали о скунсе, который был здесь
две недели назад? Он испустил всю свою вонь возле того места, где
засасывается воздух в вентиляционную систему 200-дюймового. Прежде чем
успели выключить насос, вс„ здание наполнилось этой гадостью. Вот уж вонь
стояла! А внутри было человек двести посетителей.
   - Хорошо, что мы не берем денег за вход, - усмехнулся Эмерсон, - иначе
пришлось бы возвращать их обратно, и обсерватория бы разорилась.
   - Задали они, верно, работы химической чистке, - добавил Роджерс.
   По дороге назад к 18-дюймовому Шмидту Йенсен остановился и стал
слушать шум ветра в деревьях на северном склоне горы. Сходство пейзажа с
его родными холмами вызвало волну неудержимой тоски по дому, страстного
желания быть снова со своей семьей, с Гретой. Двадцатичетырехлетний
норвежец приехал в Америку для усовершенствований.
   Йенсен двинулся дальше, пытаясь стряхнуть с себя непонятную грусть.
Причин унывать у него не было. Все к нему относились прекрасно, работу
ему дали по силам.
   Астрономия добра к начинающим. Здесь много работы, которая может
привести к важным результатам, но не требует большого опыта. Йенсен был
одним из таких начинающих. Он искал Новые звезды, которые взрывались с
необычайной силой. У него были все основания надеяться, что в течение
года он обнаружит одну или две. Так как нельзя заранее знать, когда взрыв
может произойти и в какой части неба может оказаться взрывающаяся звезда,
единственное, что остается - это фотографировал все небо ночь за ночью,
месяц за месяцем. В один прекрасный день ему повезет. Правда, если он
обнаружит Новую, расположенную не слишком далеко в глубинах космоса,
тогда более опытные руки возьмутся за работу. Вместо 18-дюймового Шмидта
вся мощь огромного 200- дюймового будет направлена на то, чтобы раскрыть
манящие тайны этих странных звезд. Но в любом случае ему будет
принадлежать честь первооткрывателя. И опыт, который он приобретет в
самой большой в мире обсерватории, поможет ему, когда он вернется домой:
будет надежда получить хорошую работу. Тогда он и Грета смогут
пожениться. Чего ему еще желать? Он ругал себя, что так глупо
разнервничался из-за ветра на склоне горы.
   Он уже подошел к помещению, где находился маленький Шмидт. Войдя, он
прежде всего заглянул в свой журнал узнать, какую часть неба ему нужно
теперь фотографировать. Затем установил соответствующее направление к югу
от созвездия Ориона: середина зимы - единственное время года, когда эту
область неба можно наблюдать. Следующий шаг - начать экспозицию. Все, что
нужно затем, - это ждать, пока сигнальные часы не возвестят о ее конце. В
это время ничего не остается, как сидеть в темноте и ждать, дав волю
своим мыслям бродить, где им вздумается.
   Йенсен работал до зари, меняя пластинки одну за другой. Но работа его
на этом не кончилась. Ему нужно было еще проявить пластинки, накопленные
за ночь. Работа требовала большого внимания. Промах на этой стадии - и
тяжкий труд пропадал впустую.
   Обычно он не спешил проявлять пластинки. Он шел в спальню, спал пять
или шесть часов, завтракал в полдень и только потом снова брался за
работу. Но сейчас смена подходила к концу. Теперь по вечерам вставала
луна, а это означало прекращение наблюдений на две недели, так как поиск
Новых не может производиться в те полмесяца, когда ночью в небе луна. Она
засвечивает чувствительные пластинки, используемые при этой работе.
   Вот почему в тот день он должен был вернуться в управление
обсерватории в Пасадену, расположенную в 125 милях. Автобус в Пасадену
отправлялся в половине двенадцатого, и к этому времени нужно было
проявить пластинки. Йенсен решил, что лучше всего сделать это немедленно.
Затем он поспит четыре часа, быстро позавтракает и будет готов ехать в
город.
   Ему удалось сделать все по плану, но, сев в автобус, он почувствовал
страшную усталость. Их было трое: водитель, Роджерс и Йенсен. У Эмерсона
дежурство должно было продолжаться еще две ночи. Друзья Йенсена в
ветренной, снежной Норвегии немало удивились бы, узнав, что он спит в то
время, когда автомобиль мчится сквозь апельсиновые рощи, по которым
проходит дорога..
   На следующее утро Йенсен проснулся поздно, и было почти одиннадцать,
когда он добрался до управления обсерватории. Ему предстояло еще не
меньше недели работать над пластинками, заснятыми в течение последних
двух недель. Нужно было сравнить последние наблюдения со снимками,
сделанными в прошлом месяце. И это следовало сделать отдельно для каждого
участка неба.
   Поздним утром 8 января 1964 года Йенсен спустился в подвал
обсерватории и сел за прибор, называемый мигалкой. Как показывает само
название, мигалка - это прибор, который позволяет взглянуть сначала на
одну пластинку, затем на другую, затем опять на первую и так далее с
очень большой частотой. Если так делать, то звезда, которая существенно
изменилась за время между двумя наблюдениями, будет выглядеть, как
осциллирующая, или "мигающая" точка света, в то время как подавляющее
большинство звезд, которые не изменились, мигать не будут. Таким способом
можно сравнительно просто извлечь из десятков тысяч звезд ту, что
изменилась. При этом сберегается огромный труд, так как не нужно
проверять каждую звезду.
   Чтобы пластинки можно было использовать в мигалке, необходима огромная
точность. Пластинки должны не только сниматься одним и тем же
инструментом, но по возможности и в одинаковых условиях: время экспозиции
должно быть одинаково, и проявление должно производиться настолько
стандартно, насколько это возможно. Вот почему Йенсен был так аккуратен
при экспозиции и проявлении.
   Трудность теперь состояла в том, что взрывающиеся - не единственные,
блеск которых изменяется со вpeменем. Хотя в огромном большинстве звезды
остаются неизменными, существует несколько типов переменных звезд Такие
истинные переменные звезды должны быть отдельно выявлены к исключены из
рассмотрения. Йенсен высчитал, что ему придется выявить и исключить не
меньше десяти тысяч переменных звезд, прежде чем он обнаружит одну новую.
Как правило, он исключал такую "ложную мигалку" после короткой проверки,
но иногда бывали сомнительные случаи. Тогда ему приходилось обращаться к
звездному каталогу, а это требовало точного измерения положения каждой
сомнительной звезды. В целом просмотр всей пачки пластинок требовал
изрядного труда. Работа была довольно утомительная.
   К 14 января он просмотрел уже почти всю пачку. В тот день он решил
пойти в обсерваторию вечером. Днем он был на интересном семинаре в
Калифорнийском технологическом институте, где обсуждался вопрос о
спиральности галактик. После семинара возникла оживленная дискуссия.
Йенсен и его друзья продолжали спорить по этому вопросу и за обедом, и
позднее, по дороге в обсерваторию. Затем Йенсен решил просмотреть
последнюю серию пластинок, ту, которую он заснял в ночь на 7 января.
   Он закончил просмотр первой пластинки. Ему пришлос