идумаешь, они же нас заперли.
     Я огляделся.  Комната  футов  десять  в  поперечнике,  о  четырех
стенах,  но клинообразной формы, и совсем пустая, если не считать нас.
Двери не видно.
     - А кто запер-то?
     - Они. Космические пираты. И он.
     - Космические пираты? Не дури!
     Она пожала плечами.
     - Это я их так называю.  Но если хочешь выжить,  не держи  их  за
дураков.  Ты  -  "Майский  жук".  Это  ты  вызывал меня по радио?  Я -
"Крошка".
     Спокойно, Кип, старик, спокойно, дружище, сказал я себе. Медленно
топай в ближайшую больницу  и  сдавайся.  Если  радиоэхо,  которое  ты
смастерил  своими  руками,  вдруг  превращается  в  тощую десятилетнюю
девчонку с тряпичной куклой в руках, то, значит, у тебя заехали шарики
за   ролики.  И  стало  быть,  суждены  тебе  транквилизаторы,  мокрые
смирительные  рубашки  и  полный  покой  -   у   тебя   полетели   все
предохранители.
     - Ты - "Крошка"?
     - Это мое прозвище,  но я к нему отношусь спокойно.  Видишь ли, я
услышала,  как ты вызываешь "Крошку" и решила, что папа узнал, в какую
я  влипла  историю и поднял тревогу,  чтобы мне помочь.  Но если ты не
"Майский жук", то ты этого не знаешь. Кто ты?
     - Ну да,  "Майский жук" - это мой позывной. А зовут меня Клиффорд
Рассел по прозвищу Кип.
     - Здравствуй, Кип,- сказала она вежливо.
     - И тебе здорово. Крошка. Кстати, мальчик ты или девочка?
     Крошку аж передернуло от возмущения.
     - Ты еще пожалеешь о своих словах!  Я вполне отдаю себе  отчет  в
том, что для своих лет я не вышла ростом, но мне уже одиннадцать, идет
двенадцатый.  И нечего грубить. Лет через пять я стану такой красивой,
что ты будешь меня умолять танцевать с тобой.
     В настоящий момент я,  пожалуй,  предпочел бы пригласить на танец
кухонную табуретку, но голова у меня была занята совсем другим, и я не
хотел ввязываться в бесплодный спор.
     - Извини,  Крошка. Я просто не пришел еще в себя. Так ты, значит,
была в том, первом корабле?
     Она опять вспыхнула:
     - Была! Я его пилотировала!
     Успокоительное каждый  вечер и продолжительный курс психоанализа.
В мои-то годы!
     - Пилотировала?! Ты?!
     - А то кто же,  по-твоему?  Материня?  Их пульт управления ей  не
подходит.  Она  просто  свернулась  клубочком  подле  меня  и подавала
команды.  Но если тебе это  кажется  легким  делом,  когда  раньше  не
доводилось летать ни на чем, кроме  "Чессны"',  да еще с папой рядом и
______________________________________________________________________
' Маленький легкий самолет.
______________________________________________________________________
не имея никакого опыта посадок,  можешь подумать еще раз. Но я отлично
справилась, тем более, что пеленг ты давал не очень-то толково!  А что
они сделали с Материней?
     - С кем, с кем?
     - А ты и не знаешь? О, бог ты мой!
     - Погоди-ка,   Крошка.  Давай  настроимся  на  одну  волну.  Я  -
действительно "Майский жук",  это верно, и я давал тебе пеленг, и если
ты думаешь,  что услышать голос из ниоткуда,  требующий инструкций для
вынужденной посадки, такое уж обыденное дело, то тебе тоже следует над
этим  подумать  еще  раз.  Вдруг  откуда  ни возьмись,  на моих глазах
приземляется корабль,  а за ним еще один,  потом в первом  открывается
люк, и из него выпрыгивает человек в скафандре.
     - Это я.
     - ... и вслед за ним кто-то еще...
     - А это Материня.
     - Но ей не удалось уйти далеко. Она вскрикнула и упала. Я побежал
посмотреть,  что случилось,  и в этот момент меня  что-то  ударило.  А
потом я очнулся и услышал, как ты со мной поздоровалась.
     Интересно, стоит ли говорить ей,  что все остальное,  включая  ее
самое,  не  что  иное,  как  бред,  вызванный  изрядной  дозой морфия,
поскольку,  по  всей  вероятности,  я  просто  лежу   в   больнице   с
переломанной спиной.
     Крошка задумчиво кивнула.
     - Тебе,  наверное,  вкатили на малую мощность,  а то тебя  сейчас
вообще  бы  не  было.  Что  ж,  раз они поймали нас с тобой,  то почти
наверняка поймали и ее. Надеюсь, они ее не ранили!
     - Но вид у нее был такой, вроде она умирает.
     - "Как   будто"   она   умирает,-   поправила    меня    Крошка.-
Сослагательное  наклонение.  Но я не думаю,  что ты прав,  убить ее не
так-то просто,  да они и не посмели бы, только в крайнем случае, чтобы
не дать ей сбежать. Она нужна им живой.
     - Почему? И почему ты зовешь ее "Материней"?
     - Не  все  сразу.  Кип.  Я зову ее Материней,  потому что...  ну,
потому что это то,  что она  есть.  Сам  поймешь,  когда  ее  увидишь.
Убивать же ее им нет смысла,  потому что заложником она им нужнее, чем
трупом.  По той же самой причине  они  не  убили  и  меня.  Хотя  она,
разумеется,  куда как им нужнее,  чем я - меня они спишут,  не моргнув
глазом,  если я начну создавать для них проблемы, и тебя тоже. Но коль
скоро она была жива,  когда ты ее видел,  то можно допустить,  что она
снова попала в плен,  весьма вероятно,  что ее держат по  соседству  с
нами. От одной мысли об этом у меня сразу поднялось настроение.
     О себе я этого сказать не мог.
     - Слушай, а где мы находимся, собственно говоря?
     Крошка глянула на  свои  часики  с  Микки-Маусом  нa  циферблате,
нахмурила лоб и сказала:
     - По-моему, на полпути к Луне.
     - Что?!
     - Знать-то точно я,  конечно,  не знаю.  Но кажется естественным,
что они решат вернуться на свою ближайшую базу,  откуда мы с Материней
и пытались бежать.
     - Ты хочешь сказать, что мы в корабле?
     - Либо в том,  который увела я, либо во втором, где ж, по-твоему,
еще?
     - В психиатричке.
     Она уставилась на меня во все глаза, потом усмехнулась.
     - Ну, что ты. Кип! Ты ведь не утратил еще чувства реального.
     - А кто его знает! Космические пираты, Материни какие-то!
     Она нахмурилась и прикусила большой палец.
     - Да,  пожалуй,  такие события могут сбить с толку. Но верь своим
глазам и ушам.  Я-то чувства реального никогда  не  теряю,  смею  тебя
уверить. Я, видишь ли, гений.
     Слова ее звучали не похвальбой,  а просто спокойной  констатацией
факта  и не вызвали у меня даже тени сомнения.  Хоть и услышал я их от
тощей девчонки, играющей с тряпичной куклой.
     Но вряд ли ее гениальность сможет нам сейчас помочь.
     - М-мда,  космические  пираты...-  продолжала   Крошка.-   Не   в
названии,  конечно,  дело,  но  действуют  они  в  космосе и действуют
по-пиратски, так что суди сам. Что же касается Материни... то подожди,
пока ее увидишь.
     - А она-то как сюда затесалась?
     - Сложная история. Пусть лучше она сама тебе расскажет. Вообще-то
она полицейский, который их преследовал, и...
     - Полицейский?
     - Боюсь,   что   здесь   сказывается   очередное    семантическое
несоответствие.  Материня понимает,  какой смысл мы вкладываем в слово
"полицейский",   и,   сдается   мне,    считает    данную    концепцию
невразумительной, если совсем не невозможной. Но как же иначе называть
личность, занимающуюся розыском и преследованием преступников, если не
"полицейским"?
     - Похоже, что больше никак.
     - Вот и я про то же.- Она снова взглянула на часы.- Но сейчас нам
пора за что-нибудь зацепиться,  потому что через  несколько  минут  мы
будем  на  полпути к Луне,  а все эти развороты через голову ощущаются
даже в креслах с ремнями.
     - За что же здесь зацепиться?
     - Особенно не за что,  конечно.  Но если мы сядем в  самой  узкой
части комнаты и упремся друг в друга, то сумеем удержаться на месте.
     Так мы и сделали.
     - Крошка, а откуда ты знаешь, когда они начнут разворачиваться?
     - Сознания я не теряла - они  просто  схватили  меня  и  затащили
вовнутрь,  поэтому  время  старта  мне  известно.  Принимая  за  место
назначения Луну,  что самое вероятное,  и,  исходя из того,  что  весь
перелет  происходит  при  одном  "g",  поскольку я не чувствую никаких
изменений в своем весе... А ты чувствуешь?
     - Вроде нет.
     - Вот видишь,  а то мое чувство веса может быть  нарушено  долгим
пребыванием   на   Луне.   Итак,   если   эти   предположения   верны,
продолжительность полета составляет три с половиной часа,  а расчетным
временем прибытия следует считать 9.30, так что разворот приходится на
7.45, то есть на сейчас.
     - Что,  разве  уже  так  поздно?  - Я посмотрел на часы.- На моих
только без четверти два.
     - Твои   часы  показывают  время  твоего  пояса.  Мои  показывают
принятое на Луне гринвичское. Ого! Начинается!
     Пол накренился,  изогнулся  и  ушел  из-под  меня.  Голова  пошла
кругом,  внутренности делали сальто-мортале.  Потом все успокоилось  и
головокружение прошло.
     - Ты как, в порядке? - спросила Крошка.
     Напрягшись, я сфокусировал взгляд.
     - Вроде да.
     - Их  пилот разворачивается быстрее,  чем осмеливалась я.  Теперь
уже совсем все ясно. Мы летим на Луну. Будем там через час сорок пять.
Я все еще до конца не верил.
     - Слушай,  Крошка.  Это что же за корабль, если он способен гнать
всю дорогу до Луны при одном "g"?  Секретный,  что ли?  Да и ты-то как
очутилась на Луне? И зачем тебе понадобилось красть корабль?
     Вздохнув, она заговорила с куклой:
     - Любопытный  он  мальчик,  мадам  Помпадур.  Кип,  как же я могу
отвечать на три вопроса сразу? Это - летающая тарелка, и...
     - Летающая тарелка! Дальше можешь не продолжать!
     - Перебивать   невежливо.   Можешь   назвать    ее    как    тебе
заблагорассудится,  официально  установленного  термина  все  равно не
существует.  По очертаниям она на самом деле больше походит на буханку
ржаного,   такой  приплюснутый  у  полюсов  сфероид,  то  есть  форма,
определяемая...
     - Я знаю,  что такое приплюснутый сфероид,- отрезал я.  Я устал и
изрядно расстроился,  на что имелось достаточно причин:  и барахливший
холодильник,  попортивший мне пару хороших брюк,  и удар, полученный в
спину,  когда я из благородных побуждений по-рыцарски бросился вперед,
не говоря уже о Тузе. А что касается гениальных девчонок, то я начинал
приходить к выводу,  что свою  гениальность  им  лучше  бы  держать  в
кармане.
     - Нечего рычать,-  сказала  она  укоризненно.-  Я  знаю,  что  за
летающие тарелки принимали все,  что угодно, от метеозондов до уличных
фонарей.  Но,  исходя из принципов бритвы Оккама,  я пришла к твердому
убеждению, что...
     - Чьей, чьей бритвы?
     - Оккама.  Принцип  ограничения количества возможных гипотез.  Ты
что, с логикой не знаком?
     - Да не очень-то.
     - Ну,  видишь ли,  я пришла к заключению,  что в каждом пятисотом
случае наблюдения "летающей тарелки" речь шла об одном из кораблей, на
борту которых мы сейчас находимся.  Все сходится.  Что  же  до  причин
моего  пребывания на Луне...- Она сделала паузу и усмехнулась.- Видишь
ли, я изрядная язва.
     Оспаривать это заявление я не стал.
     - Давным-давно,  когда  папа  был  еще   мальчишкой,   Хейденский
планетарий  стал  записывать желающих лететь на Луну.  Так,  очередной
рекламный трюк,  вроде того недавнего  дурацкого  конкурса  на  лучшую
рекламу   мыла,  но  папа  взял  и  записался.  И  вот,  годы  спустя,
действительно начались туристские поездки  на  Луну,  и,  естественно,
планетарий передал этот список фирме "Америкен экспресс",  а "Америкен
экспресс" известил всех,  кого мог  по  этому  списку  найти,  что  им
продадут туры вне очереди.
     - Стало быть, отец взял тебя с собой на Луну?
     - Господь с тобой, конечно, нет! Папа записался еще мальчишкой. А
сейчас  он  чуть  не  самая  большая  шишка   в   Институте   новейших
исследований  и времени на подобные развлечения у него нет.  А мама не
полетела бы ни за какие коврижки.  Вот я и решила,  что  полечу.  Папа
сказал: "Нет", а мама сказала: "Господи, ни в коем случае"...
     Вот я и полетела.  Я,  знаешь,  могу стать ужасно въедливой, если
захочу,-  гордо  заявила Крошка.- Папочка говорит,  что я - аморальная
маленькая стервоза.
     - И что же, по-твоему, он прав?
     - А то нет!  Папа-то меня понимает,  это мaма только всплескивает
руками и жалуется,  что не может со мной справиться. Две недели я всех
допекала по первому разряду и вообще была невыносимой,  пока  папа  не
взмолился:  "Да дайте ей лететь,  ради всего святого,  может, нам хоть
страховка от нее достанется!"
     Вот я и отправилась.
     - И все-таки неясно, как ты очутилась здесь.
     - А, здесь... Я, видишь ли, сунула нос, куда нельзя, делая именно
то,  что нам делать не разрешили.  Я всегда шатаюсь по  сторонам,  это
очень развивает.  Вот они меня и схватили.  Им, конечно, отец нужен, а
не я,  но они надеются его на меня  выменять.  Допустить  этого  я  не
могла, вот и смылась.
     - Убийца дворецкий,- пробормотал я.
     - То есть?
     - Дыр в твоем рассказе, как в последней главе детектива.
     - Ну, ты уж мне поверь, дело-то... О, черт, oпять начинается!
     - То есть?
     Освещение из белого стало вдруг голубым.  Ламп не было,  светился
весь потолок. Я попытался подняться на ноги и... не смог. Чувствовал я
себя  таким  измотанным,  как  будто  только  что  закончил  кросс  по
пересеченной местности. Сил хватало только дышать. Я обмяк, как мокрая
веревка.
     Крошка с усилием пыталась что-то сказать мне:
     - Когда они за нами...  придут... ты не... сопротивляйся... самое
главное...
     Голубой свет снова сменился белым, узкая стена поехала в сторону.
     На лице Крошки появилось испуганное выражение,  но она продолжала
с трудом:
     - Самое главное...  не зли...  его.
     Вошли двое,  отпихнули  Крошку,  связали  мне  ремнями запястья и
щиколотки,  еще одним ремнем прихватили руки к телу. Я начал приходить
в  себя,  но  медленно;  сил  не хватило бы и марку лизнуть.  Я жаждал
размозжить им черепа,  но шансов на это было не больше,  чем у бабочки
спереть со стойки бара колокольчик. Они понесли меня.
     Я запротестовал:
     - Слушайте,  вы, куда вы меня тащите? Да какого черта, вы в своем
уме? Да я вас засажу, я...
     - Заткнись,-  ответил один из них.  Тощий такой,  коротышка,  лет
пятидесяти,  а то и больше,  которому,  видно,  ни  разу  в  жизни  не
довелось  улыбнуться.  Второй  был  потолще  и  помоложе,  с капризным
детским ртом и с ямочкой на  подбородке.  Он,  похоже,  не  прочь  был
посмеяться,   когда  не  волновался.  Но  сейчас  он  выглядел  весьма
издерганным.
     - Попадем мы из-за него в беду,  Тим,  ей-богу,  попадем. За борт
его надо,  обоих их за борт надо,  а ему потом скажем,  что несчастный
случай.  Скажем,  что  вылезли и пытались удрать через люк.  Он же все
рав...
     - Заткнись,-  ответил Тим тем же тоном и добавил:  - Хочешь его и
впрямь разозлить? Космоса пожевать хочешь?
     - Но...
     - Заткнись.
     Изогнутым коридором  они  затащили  меня  в  какое-то помещение и
швырнули на пол.
     Лежал я  лицом  кверху,  но  не  сразу сообразил,  что нахожусь в
рубке.  Уж больно она не была похожа  на  творение  человеческих  рук,
потому что им и не была. А потом я увидел его.
     Крошка могла бы меня и  не  предупреждать:  кто  ж  такого  злить
захочет?
     Тощий подонок  был  свиреп  и  опасен,   толстячок   -   подл   и
смертоносен,  но по сравнению с ним,  они просто херувимы.  Вернись ко
мне силы,  я не задумываясь полез бы в драку с теми двумя, я ни одного
человека не испугаюсь, если только уж силы будут слишком неравны. Но с
ним...
     И не в этом дело, что он - не человек. Слоны ведь тоже не люди, а
все равно симпатичны. Он-то больше на человека был похож, чем слон. но
легче от этого не становилось - я о том,  что стоял он прямо,  с одной
стороны у него были ноги,  а с другой - голова.  Ростом он не превышал
пяти футов,  но, все равно, казался выше нас, как человек кажется выше
лошади.  Туловище той же длины, что и у меня, а приземистым его делали
похожие на короткие и толстые тумбы ноги.
     Когда он стоял на месте,  наружу выдвигалась третья  нога  -  или
хвост? - на которую он опирался, превращаясь в подобие треножника. Ему
не приходилось садиться, чтобы отдохнуть, да он и вряд ли сумел бы.
     Но короткие  ноги не замедляли его движений.  Двигался он быстро,
как атакующая змея.  Нервная система у него  лучше,  чем  у  нас,  или
мускулы? Или просто живет на планете с повышенной гравитацией?
     Руки его походили на змей - суставов гораздо больше,  чем у  нас,
причем рук - две пары. Одна там, где у людей талия, вторая росла прямо
из-под головы.  Плечи  отсутствовали.  Пальцы  -  или  щупальца?  -  я
сосчитать никак не мог,  они находились в постоянном движении.  Одежды
на нем не было,  кроме пояса над и под нижней парой рук;  на поясе  он
носил   то,   что   у   них   сходило   за   ключи   и   деньги.   Его
пурпурно-коричневого оттенка кожа казалась смазанной маслом.
     Откуда бы он ни взялся, соплеменником Материни он явно не был.
     От него исходил  слабый  сладковатый  запах  мускуса.  По  правде
сказать,  в  жаркую  погоду от людей пахнет куда хуже,  но случись мне
почуять этот запах опять,  у меня как пить дать  поползут  мурашки  по
коже, а испуг свяжет язык.
     Разумеется, все эти подробности я усвоил  не  сразу,  потому  что
сначала  я не видел ничего,  кроме его лица.  Лица я пока не описывал,
потому что  от  одного  воспоминания  поджилки  трясутся.  Но  все  же
попробую, чтобы если вам доведется его повстречать, вы стреляли сразу,
пока у вас еще ноги не подкосятся.
     Носа нет.  Дышит он кислородом, но как вдыхает и выдыхает, трудно
сказать.   Может   быть,   частично   через   рот,   поскольку   умеет
разговаривать.  Рот  у  него  ужасный.  Вместо челюстей и подбородка -
неровная треугольная дыра,  украшенная рядами мелких зубов,  языка  не
было  видно,  вместо  него  рот обрамляли реснички,  длиной с дождевых
червей, они и шевелились беспрерывно, как черви.
     Но даже этот рот не шел ни в какое сравнение с глазами, огромными
и   выпуклыми,   прикрытыми   роговыми   оболочками.   Они   ощупывали
пространство  как  радары,  беспрерывно  двигаясь  вверх  и  вниз и из
стороны в сторону. Он как будто прямо на меня и не смотрел, но от глаз
его  было  некуда  деться.  Когда он обернулся,  я увидел сзади третий
глаз.
     Какому же  мозгу  под  силу воспринимать окружающую среду со всех
сторон?  Сомневаюсь, что с этим справился бы человеческий, будь у него
даже  дополнительный канал получения информации.  Судя по размерам его
головы,  мозгу там не так уж много, но кто знает, может, у него мозг в
туловище?  Ведь если разобраться, у нас, у людей, мозг расположен не в
самом удачном месте тела - больно уж открыт для удара; возможны ведь и
лучшие  варианты.  Но  мозги  у  него были точно.  Он наколол меня как
букашку  и  вытряс  все,  что  хотел.  Ему  даже  не   пришлось   меня
обрабатывать,  он просто долго-долго задавал вопросы, а я отвечал; так
долго,  что часы казались мне днями. Говорил он по-английски плохо, но
вполне  вразумительно.  Речь  его  звучала безо всякого выражения.  Он
спрашивал,  кто я,  и что я,  как я очутился на том пастбище, и почему
был  в  скафандре.  Я  никак  не  мог понять,  как он реагирует на мои
ответы.  Я с трудом сумел объяснить,  в чем заключалась моя  работа  в
аптеке. Растолковать, что такое рекламный конкурс я сумел, но зачем их
проводят,  он так и не уяснил.  Но зато я уяснил, что ответы на многие
его вопросы мне вообще неизвестны. В частности, я не знаю точную цифру
населения Земли,  и не  знаю,  сколько  тонн  протеина  мы  производим
ежегодно.
     Наконец, он приказал своим подручным:
     - Уберите это.
     Толстяк сглотнул слюну и спросил:
     - За борт?
     Он вел себя так,  как будто решить,  убить меня или нет, было все
равно,  что  решить,  понадобится  еще ему кусок веревки или его можно
выбросить.
     - Нет.  Оно глупо и необучено,  но может пригодиться. Бросьте его
обратно в карцер.
     - Есть, босс.
     Они выволокли меня за дверь. В