но.  Видно  было,  что  им  страшно хочется
предпринять какие-то  решительные действия,  но  в  то  же время что-то не
пускает.
     - А  кличка у  тебя есть?  -  спросил один из них,  и оба наклонились
вперед.
     Виктор принялся копаться в своей памяти. Он и раньше пытался отыскать
там  что-нибудь подобное,  но  сейчас,  похоже,  от  этого  зависело нечто
больше,  чем жизнь.  Виктор шелестел,  перекладывал, вгрызался все глубже,
ничего  не  находил  и  сетовал на  отсутствие ангела-хранителя,  который,
вероятно, разбирался в этом хозяйстве гораздо лучше. Уж он бы показал этим
нахалам. Враз бы приструнил и поставил на место. А то раскурились тут. Всю
комнату  задымили,   родственнички.  -  Есть!  -  нашел  он  неожиданно  и
совершенно случайно.
     - Какая? - Братья наклонились поближе.
     - Витек!
     Братья отпрянули.
     - Не слыхали о таком...
     - Это  же  естественно,  -  снисходительно пояснил Виктор.  -  Я  был
совершенно секретный агент.
     Ночные Братья с  сомнением переглянулись.  Потом придвинулись друг  к
другу и зашептались. До Виктора доносились отдельные слова и обрывки фраз.
     - Брешет,  гад...  Не похоже, понимать должен... А почему указаний не
было?..  Забыли,  сволочи...  Не  может быть  такого...  Все  может...  Не
может!.. Может!.. Не может!.. А вдруг он из другого лагеря?!.
     Тут они с опаской взглянули на Виктора и зашептались еще яростнее:
     - Падаль напутала,  а нам расхлебывай...  Крысы канцелярские... Им-то
что,  все спишут... Напортачили, жмурики... Хлопот не оберемся... Доложить
надо... А с ним что?.. А черт его знает...
     И  опять они  взглянули на  Виктора,  но  теперь уже с  очень сложным
выражением в глазах. Была там и настороженность, и робость, и неприязнь, и
вместе с  тем,  какая-то особенная смертельная решимость и  тоска.  Виктор
понял, что сейчас может произойти что угодно, и пожалел о содеянном.
     - Гм, - сказал один из Братьев и выразительно посмотрел на другого.
     "Наверное, кто-то из них старший", - решил Виктор.
     - Хм,  -  сказал другой и поднялся со стула.  -  Знаете,  возможно мы
ошиблись адресом.
     - Как это? - не понял Виктор.
     Второй Брат тоже поднялся и лицемерно вздохнул:
     - У нас пока еще случаются ложные вызовы.
     - Позвольте! - удивился Виктор. - Так я... не умер?!
     - Как вам сказать, - замялись Братья. - С одной стороны, оно конечно,
а  с  другой...  Такие случаи бывают.  Человек вроде умер,  уже  и  сигнал
поступил, а как приедем, он еще крепенький. В нашем деле преждевременность
недопустима.
     - Ничего не понимаю, - пробормотал Виктор. - А что же теперь будет?
     - Да вот... Позвольте откланяться.
     И, неуклюже  кивая  головами на бычьих шеях,  Братья стали пятиться в
узенький проход между стеной и шкафом.  Внезапно  один  из  них  испуганно
охнул  и  быстрым  кошачьим прыжком вернулся обратно.  Выхватив из кармана
носовой платок неземной белизны,  расстелил его на  тумбочке  и  тщательно
вытряхнул   туда  содержимое  консервной  банки.  Второй  Брат,  досадливо
крякнув,  подскочил к окну,  открыл форточку и замахал пятерней,  разгоняя
табачный дым.  Потом они вдвоем,  в полном молчании, скупыми, несуетливыми
движениями  вернули  на  место  сигареты,  спички  и  пепельницу,  закрыли
форточку и,  натянуто улыбнувшись Виктору, бесшумно, по одному, юркнули за
шкаф.
     "Ну  вот,  -  подумал Виктор,  когда  минуло  некоторое время,  и  он
убедился, что Братья действительно ушли. - Что теперь делать?"
     Ситуация и впрямь была неординарной.  Виктор выпал из одной плоскости
бытия,  не попал в другую и  застрял  в  некоем  промежуточном  состоянии,
весьма   зыбком   и  неустойчивом.  Это  чувствовалось  даже  по  внешнему
окружению. Изображение комнаты, доселе ясное и четкое несмотря на темноту,
вдруг стало подрагивать и расплываться. Да и мысли Виктора тоже находились
в подобном искажении, будто сначала преломлялись в какой-то мутной призме,
а  уж  потом доходили до сознания.  Стали вязкими,  тягучими,  размытыми в
серо-коричневых тонах,  но в то же время имелись и необычайно подвижные, с
проблесками чистого света,  и острые до боли. Наверное, так чувствует себя
канатоходец, остановившийся на середине стального троса, протянутого через
пропасть,  и  пораженный внезапным выбором,  куда лучше падать - влево или
вправо.
     "Может,  они  еще  вернутся...  -  с  усилием пытался Виктор  собрать
непослушные мысли.  -  Доложат,  кому следует,  а  начальство разберется и
вызовет..."
     Но Братья не возвращались,  и  Виктор впал в  забытье.  Ни жизнь,  ни
смерть, а так - промежуточное состояние.


                                Глава VII

                          МЕЖДУНАРОДНЫЙ МАСШТАБ

     Утро забрезжило неверным светом сквозь грязные шторы.
     Виктор проснулся и, почуяв головную боль, застонал. Во рту пересохло,
хотелось пить,  и  он  подумал,  что  надо  вставать,  идти в  умывальник,
приложиться к  холодному крану  и  хлебнуть колодезной...  Но  вставать не
хотелось. Виктор продолжал лежать, прикидывая, как бы дотянуться до крана,
не  выходя из  комнаты.  Вариантов было много,  но  ни  один не поддавался
осуществлению. В конце концов, в голову пришла мысль, что где-то в комнате
должен быть чайник.  Не отрываясь от подушки,  Виктор стал шарить глазами.
Чайника нигде не было.  Тогда Виктор принялся натужно вспоминать, не забыл
ли он чайник на кухне,  когда последний раз кипятил воду.  К определенному
выводу прийти не удалось, и тогда Виктор застонал громче и отчаяннее.
     На помощь никто не спешил. Рассчитывать приходилось только на себя, и
потерпевший  бедствие  мысленно  выругался.  Он  лежал,  представляя,  как
отворачивает в  меру податливый вентиль,  как начинает разбуженно и грозно
сипеть  никелированное дуло,  как  мутнеет и  покрывается росой  блестящая
поверхность,  и вдруг... тоненькая тепловатая струйка превращается в тугую
струю,  которая  мощно  бьет  в  раковину,  разлетясь  обжигающе-холодными
брызгами. Под эту прозрачную благодать можно подставить сухую проперченную
глотку,  и пламя с шипением погаснет.  Потом еще и еще,  и, наконец, издав
натруженный рык царя зверей,  можно вытереть губы,  посмотреть в зеркало и
улыбнуться своему отражению.
     Мммм...
     В приступе дикого отчаяния Виктор привстал на  локтях  и,  ошалев  от
такого  безрассудства,  замотал  головой.  Колокольный звон возвестил всем
заинтересованным лицам,  что сами по себе пожары не  гаснут.  Заняв  более
высокое  положение,  Виктор  с надеждой посмотрел по сторонам.  С таким же
успехом он мог озираться в пустыне,  предварительно забравшись на  кактус.
Не  было  ничего,  что  хотя бы отдаленно напоминало влагу или признаки ее
скорого появления.  Но Виктор больше не стонал.  Он просто завыл - тихо  и
жалобно. Его голова, качнувшись влево, а потом вправо, бессильно свесилась
на плечо, и неподвижный взгляд неотвратимо уперся в пол, а также в то, что
находилось на полу.
     Там стоял чайник.
     Да!   Большой  белый  чайник,  полный  воды,  который  Виктор  загодя
предусмотрительно поставил у изголовья. Куда девалась неловкость движений?
Блеснув глазами,  Виктор  с  поспешностью маньяка набросился на  чайник  и
жадными губами прильнул к носику.
     Глыть, глыть, глыть, глыть... Ух!.. Глыть, глыть...
     Он  упал  на  подушку,  утомленно улыбаясь.  Просветлевший взор  стал
безмятежно бродить по  комнате,  по  стенам,  по потолку,  задерживаясь на
мелких трещинках,  пупырышках и  выбоинах.  Потолок...  Пока еще Виктор не
обрел способность соображать,  но память уже зашкворчала, как сковородка с
салом, которую забыли на огне.
     "Потолок, - думал Виктор. - Что-то с ним связано..."
     Сало  подгорело,  дошло до  кондиции и  стало выстреливать капельками
раскаленного жира. Одна из них угодила Виктору в мозжечок.
     - А-а-а! - взвыл он и моментально сел на кровати.
     Он вспомнил.
     Слова  здесь  не  помогут,  и  поэтому Виктор  молчал.  Просто сидел,
молчал,  перебирал  в  памяти  подробности  и  пытался  состыковать  их  с
действительностью.  Выходило не очень. Со скрипом. Подробности приходилось
подгонять, подстукивать, и, в конце концов, получилось что-то ужасное.
     Виктор уже  несколько  раз  кидал  нерешительные  взгляды  в  сторону
тумбочки,  но, наконец, расхрабрился и приблизился. Заложив руки за спину,
наклонился,  заглянул  в  раскрытую  пачку.  Оставалось несколько сигарет.
Спички лежали рядом,  консервная банка была пуста.  Ни одному  нормальному
человеку  не  придет в голову мысль пересчитать свои спички перед сном.  О
такой  беспечности  можно  только  сожалеть.  Формально  получалось,   что
придраться не к чему,  но как раз это настораживало больше всего. Форточка
была закрыта плотно,  в шкафу никого не оказалось,  и Виктор  с  сомнением
поскреб отросшую за ночь щетину.
     В  дверь неожиданно постучали.  Сердце ухнуло в  какую-то бездну,  но
Виктор  -   сказалась  тренировка  разведчика  -  не  сплоховал.  Бесшумно
скользнул к двери и прижался ухом.
     Там кто-то дышал.
     Стук повторился,  и Виктор,  проклиная тех,  кто не выдал ему оружие,
осторожно потянул дверь на себя.
     - Привет, - сказал Боря, заглядывая в щелку. - К тебе можно?
     - Ты один? - сиплым шепотом спросил Виктор.
     Боря неуверенно оглянулся.
     - Один. А что?!
     - Заходи,  - разрешил Виктор, а сам, заскакав босиком по полу, юркнул
под одеяло.
     Боря  вошел,  притворил дверь,  покрутил головой и,  убедившись,  что
здесь ничего не изменилось, произнес:
     - Ты бы хоть в комнате убрал.
     - А что изменится? - глухо донеслось из окопа.
     - Пожалуй, ничего, - согласился Боря и сел на стул.
     Виктор настороженно следил за  Борисом,  натянув одеяло на самый нос.
Больному прописан постельный режим, а друзья навещают круглосуточно.
     - Ты что, пил? - спросил гость, заметив чайник.
     - Угу.
     - Тогда понятно, - успокоился Боря. - Здесь?
     - Не-а.
     - Смотри,   -   назидательно  произнес  Борис.   -   Пьянство  -  это
добровольное безумие.
     Но Виктор уже самозабвенно сосал воду из чайника.
     - Уж  лучше добровольно,  -  буркал он между глотками.  -  По крайней
мере...  буль,  буль...  будет шанс...  буль, буль... вернуться... буль...
самостоятельно... буль, буль, буль...
     Боря согласно кивнул, думая о чем-то своем.
     - И вообще, - повеселел Виктор. - Человек не хозяин своему разуму.
     Брови Бориса удивленно изогнулись, и он пробормотал:
     - Хм. Бывают же люди, которым полезно пить.
     Виктор благосклонно улыбнулся.
     - Нарды принес?
     - Да ну их! - отмахнулся гость. - Надоело.
     - Отчего же? Сейчас бы в самый раз партийку залудить.
     Боря усмехнулся.
     - Уж ты вчера, наверное, налудился.
     - То было вчера!  -  погрозил Виктор пальцем.  - А если ты имеешь нам
что-то предложить сегодня, переходи к делу.
     - У меня сейчас другие дела, - таинственно произнес Борис и уставился
в окно.
     - Это какие же?
     Боря с сомнением повздыхал, но потом решился.
     - Ладно, тебе скажу. Я собираюсь эмигрировать в Америку.
     - Куда?! - Виктор по пояс высунулся из-под одеяла.
     - В Америку, - с достоинством повторил Борис.
     - Зачем?  - опешил Виктор, но потом сообразил. - А... Ну да, конечно.
И когда же?
     - Не знаю, - пожал плечами Боря. - Сначала надо английский выучить.
     В  комнате снова произошло какое-то искажение.  Почудилось,  будто за
окном общежития зашумела одна  из  нью-йоркских авеню,  завыли полицейские
сирены,  захлопали  двери  супермаркетов.  Невиданные горизонты  открылись
перед мысленным взором Виктора,  и он подумал,  не махнуть ли ему тоже.  В
Америку.
     Впрочем,  он быстро опомнился.  Возможно, Борю там и ждали, а Виктору
там делать было нечего.  Не  пройдет номер.  Да и  что он знал об Америке?
Небоскребы...   кадиллаки...   кока-кола...  негры  и  полиция.  В  общем,
сведения,   которыми   располагал  Виктор,   не   позволяли  ему   сделать
окончательный  выбор.   Но  все  же  ветер  перемен,   не  имеющий  четкой
географической направленности,  ворвался в  уставшую душу  и  принялся там
завывать и  свистеть,  маня  хозяина в  дальнюю дорогу.  С  похмелья такие
ветродуи особенно волнительны.
     Виктор  взглянул на  Бориса.  Тот  сидел,  выставив подбородок,  и  с
мечтательной  отрешенностью  смотрел  в  окно.  В  его  глазах  отражалась
Америка. Небоскребы... кадиллаки... кока-кола...
     - Да, - вздохнул Виктор. - Везет же людям.
     Эмигрант посмотрел непонимающе.
     - Ты это о ком?
     - Да так,  -  пробормотал Виктор.  -  Не о  нас с  тобой.  А  вообще.
Подай-ка мне сигареты.
     Борис  поднялся  и  протянул  сигареты,  спички  и  консервную банку.
Зловещим душком повеяло от  этих  предметов,  и  он  в  момент вытеснил из
комнаты  удушливый  смог  американских городов-гигантов.  Вспомнив  ночной
визит,  Виктор с сомнением покосился на измятую пачку и пожалел,  что Боря
не курит.
     Но жизнь шутка коварная. Преподнося сюрпризы один другого хлеще, она,
в конце концов,  может так запутать человека,  что он,  прекрасно сознавая
опасные последствия своих  шагов,  будет  с  упорством идиота  двигаться в
прежнем направлении.  Впрочем, быть может, у него и нет иного выбора, даже
несмотря на обилие манящих возможностей.
     Виктор закурил, сделал затяжку и прислушался к себе. Все по-прежнему,
никаких новых ощущений.
     - Слышь, Борь, - сказал он. - Пришлешь мне оттуда пачку "Мальборо"?
     - Хорошо, - ответил Боря. - Пришлю.
     На том и порешили. С Америкой можно было и закончить, но Виктор никак
не  мог отрешиться от призрачных видений дикорастущих пальм,  ярких пивных
банок и  шикарных оффисов из стекла и  бетона.  И  не потому,  что они его
притягивали,  как  заграничные тряпки  десятиклассницу,  а  просто чертова
память опять зашкворчала, готовясь плеснуть чем-то горячим.
     "Что там такое?  -  недоумевал Виктор.  -  Может, Ночные Братья плели
чего про Америку? Нет, вроде. У них там своя заграница, почище Бориной..."
     А память продолжала глухо бурчать и волноваться, намекая, что вот уже
сейчас она задаст.
     И задала.
     Виктор вспомнил один разговор на  вчерашней хмельной вечеринке.  Этот
разговор забылся по  причине того,  что  происходил в  очень  неподходящий
момент между двумя крупными заходами.  Теперь,  откуда-то  выплыв,  он так
сплелся  с  Ночными Братьями,  Америкой и  невидимым фронтом,  что  Виктор
почувствовал резкий  приступ  дурноты  и  решительно загасил сигарету,  не
докурив ее даже до середины.
     Шуйский!
     Да,  да,  именно  Шуйский бухтел что-то  про  заграницу и  про  их  с
Виктором общие интересы,  с нею связанные.  При этом,  кажется, раз десять
напоминал, что разговор не подлежит разглашению.
     Виктор похолодел от страха.  Он не помнил в точности, о чем говорил с
Шуйским,  и поэтому предположил самое худшее. Тут же перед ним, как наяву,
предстали Ночные Братья,  а  следом и  другие представители далекого мира,
который вдруг резко приблизился. Была здесь и падаль, и крысы канцелярские
с хвостами в красных чернилах,  и жмурики,  которые давно уже зажмурились,
но продолжают портачить так, что и крепеньким бодрячкам не снилось.
     "Господи! - ужаснулся Виктор. - Как же это я вляпался?"
     Но постепенно  успокоившись,  он,  хоть и с трудом,  стал припоминать
подробности.  Оказалось,  ничего страшного.  Даже совсем напротив. Шуйский
говорил,  что  им  двоим  предстоит  заграничная  командировка.  Где-то он
пронюхал,  что по  линии  министерства  намечается  крупная  покупка  или,
наоборот, решили что-то продать. А, может, просто надо съездить и перенять
какой-то опыт,  а заодно передать свой,  имеющийся  в  наличии.  В  общем,
Виктор этого не помнил. Он также напрочь забыл, куда именно надо ехать. То
ли в Америку,  то ли в Аргентину,  то ли в Австралию. Наверное, все-таки в
Америку,  потому  что  в течение всего разговора ему мерещились высоченные
небоскребы.
     Виктор окончательно пришел в себя и вздохнул свободно.  Главное,  что
они  с  Шуйским оказались ни в чем таком не замешаны,  а за границу,  если
надо,  то,  конечно,  съездят.  Он с улыбкой взглянул на Борю,  но  слегка
пришибленный  вид эмигранта вновь навел на неприятные раздумья.  Одно дело
отправлять в Америку кого-то,  и совсем другое  -  ехать  самому.  Там  же
гангстеров чертова уйма!  Кроме того,  это ж несусветная даль, и по-русски
никто ни бум-бум. Боря вон и то сначала решил английский выучить.
     "И чего меня туда понесло?" - размышлял Виктор.
     И  снова закрутилась дьявольская карусель в его бедной голове,  и без
того полной сомнений.
     Ночные Братья с  туберкулезным румянцем на щеках,  продолжая смоктать
бычки  "Мальборо",  нехорошо  заухмылялись в  предвкушении легкой  добычи.
Какая-то  падаль верещала за  их спинами,  отдавая грозные указания насчет
дальнейшей  судьбы   "вновь  прибывшего".   По   белому  потолку  носились
канцелярские крысы,  вычерчивая хвостами замысловатые кровавые зигзаги.  И
только жмурики все так же себе жмурились, не проявляли никакой активности,
поскольку знали давно все наперед.
     Виктор застонал.
     - Что, плохо? - донесся издалека Борин голос.
     Да,  было  плохо.  Организм  требовал  отдыха,  бережного  отношения,
минеральной воды с  пузырьками,  а  Виктор насиловал его своим воспаленным
разумом. Это было противоестественно, организм возмущался, причинял боль и
себе,  и своему мучителю.  Во лбу давило, в висках кололо, а правое колено
ныло, как простреленное.
     Кошмарные видения  накатывались  волнами.  Твари  голосили,   хлопали
крыльями,  тянулись к Виктору. Он напрягался, пытаясь загнать их обратно в
преисподнюю, но было поздно. Стоило проковырять дырочку в плотине здравого
смысла,  как оттуда хлынул поток воображения и затопил всю комнату.  Уже и
Боря нахохлился,  заблестел глазом и заклевал носом, как осторожный черный
ворон,  готовый  вспорхнуть  и  вылететь в форточку.  Да и в самой комнате
зашатались стены,  и она попеременно стала превращаться то в тесный склеп,
то в просторный оффис,  а то в саму себя, но только странно искаженную - в
какой-то коридор-дорогу со  стрелками  одностороннего  движения  и  жирным
крестом на стене, означающим, что половина пути пройдена.
     И  свелось бы это к  необратимым последствиям,  да спасла Виктора его
аморфная психика.  Была бы  она крепкой и  незыблемой,  не  миновать бы ей
осадки  или  трещины  от  основания  до  самой  крыши.   Но  психика  была
податливой,  подвижной,  привычной к  разным  формам,  могла  меняться под
давлением, но сохранять свою структуру. Из пластилина не построить здание,
а можно только вылепить фигурку, которая потом расплавится под солнцем или
попадет в другие пальцы.
     Виктор подчинился и  этим спас себя.  Кошмарам и видениям он уготовил
место поскромнее - воспринял их, как часть реальности. Конечно, в какой-то
степени ему пришлось схитрить перед самим собой, да еще так, чтобы себе же
было  не  очень-то  заметно.  Но  высший  пилотаж  удался,  поскольку были
длительные тренировки.  Твари  возмущенно загалдели,  но  делать  нечего -
отпрянули,    и   Виктор   получил   возможность   относительно   спокойно
сосуществовать со всеми.
     - Ну, что затих? - поинтересовался Боря. - Может, умер?
     - Нет, - ответил Виктор, размышляя, не поведать ли Борису новость про
свою Америку.
     Но  он  решил  пожертвовать  сенсацией,  чтобы  получить  возможность
посмотреть на Борино лицо,  когда тот спустится по трапу самолета и первым
делом  увидит Виктора,  жующего американскую резинку.  Казалось почему-то,
что если они туда и попадут, то приблизительно в одно и то же время.
     Боря тоже,  видимо,  работал на  какую-то  разведку,  но  пока еще не
осознал своей причастности.  Однако подсознательно уже  готовился выйти на
международную арену.
     "Вероят