Пять  дверей,
    одинаковых  стандартных дверей, без табличек, смотрели на него. За одной
    оказалась  квадратная  пустая  каморка.  Темные, без света, помещения он
    обнаружил и за следующими тремя дверьми. Оставалась последняя, пятая.

    При  проектировании  станции  Шервуд  предусмотрел,  что рассеянный свет
    венерианского  дня будет проникать во все помещения, где он потребуется.
    Поэтому-то  он  сделал  столько  прозрачных  или  полупрозрачных  стен и
    перекрыл  здания просвечивающими куполами. На Венере не придется бояться
    прямых  солнечных  лучей.  Но сейчас мгла, что окружала станцию, бросала
    мрачную  тень  на  все.  В  коридоре  царили  какие-то темные сумерки, а
    помещения приходилось обследовать ощупью.

    В  беспорядочных  рывках, которыми обрушивался ураган на детище Шервуда,
    видимо,  была  какая-то  закономерность.  Преимущественно бортовая качка
    сменилась  на килевую, то есть направленную вдоль коридора. Держаться на
    ногах  стало  очень  трудно. Шервуд решил, что лучше всего передвигаться
    по  способу  далеких  предков  человека. Но и подползти к пятой, дальней
    двери,  замыкавшей  коридор, удалось не сразу. Раза два Шервуда сильными
    толчками  отбрасывало назад с такой легкостью, с какой ребенок, балуясь,
    сшибает  букашку  с  травинки.  Зато третий толчок подбросил его прямо к
    двери,  он  едва  не стукнулся об нее головой. Он открыл дверь, протянул
    руки, нащупывая пол, и в ужасе отпрянул назад.

    Руки  ничего  не  встретили.  За  дверью зияла пустота, провал, колодец,
    темный   и   казавшийся   бездонным.   Такие  блуждания  в  лабиринте  и
    подкарауливающий  колодец  могут присниться только в страшном сне. Дрожь
    и   внезапная   слабость  охватили  Шервуда,  когда  он  сообразил,  что
    следующий  толчок  наверняка сбросит его в пустую шахту подъемника. Тело
    его   ослабло,  и  следующий  толчок,  который  не  замедлил  произойти,
    отшвырнул его от двери словно мешок с песком.

                                       4.

    Гаскар,  смотревший, не отрываясь, на экран, откачнулся на спинку стула.
    На лице его отразилось смятение.

    - Она разорвалась... - произнес он сдавленно.

    Дэвис  быстро  подвинулся  к  прибору.  Бледные  полосы  проносились  по
    экрану,   клубы  и  завитки,  словно  космическая  туманность  в  стадии
    образования.  Вверху  мелькала  какая-то  тряпка. На ее поверхности были
    различимы   выпуклости,   похожие   на  пузыри.  Другая  тряпка,  так  и
    остающаяся  тряпкой,  протянулась  чуть  не  через весь экран внизу. Она
    извивалась, словно пиявка в аквариуме.

    - Вы думаете: конец? - спросил он француза.

    -  Начало  его...  Главное  -  мы  ничего  не можем предпринять, пока не
    кончится  ураган.  А  он  треплет  и треплет свою добычу, не выпуская из
    зубов, как бульдог. Расстреливать надо было раньше...

    -  Если  бы  знать!  -  Дэвису  показалось, что темная "пиявка" в нижней
    части  экрана стала сокращаться, - Вы знаете, какие разрушения причиняет
    взрыв урагана... На это можно было пойти. Но не сейчас.

    Оба одновременно подумали о главном.

    - Знать бы, жив ли он?

    -  И  где  находится?  В какой хотя бы половине? - Еще бы лучше узнать в
    каком   отсеке,   -   сказал  француз.  -  Без  этого  нельзя  принимать
    спасательные меры. Мы не можем даже применить ракеты!

    Они  приникли  к  экрану.  Нижняя "тряпка" сжималась или поворачивалась:
    она стала короче. Темные клубы временами закрывали ее совсем.

    - Да, в этот котел вихрелетам не сунуться! Их даже не видно на экране.

    -  Шестнадцать  уже  разбились!..  А наводил их лучший из наших пилотов.
    Плохо  все-таки,  что  с  Шервудом  нет связи. Не представляю, что могут
    сделать вихрелеты, даже если удастся подвести их вплотную.

    - Придется лететь человеку!

    -Или  взять  на буксир то, что можно, и то, что находится еще а воздухе.
    Смотрите!

    "Пиявка"  внизу  вдруг  вытянулась,  от  нее оторвался лоскут и исчез за
    кромкой экрана.

    -  Она  рассыпается... - произнес француз хрипло. Казалось его душат. Он
    рванул ворот.

    -  Шервуд!..  -  крикнул  Дэвис,  словно  тот  мог  слышать. Укороченная
    "пиявка"  медленно  снижалась,  описывая  что-то  вроде "штопора", но не
    выходя из центра урагана.

                                       5.

    Отброшенный  от  ямы-ловушки,  Шервуд полежал с минуту, не больше, потом
    пополз  назад,  из  тупика.  Навстречу  ему попался длинный коридор. Тут
    было  светлее  -  особенно  ощутимо  для глаз Шервуда, привыкших почти к
    полному  мраку,  - а боковые толчки легко было парировать, протянув руки
    в стороны.

    Зато  сюда  выходило много дверей... О, эти двери, стандартные двери, не
    распахивающиеся  в  коридор и не занимающие лишнего места, а убирающиеся
    вверх   или   в  сторону  с  быстротой,  с  которой  срабатывает  затвор
    фотоаппарата,  блестящая  выдумка  Шервуда!  Сейчас они превратились для
    него  в  настоящий  кошмар.  Приходилось  ли  вам  ходить  по только что
    отстроенному  дому, где еще не повешены таблички с номерами, все кажется
    одинаковым,  без  конца  нужно открывать двери и никак не сообразишь, на
    каком  ты  находишься  этаже?  Тогда  вы  ощутили  сотую часть того, что
    выпало  на  долю  Шервуда.  Двери,  двери встречались ему без конца, как
    деревья  в лесу, и он, как в лесу, чутьем и догадкой должен был выбирать
    направление.  Он  открывал  каждую  точно  тащил  билет  в  лотерее: что
    окажется внутри?

    Внезапно  его  так  толкнуло,  что  он  ударился  о стену головой. Искры
    посыпались  у него из глаз, и на какой-то миг, один только малейший миг,
    у  него промелькнула мысль: а не отказаться ли вообще от всяких поисков?
    Но  это  длилось недолго. Овладев собой, Шервуд продолжил поиски. Открыв
    очередную   дверь,   он   увидел,  что  потолок  в  коридоре  был  почти
    прозрачным.  Шервуду  показалось,  что  там,  во внешнем мире, словно бы
    посветлело.  Значит,  станция  или  во  всяком  случае, та ее часть, где
    находится  Шервуд,  выходит из зоны урагана? Что теперь будет удерживать
    ее от падения? С одной стороны спасенье, а с другой...

    ...Шервуд  бежит  по  коридорам,  похожим  на  корабельные, с множеством
    выходящих в них дверей - кают, инстинктом и чутьем находя направление.

    Он,  по  его  расчетам, находился уже поблизости от башни, когда здание,
    внутри  которого  он  отчаянно  карабкался, не то чихнуло, не то икнуло.
    Шервуду  показалось, что им выстрелили. Такой толчок он испытал впервые.
    Он  врезался плечом в угол и, ошеломленный, упал. Губы его раскрылись, и
    впервые он издал короткий стон.

    Тотчас  же,  совсем  рядом, над самым его ухом раздался ответный стон. В
    смятении  Шервуд  попытался  вскочить  на ноги. Кажется, у него начались
    уже  галлюцинации!  Но  тут  стон  повторился.  Затем все стихло. Шервуд
    успел  только  разобрать,  что  стон  слышится  из-за  стены коридора, в
    котором он находился.

    Где  же  дверь?  Он прошел ее. Воспользовавшись кратким затишьем, Шервуд
    спешит  к  двери.  Нажим  кнопки  -  дверь  исчезает,  за ней комната, в
    комнате... Костя!

    Шервуд  стоит  как  оглушенный  громом. На минуту ему показалось, что он
    сходит  с  ума.  Но  Костя  живой,  хотя нельзя сказать, что невредимый,
    лежит  на  полу,  подогнув  левую  ногу и протянув руку с распростертыми
    пальцами. Он в обмороке.

    Шервуд  бросился  к  юноше  и  схватил  его за плечи. Глаза Кости на миг
    ожили, он пытался пошевелиться и мучительно застонал.

    "Нога",  -  догадался  Шервуд, разжал руки, и Костя безжизненно свалился
    на пол. Нога лежала как-то неестественно.

    Что  же делать? На раздумья времени не оставалось. Оставить Костю здесь?
    Его  будет  валять  по  полу  при каждом толчке. Отказаться от намерения
    проникнуть в башню? Это может означать гибель для обоих.

    Шервуд   размышляет   всего  несколько  секунд.  Затем  наклоняется  над
    распростертым   на   полу   телом  и  берет  его  на  руки.  В  коридоре
    относительно  спокойно,  и  Шервуд  стремится использовать передышку. Он
    бежит,  мелко  перебирая  ногами  и  стараясь  держать  Костю так, чтобы
    больная, или возможно, сломанная нога не болталась.

    Костя  тяжел. Шервуду кажется, что вес его с каждым шагом увеличивается.
    Голова  с  закрытыми  глазами немного свешивается, Костя дышит коротко и
    отрывисто.

    Шервуд  содрогнулся  от  мысли,  что  у  него  не  хватит  сил  дотащить
    практиканта.  Руки  так  ныли, что ему мучительно захотелось немедленно,
    сейчас  же,  положить  тяжелое  тело  на пол. Шервуд решительно нажал на
    кнопку  двери  и  почти  ринулся в образовавшееся отверстие. И тотчас же
    остановился. Он очутился в обзорной башне.

    Да,  это была она. Он прислонился к каким-то перилам, осмотрелся. Высоко
    вверх  уходил  купол,  похожий на сильно вытянутое яйцо с острым концом.
    Поперек "яйца" проходил балкончик, на котором и находился Шервуд.

    Теперь  Костю  можно  было, наконец, положить на пол. На миг глаза Кости
    открылись,  в  них  промелькнуло  удивление  и еще что-то, губы усиленно
    зашевелились, но он тут же снова впал в забытье.

    Теперь  следовало  найти  конец  антенны, впаянной в тело башни. Как раз
    вдоль  балкона  располагались  вводы кабеля. Шервуд бросился к ближайшей
    розетке и подключил свой блок-универсал.

    Руки  его  тряслись. Вдруг блок откажет в работе! Но упругая пластмасса,
    из   которой   состоял   его  корпус,  и  гибкая,  прочная  начинка,  не
    содержавшая  ни  одного  твердого  предмета,  выдержали  все  испытания,
    которые  перенес Шервуд. Едва была нажата кнопка "прием", как послышался
    тревожный голос.

    - Шервуд!.. Вы слышите? Шервуд! Вы слышите?

    -  Слышу, - ответил Шервуд и он так много, видимо, вложил в это короткое
    слово,  что  голос  сразу  замолк.  Впрочем,  это  могло  произойти и от
    неожиданности.

    -  Шервуд?  -  обрадованно  закричал  вызывавший. - Где вы находитесь? В
    башне? Или где-нибудь образовалось отверстие и вы им воспользовались?

    - В башне! На уровне третьего этажа. На балконе.

    -Уфф!..  -  радиоволны донесли радостный вздох оттуда, из внешнего мира.
    Вероятно, говоривший утирал лоб.

    -  Считайте,  что  вам  повезло.  Мак-Кинли  подобрали  едва живого. Ваш
    практикант,  этот  юноша,  пропал!  Его  видели с Мак-Кинли за минуту до
    того,  как  все  началось, - собеседник Шервуда говорил торопливо, спеша
    сообщить все, что считал нужным сказать.

    - Он здесь, - произнес Шервуд ослабевшим вдруг голосом. - Со мной.

    Он  навалился  на  стену башни - и не потому, что крен был силен, Шервуд
    почувствовал, что не может стоять на ногах.

    Все стало вращаться вокруг. Шервуд закрыл глаза. Но вращение продолжалось.

    -  Держитесь!  -  крикнули ему. Видимо, там, откуда с ним разговаривали,
    почувствовали,  что  он  падает  в обморок, хотя Шервуд и забыл включить
    экран,  -  следовательно,  его  не  могли видеть. - Мы выхватим вас, как
    только чуть стихнет. Вихрелеты не могут войти в зону.

    - Закрепки... - сказал или подумал Шервуд.

    Толчок отбросил его, шнур лопнул, голос из внешнего мира оборвался.

    Шервуд  несколько  секунд с удивлением рассматривал уходящий вверх купол
    башни  (он  не мог сообразить, почему очутился на спине), потом сознание
    покинуло его.

                                       6.

    -  Башня  рассыпается... - Гаскар тронул рукоятку и Дэвис увидел то, что
    первым  заметил француз. Нижняя половина станции давно исчезла с экрана.
    Сейчас   перед   глазами   Дэвиса  проплывала,  как  диковинная  рыба  в
    аквариуме,  верхняя  часть.  В  нее  входили центральное здание, башня и
    какие-то  ответвления,  напоминающие  шлейф.  Миг  - и она повернулась к
    Дэвису  головой,  башней,  похожей  на  вертикально  поставленное  яйцо.
    Гаскар   прибавил   увеличение,   и   башня,  сильно  вытянутая,  теперь
    напоминала  палец, она заняла весь экран. Палец как-то стаивал сверху...
    От него отлетали ошметки, кружились и исчезали. Он укорачивался на глазах.

    - Ну, теперь конец? - высказал предположение Дэвис. Он взял в руки микрофон.

    - Как раз, когда Шервуд откликнулся! - Гаскар был вне себя.

    - Подводным лодкам - внимание! - скомандовал Дэвис. - Он падает.

    "Палец"  на экране стал распадаться на волокна. Одни отлетали, точно ими
    выстреливали, другие полого планировали.

    - Ведите вниз, - распорядился Дэвис.

    На  экране  все  поползло вверх. Стало темнее, прибавилось пыли. Потом в
    клубах  тумана  показались кипящие волны. Белая пена просвечивала даже в
    полумраке.

    -  Все,  что  мы  можем  сделать, - сказал Дэвис, как бы оправдываясь, -
    Подлодки идут с ураганом, они держатся его оси. Включите воду!

    Гаскар  протянул  руку.  Экран  на  мгновение  погас  и тут же вспыхнул.
    Вихри,   клубы  -  все  исчезло.  Теперь  это  и  правда  был  аквариум.
    Гигантский  аквариум,  именуемый океаном. Спокойная глубина, равнодушная
    ко  всем  волнениям  там  на  поверхности. Ровный зеленоватый фон, слабо
    светящийся.  Но  вот  выдвинулось  что-то  длинное  и  остроносое. Вдали
    показалась  такая  же,  только  уменьшенная  и  не столь ясная тень. Еще
    дальше, в глубине, угадывалась третья.

    - Сколько их? - спросил Гаскар.

    - Пятьдесят.

    Француз  сманипулировал  рукояткой,  и  на  экране  вдруг возникло много
    туманных теней. Как стая рыб, медленная и молчаливая.

    - Идут строем!

    - Непохоже, чтобы сверху что-нибудь падало.

    - Пластилит не тонет.

    - Может быть, они удержатся на нем?

    -  А  для  этого  пловучесть  пластилита  недостаточна.  Если  бы  башня
    уцелела,   конечно,  она  плыла  бы  как  пузырь.  Там  все  двери  сами
    задраиваются  и  много всяких переборок. Но не выдержали закрепки... Вот
    что-то или кто-то!

    Гаскар  прибавил  резкости.  Предмет  или  человек  походил  на  длинную
    соринку.  Он  не  делал никаких самостоятельных движений. Выше появилась
    еще  соринка.  Она  медленно опускалась в вертикальном положении. В стае
    "рыб"  произошло изменение: там, видимо, заметили странные предметы. Две
    тени метнулись к соринкам и поглотили их, словно склевали.

    -  Мы  подобрали  их,  - раздался громкий голос через минуту. - Но оба в
    отчаянном положении.

    -  Выходите  из  зоны  урагана,  -  распорядился  Дэвис,  - и немедленно
    всплывайте. Воздушную помощь высылаю.

    Гаскар, не дожидаясь указаний, начал передавать координаты вихрелетам.

                                       7.

    -  Ну,  вот, - сказал спокойно доктор здоровья, - вам разрешается первое
    свидание.

    Сидевший  в  кресле,  забинтованный так, что виднелись одни глаза, видел
    перед  собой  полверанды,  часть  баллюстрады и дерево, усыпанное яркими
    розовыми  цветами.  Сбоку за пределами видимости слышался шум прибоя. Он
    хотел  повернуть  туда  голову,  но  кресло, словно понимая, что это ему
    трудно,  само  повернулось в ту сторону и подкатилось на своих бесшумных
    колесах  к  самому  краю,  обращенному  к  морю.  Волны  шли и шли из-за
    горизонта и накатывались, шурша галькой: брызги долетали до каменного пола.

    -  А  диета?  - спросил Шервуд и не узнал своего голоса. - Я имею в виду
    диету  впечатлений.  Можно  мне,  наконец, узнать, что делается на белом
    свете? - закончил он уже почти твердым голосом.

    -  Постепенно,  -  улыбнулся доктор. Его улыбка относилась к тону голоса
    Шервуда. Он неслышно удалился.

    Минут  пять  Шервуд  пробыл  наедине  с морем. Потом ему почудилось, что
    позади  кто-то  есть.  Он  не  успел  ничего  подумать,  как рядом с его
    креслом  очутилось  второе.  В  нем  сидел  совершенно не забинтованный,
    укрытый  только пледом, с вытянутой неподвижной ногой Костя. На лице его
    Шервуд   различил   множество   светлых   пятен   -   следов  синяков  и
    кровоподтеков.  Но  голубые глаза Кости сияли, и Шервуду показалось, что
    и розовость, хотя и несколько ослабленная, коснулась заново его щек.

    - Я давно просился к вам, - сообщил Костя.

    После  этого  оба  вдруг  замолкли. Слишком много они могли сказать друг
    другу. Говорить не имело смысла.

    Шервуд  вспомнил,  что доктор здоровья разрешил ему лишь несколько минут
    разговора.

    - Как нога? - спросил Шервуд.

    -  Будет работать, - отмахнулся Костя. - Только через полгода. Он сказал
    это  с  таким  видом,  словно  какое-то  более  важное событие заслонило
    другие заботы. Шервуд, наконец, догадался:

    - А как ваша... знакомая? Та девушка?

    Костя ничуть не сконфузился; наоборот, он весь расцвел.

    -  По-моему,  получилось,  - сказал он. Он протянул руку к карману сбоку
    кресла, достал прямоугольный кусок картона и протянул Шервуду.

    Шервуд  взял прямоугольник в руки. С картона на Шервуда смотрел человек,
    в  котором смутно проглядывали какие-то черты Кости. Тоже юноша, но чуть
    повзрослев,  в  смятой  рубашке  с  засученными рукавами, он стоял, чуть
    наклонившись,  и  протягивал  Шервуду сильные и довольно грязные руки. В
    них  сверкал, именно сверкал кусок мыла, скользкий, давший уже несколько
    пузырей,  блещущий  на  солнце. Девушка с кувшином в руке, облупленном в
    одном  месте  и помятом в другом, оживленно что-то рассказывала, глядя в
    лицо  юноше.  Ее лицо было повернуто в профиль, и Шервуд узнал ее. Струя
    воды  лилась  в  руки и мимо рук юноши, разлетаясь светлыми брызгами, на
    землю.  Поодаль  стояла палатка, а прямо от ног юноши и девушки тянулась
    до  горизонта и, чувствовалось, дальше за горизонт ровная свежая просека
    с  неубранными  еще кое-где, спиленными под корень деревьями. И - больше
    ничего.  Ни машин, ни тракторов, только толстые вмятины, следы на земле,
    в один из них налилась вода и отражала голубое небо с облачками.

    Костя смотрел вопросительно.

    -  Ну, как? - тревожно спросил он. От сияния его не осталось и следа. Он
    стал  неуверенным,  сомневающимся,  готовым упасть духом, как в дни, что
    предшествовали  окончанию  работы  над  станцией:  тогда  на  него  тоже
    находил  временами этот стих. Как тогда? Шервуд готов был выругать себя.
    Ну,  как  же  он не догадался - ведь его практикант в те дни мучился над
    своей  картиной,  страдал  от  неудач,  а  он-то думал... Впрочем Шервуд
    решил  сейчас  не спешить с выводами. В конце концов, может быть, он был
    все-таки прав.

    Он рассматривал картину. Прибой шумел у их ног.

    -А  почему  вы  бросились  внутрь станции? - спросил вдруг Шервуд. - Что
    вас заставило сделать это?

    Щеки Кости порозовели и приобрели обычный свой цвет.

    -  Закрепки...  -  сказал  он смущенно. С минуту он боролся с чем-то, но
    потом  прямо  взглянул  в  глаза  Шервуду.  - Закрепки, те, что пошли на
    башню,  были из пластилита "300", как вы сказали. Ну я заменил его потом
    на  марку  "600".  Марка  "300" слишком жесткая. Вы понимаете, - мучился
    Костя,  он  говорил  торопливо, - мы привыкли, что то, чем мы скрепляем,
    должно   быть   тверже  скрепляемого.  Например,  булавки,  которыми  мы
    скалываем  бумаги.  Вы  называли  марку  "300" даже не задумываясь. Но я
    потом  подумал,  раз  закрепки  останутся  навсегда в теле станции, даже
    после  того, как проклеят все швы, значит они должны быть такими же, как
    и  весь  мат