ного отделения Гэннибэл Пейтон, долговязый негр с удивительно  мягким
голосом. Единственный черномазый на борту космолета. Он-то спасся, а более
достойные люди навсегда вычеркнуты из жизни. И в этом Молиту тоже виделась
какая-то необъяснимая несправедливость.
     Такое же чувство вызывала желтолицая обезьяна по прозвищу  Малыш  Ку.
Худое, как дистрофик, существо с поразительно  тощими  конечностями  -  до
катастрофы он выполнял разного рода черную работу в  офицерской  столовой.
Неизменно вежливый субъект, большезубый,  с  раскосыми  глазами-щелочками,
молчаливый  как  пень,  открывавший  рот  только  тогда,  когда   к   нему
обращались. Невозмутимый и скрытный. Никто не знал его  настоящего  имени.
Возможно, его звали Квок Синг или как-нибудь похоже. Но для всех он всегда
был Малышом Ку.
     И последний - пассажир с Земли Сэмми Файнстоун,  моложавый,  смуглый,
черноволосый, крикливо одетый, по слухам  преуспевающий  торговец  редкими
драгоценными камнями. В представлении Билла Молита - один из тех,  кто  не
марает себе руки честным трудом. Когда произошла эта катастрофа, уж Сэмми,
надо  думать,  первым  оказался  в  спасательной  шлюпке  и  занял   самое
безопасное  место,  жадно  стиснув  в  своих  загребущих  лапах  мешок   с
бриллиантами.
     Тем временем Саймс продолжал говорить:
     - О Вальмии у меня очень смутное представление, и едва ли мне удастся
вспомнить  что-нибудь  существенное.  А  сведения  о  ней  почерпнуть  нам
неоткуда. - В его взгляде, устремленном на них, не было ни тени надежды. -
Может, волею случая, среди вас найдется человек, знающий об  этой  планете
больше, чем я?
     Все угрюмо молчали, один Молит пробурчал:
     - Только слышал, что такая существует.
     - Ну что ж. - Саймс нахмурился. - Мне лично помнится, что здесь,  как
я говорил вам, есть спасательная станция,  да  еще  то,  что  эта  планета
никогда не предназначалась  для  заселения  людьми.  Отсюда  следует,  что
условия на ней признаны непригодными для жизни человека.
     - Вы не помните, почему? - спросил Кесслер.
     - К  сожалению,  нет.  Полагаю,  причины  тут  обычные:  опасные  для
человека формы жизни, несъедобные или даже ядовитые плоды, ягоды, коренья,
состав  атмосферы,  которая  быстро  или  постепенно   убивает   человека,
солнечное излучение, воздействующее на него таким же образом.
     - А вы не знаете, на Вальмии действует  один  из  перечисленных  вами
факторов или все скопом?
     - Нет, не знаю, -  помрачнев,  ответил  Саймс.  -  Впрочем,  если  не
ошибаюсь, над спасательной станцией возведен воздухонепроницаемый купол, а
это уже говорит само за себя. Ведь на трудности  и  расходы,  связанные  с
сооружением защитного купола, идут лишь  в  том  случае,  если  без  этого
человек жить не может.
     - Вы пытаетесь дать нам понять, -  произнес  Кесслер,  поймав  взгляд
Саймса, - что времени в нашем распоряжении немного, так?
     - Да.
     - И неизвестно, сколько нам осталось жить - недели, дни или часы?
     - Да, - Саймс наморщил лоб,  отыскивая  в  дальних  закоулках  памяти
необходимую сейчас информацию; он раньше и не  предполагал,  что  она  ему
когда-нибудь понадобится. - Здесь вроде бы что-то неладно с атмосферой, но
так ли это - не уверен.
     - На запах и на вкус - воздух как воздух,  -  сделав  глубокий  вдох,
заметил Билл Молит. - Вот только густоват, душно здесь, но это же  чепуха,
не повод для беспокойства.
     - Так не определяют состав воздуха, - сказал  Саймс.  -  То,  чем  мы
дышим, может убить через полгода, а то и раньше.
     - Стало быть, чем скорей мы выберемся отсюда,  тем  лучше,  -  сказал
Сэмми Файнстоун.
     - Это относится ко всем! - взвился  Молит,  метнув  в  сторону  Сэмми
взгляд, полный глубокой неприязни.
     - Он зказаль "мы", а не "я", - уточнила миссис Михалич.
     - Ну и шдо? - Молит и ее одарил таким же взглядом.
     - Замолчите!  -  раздраженно  потребовал  Саймс.  -  Вот  окажемся  в
безопасном месте, тогда ссорьтесь.  А  до  тех  пор  у  нас  есть  к  чему
приложить свою энергию - и с большей пользой. - Он указал на  космошлюпку.
- Прежде всего мы должны вынести оттуда двух покойников  и  похоронить  их
честь по чести.
     Все умолкли. Макс Кесслер и Гэннибэл Пейтон вошли в  шлюпку,  вынесли
тела погибших и положили на ковер фиолетового мха. Когда за пять секунд до
того, как шлюпка оторвалась от обломка корпуса корабля и  ушла  в  космос,
Кесслер втащил их в тамбур, им уже ничем нельзя было  помочь.  Теперь  они
лежали на мху чужой планеты, и с неба  на  них  злобно  пялилось  огромное
голубое солнце, придавая их коже жуткий зеленоватый оттенок.
     В числе немногих имевшихся на космошлюпке аварийных инструментов была
лопата. Сменяя друг друга, они вырыли две могилы  в  темно-красной  почве,
которая пахла старым проржавевшим железом. Потом опустили тела в эти  ямы,
ставшие местом их последнего упокоения; Малыш  Ку  с  непроницаемым  лицом
наблюдал за происходящим, а миссис Михалич громко сморкалась.
     Держа в руке фуражку с глянцевым козырьком,  Саймс  поднял  взгляд  к
пламенеющему небу и произнес:
     - Флеерти был католик. Когда  он  скончался,  рядом  с  ним  не  было
священника. Господь, ведь ты не осудишь его за это, правда?  Тут  нет  его
вины.
     Он   умолк,   смущенный   своей   ролью   и   громкими   неудержимыми
всхлипываниями миссис Михалич. Однако взгляд его по-прежнему был обращен к
небу.
     - Что касается Мадоча, то он был неверующий и не  скрывал  этого.  Но
человек он был хороший, такой же,  как  Флеерти.  Они  оба  были  честные,
порядочные люди. Господь, прости им те незначительные прегрешения, которые
могут умалять их достоинства, и даруй им отдохновение в  последней  гавани
добрых моряков.
     Мистер Михалич пытался успокоить  жену,  похлопывая  ее  по  плечу  и
приговаривая:
     - Ну, мамушка, ну, полно дебе.
     Помолчав немного, Саймс произнес:
     - Аминь! - и надел фуражку.
     - Аминь! - тихо повторили остальные.
     - Аминь! - пролепетал Малыш Ку с видом человека, который изо всех сил
старается вести себя уместно и пристойно.
     Фини обнюхал могилы,  по  очереди  подошел  к  каждому  из  безмолвно
стоявших вокруг них людей и тоскливо завыл.
     Снаряжение космошлюпки было непоправимо скудным.  Впрочем,  винить  в
этом  было  некого.  В  момент  катастрофы  суденышко  как  раз  проходило
еженедельную ревизию.  Когда  корпус  "Стар  Куин"  раскололся  от  удара,
большая часть инвентаря, входившего в обязательное снаряжение космошлюпки,
лежала  в  коридоре  корабля.  Даже  контейнеры  с  топливом   не   успехи
дозаправить. Ни масок. Ни баллонов с кислородом. Ни портативного  лучевого
оружия.  Один  карманный   компас,   да   и   тот   с   разбитой   шкалой.
Радиопередатчик, не работавший из-за  какой-то  загадочной  неисправности,
которую в два счета ликвидировал бы Томсон, не плыви  его  труп  вместе  с
остальными в космосе. Три автоматических пистолета,  коробка  с  зарядами,
солидный   аварийный   запас   продовольствия,   несколько   металлических
инструментов - среди них полдюжины тяжелых, острых, как бритва, мачете.  И
ничего больше.
     Саймс надел пояс с пристегнутым к нему пистолетом и сказал:
     - Себе я беру это оружие и компас. Мы пойдем цепочкой  я  впереди,  а
вы, по одному, следом за мной. - Его взгляд  остановился  на  Кесслере.  -
Если в пути нас подстерегает какая-нибудь опасность, первый удар я  возьму
на себя. И не исключено, что при этом погибну.  Тогда,  Макс,  руководство
нашим отрядом перейдет к тебе. - Он бросил ему автомат. -  Держи.  А  пока
пойдешь последним и будешь охранять нас с тыла.
     Саймс внимательно оглядел остальных, прикидывая, кому  отдать  третий
пистолет. Молит с его на редкость могучим  телосложением  нуждался  в  нем
меньше всех - и мачете могло стать в его руках грозным оружием. На  ту  же
мысль наводило черное тело. Пейтона с великолепно  развитой  мускулатурой.
Что до Михаличей, то если они и умеют стрелять из  пистолета,  едва  ли  в
острой ситуации возьмут точный прицел. А Фини, даже если б захотел, не мог
пустить в ход оружие.
     Оставались Сэмми Файнстоун и Малыш Ку. Последний был ростом  поменьше
и, как член экипажа, наверняка обучен обращению с  огнестрельным  оружием.
Малыш Ку при случае смекнет, куда нацелить дуло перед  тем,  как  спустить
курок. Третий автомат Саймс отдал Малышу Ку.
     - Остальным - взять эти палаши,  -  приказал  он,  кивнув  в  сторону
мачете. - Поделите между собой провиант с таким расчетом,  чтобы  на  долю
каждого пришлось столько, сколько по силам нести. Наполните фляги водой из
резервуара космошлюпки. И в путь.
     Они сделали все, что им было велено, каждый  вскинул  на  спину  свою
ношу, с тревогой посматривая на поджидавшие их джунгли и в душе  протестуя
против необходимости покинуть убежище, которым стала для них  космошлюпка.
Всю эту ужасную неделю небольшой металлический цилиндр был для них  домом,
созданной человеком крепостью,  которая  защищала  их  от  космоса,  столь
внезапно обрушившего на них свой гнев. Им казалось черной неблагодарностью
покинуть ее, обречь на медленную гибель.
     Поняв их чувства, поскольку сам он в какой-то  степени  разделял  их,
Саймс сказал:
     -  Если  мы  доберемся  до  спасательной  станции,  они  пошлют  сюда
геликоптер с запасом горючего и приведут суденышко в порядок. Оно  слишком
дорого стоит, чтобы бросить его здесь на съедение ржавчине.
     Это их немного успокоило. Они тронулись с  места,  и  держа  путь  на
север, зашагали по неизвестно кем или чем проложенной тропинке  шириной  в
ярд. Саймс с  автоматом  в  руке  возглавлял  шествие.  За  ним  следовали
Гэннибэл Пейтон и Фини. Потом один за другим шли Малыш Ку, чета Михаличей,
Сэмми Файнстоун, Билл Молит и Макс Кесслер.
     Со всех сторон их теперь окружали джунгли - безудержный разгул красок
с   преобладанием   темно-зеленого   цвета,   местами    почти    черного.
Растительность защищала их от свирепого голубого  солнца,  однако  кое-где
оно проникало сквозь редкие просветы между ветвями, разрезая  гущу  листвы
сверкающими столбами света, как лучами прожекторов.
     Они прошли милю, спотыкаясь о корни  деревьев  и  путаясь  в  стеблях
ползучих растений, сворачивая вместе с  тропинкой  то  вправо,  то  влево,
рассекая мачете перекинутые через  нее  плети  лиан,  похожие  на  толстые
веревки. Иногда куски их, извиваясь, уползали прочь, как обрубки червей.
     Цепочка  людей  вдруг  остановилась,  и  Саймс,  обернувшись   назад,
крикнул:
     - Берегитесь этой цветущей орхидеи - она чуть было не укусила меня!
     Они побрели дальше. Тропинка резко сворачивала влево, и на  самом  ее
изгибе стояло гигантское растение,  все  в  малиновых  раструбах  огромных
цветов. Молит видел, с каким ужасом, стараясь держаться от него  подальше,
обходит куст миссис  Михалич.  Глаза  ее  были  широко  раскрыты,  очки  в
металлической оправе сползли на нос. Муж подбадривал ее, хоть и волновался
не меньше.
     - Уше взе, мамушка. Не нушна зебя безбокоидь. Ты уше броходидь.
     - Я безбокойзя за тебя, Григор. Иди быздро!
     Григор, как и она, бочком обошел куст, ни на  секунду  не  спуская  с
него глаз и двигаясь на возможно большем от него расстоянии,  но  с  таким
расчетом, чтобы не подставить себя под удар сзади.
     Сэмми Файнстоун осторожно приблизился к  повороту,  замедлил  шаг  и,
рванувшись, одним отчаянным скачком обогнул куст.
     Презрительно фыркнув, Молит поднял руку с готовым к  удару  мачете  и
пружинистой походкой направился к кусту. Теперь он  видел,  что  несколько
малиновых раструбов, напрягая стебли, с жадностью тянутся к тропинке. Один
цветок, срубленный ножом Пейтона в тот миг, когда он попытался напасть  на
Саймса; лежал на земле.
     Молит поравнялся с кустом, остановился почти в пределах  досягаемости
и тем самым побудил растение к действию. К нему тотчас же рванулся один из
цветов-раструбов. Глазам Молита на мгновение открылась обширная  малиновая
утроба, усеянная несметным количеством тонких игл, а в  следующую  секунду
сверкнуло его мачете и снесло цветок со стебля.  Падая,  он  как-то  жутко
всхлипнул.
     Кесслер, который шел следом за Молитом, сухо сказал:
     - На твоем месте я б не стал этого делать.
     - Но почему? Я же не разбазариваю патроны.
     - Зато ты разбазариваешь свои силы и энергию нервных клеток.
     - Скажи это Сэмми. Видел, как он шпарил мимо куста? Точно  струсивший
заяц, ей-богу! - Молит захохотал и разрубил на части кусок стебля, который
извивался на тропинке, то свертываясь в кольца, то распрямляясь. - У Сэмми
одна забота - благополучие сыночка миссис Файнстоун, да еще  его  мешок  с
бриллиантами.
     Ускорив шаг,  Молит  увидел  впереди  того,  о  ком  они  только  что
говорили. Сэмми поджидал их у следующего поворота тропинки, в  его  темных
глазах была тревога.
     - Мне вдруг показалось, будто что-то случилось.
     - И ты развил бешеную деятельность, - ехидно заметил Молит.
     - Я как раз собирался вернуться и посмотреть,  в  чем  дело,  но  тут
услышал ваши голоса.
     - У тебя часок не горели уши? - осклабясь, спросил Молит.
     - Нет. - На лице Сэмми отразилось недоумение. - А должны были?
     - Вообще-то могли. Мы  тут  животики  надорвали,  вспоминая,  как  ты
шустро проколесил мимо этого...
     Где-то впереди, довольно далеко  от  них,  прозвучал  сердитый  голос
Саймса:
     - Вы что там?
     - Идем! - крикнул Кесслер.
     И они молча пошли дальше.
     Смерть посетила их ночью, когда голубое солнце  уступило  место  трем
карликовым лунам, за  одной  из  которых  тянулся  обрывок  тумана,  точно
крадущийся во мраке бледный призрак, закутанный в тончайшую полупрозрачную
ткань. Звезды казались болезненно искаженными на небе, которое  не  желало
чернеть и упрямо хранило слабые следы опустившегося за горизонт  пылающего
шара.
     Девять путников разожгли костер на небольшой поляне.  Семеро  уселись
вокруг него, а двое остались стоять, бдительно следя в полумраке  за  тем,
что происходит вокруг. Фини безуспешно пытался  заснуть,  клал  голову  на
лапы, часто моргая, смотрел на пламя костра, задремывал, но не проходило и
минуты, как он вскакивал, настороженно навострив уши. Беспокойство  собаки
передавалось людям, у которых и без того было тревожно на душе.
     Настроение у всех было подавленное. По приблизительному  подсчету  за
день они прошли миль восемь-десять. А с  учетом  многочисленных  поворотов
тропинки, которая редко шла по прямой свыше ста ярдов, они продвинулись  к
северу не более чем на пять-шесть миль. При такой скорости им  понадобится
около года, чтобы добраться до сороковой параллели.
     К тому же у них не было уверенности, что с помощью карманного компаса
и полагаясь на память одного единственного человека,  они  окажутся  тогда
вблизи спасательной станции. В противном  случае  им  еще  долго  придется
мерить шагами саму параллель, при том условии, естественно, что, выйдя  на
нее, они будут знать, где находятся.
     Вот если б в космошлюпке было чуть больше горючего, ну, скажем, чтобы
его хватило на один орбитальный облет планеты. Или если б  радиопередатчик
продолжал работать после посадки и посылал в эфир сигнал бедствия  до  тех
пор, пока по этому сигналу их местоположение не  запеленгует  спасательная
станция. Если б только вместе с ними спасся Томсон  или  один  из  младших
радистов, который сумел бы починить передатчик, что дало бы им возможность
остаться возле космошлюпки, пока за ними не прилетят со станции...
     Из этих "если бы" складывался длинный  наводящий  тоску  перечень.  В
романах иногда пишут о людях, которые знают все. На самом  же  деле  таких
людей не больно-то много, а то и совсем нет.  Первоклассный  инженер  мало
что знает об астронавигации или не знает  ровным  счетом  ничего;  опытный
офицер космофлота слабо разбирается в радиотехнике либо вообще  в  ней  не
смыслит. Каждый должен выжать все возможное из того, чем  располагает.  На
большее человек не способен.
     А чем, спрашивается,  располагает  Гэннибэл  Пейтон,  кроме  большого
толстогубого рта для пожирания драгоценных продуктов? Чем располагают  эти
Михаличи, кроме усталых натруженных ног, из-за которых все  они  вынуждены
идти медленнее? Какая польза от Сэмми и Малыша Ку? Да ведь у  них  нет  ни
крупицы знаний, которые помогли бы найти выход из положения, ничего, кроме
желания, чтобы их заботливо привели за  ручку  в  безопасное  место,  если
такое вообще возможно.
     Билл Молит, лежа на бону, прокручивал в мозгу эти невеселые  мысли  и
ждал, когда наконец заснет, а сон все не приходил. В  свете  костра  видна
была полуголая танцовщица, вытатуированная на его волосатой руке.  Поиграв
мускулами, он заставил ее разок-другой  соблазнительно  вильнуть  бедрами.
Пальцы его вытянутой руки почти касались лежащего рядом острого блестящего
мачете.
     Справа от него иногда вспыхивали два маленьких красных шарика  -  это
то открывал, то закрывал глаза Финн. А по ту сторону  костра  Молит  видел
развалившихся на земле в  нелепых  позах  Михаличей:  веки  сомкнуты,  рты
разинуты. Если б не потрескивание и шипение огня, он наверняка услышал бы,
как они храпят. "Точно свиньи, - подумал он, которые вперевалку топают  по
двору в надежде набрести на корыто с отбросами".
     Из полумрака вынырнул Кесслер, неслышно ступая, подошел  к  костру  и
подбросил в него хворост  и  две  гнилые  ветки.  Сырое  дерево  зашипело,
затрещало, и во все стороны полетели искры. А  Кесслер  вернулся  на  свой
сторожевой пост в тени деревьев. Время все ползло да ползло,  и  две  луны
теперь стояли низко над горизонтом, а третья лениво тянула  полупрозрачный
шлейф через зенит.
     Из чащи доносился непонятный шорох и шелест. Слабый, но едкий  запах,
просачивающийся из джунглей на поляну, усилился, когда едва слышные  звуки
приблизились. Этот запах чем-то напоминал тяжелый дух, который исходит  от
коз,  распалившихся  на  летнем  солнцепеке.  Похрустывание   и   шуршание
слышались  совсем  близко,  те   же   звуки,   удаляясь,   доносились   со
значительного расстояния, и это наводило на мысль, что производит их нечто
невероятно длинное.
     Ненадолго все стихло, только потрескивали, выплевывая искры,  горящие
ветки, да иногда, словно чуя недоброе, скулил Фини.
     Из полумрака украдкой  нацелились  на  поляну  органы  внезрительного
восприятия, обследовали ее, костер,  спящих  и  тех,  кто  бодрствовал  на
сторожевой вахте. Существо, затаившееся в тени, приняло решение.
     Стремительный  бросок  вперед,  треск  попавшейся  на  пути  ветки  и
примятого к земле кустарника, отчаянный вопль  Кесслера  и  резкий  щелчок
выстрела. Начиная от края поляны на протяжении трехсот ярдов в глубь  чащи
закачались деревья и полег измолоченный подлесок.
     Только обнаружив, что он, ошеломленный, уже стоит  и  держит  в  руке
мечете, Молит понял, что ему в конце концов удалось заснуть. Он  вспомнил,
как, вздрогнув, внезапно проснулся от того, что кто-то криком подал сигнал
тревоги и выстрелил. А мгновение спустя над ним  пролетело  гибкое  черное
тело со стиснутым в кулаке ножом. Это бросился в бой Пейтон.
     Молит прыгнул вслед за ним туда, где в джунглях шла борьба,  даже  не
посмотрев, что делают другие. Пистолет  продолжал  стрелять,  озаряя  тьму
неяркими бледно-желтыми вспышками света. Вдруг в  ночи  раздался  какой-то
хриплый кашель, треск ломаемых веток и шелест осыпающихся листьев.
     И тут, словно в кошмарном сне, Молит заметил стоящего  рядом  Саймса,
который держал факел из пылающего хвороста. В  зыбком  свете  они  увидали
свернувшееся кольцами чудовище толщиной  фута  в  четыре,  которое  быстро
скользило назад, в темноту.  Омерзительно  извиваясь,  эта  живая  спираль
тащила  за  собой  массивную  безглазую  голову,  отдаленно   напоминавшую
усеянную бородавками тыкву. Из не