она
повезла нас по длинному коридору мимо светящихся панелей.
   -  Не  возражаете,  дорогуша,  если  мы  слегка  подзагорим?   Впрочем,
возражайте не возражайте, другого  пути  к  нашим  питомцам  нет.  В  этих
панелях - альгузиновые лампы. Ультрафиолет в соединении с зи-лучами, чтобы
мы на себе не привезли непрошеных гостей к нашим нежным микробчикам. О, вы
не представляете, насколько уязвимым и хрупким оказывается иной вибриончик
в пробирке, где  укрыться  ему  некуда.  Но  выпустите  его  из  пробирки,
откройте двери в иное - предназначенное! - обиталище, и  он  преобразится.
Станет могучим, неистребимым.  К  слову  сказать,  все  живое,  вся  жизнь
такова,  -  уж  мы-то  об  этом  знаем,  дорогой  коллега,  -  хрупкая   и
неистребимая, верно?
   Глазки-бусинки Суслика мгновенно посветлели и глянули на меня с детской
доверчивостью.
   -  И  заметьте  себе,  они  все  прекрасны,  наши  микробуленьки,   без
классификаций и разделений. Каждый - чудо совершенства. Это ведь мы, бяки,
разделили их на "полезных" и "вредных", впрочем, для своей пользы. А  они,
бедняжки, не ведают о классификации. Они просто живут и развиваются, как и
мы...
   - Да, - сказал я, чтобы не дать угаснуть разговору, - они просто живут.
Живое живет в живом и за счет живого.
   - Вот  именно,  дорогуша.  Согласно  основному  и  непреложному  закону
природы...
   Мы сошли с эскалаторной дорожки  перед  дверью,  на  которой  светилась
цифра  6.  Суслик,  шмыгнув  носом  и  что-то  прошептав,  поднес  руку  к
светящейся цифре - и дверь ушла в стену.
   - Здесь у нас всюду электрические замочки. Ключи к  ним  -  папиллярные
узоры. Но великие хитрецы научились снимать отпечатки пальчиков у тех, кто
имеет допуск в "святую обитель" к нашим питомцам, изготавливать оттиски  и
таким образом подделывать "ключи". Пришлось ввести и  дополнительные  меры
безопасности. Теперь эапирающееся устройство открывается при условии, если
одновременно  предъявляются  отпечатки  пальцев  и  произносится   пароль.
Подделать все это практически невозможно, дорогуша, во всяком случае пока,
так что мы можем спать спокойненько.
   Обширное помещение лаборатории было так густо уставлено приборами,  что
"бесполезной" площади не оставалось. Во  встроенных  в  стены  термостатах
хранились сотни колб, чашек, пробирок с культурами  микробов.  Микроскопы,
фотоаппараты и кинокамеры соединялись в хорошо  продуманную  систему  так,
чтобы  объект  можно  было  рассматривать  в  различных  лучах  спектра  и
одновременно - фотографировать. Всюду виднелись  шкафы,  ультрацентрифуги,
колонки для электрофореза, установки для спектрального анализа...
   Я остановился у аппарата, который не мог никак опознать.
   - Последнейшая новинка, ИСЭУ  -  идентифицирующая  система  электронных
универсалов,  -   заулыбался   профессор.   -   Автоматически   производит
электрофорез, подсчет частиц и элементов,  спектральный  анализ.  А  затем
опознавательное устройство производит дифференциацию по спектру,  выделяет
отличительные цвета и оттенки, показывает их  на  экране  и  фиксирует  на
ленте. С его помощью удается по излучению абсолютно точно идентифицировать
белки, даже гены...
   Волнение  сбило  у  меня  привычный  ритм  дыхания,  пришлось   сделать
регулирующее  усилие.  Неужели  наконец-то  я  нашел  то,  что  было   так
необходимо?  Вот  уж,  действительно,  не  знаешь,  где  найдешь!  Скрывая
волнение, я спросил:
   - Можно мне познакомиться со схемой аппарата?
   - Конечно, дорогой! Можете и поработать  на  нем.  А  теперь  пойдем  в
следующую лабораторию. Там  здравствуют  и  благоденствуют  иные  чудесные
зверюшки. Они тоже микробушки, но уже на иной  ступени  -  в  сравнении  с
"гигантами", которые благоденствуют в этих вот шкафах. И находятся они  на
самой грани между живыми и неживыми. Вы, конечно, поняли, что я  говорю  о
малютках-вирусах.
   Вирусологические лаборатории были здесь оборудованы по последнему слову
техники, и в каждой из них имелся  ИСЭУ.  Походка  профессора  изменилась,
стала пружинистой и стремительной. Он показывал мне приборы,  и  его  лицо
лоснилось от удовольствия, а ноздри длинного крупного носа раздувались.
   - Уверен,  что  вы  чувствуете  волнение  исследователя.  Ведь  в  этой
лаборатории мы, можно  сказать,  находимся  у  самых  истоков  жизни.  Тут
начинаются  тончайшие  ее   отличия,   которые   приводят   к   гигантским
последствиям, смею утверждать. Два-три атома убрать,  добавить,  заменить;
всего лишь два-три крохотусеньких кирпичика - и жизнь меняет русло,  течет
в иную сторону, приобретает иные свойства, может  рухнуть  или  произрасти
небывало. Разве это не замечательно?  Не  потрясающе  интересно?  Вот  вы,
медики, ужасаетесь, удивляетесь: откуда взялась  какая-нибудь  страшнейшая
вирусная пандемия?  Вы  изобретаете  средство  против  нового  вируса,  вы
пытаетесь догадаться, откуда он пришел, чтобы поставить  заслоны  на  пути
малютки, а он преспокойненько развивается  и  пожинает  обильную  жатву  -
миллионы и миллионы жизней.
   Глаза профессора вспыхнули, расширились, видя воображаемые картины. Его
щеки налились красными прожилками, губы дрожали.
   - Сейчас я покажу вам оружие, перед которым все пушки мира - ничто.
   Он подошел к термостату и вынул из него две пробирки.
   - Мы берем вирус, который находится вот  здесь,  -  он  поводил  первой
пробиркой перед моим носом, - и меняем в его молекуле, состоящей  из  пяти
миллионов  двухсот  пятидесяти  тысяч  атомов,  всего-навсего  три   атома
фосфора. И что же? Мы получаем суперубийцу.  Одной  этой  пробирки,  -  он
поднял над головой вторую пробирку, -  достаточно,  чтобы  уничтожить  сто
миллионов людей! И заметьте себе, только людей. Останутся города,  машины,
засеянные поля - все, что люди произвели. Даже коровы останутся  мычать  в
своих хлевах. Только тех, кто готовил урожай и строил  города,  не  будет.
Смотрите внимательно!
   Он вставил обе пробирки в ИСЭУ, повращал верньер.  На  экране  аппарата
появились два луча. Один - голубой, другой - темно-синий, почти черный.
   - Как видите, аппарат безошибочно различает их. Может  быть,  дорогуша,
мы, люди, способны наделять своими человеческими свойствами даже приборы и
машины. Вот и наш ИСЭУ - символист, он окрасил первый луч в голубой цвет -
один из цветов жизни и благоденствия, а второй - в черный цвет  смертушки.
И это, берусь утверждать, соответствует действительности!
   Нос Суслика вытянулся еще больше, руки жестикулировали:
   - Дорогуша! Здесь собраны материалы бесценные! И здесь расписано, какой
малютка становится опасен лишь после мутации, какое действие  он  способен
оказать в зависимости от возраста человека, от генетических  особенностей,
от уровня питания... Уже сегодня нам многое известно,  а  завтра  с  вашей
помощью...
   - С моей помощью? - Я намеренно не скрывал удивления.
   - Ну да, с помощью материала, который привезли вы, дорогой...
   - ??
   Его движения стали более скованными, лицо потускнело:
   - Простите, голубчик, я имел в виду работников, прибывших с вами. У нас
тут - острая нехватка рабочих рук.
   Я проговорил медленно:
   - Насколько заметил, у вас в лабораториях много автоматики.
   - Да, это верно. Но на некоторых работах необходимы только человеческие
руки.
   - Даже те, которые привыкли совсем к иному занятию?
   - Даже те.
   - С нетерпением буду ожидать начала работ.
   - Можете начинать хоть сейчас, голубчик. Проверьте  на  ИСЭУ  некоторые
штаммы... Вот вам список их. По этим наименованиям  их  легко  отыскать  в
шкафах. А вот - цветная таблица излучений. Попробуйте сами начать,  уверен
- разберетесь. А я загляну к вам через часик-два.
   - Хорошо, - ответил я, беря листы.
   -  Можете  пользоваться  справочной  библиотекой  нашего  Центра.   Она
довольно   значительна,    занимает    примерно    четырнадцать    больших
вычислительных машин ИБМ-80. Ввод в нее здесь, - он указал на  телетайп  с
экранами. - Ответ получите максимум через шесть минут после заказа. Если в
библиотеке не найдется сведений, машина-библиограф подскажет, где их можно
получить. Действуйте.
   Он поднес руку к двери,  что-то  пошептал  -  и  она  послушно  ушла  в
сторону.
   - Желаю успеха, - проговорил он уже из коридора, в то время, как  дверь
скользнула на свое место.
   Конечно, Суслик не мог  предполагать,  с  какой  скоростью  я  способен
работать. Память вычислительных машин, в которых хранилась  библиотека,  я
просмотрел минут за сорок, и машина-библиограф едва успевала получать  для
меня информацию из других библиотек.
   Я отнюдь не пользовался телетайпом и другими медлительными механизмами,
я просто подсоединил к вводу библиотеки свой мозг, использовав  для  этого
контактные концы. С этого момента на все время контакта  библиотека  стала
как бы продолжением моего мозга,  и  я  перекачивал  в  свою  память  моря
информации, пересортировывая и обобщая ее по-своему.
   Моя работа была в разгаре, когда дверь лаборатории неслышно  скользнула
в сторону. За ней стоял Суслик. Он доброжелательно улыбнулся и  направился
ко мне.
   - Ну, что успели сделать, дорогуша? Познакомились с малютками?
   Я протянул ему обработанную таблицу.
   Он просмотрел ее, удивление граничило с восхищением.
   - Да вы же незаменимый помощник, дорогуша! Можно подумать, что  вы  всю
жизнь только этим и занимались.
   Его лучащиеся глаза-бусинки вдруг укололи меня  быстрым  подозрительным
взглядом, рыхлая кожа на лбу вся  покрылась  морщинами  и  складками,  как
плохо натянутый чулок:
   - Помнится, говорили, что вы чудодейственный врач...
   Я перебил его:
   - Пожалуй,  я  бы  сделал  больше,  если  бы  мог  проверить  некоторые
сведения, узнать методику экспериментов.
   - В чем же дело?
   - Машина сообщила,  что  методика  секретна,  и  требуется  специальный
допуск: код и шифр.
   Он нахмурился:
   - Что именно вас интересует?
   - Скажем, как были получены данные о способности  бактериофагов  группы
"Т" перерождать клетки и вызывать  эпидемии.  У  вас  собрана  чрезвычайно
любопытная информация. Но чисты ли эти опыты?
   Его обрадовала скрытая похвала,  содержащаяся  в  моих  словах,  однако
взгляд стал еще более жестким и подозрительным.
   - Будьте  спокойны,  голубчик.  Опыты  были  поставлены  чисто,  это  я
гарантирую.
   - Но  механизмы  эпидемий  Т-2  и  Т-6  нельзя  досконально  изучить  в
лабораторных условиях.
   - Почему?
   - Для этого не годятся ни мыши, ни собаки, ни даже обезьяны...
   - У нас был другой, надлежащий материал.
   Я вспомнил, когда впервые услышал от него слово "материал",  и  у  меня
появилось подозрение. Я отмахнулся от него, потому что подозревать в таком
действии любого человека было стыдно и бессмысленно.
   Дверь лаборатории снова  скользнула  в  сторону,  пропуская  нескольких
людей. Все они  уважительно  здоровались  с  профессором,  с  любопытством
посматривали на меня, особенно единственная  среди  вошедших  женщина  лет
двадцати семи, крашеная блондинка с маленьким невинно-обиженным ротиком. У
нее была больная печень, в левом легком имелось затемнение.
   - Наш новый сотрудник, - представил меня профессор.
   Пришлось поочередно пожимать им  руки  -  большие,  маленькие,  мягкие,
жесткие, теплые, холодные, выслушать от каждого несколько доброжелательных
слов.
   После церемонии знакомства  профессор  увел  меня  из  лаборатории.  Мы
направились в корпус, где размещались жилые комнаты сотрудников и где меня
ждал Ник. Но, доехав со мной на эскалаторе до коридора,  соединявшего  два
корпуса,  профессор  вспомнил,  что  ему  нужно  заглянуть  еще   в   одну
лабораторию, и распрощался.
   Ник ожидал меня в своей комнате.  Вид  у  него  был  неважный.  Большие
сильные руки устало лежали на  столе,  существуя  как  бы  сами  по  себе.
Биоизлучение вокруг головы слиняло до бледно-желтого цвета.
   Я посоветовал ему хорошенько отдохнуть, сказав, что обойдусь  пока  без
его услуг. Он двинул рассеченной бровью, поднял на меня светлые с красными
прожилками глаза.
   - Хороший вы человек, док, только...
   - ...странный и словно не от мира сего, - кончил я за него  фразу,  уже
созревшую в его мозгу.
   Он удивленно прищурил глаза:
   - Можно подумать, что вы читаете мысли, док. Выходит,  свой  мозг  надо
держать на запоре. Этого только еще не хватало.
   - А как поживают наши подопечные, импуны? Тоже, наверное, устают  здесь
с непривычки?
   Мне не понравилась его улыбка.
   - Нет, они почти не устают.
   - Хотелось бы их увидеть.
   - Они работают и живут в другом корпусе. Номер три.
   - Ладно, отдыхайте, - сказал я. - Не буду мешать.
   Коридор был пуст. Решение оформилось сразу.
   Я смутно представлял себе схему межкорпусных коридоров. Но еще когда мы
шли сюда впервые, заметил, что все корпуса соединены  между  собой.  Итак,
если наш именуется номер один, а лабораторный -  номер  два,  то  из  него
должен быть выход в корпус номер три. Уже знакомый эскалатор привез меня в
лабораторный корпус. Здесь мне повезло - я  встретил  женщину,  с  которой
меня недавно знакомил профессор, и спросил у  нее,  как  пройти  в  третий
корпус.
   - В виварий? Мы бываем там чрезвычайно редко. Да и к чему ходить  туда?
Можете заказать любой материал - и вам его доставят в лабораторию.
   - Мне нужно навестить своих друзей. Они там работают.
   - У вас ТАМ друзья? - удивленно, даже испуганно, забыв о кокетстве, она
смотрела на меня.
   - Да, да. Как туда пройти?
   - Нужно спуститься на лифте в цокольный этаж. Оттуда  в  третий  корпус
ведет подземный коридор, но...
   - Большое спасибо, - я быстро  пошел  к  лифту,  не  слушая  дальнейших
объяснений.
   Через несколько минут  эскалаторная  дорожка  привезла  меня  в  третий
корпус. Еще издали мой нюх уловил неприятный запах гниющего  мяса,  крови,
острые запахи немытой шерсти животных.  Я  сошел  с  эскалаторной  дорожки
перед лифтом. Наугад нажал кнопку девятого этажа. Лифт  здесь  работал  не
бесшумно, как в первом и  втором  корпусах,  а  слегка  дребезжал.  Сквозь
дребезжанье до меня донеслись приглушенные визги, рычание. Выйдя из лифта,
я оказался в длинном коридоре. В него выходило множество дверей. Некоторые
из них были наполовину решетчатые. Заглянув в них, увидел  собак,  волков,
обезьян. Но больше всего здесь было шимпанзе и гамадрилов. От их воплей  и
уханья закладывало в ушах. Приходилось  включать  дополнительные  звуковые
фильтры.
   Но вот двери с решетками окончились.  Дальше  виднелись  иные  двери  -
глухие, узкие. Мне показалось, что я слышу человеческие голоса, стоны.
   - Что вы здесь делаете? - раздался  за  спиной  удивленный  окрик,  шум
шагов.
   Я обернулся и увидел спешащего ко мне здоровенного детину с  автоматом.
Он остановился передо мной.
   -  Ищу  своих  друзей,  -   ответил   я,   не   понимая   причины   его
встревоженности.
   В это время с  той  стороны,  где  был  лифт,  раздалось  поскрипывание
башмаков, и  я  увидел  профессора.  Запыхавшись,  он  говорил  с  трудом,
объясняя охраннику:
   - Это мой человек. Он попал сюда по ошибке.
   - Почему по ошибке? Разве импуны не здесь? - удивился я.
   - Сейчас они в другом месте. Пойдемте, я вам все объясню.
   Он подхватил меня под локоть и потащил к лифту. Идя с ним, я  думал  об
опытах на ИСЭУ, которые мне необходимо закончить. Но и судьба импунов  уже
начала тревожить меня...



11

   Одну за другой я вставлял кассеты с образцами  в  камеру  ИСЭУ,  и  луч
менял цвет - иногда резко, иногда - почти неощутимо. Но всякий раз,  когда
в исследуемом веществе была частица  органики,  ИСЭУ  четко  различал  ее.
Бледно-серый или желто-серый луч тотчас окрашивался в зеленые,  синие  или
красные тона.
   Я исследовал различные  клеточные  структуры  и  компоненты,  составлял
сложнейшую классификацию и теперь пытался упростить ее. Вставил в  кассету
пробирку с кристаллизованным вирусом. В таком виде  вирус  мог  находиться
столетиями почти в любой среде, возможно, даже в космическом пространстве,
включенный в метеоритное вещество.
   Я вставил новую кассету  в  ИСЭУ  -  и  возник  темно-серый  с  голубым
оттенком луч. По моей классификации, он свидетельствовал, что  исследуется
неживое  вещество  с  элементами  органики.  Затем,   вынув   кассету,   я
воздействовал  на  вирус  кислотными  остатками  и  поместил  пробирку   в
термостат. Применил стимуляцию  электротоков,  чтобы  подстегнуть  процесс
декристаллизации.
   И когда я поместил  ту  же  кассету  после  обработки  в  камеру  ИСЭУ,
произошло чудо - на экране появился зеленый с розовыми подцветками  луч  -
луч жизни.
   ИСЭУ подтвердил, что вирус - единственное из существ - мог быть живым и
неживым в зависимости  от  фазы  развития.  Наконец-то  у  меня  появилось
необходимое  свидетельство,  ключик  к  сейфу   жизни,   представитель   -
одновременно - живой и неживой природы.
   Теперь,  после  серии  опытов,  я  мог  сказать  профессору  с   полной
уверенностью, что гипотеза о происхождении вируса, как бывшего  клеточного
компонента,  ложна;  что   вирус   и   другие   живые   структуры,   некие
существа-вещества, - возникли до появления клетки; что они были  одним  из
звеньев в мостике перехода от неживого к живому. Я вспомнил огромные массы
водорослей, объединившиеся в "чудовище", в некую живую комету, и нашел для
них место в своей классификации. Это  было  еще  одним  подтверждением  ее
правильности. Значит, разделение условно? В том числе Главное  разделение?
Значит, и такие резкие переходы в организации вещества,  как  те,  которые
называют смертью, не являются "роковой чертой" - необратимостью. В природе
они обратимы как свет и темнота, как звук и тишина. Это просто переходы от
одной структуры  к  другой,  от  одного  состояния  к  другому.  Уравнение
получалось огромным, состоящим из многих тысяч величин, но его можно  было
сокращать за счет повторяющихся частей. И внезапно я вспомнил  поэтическую
фразу и мельком подумал, что язык поэзии бывает таким же точным, как  язык
математики. Фраза звучала так:

   "Жизнь начинается с отрицания смерти
   И утверждается, утверждая себя".

   Об этом же говорила и начальная часть уравнения.
   Следующая его часть описывала окончание поэтической фразы:

   "Смерть начинается отрицанием жизни
   И, отрицая все, отрицает себя..."

   Теперь предстояла еще одна проверка - на этот раз  весьма  болезненная,
ибо она должна была подтвердить или опровергнуть мои догадки о тайне моего
происхождения. Но, может быть, не стоит ее предпринимать? Может  быть,  не
нужно лишних мучений? Ведь после перехода черты пути назад  не  останется.
Многие ценности для меня изменятся, явления поменяют акценты. Я  не  смогу
остаться прежним, сохранить  прежние  отношения  с  дорогими  мне  людьми.
Многое изменится в моем мире, в моей личной Вселенной, которая мне, как  и
каждому  существу,  кажется  неизмеримо  важней,  чем   настоящая   единая
Вселенная, в которой живем все мы. Кажется... Только кажется... Но если  я
разрушу ее...
   И все же... Я выкрутил два  винта  и  вытащил  направляющую  втулку  из
камеры ИСЭУ. Теперь камера стала намного больше. И тогда уже без колебаний
я вставил в нее собственный палец и второй рукой нажал на кнопку пуска.
   На экране индикатора возник сложнейший луч -  серый  с  многочисленными
желтыми и черными переходами. И все же - сомнений не оставалось -  это  не
был луч живого...



12

   На складе, куда Суслик позволил мне заходить после того, как я  починил
вышедший  из  строя  аппарат,  пылилось  немало   деталей,   которые   мне
пригодились для  нового  миниатюрного  ИСЭУ.  В  его  конструкцию  я  ввел
изменения и теперь мог - участок за участком - обследовать весь  организм.
Так я узнал немало любопытного о себе и понял смысл  и  значение  обрывков
фраз и даже недомолвок, сопровождавших меня со дня появления на свет,  или
- как принято говорить у людей - со