ми. Я даже люблю их. Но они могут быть и самыми
туполобыми, самовлюбленными, самоуверенными - хотя я не должна
критиковать наших хозяев. Вот. - Вытянув обе руки, она
прикоснулась к двум точкам на стене, и исчезнувшая кровать
опустилась. Вместе с двумя стульями кубрик превратился в тесное
обиталище для одного человека. - Лучше я верну ее в прежнее
положение. Вы видели, что я делала?

Она показала Торби всю обстановку, встроенную в, казалось бы,
совершенно голые стены: два стула, кровать, шкафчик для белья.
Торби выяснил, что он имеет две пары рабочей одежды, две пары
мягкой судовой обуви и много чего еще, что казалось Торби
достаточно странным: книжная полка, фонтанчик для питья, лампа
над кроватью, часы, зеркало, комнатный термостат и прочие
приспособления, бесполезные для него, так как у него не было
необходимости ими пользоваться.

- А это что? - спросил он наконец.

- Скорее всего микрофон, связанный с каютой Главного Офицера. Но
не беспокойся; на этом корабле почти никто не говорит на
Системном Английском. Они общаются на их "секретном языке" - но
только в нем нет никаких тайн, это обыкновенный финский язык.
Каждый корабль Торговцев пользуется своим собственным
языком - точнее одним из земных языков. А с другими Своболные
Торговцы общаются на Интерлингве.

Торби слушал в пол-уха. Он просто был очень рад ее обществу, да
и, кроме того, ее отношение к нему так отличалось от того, что
его окружало.

- Маргарет... почему они не хотят п о г о в о р и т ь с
человеком?

- Что?

-  Вы первый человек, который заговорил со мной!

- Ах вот как! - Она не смогла скрыть своего огорчения. - Я
должна была догадаться об этом. На вас не обращают внимания.

- Ну... они меня кормят.

_ Но не говорят с вами. Бедный мой! Торби, они не говорят с
вами, потоиу что вы не "человек". Так же как и я.

- Они и с вами не разговаривают?

- Теперь иногда разговаривают. Но для этого потребовался прямой
приказ Главного Офицера и много терпения с моей стороны. - Она
нахмурилась. - Торби, каждая замкнутая клановая культура - а я
не знаю другой, которой были бы так свойственны черты
клановости,- каждяа такая культура имеет в своем языке
определенное ключевое слово... и это слово - "человек", по
крайней мере, как они его понимают. Оно включает в себя их
самих. "Я и моя жена, сын Джон и его жена - нас четверо и никого
больше". Они отсекают свою группу от всех прочих и отрицают
право других считаться человеком. Вам доводилось уже слышать
слово "фраки"?

- Да. Я не знаю, что оно здесь означает.

- Фраки - безвредное, но достаточно отвратительное маленькое
животное. Но когда они произносят это слово, то имеют ввиду
"чужой".

- Так оно и есть - я ведь чужой для них.

- Да, но в то же время это означает, что вы никогда не будете
никем иным. Это означает, что и вы, и я - недочеловеки, которые
находятся внезакона - их закона.

Торби был ошарашен.

- Значит ли это, что я должен буду вечно оставаться в этой
комнате и  даже не смогу никогда ни с кем поговорить?

- Господи! Я не знаю. Но ведь я же говорю с вами.

- Спасибо!

- Давайте посмотрим, к чему я пришла. Они не жестоки; они просто
тупоголовы. Тот факт, что вы способны чувствовать и ощущать,
ничего не значит для них. Я поговорю с Капитаном, так как
получила приглашение на встречу с ним, как только корабль ляжет
в свободный полет. - Она взглянула на свой ножной браслет.
- Господи, сколько уже времени! А зашла поговорить относительно
Джаббула, и мы еще ни словцом не перекинулись о нем. Могу ли я
зайти еще и поговорить с вами на эту тему?

- Я хотел бы еще вас увидеть.

- Отлично. Культура Джаббула неплохо исследована, но я думаю,
что врядли у кого-то была возможность взглянуть на нее с точки
зрения профессионального нищего. Исследователи, которым
разрешалось жить там, пользовались гостеприимством высших
классов. И это заставляло их рассматривать предмет... ну,
например, жизнь рабов они видели снаружи, а не изнутри.
Понимаете?

- Думаю, что да, - ответил Торби. - Если вас интересуют рабы, то
я один из них.

- Вы были?...

- Теперь я свободный человек. Я должен был сказать вам об этом,
- неловко добавил он, опасаясь, что его новобретенный друг,
узнав из какого он класса, отнесется к нему с презрением.

- Это неважно, но я прямо вне себя от счастья, что вы сказали об
этом. Торби, да вы прямо кладезь сокровищ! Послушайте, дорогой
мой, я должна бежать, а то я и так припозднилась. Но могу ли я
забежать к вам снова?

- А как же, конечно, Маргарет. - И он честно добавил: - Ведь мне
так и так больше нечего делать.

В эту ночь Торби спал в своей чудесной новой постели. Все утро
он провел в одиночестве, но больше не тосковал, так как у него
появилось много новых игрушек, с которыми он мог забавляться. Он
извлекал предметы и заставлял их прятаться снова, восхищаясь,
как продуманно, с минимальной затратой места все устроено. Он
уже в шестой разоткрывал кровать, когда чуть не выскочил из
сандалий от пронзительного воя. Это была общесудовая сирена,
сзывавшая всех по своим местам, просто сирена, но Торби не знал
этого. Когда сердце вернулось на место, он открыл двери и
выглянул наружу. Люди неслись по коридору с головокружительной
скоростью.

Вскоре коридор полностью опустел. Вернувшись в свою каюту, он
стал ждать, пытаясь понять, что происходит. Внезапно его острый
слух уловил отсутствие мягкого шуршания вентиляционной системы.
Но ему ничего не оставалось больше, как ждать. Может быть, он
должен был оказаться в каком-нибудь лтдаленном помещении вместе
с детьми и другими, кто не принимал участия в боевой тревоге, но
он не знал, как это сделать.

Поэтому просто ждал.

Снова раздался сигнал тревоги, к которому прибавился на этот раз
и звук рога, и снова коридор наполнился топотом бегущих людей. И
снова сигнал повторился; команда отрабатывали Поражение Ходовой
Рубки, Пролом Борта, Отказ Энергосистемы, Воздушную Опасность,
Радиационную Опасность и так далее - судно тщательно проверяло
свою боевую готовность. А когда исчезло освещение, Торби испытал
ужасное мгновенное ощущение свободного падения, словно
отключилось поле искусстаенного тяготения корабля.

Эта непонятная кутерьма длилась довольно долго, наконец он
услышал успокаивающий звук отбоя и возвращающийся шорох
вентиляции. Никто не позаботился зайти взглянуть на него; та
старая женщина, которая опекала всех незанятых по боевой
тревоге, не заметила отсутствия фраки, хотя она считала по
головам даже домашних животных на борту.

И сразу же после окончания тревоги Торби вызвали к старшему
Офицеру.

Челрвек, открывший двери, схватил его за плечо и выволок наружу.
Торби сделал в таком положении несколько шагов и воспротивился
- подобным обращением он был сыт по горло.

Приемы грязного боя, которым он был вынужден обучиться, чтобы
выжить в Джаббулпорте, не знали правил. А этот человек изучал в
школе боевое искусство, построенное на хладнокровии и знании
научных основ. Торби нанес ему сильный удар, а затем оказался
прижатым к палубе с едва не сломанной левой кистью.

- Прекрати  эти  глупости!

- А ты не тащи меня за шиворот!

- Я сказал - прекрати эти глупости. Ты должен предстать пред
Старшим Офицером. Не доставляй мне хлопот, фраки, иначе я засуну
твою же голове тебе в рот.

- Я хочу видеть Капитана Краусу!

Человек ослабил зажим и сказал:

- Ты увидишь его. Но Старший Офицер сказала доставить тебя, и
она не может ждать. Ты успокоишься? Или мне придется доставить
тебя по частям?

Торби решил успокоиться. Выкрученная кисть, да еще в комбинации
с давлением на нерв между косточек ладони, обладала своей
грубоватой логикой.

- Вот этот фраки, Старший Офицер.

- Спасибо, Третий Палубный Мастер. Вы можете идти.

Торби понял только "фраки".
Взяв себя в руки, он осмотрелся и выяснил, что находится в
комнате намного больше, чем его собственная. Самой внушительной
из обстановки в ней была величественная кровать, но покоящаяся
на ней маленькая фигурка господствовала над всем окружающим. И
только после того, как увидел ее, Торби заметил, что Капитан
Крауса молча стоит рядом с кроватью, а по другую сторону ее -
женщина примерно его же лет.

Старая женщина на ложе излучала решительность и величие. Она
была в богатых одеяниях - один только шарф, прикрывавший ее
истончившиеся от возраста волосы, стоил больше денег, чем Торби
видел за всю свою жизнь.

- Вот оно как! Немало беспокойств доставила бы мне эта история,
поверь я в нее, Старший Сын. - Она говорила на финском.

- Мать Моя, послание подлинное.

Она фыркнула.

С упрямой настойчивостью Капитан Крауса стоял на своем.

- Послушайте его сама, Мать Моя. - Он повернулся к Торбии сказал
на Интерлингве: - Повтори писмо своего отца.

Почувствовав облегчение при виде друга Баслима, ничего не
понимая, Торби покорно повторил затверженные наизусть слова.
Старая женщина внимательно прослушала его, а затем повернулась к
Капитану Краусу:

- Что это? Он говорит  на нашем языке! Какой-то фраки!

- Нет, Мать Моя, он не понимает ни слова. Это голос Баслима.

Снова повернувшись к Торби, она обрушила на него водопад финских
слов. Он вопросительно взглянул на Капитана Краусу. Она сказала:

- Пусть повторит еще раз.

Капитан отдал приказ. Торби, смутившись, покорно повторил. Она
лежала молча, и остальные, как Тоби понял, ждали ее решения.
Наконец она выдохнула:

- Долги  надо платить!

- И я так думаю, Мать Моя.

- Но почему эти помои обрушились на нас? - гневно ответила она.

Капитан промолчал. Она продолжала более спокойно:

- Послание подлинное. Хотя я была уверена, что оно поддельное.
Но, Старший Сын, как бы ни был ты глуп, правда на твоей стороне.
и долги надо платить. - Ее сын продолжал молчать, и она гневно
добавила: - Ну же! Говори! Какой монетой ты собираешься
расплачиваться?

- Я думал об этом, Мать Моя, - медленно сказал Крауса. - Баслим
просит, чтобы мы определенное время заботились о мальчике...
пока не сможем доставить его на военное судно Гегемонии. Как
долго нам придется ждать? Год, два года? И мы сталкиваемся с
проблемами. Кроме того, у нас есть и прецедент - женщина-фраки.
Семья приняла ее - да, не без ворчания, но они привыкли к ней и
даже рады ее присутствию. Если бы Мать Моя таким же образом
вмешалась в судьбу этого юноши...

- Чушь!

- Но, Мать Моя, мы обязаны. ДОлги надо...

-  Молчание!

Крауса замолчал.

Она продолжила тихим голосом:

- Разве ты не слышал слова о той ноше, которую Басли возложил на
тебя - "поддержать его в трудную минуту и дать совет, словно это
твой собственный сын". Кем был Баслим для этого фраки?

- Но как же, он говорил о нем,  как о приемном сыне. Я думал...

- Тебе не надо думать. Если ты занимаешь место Баслима, кем ты
становишься? И можно ли по-иному понимать эти слова?

Крауса встревожился. Старуха продолжала:

- "Сису" всегда платила свои долги сполна. Не обвешивала и не
обмеривала - сполна! Фраки должен быть усыновлен...  тобой.

Крауса побледнел:

- Но, Мать Моя, каково будет решение Семьи...

- Семья - это я! - Внезапно она повернулась к другой
женщине. - Жена Старшего Сына, пришли ко мне всех моих старших
дочерей.

- Да, Мать Мужа, - она поклонилась и вышла.

старший Офицер мрачно смотрела поверх их голов, а затем еле
сдержала улыбку:

- Это не так плохо, Старший Сын. Что будет с Людьми на следующей
Встрече?

- Нас будут благодарить.

- Одним "спасибо" не загрузишься. - Она облизала тонкие
губы. - Люди будут в долгу перед "Сису"... и это может привести
к тому, что статус судна изменится. Мы ничего не потеряем.

Крауса медленно усмехнулся:

- Вы всегда были хитроумной, Мать Моя.

- Хорошо, что у "Сису" есть я. Возьми этого мальчишку-фраки и
подготовь его. Мы должны поторапливаться.

Глава 8

У Торби были на выбор две возможности: или усыновление пройдет
тихо, или с помпой, но и в том и в другом случае он будет
усыновлен. Он выбрал первый вариант, что было благоразумнее,
соответствовало желанию Старшего Офицера, которая держалась по
отношению к нему достаточно недоброжелательно. Кроме того, хотя
он чувствовал себя неустроенным и несчастным, в ожидании
знакомства с новой семьей, он не мог не понимать, что изменение
положения пойдет ему на пользу. Статуса ниже, чем у фраки, не
было.

Но, что было куда важнее, папа наказал ему делать все, что
скажет Капитан Крауса.

Усыновление произошло в обеденном салоне, в тот же день, после
вечерней трапезы. Торби мало понимал из того, что происходит, и
еще меньше из того, что говорилось, так как вся церемония шла на
"тайном языке". Но Капитан подсказывал, чего от него ждут. Вся
команда корабля, исключая тех,  кто нес вахту, собралась здесь.

Когда внесли Старшего Офицера, все встали. Она заняла место на
сидении во главе офицерского стола, где ее взяла под своюопеку
невестка, жена Капитана. Устроившись поудобнее, она сделала
жесть рукой, и все сели, причем Капитан занял место справа от
нее. Девушки, которые сегодня несли вахту по кухне, снабдили
всех присутствующих чашами с тонко протертой похлебкой. Никто к
ней не притронулся. Старший Офицер гулко ударила ложкой по чаше
и произнесла несколько слов - кратких и выразительных.

Сын последовал ее примеру. Торби был удивлен, обнаружив, что
часть капитанской речи точно соответствовала посланию, которое
он доставил ему: он мог уловить последовательность звуков.

Старший Инженер, который был постарше Краусы, ответил, а затем
несколько пожилых людей, мужчин и женщин один за другим брали
слово.  Старший Офицер задала вопрос и получила ответ
хором - был единодушен. Ей не пришлось спрашивать, кто голосовал
протитв.

Торби сидел в одиночестве на стуле и чувствовал себя не очнь
уютно.

- Иди сюда!

Торби поднял глаза и увидел, что Капитан и его мать смотрят на
него. Он вскочил.

Окунув ложку вего чашу, старая женщина чуть притронулась к ней
кончиком языка. Борясь с одущением, что делает что-то
кощунственное, но повниуясь указаниям, он, коунув совю ложку в
ее чашу, осторожносделал глоток. Нагнувшись вперед, она
притянула к себе его голову и клюнула сухими губами в обе щеки.
Он вернул ей этот символический поцелуйи почувствовал, как по
телу у него пробежала волна гусиной кожи.

Капитан Крауса угостился из чаши Торби,а он - из его. Затем
Капитан Крауса вынул нох и наметив точку между большим и
укмзательным пальцем, шепнул на Интерлингве: "Думаю, ты не
будешь орать". Он уколол его в намеченном месте.

Торби грустно подумал, что Баслим научил его переносить в десять
раз более сильную боль. Кровь потекла струей. Крауса позволил ей
стекать свободнее, чтобы образовалась ясно видная всем лужица,
что-то громко сказал, а затем резко опустил ладонь так, что
капли крови брызнулина палубу. Капитан наступил на них, растер
подошвой, снова что-то громко сказал и обратился к Торби на
Интерлингве:

- Теперь твоя кровь на стали; а наша сталь в твоей крови.

Торби была понятна добрая магия, которой ныне была повязана
егожизнь, он воспринимал ее разумную логику. Он испытал прилив
гордости от мысли, что отныне он - часть корабля.

Жена Капитана залепила ранку пластырем. Затем Торби обменялся
едой и поцелуями с ней, а потом должен был подойти к каждому
столу, и к своим братьям и дядям, сестрам, кузинам и тетям.
Вместо поцелуев мужчины жали ему руку и крест-накрест хлопали по
плечам. Когда он подошел к столу, где сидели незамужние женщины,
то замедлил шаг, но выяснил, что они не собираются его целовать
- они хихикали, повизгивали и, краснея, торопливо притрагивались
указательным пальчиком к его лбу.

Пробегая рядом с ними, девушки, обслуживавшие сегодня
кают-компанию, быстро сменили чаши с похлебкой - это была чисто
ритуальная еда, символизировавшая тот скудный рацион, которым
должны были довольствоваться в случае необходимости Люди,
уходящие в космос, - изысканными блюдами. Торби должен был бы до
ушей нахлебаться варева, не уясни он простой фокус: не есть, а
только облизывать ложку, чтобы лишь почувствовать вкус. Но тем
не менее, когда наконец он занял место как полноправный член
Семьи за столом холостяков, то уже не чувствовал аппетита.
Обрести сразу более восьмидесяти новыхродственниковбыло не так
легко. Он просто устал.

Из своей каюты Торби был переселен в гораздо более роскошное
помещение, предназначенное для четырех холостяков. Его
сотоварищами по комнате оказались Фриц Крауса, старший неженатый
молочный брат и старший по столу холостяков команды, Челан
Крауса-Дротар, второй молочный двоюродный брат Торби, и Джерри
Кингсолвер, его молочный племянник по старшему женатому брату.

Первой задачей Торби было выучить слова, обозначавшие
радственные связи, в зависимости от которых он должен был
обращаться к каждому из восьмидесяти новых родственников; он
должен был усвоить малейший оттенок родства - ближнее или
дальнее, среди старших и младших; он должен был выучить и другие
титулы, с которыми надлежало обращаться к каждому.

Он должен был сопоставлять пять примет каждого члена команды
"Сису": внешность, полное имя (его собственное имя ныне было
Торби Баслим-Крауса), семейный титул, титул, с которым этот чден
семьи обращается к нему, и ранг данного лица на корабле (такие,
как "Старший Офицер",или "Второй Помощник Кока Команды"). Он
усвоил, что к каждому лицу необходимо обращаться по фамилии,
если речь идет о делах семьи, и в соответствии с рангом, если
говорится о корабельных делах, а также по присвоемнному имени,
если старший позволяет это; в тех случаях, когда разговор
касается социальных тем, клички практически отсутствовали, хотя
их можно было употреблять только сверху вниз и никогда наоборот.

Жизнь на корабле представляла собой кастовую систему с таким
сложным комплексом обязательств, привилегий и предписанных
реакций на определенные действия, что строго расчлененное,
зажатое многочисленными предписаниями общество Джаббула
предстало сплошным хаосом. ЖенаКапитана была для Торби
"матерью", но также она была Заместителем Старшего Офицера, и
его обращение к ней зависело от того, что он хотел сказать. Тем
не менее она относилась к нему тепло и каждый раз подставляла
щеку для поцелуя, так же, как и товарищу Торби по комнате и
егостаршему брату Фрицу.

Но как Заместитель Старшего Офицера она могла быть холодна, как
сборщик налогов. В ее положении были свои трудности: она не
могла занять пост Старшего Офицера до тех пор, пока старуха не
соблаговолит умереть.

Теоретически Старших Офицеров выбирали; практически же это
были выборы с единственным кандидатом. Крауса стал Капитаном,
потому что таковым был его отец; его жена в силу своего
семейного положения была заместителем Старшего Офицера и
когда-нибудь она должна будет стать Старшим Офицером - и по этой
же причине управлятьим и его кораблем, как это делала его мать.
Тем не менее высокий ранг его жены был сопряжен с самой тяжелой
работой на корабле, без передыха, потому что старшие офицеры
служили всю жизнь... до тех пор, пока не умирали, если они не
были сняты с поста, приговорены и вышвырнуты - то ли на планету
с минимальными условиями жизни, то ли прямо в ледяной холод
космоса - за нарушение древних законов "Сису".

Торби как усыновленный старший сын Капитана Крауса стал старшим
мужским представителем этого клана (подлинной главой его была
мать Капитана) и оказался старше трех четвертей своих новых
родственников по клановому статусу (корабельного звания он еще
не получил). Но старшинство отнюдь не сделало его жизнь легче.
Ранг по праву давал и определенные преимущества. Но вместе с
ними возникали и ответственность и обязанности, тяжесть которых
была куда ощутимее, чем удовольствие от привелегий.

Освоить искусство нищего было куда легче.

Он был поглащен своими новыми проблемами и несколько дней не
видел доктора Мадер. Он нактнулся на нее, когда бежал по
коридору четвертой палубы, - теперь он передвигался только бегом.

- Привет, Маргарет.