задумался
на несколько секунд, потом слегка склонив голову ответил:
       -- Пока   не   могу   сказать   ничего   определенного.   Лаборатория
перегружена  и  лучшие  специалисты  заняты  на  довольно серьезных задачах.
Ну...,  если  директор  не  будет  возражать  и заказчики не будут ругаться,
можно что-нибудь временно отложить.
       -- Только,  пожалуйста,  не  за  наш  счет! -- Павленко резко подался
вперед и его глаза нервно блеснули.
       -- А что это ты так сразу вскинулся, -- заинтересовался Гребков.
       Ковалевский слегка усмехнулся и негромко сказал:
       -- Ну,  это-то  понятно,  половина  нашей работы сегодня -- это новые
программы для обработки спектров.
       -- Но они понадобятся и для кометы!
       -- Да  пока  еще  никто не собирается останавливать их разработку, --
Гребков поднял глаза к потолку, потом добавил:
       -- Вот  что, Валентин, отодвинь пока мою работу в сторону и направь в
группу Олю Семенцову. Она -- дама толковая и, я думаю, вполне справится.
       ...Совещание  закончилось,  когда скупое зимнее солнце уже покатилось
к  серому,  изрезанному крышами домов и трубами горизонту. Кирилов собирался
выйти  из  кабинета  директора вместе со всеми, но Вадим Сергеевич остановил
его: -Максим, задержись на минутку.
       Кирилов  снова  сел  к  столу.  Гребков  звонком  вызвал секретаршу и
попросил кофе.
       -- Кажется, я наделал тарарама с этой своей кометой...
       -- Да  дело  не  в  тебе, Максим Петрович! Ты посмотри, мы все, как в
норки,  влезли  в  свои  темы  и  темки, все меньше и меньше в нашем общении
простого   человеческого   тепла...  После  запуска  телескопа  в  институте
практически  не  было  ни одной общей работы, и люди становятся все дальше и
дальше  друг  от  друга.  Каждый  рассматривает  своих  коллег,  если не как
противников,  то во всяком случае как соперников при распределении бюджетных
средств  и  материалов, наблюдательного времени, наконец. И попробуй займись
чем-нибудь  тем  же,  чем твой коллега по этажу, да еще с другим подходом --
неприязнь на полжизни.
       -- И  ты считаешь, что можно что-то изменить? Ученый -- индивидуалист
по своей природе.
       -- Я  хочу  попытаться  их  встряхнуть,  объединить  общим  делом,  в
которое  они  будут  вынуждены не только вкладывать часть своего труда, но и
помогать  друг другу, советоваться, делиться маленькими секретами. Может это
как-то  заставит нас всех вспомнить первые годы нашего института, экспедиции
на Астростанцию... Замечательные тогда были дни!
       Гребков встал, подошел к шкафу, достал бутылку с коньяком.
       -- Предвижу,  что  нас  наконец-то  ждет год интересной общей работы.
Какой там следующий год по восточному календарю?
       -- Нашел, что спросить... Не помню, кажется год Белой Лошади...
       -- А  мы  назовем  его  Годом  Белой  Кометы. За тебя, Максим, за Год
Кометы!

8

       К  вечеру  опять  пошел  снег -- легкий, тихий, совершенно без ветра,
какой  бывает в новогодних сказках далеких, еще детских лет. Кирилов вошел в
пустую  квартиру,  сразу  повернул  на  кухню и поставил на плиту чайник. Он
всегда  пил  чай,  когда  приходил  домой.  Наверное, эта привычка появилась
после  первых  лет работы на Астростанции, где чай был не просто напитком, а
своего   рода  церемонией.  Тогда,  промерзнув  до  самых  костей  в  кабине
телескопа,  наблюдатели  отогревались  заваренным  почти  до  черноты крутым
кипятком.  Когда-то,  когда  Максим  был  женат,  чай  ему  подавала Тамара.
Подавала  сразу,  как  только  он  входил, обязательно в китайской чашечке с
блюдцем,  обязательно  очень  сладкий  и  с  лимоном.  Тамара  была из семьи
известного   филолога,   профессора   их   же  университета,  и,  когда  они
познакомились,   Кирилова   поразили   какая-то   удивительная  легкость  ее
движений,   почти   детское   обаяние   и  густые  светлые  волосы,  которые
вспыхивали,  когда  на  них падало солнце. Тамара не сразу обратила внимание
на   взъерошенного   аспиранта,   и  только  после  почти  года  настойчивых
ухаживаний  он  стал  появляться  в  их  доме на правах жениха. Первое время
после  свадьбы  молодая семья жила в профессорской квартире, потом переехала
сюда, в небольшую однокомнатную в панельном доме.
       После  этого  их жизнь как- то сразу не заладилась. Тамара привыкла к
комфорту,  к  тому,  что  не нужно убирать и готовить, и роль хозяйки при не
очень  обеспеченном молодом научном сотруднике ей явно не нравилась. Она все
чаще  и  чаще  стала  пропадать в доме родителей и, однажды, предложила мужу
вернуться  туда  снова,  а  его  квартиру  сдать  кому-нибудь внаем. Кирилов
отказался  в  довольно  резкой  форме,  заметив,  что  и  Тамаре  не следует
оставаться  вечным  ребенком  при маме, а ему тем более роль мальчика совсем
не  подходит.  Это была их первая ссора. Потом размолвки стали более частыми
и затяжными.
       Настало   время   освоения   нового  телескопа.  Кирилов  работал  на
Астростанции  месяцами,  звонил и писал домой очень редко. Однажды, когда он
вернулся из очередной командировки, к нему домой зашел тесть.
       -- Максим,  я  хочу  с  вами  поговорить,  как  отец своей дочери. Вы
понимаете,  что  тот  образ  жизни, который вы ведете: бесконечные разъезды,
нескончаемая  работа -- все это тяготит Тамару и, в общем-то, идет вразрез с
нашими  семейными  традициями. Ну почему обязательно эта неуемная романтика?
Хотите,  я поговорю с кем надо и вас переведут в теоретический отдел? Даже с
повышением...
       -- Прошу  вас,  не стоит, Павел Игнатьевич! Я люблю свою работу и она
мне  интересна.  Свою  жизнь я буду строить сам, без помощи со стороны, даже
вашей.  Да  и  что  мне здесь делать? Копаться в чужих старых статьях, когда
мои  коллеги  будут  в  это время получать совершенно новые и, главное, свои
данные?  Участвовать  по  вечерам  в  великосветской  болтовне  ни  о  чем и
перемывании костей знакомым? Нет, это не по мне.
       -- Ну, как знаете, я хотел как лучше.
       Тесть  ушел, а вечером Тамара закатила грандиозный скандал со слезами
и  обвинениями  своего  мужа  в  эгоизме...  Она  ушла,  забрав свои вещи на
следующее  утро,  и  они  долго  не  виделись. Тамара по-прежнему оставалась
молодой  и  красивой женщиной и как-то случайно он узнал, что у нее появился
друг  с  весьма  серьезными намерениями. "Ну и слава Богу," -- подумал тогда
Кирилов,  но  почему-то  странная  боль  сдавила  горло, а перед глазами как
будто  вспыхнули  ее  освещенные  солнцем  волосы  и  в ушах зазвенел легкий
перестук удаляющихся куда-то шагов...
       Через три года он встретил Серафиму.
       ...Тогда,  после  пожара  в лесу, Сима еще раз приходила в гостиницу,
но  всего  на  несколько минут -- узнать как его само- чувствие. Убедившись,
что  бабушкино зелье действует вполне надежно, она уехала на дальний пикет и
они  увиделись  только через неделю. До наблюдений оставалось всего три дня,
боль  в  ноге  уже окончательно прошла, и Кирилов мог позволить себе немного
расслабиться  и  отдохнуть.  Он  сидел,  зажмурившись  от солнца на скамейке
возле  гостиницы,  и  не  сразу  услышал редкий цокот конских копыт и чьи-то
шаги.  Когда  он  открыл  глаза,  перед  ним  стояла Сима со своим Корнетом,
который с удовольствием пощипывал травку у ног Максима Петровича.
       -- Спите, Максим Петрович? Перед ночной работой? Как ваша нога?
       -- Рад  видеть  Вас,  Серафима Ивановна! Нога в порядке, вот, отдыхаю
перед наблюдениями. Через три дня начинаются мои ночи.
       Кирилов  отметил  про  себя  с  удивлением,  что Сима снова оказалась
совсем  не  похожей  ни на ту женщину, которая гасила вместе с ним огонь, ни
на  ту,  что  навещала  его  в  гостинице.  Загорелая  до бронзового тона, в
клетчатой  рубашке, верхние пуговицы которой были расстегнуты, с соломенной,
похожей  на  ковбойскую, шляпой за плечами, она скорее напоминала американку
с Дальнего Запада, почти как на картинке в журнале "Америка".
       -- Ну   что   ж,  и  это  тоже  отдых... --  Сима  улыбнулась, --  я,
признаться,  так  отдыхать не умею. Да в нашей деревенской жизни не очень-то
посидишь  на лавочке: то воды принести, то корову подоить надо, то огород...
Я отдыхаю по-другому.
       -- И как же, интересно?
       -- А  вот  с  ним  вместе, --  она  ласково  похлопала по спине коня,
-когда  выезжаю  на  обход.  Еду тихонько, вокруг горы, лес, теплый ветер...
Хотите, покажу свой участок?
       -- Предупреждаю, кавалерист из меня никакой!
       -- Вас  никто  не  просит  сразу скакать галопом. Кстати, вы часом не
трус?
       -- Сам за собой не замечал, а так...кто знает?
       -- Завтра  я  поеду  на  четвертый пикет. Места там удиви- тельные --
речка,  пихты  в  три  обхвата, есть озеро. Если решитесь, возьмите в рюкзак
свитер,   штормовку   и,   на   всякий  случай,  запасные  носки.  В  общем,
рассчитывайте  на  то,  что  в любое время может пойти дождь. Я буду здесь в
восемь. Могу взять лошадку и для вас.
       -- Я  поеду! -- с радостью выпалил Кирилов, -- С удовольствием поеду,
Серафима  Ивановна.  Когда-то  я  любил  ходить  в походы, но это было очень
давно. И, как говорится, только пешком.
       На  следующее  утро  Максим  Петрович проснулся, когда на стекла окон
его  номера  еще не упал первый солнечный луч. Он торопливо собрался в путь,
а  потом  почти целый час сидел в складном кресле на балконе и вглядывался в
поворот  дороги,  где  должен был показаться Корнет со своей наездницей. Они
появились  почти  без  опоздания,  но,  как оказалось, рядом с Серафимой был
кто-то  еще,  и  тоже  верхом. Вскоре всадники подъехали, и Максим увидел на
другой,  чистой  белой  масти  лошади, крепкого коренастого горца. Ему вдруг
стало  немного  не  по  себе, и он почувствовал, что ехать третьим совсем не
хочется. Сима увидела Кирилова на балконе и махнула ему рукой:
       -- Здравствуйте, Максим Петрович!
       -- Привет, --  добавил  горец,  -принимай  транспорт!  Лошадь --  что
надо,  крепкая,  спокойная.  Ты  только  иногда  ее  по  холке погладь и дай
кусочек хлеба. Лея это любит.
       Он соскочил с лошади на землю, махнул на прощанье рукой:
       -- Пока, начальница! Постарайтесь посмотреть то, что я просил!
       -- Постараюсь, Мурад, спасибо за Лею!
       Мурад  быстрыми шагами направился в сторону магазина, а Кирилов в это
время  уже стремительно сбегал вниз по лестнице и через несколько секунд был
возле Серафимы.
       -- Ну,  как  будете  взбираться  в  седло? --  со  смешком  в  голосе
спросила она.
       -- А  вы научите! Думаю, нет ничего смешного и зазорного в том, чтобы
научиться  чему-нибудь  полезному.  Вот выгонят из астрономов, пойду к вам в
лесничество.
       -- Думаете,  для  этого  учиться  не  надо?  Еще как надо. Всю жизнь.
Ладно, смотрите внимательно.
       Сима  спрыгнула  с  коня  и  подвела Лею к Максиму Петровичу. Кирилов
погладил  белую с редкими черными шерстинками морду лошади и ему показалось,
что   она   смотрит  на  новичка  с  явным  недоверием  и  сомнением  в  его
способностях.
       -- Встаньте  у  ее  левого бока лицом к хвосту и поставьте свою левую
ногу  в  стремя.  Так,  теперь возьмитесь руками за седло вот здесь и быстро
подтянитесь,  опираясь  на  стремя  но-  гой,  а  правую ногу перебросьте на
другой бок.
       Кирилов  резко  оттолкнулся  от  земли  и  неожиданно для самого себя
оказался в седле.
       -- Ну!.. Вы просто замечательный ученик!
       -- Только благодаря учительнице...
       Сима  показала,  как  держать поводья, как управлять движением, и они
не спеша двинулись по узкой тропинке вдоль левого берега Ларги.
       По  мере  движения  вверх  по  течению лес постепенно менялся. Густая
тень  высоких  и  мощных  буков поредела и начались светлые березовые рощи с
полянами,  сплошь  покрытыми  ромашковыми цветами. Иногда тропка упиралась в
каменную  осыпь,  выходившую  прямо  к  реке,  и  тогда лошади шли несколько
метров  по  кромке  воды, затем снова выбирались на берег, привычно находили
протоптанную  дорожку  и  продолжали шагать уверенно и не спеша, в след одна
за  другой. Впереди показались отвесные скалы и Корнет, послушный руке своей
хозяйки,  повернул  вверх  по  глинистому склону горы, где вдоль балки среди
вековых пихт пролегала довольно крутая тропа. Лошади пошли медленнее.
       -- Хозяйство   у   Вас   огромное, --   сказал  Кирилов, --  даже  не
представляю, как можно учесть и контролировать каждое дерево.
       -- Нам  тоже  кажется,  что  запомнить и учесть каждую звезду на небе
невозможно. Но ведь это не так?
       -- Есть  существенная  разница:  на небе мало что меняется, тем более
столь  быстро, --  возразил Максим Петрович, -Здесь же постоянно ходят люди,
звери,  что-то ломает ветер, что-то человек..., у каждого дерева часового не
поставить!
       -- Когда  ходишь  по  одним  и  тем  же  тропкам  по  нескольку  лет,
замечаешь  в лесу даже самые малейшие изменения. Надо только уметь видеть. К
счастью,  в  горах мало кто пилит деревья -- все равно их отсюда не утащить,
а  вот  браконьеры,  конечно,  донимают.  И  ведь  знают,  что  места  у нас
заповедные.  Надо  будет  заглянуть  в  один  интересный уголок, Мурад очень
просил: там мы частенько находим капканы.
       Дорога  вышла  из  леса  на широкий, покрытый густой и высокой травой
луг   с   зарослями   гигантских  зонтиков  и  крупными  сиреневыми  цветами
татарника.  Сима  и  Максим  поехали рядом. Трава постепенно становилась все
ниже  и  ниже, и вскоре лошади мягко пошли по настоящему альпийскому лугу по
направлению к высокой горе с вершиной из красного камня.
       -- Нам туда, -- показала Сима, -там озеро.
       Вскоре  впереди  что-то  блеснуло  и  уже  через  несколько мгновений
открылась   ослепительно-голубая   гладь  воды,  как  будто  кусочек  яркого
голубого  неба  вместе  с  облаками  упал в ложбинку, окруженную полукольцом
крутых  отрогов горы, и теперь мягко дышал тишиной и прохладой у ног немного
уставших путников.
       -- Давайте  спешимся, --  предложила Сима и поднимемся немного вверх.
Лошади устали, пусть отдохнут и пощиплют травку.
       Кирилов  привстал в стременах и неумело спрыгнул на землю. Сима легко
и  быстро  соскочила  с  коня  и  они  стали медленно подниматься по крутому
зеленому   склону,   то   и   дело  обходя  большие  рыжие  валуны,  скрытые
травянистыми  зарослями. Тропинки не было и Кирилов то и дело падал, скользя
стесанной  подошвой  по  длинной  траве,  дыхание  сбивалось,  и  уже  через
несколько  минут  его  сердце  стучало гулко, как будто у самых висков. Сима
остановилась и тревожно посмотрела на Максима Петровича.
       -- Передохнем?
       Кирилов  кивнул  и  остановился,  склонившись  на  одно колено. Когда
дышать  стало  легче,  он  повернулся  лицом  к озеру и замер от удивления и
восхищения --  прямо  под ним ярко горела синим небесным цветом капля чистой
горной  воды,  точно  повторяющая  своими  очертаниями  человеческое сердце.
Серафима, перехватив его восторженный взгляд спросила:
       -- Не  слышали,  как  это  озеро называется у горцев? -- и сразу сама
ответила, --  Суук-Джюрек-Кель,  по-нашему --  Озеро Холодного Сердца. О нем
есть  очень красивая легенда и, может быть, нам удастся сегодня ее услышать,
если  мы  встретим  дедушку  Хасана. А пока, я предлагаю вам искупаться. Это
озеро  на  самом  деле  довольно теплое, почти шестнадцать градусов. Если не
решитесь, походите хотя бы по воде -- очень хорошо снимает усталость.
       Они  снова  спустились  к  озеру  и  Кирилов,  сбросив с себя брюки и
рубашку,  сразу  нырнул  с берега. Вода обожгла, как расплавленное олово, но
он,  сделав несколько взмахов руками, ощутил, что она на самом деле вовсе не
такая  холодная,  как это показалось в первые мгновения. Освежающая прохлада
охватила  все тело и, когда Максим Петрович вышел на берег, появилось давнее
ощущение  легкости,  молодости  и  силы.  Сима смотрела на него улыбаясь и с
восторгом:
       -- А вы, оказывается, крепкий человек!
       -- Зимой  у  нас в кабине телескопа бывает и похолоднее. Здесь просто
курорт.
       -- Все-таки  разотритесь  получше, а то простынете. Вот, возьмите, --
Сима достала из своей сумки большое махровое полотенце и бросила Кирилову.
       В это время кто-то громко окликнул ее:
       -- О-о!  Серафима  Ивановна! Салам алейкум, прошу к нам на кош, айран
созрел!
       Седой  пожилой  горец-пастух  подходил  к берегу со и стороны ущелья,
ведя на поводу оседланного коня.
       -- Алейкум  ассалам,  Хасан Аубекирович! Очень рада тебя видеть, вот,
гостя привела. Не прогонишь?
       -- Зачем обижаешь, дорогая, гость в дом -- подарок Аллаха. Идемте.
       Кош  стоял неподалеку, примерно в полукилометре от озера -- маленький
дощатый  домик с деревянными полками, покрытыми одеялами и овечьими шкурами,
рядом   несколько  чурбаков  вместо  стульев,  наскоро  сколоченный  стол  и
кострище с таганком.
       Хасан  вынес  на  воздух  молочный  бидон  и  алюминиевые кружки. Все
вместе  они  с  удовольствием  пили  густой  и ароматный айран, вдыхая запах
трав, разогретых жарким горным солнцем летнего дня.
       -- Пейте,  пейте, только вчера заквасили, совсем свежий! Откуда гость
дорогой приехал?
       -- С  Астростанции- , ответила Серафима, -- Максим Петрович здесь уже
не первый год, а вот озеро это в первый раз увидел.
       -- Красиво, да? -- улыбнувшись спросил Хасан.
       -- Необыкновенно  красиво, замечательное место, -- сказал Кирилов, --
Я  уже  так  привык к этому краю, что здесь чувствую себя дома больше, чем в
городе.
       -- Хасан  Аубекирович,  расскажи  Максиму  Петровичу  легенду об этом
озере,  никто  так  не  рассказывает  ее,  как  ты.  Я  тоже с удовольствием
послушаю. Твои легенды надо записать и выпустить книгу...
       -- Скажешь   тоже,   книгу...  Да  и  не  мои  это  легенды.  Мне  их
рассказывал  мой  дед,  когда я был совсем маленьким, а ему его дед... Так и
передают  эти  легенды из века в век. Теперь вот я своим внукам рассказываю.
И вам тоже расскажу. Почему не рассказать, если есть такой интерес?
       Пастух присел на чурбак, и откинулся спиной к стенке домика.
       -- Давно  это  было,  очень  давно.  Так  давно, что никто точно и не
помнит  когда,  ни  дед  мой  не  помнит, ни прадед, ни дед прадеда. И земля
тогда  была  совсем  другая:  в  лесах и в горах было обильно зверя и птицы,
реки  были  глубоки,  а трава была такая густая и высокая, что не видно было
человека,  а  то  и  всадника,  который пробирался по полевой тропе. И люди,
которые  жили  на  этой  земле  были  другие.  Ее  заселяли гордые великаны,
сильные  и красивые, мирные и щедрые, и пасли они своих овец, растили детей,
строили  свои  дома из крепкого камня. А когда приходил в такой дом гость --
будь  то случайный путник или долгожданный друг, встречали его добрым кубком
настоянных  горных  трав,  чашей айрана и лучшим куском баранины из котла. И
был  такой  гость в доме самым почитаемым и самым дорогим человеком, а когда
уходил  он,  дарили ему еды на семь дней и провожали до тех пор, пока он сам
не  скажет,  что дальше может идти или ехать без помощи. И был в этих местах
большой  и  богатый  аул,  в  котором  жили  юный  джигит по имени Карабек и
красавица  Алтынкыз.  С  ранних  дней  детства знали они друг друга, и когда
выросли,  пришла  к ним любовь светлая и чистая, как небо над горами в ясный
осенний  день.  К  этому  времени  Карабек  стал  статным  красивым юношей с
черными,  как  смола,  кудрями  и лучшим джигитом во всей долине. И Алтынкыз
стала  первой  красавицей, да не только в родном ауле. Из самых дальних мест
приезжали  знатные  джигиты  посмотреть  на  нее и посвататься, богатые дары
предлагали  и  ей  и ее отцу, но всем отказывала красавица Алтынкыз. "У меня
уже  есть  жених --  самый  красивый и самый лучший на земле -- мой Караб