машины, - подсказал Вадим.
     - Бессмыслица какая-то, - сердито сказал Саул. - При чем тут машины?
     - Это титулование, - пояснил Вадим. - Символ вечности.
     - Слушайте, Вадим, спросите его, что он делает с машинами?
     - Кто?
     - Да утес же, черт бы его побрал!
     - Говорите просто, - сказал Вадим. - Великий и могучий утес.
     Саул отдулся и положил трубку на стол.
     - Итак, что делает с машинами Великий и могучий утес?
     - Никто не знает, что делает Великий и могучий утес, - с достоинством
произнес пленник.
     Антон  не  выдержал  и   засмеялся.   Вадим   хохотал,   держась   за
подлокотники. Пленник глядел на них со страхом.
     - Откуда привозят чертежи?
     - Из-за гор.
     - Что за горами?
     - Мир.
     - Сколько в мире людей?
     - Очень много. Сосчитать невозможно.
     - Кто привозит машины?
     - Преступники.
     - Откуда?
     - С твердой дороги. Там  очень  много  машин.  -  Пленник  подумал  и
добавил: - Сосчитать нельзя.
     - Кто делает машины?
     Хайра удивленно улыбнулся.
     - Машины никто не делает. Машины есть.
     - Откуда они взялись?
     Хайра произнес речь. Он тер лицо, гладил себя по бокам  и  поглядывал
на  потолок.  Он  закатывал  глаза  и  временами  даже  принимался   петь.
Получалось приблизительно следующее.
     Давным-давно, когда еще  никто  не  родился,  с  красной  луны  упали
большие ящики. В ящиках была вода. Жирная и липкая как варенье. И она была
темно-красная, как варенье. Сначала вода сделала город. Потом она  сделала
в земле две дыры и наполнила эти  дыры  дымом  смерти.  Потом  вода  стала
твердой дорогой между дырами, а из дыма родились машины. С  тех  пор  один
дым рождает машины, а другой дым глотает машины, и так всегда будет.
     - Ну, это мы и без тебя знаем, - сказал Саул. - А если преступники не
захотят двигать машины?
     - Их убивают.
     - Кто?
     - Стражники.
     - И ты убивал?
     - Я убил троих, - гордо ответил Хайра.
     Антон закрыл  глаза.  Мальчишка,  подумал  он.  Славный,  симпатичный
мальчишка. И он говорит об этом с гордостью...
     - Как же ты их убивал? - спросил Саул.
     - Одного я убил мечом. Я доказывал  начальнику,  что  могу  разрубить
тело одним ударом. Теперь он  знает,  что  я  это  могу.  Другого  я  убил
кулаком. А третьего я приказал сбросить мне на копье.
     - Кому приказал?
     - Другим преступникам.
     Некоторое время Саул молчал.
     - Скучно, - сказал пленник. - Служба гордая, но скучная. Нет  женщин.
Нет умных бесед. Скучно, - повторил он и вздохнул.
     - Почему преступники не бегут?
     - Они бегут. Пусть. На равнине снег и птицы. В горах стража. Умные не
бегут. Все хотят жить.
     - Почему у некоторых золотые ногти?
     Пленник сказал шепотом:
     - Это были люди  большого  богатства.  Но  они  хотели  странного,  а
некоторые даже пытались сменить Утес. Они  отвратительны,  как  падаль,  -
сказал он громко. - Великий и могучий Утес, сверкающий  бой  присылает  их
сюда со всеми родными. Кроме женщин, - прибавил он с сожалением.
     - Вы знаете, - сказал Саул, - я испытываю огромное  желание  повесить
сначала его, а потом всех  остальных  носителей  мечей  и  копий  на  этой
равнине. Но это, к сожалению, бесполезно. - Он снова  набил  трубку.  -  У
меня больше нет вопросов. Спрашивайте вы, если хотите.
     - Нас нельзя вешать, - быстро сказал побледневший Хайра. - Великий  и
могучий утес, с ногой на небе жестоко накажет вас.
     - Плевать я хотел на твоего  Великого  и  могучего,  -  сказал  Саул,
раскуривая трубку. Пальцы его дрожали. - Будете еще спрашивать, или нет?
     Антон помотал  головой.  Никогда  в  жизни  он  не  испытывал  такого
отвращения. Вадим подошел к Хайре и сорвал с его висков мнемокристаллы.
     - Что будем делать? - спросил он.
     - Таков человек, - задумчиво проговорил Саул. -  На  пути  к  вам  он
должен пройти через это и многое другое. Как долго он еще остается  скотом
после того, как поднимается на задние лапы и берет в  руки  орудия  труда.
Этих еще можно извинить,  они  понятия  не  имеют  о  свободе,  равенстве,
братстве. Впрочем, это им еще предстоит. Они еще будут спасать цивилизацию
газовыми камерами. Им еще предстоит стать мещанами и поставить свой мир на
край гибели. И все-таки я доволен. В этом мире  царит  средневековье,  это
совершенно очевидно.  Все  это  титулование,  пышные  разглагольствования,
золоченые ногти, невежество... Но уже  теперь  здесь  есть  люди,  которые
желают странного. Как это прекрасно - человек, который желает странного! И
этого человека, конечно, боятся.  Этому  человеку  тоже  предстоит  долгий
путь. Его будут жечь на кострах, распинать, сажать за  решетку,  потом  за
колючую проволоку... Да, - он помолчал. - А какова затея! - воскликнул он.
-  Овладеть  машинами,  не  имея   никакого   представления   о   машинах!
Представляете? Какой это был дерзкий ум! Сейчас-то его, конечно,  посадили
бы в лагерь. Сейчас это все рутина, что-то вроде обряда  в  честь  могучих
предков... Сейчас, наверное, никто и не знает и знать не хочет,  для  чего
все это нужно. Разве что как повод для создания лагеря смерти. А  когда-то
это была идея...
     Он замолчал и стал усиленно сипеть трубкой. Антон сказал:
     - Ну зачем же так мрачно, Саул? Им  вовсе  не  обязательно  проходить
через газовые камеры и прочее. Ведь мы уже здесь.
     - Мы! - Саул усмехнулся. - Что мы можем сделать? Вот нас здесь  трое,
и все мы хотим творить добро активно. И что  же  можем?  Да,  конечно,  мы
можем пойти к великому утесу этакими парламентерами от разума и  попросить
его, чтобы он отказался от рабовладения и дал народу свободу. Нас  возьмут
за штаны и бросят в котлован. Можно напялить белые хламиды  -  и  прямо  в
народ. Вы, Антон, будете  Христос,  вы,  Вадим,  апостолом  Павлом,  а  я,
конечно, Фомой. И мы станем проповедовать социализм и  даже,  может  быть,
сотворим несколько чудес. Что-нибудь вроде  нуль-транспортировки.  Местные
фарисеи посадят нас на кол, а люди, которых  мы  хотели  спасти,  будут  с
гиком кидать в нас калом... - Он  поднялся  и  прошелся  вокруг  стола.  -
Правда, у нас есть скорчер. Мы можем перебить стражу,  построить  голых  в
колонну и прорваться через горы, сжечь сюзеренов и вассалов  вместе  с  их
замками  и  пышными  титулами,  и  тогда  города  фарисеев  превратятся  в
головешки, а вас поднимут на копья или, скорее всего, зарежут из-за  угла,
а в стране воцарится хаос, из которого вынырнут какие-нибудь саддукеи. Вот
что мы можем.
     Он сел. Антон и Вадим улыбались.
     - Нас не  трое,  -  сказал  Антон.  -  Нас,  дорогой  Саул,  двадцать
миллиардов. Наверное, раз в двадцать больше, чем на этой планете.
     - Ну и что? - сказал Саул. - Вы понимаете, что вы хотите сделать?  Вы
хотите  нарушить  законы  общественного  развития!  Вы   хотите   изменить
естественный ход истории!  А  знаете  вы,  что  такое  история?  Это  само
человечество! И нельзя переломить хребет истории и  не  переломить  хребет
человечеству...
     - Никто не  собирается  ломать  хребты,  -  возразил  Вадим.  -  Были
времена, когда целые племена и государства по ходу  истории  перескакивали
прямо из феодализма в социализм. И никакие хребты  не  ломались.  Вы  что,
боитесь  войны?  Войны  не  будет.  Два  миллиона  добровольцев,  красивый
благоустроенный город, ворота настежь, просим!  Вот  вам  врачи,  вот  вам
учителя, вот вам инженеры, ученые, артисты... Хотите как у нас? Конечно! И
мы этого хотим! Кучка вонючих феодалов против коммунистической  колонии  -
тьфу! Конечно, это  случится  не  сразу.  Придется  поработать.  Лет  пять
потребуется...
     - Пять! - сказал Саул, поднимая руки к потолку. - А пятьсот пятьдесят
пять не хотите? Тоже мне,  просветители!  Народники-передвижники!  Это  же
планета, понимаете? Не племя, не народ, даже не страна  -  планета!  Целая
планета невежества, трясина! Артисты! Ученые!  А  что  вы  будете  делать,
когда придется стрелять?  А  вам  придется  стрелять,  Вадим,  когда  вашу
подругу-учительницу распнут грязные монахи...  И  вам  придется  стрелять,
Антон, когда вашего друга-врача забьют насмерть палками молодчики в ржавых
касках!   И   тогда   вы  озвереете   и  из   колонистов   превратитесь  в
колонизаторов...
     - Пессимизм, - сказал  Вадим,  -  суть  мрачное  мироощущение,  когда
человек во всем склонен видеть дурное, неприятное.
     Саул несколько секунд дико глядел на него.
     - Вы не шутите, - сказал он наконец. - Это не шутки. Коммунизм -  это
прежде всего идея!  И  идея  не  простая.  Ее  выстрадали  кровью!  Ее  не
преподашь за пять лет на  наглядных  примерах.  Вы  обрушите  изобилие  на
потомственного раба, на природного эгоиста. И знаете, что у вас получится?
Либо ваша колония превратится в няньку  при  разжиревших  бездельниках,  у
которых не будет ни малейшего стимула к деятельности, либо здесь  найдется
энергичный мерзавец, который с помощью ваших  же  глайдеров,  скорчеров  и
других средств вышибет вас вон с этой планеты, а  все  изобилие  подгребет
себе под седалище, и вся история опять-таки двинется естественным путем.
     Саул откинул крышку мусоропровода и принялся  яростно  выбивать  туда
свою трубку.
     - Нет,  голубчики,  коммунизм  надо  выстрадать.  За  коммунизм  надо
драться вот с ним, - он ткнул трубкой в сторону Хайры,  -  с  обыкновенным
простаком-парнем.  Драться,  когда  он  с  копьем,  драться,  когда  он  с
мушкетом, драться, когда он со "шмайссером" и в каске с рожками. И это еще
не все. Вот когда он бросит "шмайссер", упадет  брюхом  в  грязь  и  будет
ползать перед вами - вот тогда начнется  настоящая  борьба!  Не  за  кусок
хлеба, а за коммунизм! Вы его из этой грязи подымете, отмоете его...
     Саул замолчал и откинулся в кресле.
     Вадим задумчиво чесал затылок.
     Антон сказал:
     - Вам виднее, Саул, вы историк. Конечно, все это будет очень  трудно.
Вадим тут нес, как всегда, легкомысленную чушь. Мы вдвоем  с  Вадимом  или
втроем с вами никогда не решим эту задачу - даже теоретически. Но  мы  все
знаем одно: не было еще такого случая, чтобы человечество поставило  перед
собой задачу и не смогло ее решить.
     Саул что-то неразборчиво пробормотал.
     - Как это будет делаться конкретно... - Антон пожал плечами. - Что ж,
если придется стрелять, вспомним,  как  это  делается  и  будем  стрелять.
Только,  по-моему,  обойдется  без  стрельбы.  Пригласим,  например,  этих
желающих странного на Землю. Начнем с них. Они, наверное,  захотят  уехать
отсюда...
     Саул быстро вскинул и снова опустил глаза.
     - Нет, - сказал он. - Только не  так.  Настоящий  человек  уехать  не
захочет. А ненастоящий... - он снова поднял  глаза  и  посмотрел  прямо  в
глаза Антону. - А ненастоящему на Земле  делать  нечего.  Кому  он  нужен,
дезертир в коммунизм?
     Почему-то все замолчали. И почему-то Антону  стало  нестерпимо  жалко
Саула и страшно за него. У Саула, несомненно, была беда. И очень непростая
беда, такая же необычная, как и он сам, как его слова и поступки.
     Вадим с деланным оживлением вскричал:
     - А вот кстати... Мы  же  забыли!  За  что  меня  пырнули  мечом  эти
угнетенные? Надо выяснить!
     Он подбежал к Хайре, у которого ноги  подламывались  от  усталости  и
плохих предчувствий и снова прикрепил к его вискам рожки мнемокристаллов.
     - Слушай-ка, питекантроп, - сказал он. - Почему преступники,  которые
везли тебя, напали на нас? Они что, тебя очень любят?
     Хайра ответил:
     - По повелению Великого и могучего утеса, сверкающего боя, с ногой на
небе, живущего, пока не исчезнут машины, преступники заточаются  здесь  до
тех пор, пока не исчезнут машины...
     - То есть, навсегда, - пояснил Вадим.
     - ...Но если преступник сделает, чтобы машина двигалась, он  получает
милость и возвращается за горы. Те, которые везли  меня,  шли  домой.  Они
были почти уже люди. На заставе я должен был отпустить их и  пересесть  на
птиц. Но они не сумели сохранить меня, хотя и хотели,  потому  что  хотели
жить. А теперь их заколют. - Он нервно зевнул и добавил: - Если солнце уже
взошло, то их уже закололи.
     Антон вскочил, опрокинув кресло.
     - О господи! - сказал Саул и выронил трубку.



                                    7

     Носителя копья из рода холмов посадили между  Саулом  и  Антоном.  Он
снова был закутан в свою шубу, от которой теперь  пахло  дезинсекталем,  и
сидел смирно, беспокойно шевеля коротким носом:  принюхивался.  Было  пять
часов утра, занималась бледная ледяная заря. И было очень холодно.
     Вадим молча вел глайдер на максимальной скорости и думал только одно:
"успеем  или  не  успеем?".  Хотя  бы  эти  бедняги  не   решились   сразу
возвращаться в поселок. Но он понимал, что больше им деваться было некуда.
Это был их единственный шанс на спасение - попытаться смягчить  начальника
стражи рассказом о том, как они  геройски  защищали  его  посланника.  Эта
грубая скотина прикончит их сразу же, с горечью подумал Вадим. Если мы  не
успеем. Он представил себе, как они поставят Хайру перед толстым носителем
отличного меча и он, Вадим, скажет: "Кайра-мэ  сорината-му  каро-сика!"  -
"Вот ваш человек!" - и визгливо-жалобно завопит: "Татимата-нэ  корису!"  -
"Не сметь убивать этих свободных!" Он все время твердил в уме эти фразы, и
в конце концов они потеряли для него всякий смысл. Все это не так  просто.
Может быть, придется вести длинный  разговор.  А  вряд  ли  носитель  меча
добровольно согласится прикрепить к своей немытой  голове  мнемокристаллы.
Вадим покосился на блестящий ящик анализатора. Придется его  скрутить.  Не
зря же  я  тащил  эти  двадцать  четыре  килограмма  от  кают-кампании  до
глайдера.
     Антон спросил:
     - А что было в послании?
     Вадим достал из кармана помятый листок и, не поворачиваясь,  протянул
его через плечо.
     - Я немного подредактировал, - сказал он. - Перевод карандашом  между
строчек.
     Антон взял листок и стал читать вполголоса:
     - "Лучезарному колесу в золотых мехах, носителю грозной стрелы, слуге
под самым седалищем Великого и могучего утеса, сверкающего боя, с ногой на
небе, живущего, пока не исчезнут машины, к ступне повергает это  донесение
ничтожный стражник из рода вихрей, носитель отличного меча. Доношу первое:
большая машина "воин-купол" пришла в движение от пальца в отверстии  пятом
и от пальца в отверстии сорок седьмом, и движение было неодолимое, быстрое
и прямое. Доношу второе: явились на  небывалой  машине  трое,  не  знающие
речи, не носящие оружия, не понимающие установления и желающие  странного.
На зная их  сущности,  пребываю  в  ожидании  высоких  приказаний.  Доношу
третье: уголь кончается, а топить мертвецами по вашему  милостивому  слову
мы за невежеством и недоумием не умеем. При сем прилагаю: первое -  чертеж
большой машины  "воин-купол"  и  второе  -  образцы  материй,  приклеенных
неизвестными людьми к ранам преступников".  Да,  здесь  ничего  нового,  -
сказал Антон.
     -  Феодализм  чистейшей  воды,  -  произнес  Саул.  -   Не   особенно
церемоньтесь с ними, не то как раз сядете на копья.
     Да, церемониться неохота, подумал Вадим. И, конечно, не из-за  копий.
Пленник вдруг  заерзал  на  месте  и  грубым  низким  голосом  заискивающе
попросил:
     - Ринга...
     - Сэнту! - визгливо крикнул Вадим.
     Пленник замер.
     - Опять варенья просит, - сказал Вадим.
     - Потерпит, - сказал Саул. - "Жрать и пить, морду бить..."
     - Ничего, - сказал Вадим. - Он у нас еще захочет странного.
     -  Вадим,  -  попросил  Антон,  -  дай-ка  пару  кристаллов.  Я  хочу
поговорить с ним.
     - В кармашке справа, - сказал Вадим не оборачиваясь.
     - Слушай, Хайра, - сказал Антон. - Если мы  тебя  вернем  в  поселок,
отпустит твой начальник освобожденных, которые защищали тебя?
     - Да, - быстро сказал Хайра. - А вы меня вернете в поселок?
     - Конечно вернем, - сказал Антон. - Не убивать же тебя.
     Вадим посмотрел через плечо. Хайра приосанился.
     - Начальник строг,  -  произнес  он.  -  Начальник,  может  быть,  не
отпустит их и пошлет  обратно  в  котлован.  Но  вы  можете  надеяться  на
милость. Возможно, он  даже  отпустит  вас,  если  вы  дадите  ему  ценные
подарки. У вас есть ценные подарки?
     - Есть, - рассеянно сказал Антон. - У нас все есть.
     - Что он говорит? - проворчал Саул. - Вадим, где  мои  кристаллы?  А,
вот они...
     - Может быть, действительно придется выкупить их, - проговорил  Антон
задумчиво. - Не устраивать же драку... Мне этого совсем не хочется...
     Хайра заговорил снова, и голос его был тверд и визглив.
     - А мне вы дадите вот эту куртку, - он ткнул пальцем в куртку  Саула.
- И этот ящик, - он показал на анализатор. - И все варенье.  Все  равно  у
вас все отберут перед тем, как отправить в хижины. Вы правильно  решили  -
не устраивать драку. Наши копья остры и зазубрены, и при обратном движении
они извлекают из врага внутренности. И еще я возьму вот эту обувь.  И  вот
эту тоже. Ибо все между небом и землей принадлежит Великому и  могучему...
И это я тоже возьму.
     Хайра замолчал озабоченно. Вадим,  развлекаясь  от  души,  оглянулся.
Антон сосредоточенно смотрел в окно - видимо он не слушал. Хайра сидел  на
полу, скрестив ноги, и осматривал его  ботинки.  Саул  смотрел  на  Хайру,
придерживая у виска один из кристаллов. На лице его было бешенство. Поймав
взгляд Вадима, он нехорошо улыбнулся. Хайра наставительно сказал:
     - Когда вас будут раздевать, не забудьте сказать, что вот это,  -  он
показал пальцем, - это и это мое. Я первый.
     - Молчать, - тихо сказал Саул.
     - Молчи сам, - с достоинством сказал Хайра.  -  Или  мы  забьем  тебя
насмерть палками.
     - Саул, - сказал Антон. - Перестаньте. Что вы как ребенок...
     - Да, он не умен, - сказал Хайра. - Но куртка его хороша.
     А ведь он действительно уверен, что мы в его власти,  подумал  Вадим.
Он уже видит это - как нас раздевают и сталкивают в котлован, и мы спим на
земляном полу, покрытом нечистотами, и всегда молчим, а он гонит нас босых
по снегу, колет копьем, бьет по лицу, чтобы не отставали. А  вокруг  люди,
которые думают только о себе, которые мечтают попасть пальцем именно в  ту
дырку, которая приведет  машину  в  движение,  и  тогда  их,  радостных  и
ликующих, запрягут в сани и погонят по снегу навстречу  свободе,  босиком,
через заснеженные холмы, под седалище  Великого  и  могучего...  У  Вадима
круги пошли перед глазами от боли - так крепко он закусил губу.  Я  бы  им
устроил праздничек, подумал он с ненавистью. Это было странное  чувство  -
ненависть. Он никогда раньше не испытывал ненависти к людям.  Он  услыхал,
как Саул страшно сопит у него за спиной. Хайра мурлыкал песенку.
     Внизу показался грязный котлован. На дне его в беспорядке  сгрудились
машины, нелепые и дикие  орудия  унижения  и  смерти.  Эх  вы,  пришельцы,
подумал Вадим. Впрочем, что с вас взять! Вы ведь даже не гуманоиды. Вода с
неба... Варенье...
     Он снизился и, тормозя, пошел вдоль  улицы  прямо  к  домику  охраны.
Хайра, узнав родные места, разразился радостными воплями, которые не  брал
даже мощный анализатор.
     Перед домиком было полно народу.  В  зеленоватом  свете  зари  мерцал
снег. На снегу, сбившись в кучку, жалкие, голые, стояли,  опустив  головы,
два десятка бывших освобожденных. Вокруг них, опираясь на копья, расставив
ноги, стояли стражники в шубах. На крыльце возвышался  носитель  отличного
меча. Отличный меч он держал перед собой и, повернув  оттопыренное  ухо  к
мечу, водил по  острию  большим  пальцем.  Потом  он  заметил  снижающийся
глайдер и замер, раскрыв черную пасть.
     Вадим посадил глайдер прямо перед крыльцом.  Он  распахнул  фонарь  и
крикнул:
     - Кайра-мэ сорината-му! Татимата-нэ кори-су!
     Он выбрался из-за руля, сгреб носителя копья из рода холмов в  охапку
и по