он
сразу же оказался в сплошной темноте, и поэтому двигался
осторожно, все время прислушиваясь. Нельзя исключить, что у
полиции могли быть очки, с помощью которых они видели в темноте.
Торби не был уверен, что на этот раз темнота, как всегда,
поможет ему увильнуть он них. Но выбора не было.

Внизу в самом деле была полиция; он слышал разговоры двух-трех
из них и видел свет фонариков - если соглядатаи в самом деле
могли пользоваться приборами ночного видения, у этих ничего не
было. Держа автоматы наперевес, они старательно искали что-то.
Но они были на чужой территории, которую Торби считал своим
домом. Опытный исследователь подземного мира, он знал все его
коридоры так же хорошо, как собственную ладонь; весь год он
прокладывал дороги в сплошной темноте и делал это дважды в день.

В тот момент, когда они его заметили, Торби был уже далеко. Он
прыгнул в дыру, которая вела на следующий уровень, просквозил
ее, шагнул в проход и замер.

Найдя дыру, они заглянули в ее узкую щель, которой так свободно
воспользовался Торби, и один из ни сказал:

- Нам нужна лестница.

- Брось, мы найдем ступеньки или спуск. - И они ушли.

Подождав, Торби через несколько минут уже был у своих дверей. Он
смотрел, слушал, принюхивался и прикидывал, пока не пришел к
убеждению, что поблизости никого нет, затем нагнулся к дверям и
приложил палец к замку. И как только он это сделал, то сразу же
понял: что-то не в порядке.

Двери не было; вместо нее зияла дыра.

Он застыл; нервы его были напряжены. Он чувствовал чужой запах,
но запах был уже старым, и звуков дыхания не было слышно. Тишину
нарушали только капли из крана.

Торби решил - он должен увидеть, что случилось. Обернувшись, он
убедился, что отсветов фонариков нет и, войдя внутрь, повернул
выключатель на "тускло".

Ничего не изменилось. Он крутил выключатель во всех позициях, но
света по-прежнему не было. Он вошел внутрь, опасаясь наткнуться
на кого-то, притаившегося в уютной готиной, добрался до кухни и
зажег свечу. Она была не там, где обычно, но Торби нащупал ее, а
затем спички.

Все полки, все шкафчики были разломаны, еда и посуда валялись на
полу. В большой комнате оба матраца были вспороты и их
содержимое выкинуто наружу. Полный разгром жилища говорил о
поспешном обыске, когда ищут не что-то определенное, но
заботятся лишь о быстроте. Торби оглядел побоище, и подбородок
его задрожал. А когда он нашел около дверей протез папы,
раздавленный тяжелым сапогом, то разразился рыданиями, и должне
был поставить свечу на пол, чтобы не выронить ее. Подобрав
сломанный протез, он, как куклу, прижал его к груди и опустился
на пол, со стонами качаясь вперед и назад.

Глава 5

Следующие несколько часов Торби провел в темном коридорчике,
рядом с первым ответвлением, откуда мог услышать Баслима, если
бы тот вернулся.

Он ловил себя на том, что погружается в дремоту, затем внезапно
пробуждался и понимал, что надо узнать, который час; ему
казалось, что он бодрствует не меньше недели. Вернувшись домой,
он зажег свечу. Но их единственные часы, домашняя "Вечность",
были раздавлены. Радиоактивная капсула, без сомнения, продолжала
отсчитывать вечность, но часы молчали. Торби посмотрел на них и
заставил себя задуматься над практичекими делами.

Если бы папа был свободен, он бы вернулся. Но его увела полиция.
Может, они только поспрашивают его и отпустят?

Нет, они его не отпустят. Насколько Торби было известно, папа
никогда не делал того, что могло бы принести вред Саргону - но
он давно понял, что папа отнюдь не был простым и безобидным
старым нищим. Он никак не представлял себе, зачем папа делал
многое из тог, что никак не согласовывалось с обликом
"безобидного старого нищего", но было ясно - полиция что-то
знала или подозревала его в чем-то. Раз в год полиция обычно
"чистила" развалины, бросая в наиболее подознительные дыры бомбы
с рвотным газом; как правило, это приводило лишь к тому, что
пару ночей приходилось устраиваться на ночевку где-нибудь в
другом месте. Они целились арестовать именно папу, и они что-то
искали.

Полиция Саргона руководилась несколько иными правилами, чем
юстиция; там уже заранее знали, что человек виновен, затем
допрашивали его, прибегая к внушительным и жестоким методам,
пока он не начинал говорить... методы были столь серьезны, что
арестованный обычно старался рассказать все еще до того, как его
начинали допрашивать. Но Торби знал, что полиции не удастся
выжать из папы ничего, если он не захочет говорить.

Так что допросы могли продолжаться долго.

Может, именно в эту минуту они и трудятся над ним. Торби
почувствовал, как у него сжался желудок.

Он должен вырвать папу из их рук.

Как? Как моль может атаковать Президиум? У Торби было не больше
шансов, чем у мотылька.

Баслим может находиться в тайных камерах участка полиции, что
было бы самым ллогичным по отношению к столь незначительному
заключенному. Но Торби подсознательно чувствовал, что папа
относится не к таким... и в этом случае он может быть где
угодно, вплоть до недр Президиума.

Торби может отправиться пряма в полицейский участок и
осведомиться, куда дели его хозяина - но такое уважительно
отношение к сарконской полиции вряд ли дало бы ему что-нибудь:
скорее всего как ближайший родственник он бы оказался в роли
очередного допрашиваемого, и Тогрби воочию увидел, как в закрыто
камере из него вытягивают ответы (которые, возможно, он и не
знает) на те вопросы, которыми мучают Баслима.

Торби не был трусом: просто он знал, что не зная броду, не стоит
соваться в воду. Все, что он может сделать для папы, должно быть
сделано косвенным образом. Он не мог требовать своих "прав",
потому что не обладал ими; такая идея никогда и не приходила ему
в голову.

Если бы он был человеком с карманом, полным стелларов, можно
было бы дать взятку. А у Торби было не больше двух минимов. Ему
оставалось действовать украдкой, и для этого нужна информация.
Он пришел к этому заключению, как только понял, что реальной
возможности освобождения папы из полиции не существует. Но на
тот невероятный случай, если Баслим сможет выговорить себе
свободу, Торби оставил записку, в которой сообщал папе, что
вернется на следующий день, и положил ее на полку, которую они
использовали как почтовый ящик. И затем двинулся в путь.

Была уже ночь, когда он высунул из дыры голову. Он никак не мог
сообразить, провел ли он в развалинах полдня или полтора.
Ситуация заставила его изменить свои планы: первым делом он
собирался навестить Ингу, зеленщицу, и выяснить, что ей
известно. Н так как полиции вокруг не было видно, он может
передвигаться свободно, если не наткнется на ночной патруль. Но
куда? Кто сможет или захочет снабдить его информацией?

У Торби была дюжина приятелей и сотни людей он знал в лицо. Но
все его знакомцы были вынуждены соблюдать комендантский час; он
встречался с ними только днем, и в большинстве случаев даже не
знал, где они спят. Но в этих местах комендантский час не имел
силы. Во имя коммерции и для удобства посещения баров, игорных и
других гостеприимных заведений прибывающими космонавтами двери в
районе Веселой Улицы рядом с космопортом никогда не закрывались.
Посетитель, даже простой свободный человек, мог оставаться здесь
всю ночь, правда, рискуя быть схваченным, если он выйдет в город
между наступлением комендантского часа и рассветом.

Риск не волновал Торби; он не собирался показываться кому-то на
глаза, и хотя внутри района патрулировала полиция, он знал
повадки тамошних стражников. Они ходили папами и не покидали
освещенных улиц, изменяя этому обычаю крайне редко. Но главная
ценность этого района, которая интересовала Торби, бла в том,
что слухи здесь часто распространялись за час до события и были
значительно полнее, чем о них сообщали заголоки газет.

Хоть кто-то на Веселой Улице должен знать, что случилось с
папой. Прокладывая путь по крышам, Торби добрался до этого
шумного района. По водосточной трубе он спустился в какай-то
темный двор, вышел на Веселую Улицу и остановился, оглядываясь в
поисках кого-нибудь из знакомых. Вокруг было много прохожих, но
большинство из них были приезжими. Торби знал каждого владельца
и хозяина вверх и вниз по улице, но он медлил войти в
какой-нибудь кабачок, так как мог попасть прямиком полиции в
лапы. Он хотел встретить того, кому мог бы довериться.

Полиции не было, но не было и ни одного знакомого лица, хотя на
минутку показалась тетка Сингхем.

Среди множества предсказателей, которые трудились на Веселой
Улице, тетка Сингхем была лучшей: она никогда не предсказывала
ничего, кроме счастья и удачи. И если они запаздывали, никто из
клиентов не жаловался; теплый голос Тетушки внушал уверенность.
Кто-то шептал, что свое собственное счастье она ловит, снабжая
полоцию информацией, но Торби не верил в эти слухи, потому что
им не верил и пап. Она была прекрасным источником новостей, и
Торби решил попытать счастья - самое большее, что она могла
сообщить полиции, что он жив и на свободе... а это они и так
знали.

За углом, спава от Торби, было кабаре "Небесная Гавань"; Тетушка
расстелила свой коврик перед входом в него, решил ловить
клиентов, которые будут вот-вот выходить по окончании
представления.

Торби огляделся по сторонам и рванулся вдоль улицы к кабаре.

- Эй! Тетушка!

Она с удивлением обернулась, а затем сделала бесстрастное лицо.
Не шевеля губами, она сказала достаточно громко, чтобы Торби
услышал:

- Уноси ноги, сынок! Скрывайся! Неужто ты с ума сошел?

- Тетушка... куда они его забрали?

- Нырни в какую-нибудь дырку и прячься! За тебя назначена
награда!

- За меня? Что за глупости, Тетушка, никто не будет платить за
меня награды. Ты только скажи мне, где они его держат. Ты знаешь?

- Они не...

- Что "они не"?

- А ты не знаешь? О, бедный мальчик! Они укоротили его.

Торби испытал такой ужас, что потерял дар речи. Хотя Баслим
говорил, что наступит время, когда он будет мертв, Торби никогда
понастоящему не верил в это; он был не в состоянии представить
себе, что папы нет, что он мертв.

Он не слышал, что она говорила, и ей пришлось повторить:

- Ищейки! Уходи!

Торби посмотрел из-за плеча. По направлению к ним двигались двое
полицейских - время уносить ноги! Но он был зажат между улицей и
стеной, ни одного выхода в поле зрения, кроме дверей кабаре... и
если он кинется в них, в таком виде и так одетый, швейцар
простокликнет патруль.

Но деваться было некуда. И Торби, повернувшись к полиции спиной,
вошел в тесное фойе кабаре. Там никого не было - на сцене шло
последнее действие, и даже лоточники ушли поглазеть на него.
Внутри фойе стояла стремянка и на ней ящик со светящимися
буквами, которые подвешивались над воходом, оповещая о
представлении. Торби увидал их, и в голове его мелькнула мысь,
которая заставила бы Баслима гордиться своим учеником - схватив
стремянку и короб, Торби вышел наружу.

Не обращая внимания на полицейских, он водрузил стремянку под
небольшим светящимся объявлением, которое красовалось над входом
и, держась к полоцейским спиной, поднялся по стремянке. Тело его
было ярко освещено, но глова и плечи скрывались в тени. Он начал
спокайно снимать буквы.

Двое полицейских остановились как раз под ним. Торби постарался
скрыть охватившую его дрожь и продолжал трудиться со спокойной
уверенностью наемного работника, исполняющего привычную работу.
Он слышал, как Тетушка Сингхем окликнула полицейского:

- Добрый вечер, сержант!

- Добрый вечер, Тетушка. Что ты будешь врать сегодня вечером?

- Вот уж в самом деле! Я вижу у вас в будущем прекрасную юную
девушку, с руками нежными, как птицы. Дайте мне посмотреть на
вашу ладонь и, может быть, я смогу пречесть ее имя.

- А что скажет моя жена? Сегодня вечером нет времени для
болтовни, Тетушка... - Сержант посмотрел на человека, меняющего
вывеску, потер подбородок и сказал: - Мы должны выслеживать
отродье Старого Баслима. Ты его не видела? - Он снова посмотрел
на работу, что шла над его головой, и его глаза слегка
расширелись.

- Неужто я сижу здесь только, чтобы собирать сплетни?

- Хмм... - Он повернулся к напарнику. - Родж, пройдись внутрь и
не забудь заглянуть к каторжникам в туалет. Я присмотрю за
улицей.

- О' кей, серж.

Когда напарник скрылся, старший полицейский повернулся к гадалке.

- Плохи дела, Тетушка. Кто бы мог представить, что старый
Баслим, этот калека, шпионил против Саргона?

- И в самом деле, кто? - Она наклонилась вперед. - Это правда,
что он умер от страха, прежде чем ониего укоротили?

- Он знал, что его ждет, и у него был с собой яд. Но он
скончался еще до того, как его вытащили из норы. Капитан был
просто в ярости.

- Если он был уже мертв, зачем же его укорачивали?

- Ну-ну, Тетушка, закон надо соблюдать. Хотя это не та работа,
что доставляет удовольствие.- Сержант вздохнул. - Грустно жить
на этом свете, Тетушка. Как подумаю об этом бедном мальчишке,
которого запутал старый мошенник... а теперь и комендант и
капитан, оба хотят задать парню вопросы, на которые они
предполагали получить ответы у старика.

- Что они хотят узнать?

- Ничего особенного. - Сержант поковырял грязь концом своей
дубинки. - Но будь я на месте этого мальчишки и знай я, что
старик мертв и у меня нет ответов на трудные вопросы, я бы был
уже далеко отсюда. Я бы пристроился на какую-нибудь ферму
подальше от города, хозяину которой нужны крепкие руки и
которого не волнует, что делается в городе. Но поскольку я не
он, то, как только увижу его, то арестую его и представлю
капитану.

- Наверно, в эту минуту он в самом деле сидит где-то между
грядок и тресется от страха.

- Возможно. Но это лучше, чем держать свою голову под
мышкой. - Сержант еще раз оглядел улицу и крикнул:- Все в
порядке, Родж. Кончай свои дела. - Двинувшись, он еще бросил
взгляд на Торби и сказал:

- Спокойной ночи, Тетушка. Если увидишь его, кликни нас.

- Так и сделаю. Да здравствует Саргон.

- Да здравствует.

Пока полиция медленно удалялась, Торби, стараясь скрыть дрожь,
продолжал делать вид, что занят делом. Посетители повалили из
кабаре, и Тетушка затянула свой речитатив, обещая счастье, удачу
и хорошие виды на будущее - естественно, не даром. Торби
спускался, таща за собой корзинку с буквами, и собирался было
уже войти в кабаре, как чья-то рука схватила его за лодыжку.

- А ты что здесь делаешь?

Торби похолодел, но затем сообразил, что это был всего лишь
швейцар, разгневанный изменением вывески. Не глядя в низ, Торби
сказал:

- В чем я ошибся? Вы платите мне за то, чтобы я менял эту
мигалку.

- Я плачу?

- Ну ясно. Вы мне сказали... - Торби посмотрел вниз, изобразил
изумление и сказал. - Это были  не вы.

 Конечно, не я. Слезай оттуда.

- Не могу. Вы меня держите за ногу.

Человек отпустил его и отступил на шаг, чтобы Торби мог
спуститься.

- Понятия не имею, что за идиот сказал тебе... Он поперхнулся,
как только лицо Торби оказалось на свету. Эй, да это же тот
нищий мальчишка!

Мужчина попытался схватить его, но Торби бросился бежать. Он
нырял между прохожими, а за его спиной раздавались
крики:- Патруль! Патруль! Полиция! - Он снова оказался в темном
дворе и, подгоняемый мощным выбросом адреналина в кровь, взлетел
по трубе, словно это был ровный тротуар. И пока за ним не
осталась дюжина крыш, он не остановился.

Наконей, присев, он прислонился к каминной трубе, перевел
дыхание и попытался собраться с мыслями.

Папа мертв. Этого не могло быть, но так оно и есть. Старый Подди
не говорил бы, не знай он всего доподлинно. И вот... и вот в эту
минуту голова папы нанизана на кол, что стоит под пилоном, рядом
с головами других несчастных. В мгновенном озарении Торби увидел
эту ужасную картину и забился в рыданиях.

Прошло много времени, прежде чем он поднял голову, вытер лицо
кулаками и выпрямился.

Значит, папа мертв. Ладно. Что же ему теперь делать?

Во всяком случае, папа обругал бы его за такие вопросы. Торби
почувствовал гордость с примесью горечи. Папа был и остался
самым умным: они выследили его, но в конце концов папа посмеялся
над ними.

И все же,  что ему сейчас делать?

Тетушка Сингхем предупредила его, что надо скрываться. Подди
откровенно, как всегда, добавил, что надо выбираться из города.
Хороший совет - и если бы он мог последовать ему, то еще до
рассвета исчез бы из города. Папа учил его, что не стоит сидеть
и ждать ищеек, а лучше самому ввязываться в драку, но Торби
больше ничего не может сделать для папы, потому что он
мертв - т а к  ч т о  д е ж и с ь!

"К о г д а  я  б у д у  м е р т в,  т ы  н а й д е ш ь
ч е л о в е к а  и  п е р е д а ш ь  е м у  п о с л а н и е.
М о г у  л и  п о л о ж и т ь с я  н а  т е б я?  Т ы  н е
р а с т е р я е ш ь с я,  н е  з а б у д е ш ь  е г о?"

Да, папа, ты можешь положиться на меня! Я не забуду - я все
сделаю! Торби приободрился в первый раз с того времени, как
пришел в разрушенный дом; космический корабль "Сису" стоит в
порту, его шкипер в списке, что ему дал папа. "П е р в о м у
ж е, к о г о т ы у в и д и ш ь" - вот что ему сказал папа. Я
ничего не перепутаю, папа; я все помню. Я все сделаю, папа, я
все сделаю! Со страстной надеждой Торби решил, что это послание
было последним, самым важным известием, которое папа должен был
передать - ведь они сказали, что он был шпионом. Отлично, он
поможет папе завершить дело. Я сделаю это, папа!

Торби не испытывал никаких угрызений совести относительно того
"преступления", которое он должен был совершить; насильственно
превращенный в раба, он не чувствовал ни малейшей преданности
Саргону, и Баслим никогда не старался внушить ее ему. Самое
сильное чувство, которое он исрыцтывал по отношению к Саргону,
был суеверный страх, но даже и он исчез перед яростным желанием
мести. Он не боялся ни полиции, ни самого Саргона; просто он
хотел как можно доольше держаться подальше от них, чтобы
исполнить повеление баслима. А потом... ну что ж, если они
схватят его, он успеет сделать свое дело прежде, чем его
укоротят.

Если только "Сису" еще в порту...

О, она должна быть там! Но первым делом необходимо было
убедиться, что судно еще не стартовало... нет, первым делом надо
было до наступления дня скрыться из виду. И если он хочет что-то
сделать для папы, то должен вбить в свою тупую башку, что сейчас
в миллион раз важнее не попасть в лапы ищеек.

Исчезнуть из виду, выяснить, стоит ли еще на грунте "Сису",
передать послание ее шкиперу... и все это в то время, когда
каждый патрульный в районе охотится именно за ним.

Может быть, ему лучше проложить путь задами космопорта, где его
никто не знает, проникнуть внутрь и, проделав долгий путь,
достичь "Сису". Нет, это глупо, его едва не поймали именно
потому, что он не знал тут никаких лазеек. Здесь же он знает
каждый дом и почти каждого.

Но ему нужна помощь. Он не может выйти на улицу, остановить
космонавта и обратиться к нему с вопросом. Кто у него есть из
близких друзей, который может помочь... даже рискуя нарваться на
полицию? Зигги? Не будь идиотом: Зигги тут же сдаст его, чтобы
получить вознаграждение, за два минима Зигги продаст родную мать
- Зигги считает, что каждый, кто не может первым выйти на
финишную ленточку, сущий сопляк и получает по заслугам.

Кто еще? Торби пришел к печальному выводу, что большинство его
друзей-сверстников так же ограничены в своих возможностях. Кроме
того, он не знал, как найти их ночью, не мог же он целыми днями
слоняться по улицам и ждать, когда покажется кто-нибудь из них.
что же касается некоторых, что жили с семьями и адре6са которых
он знал, он не мог найти среди них ни одного, кому бы мог
довериться и кто мог бы убедить родителей помочь ему спастись от
полиции. Большинство честных граждан, которых Торби знал, были
заняты только своими собственными делами и предпочитали
поддерживать с полицией хорошие отношения.

Это должен быть один из друзей папы.

Он быстро перебрал их в уме.